Конец холодной войны и возникновение Нового Мирового порядка

Фрагменты книги
"Мировые порядки: старые и новые"

Ноам Хомский

На месте, шагом — марш

Падение берлинской стены в ноябре 1989 г. можно рассматривать как символическое окончание эры, в продолжение которой основные события в мире происходили в зловещей тени холодной войны, постоянно угрожавшей ядерной катастрофой. Но некритичное отношение к холодной войне приводит к серьезным ошибкам в понимании прошлого и лишает возможности правильного представления того, что нас ожидает в будущем.

Холодная война и контроль граждан

Общепринятая интерпретация холодной войны вполне удовлетворяла интересам властей предержащих. Она являлась эффективным средством "контроля населения" — заимствуя термин идеологий подавления антиправительственных выступлений. Основной целью государства, власть в котором принадлежит определенной группе лиц, а, следовательно, и служит их интересам, является контроль всего населения — то есть, по сути, является целью любого "реально существующего государства". Две сверхдержавы времен холодной войны находились на противоположных полюсах современного социального спектра в том, что касалось внутренних свобод и демократии, но проблема контроля граждан была для них общей — как для Советского Союза, где военно-бюрократический спрут, порожденный Лениным и Троцким, после захвата власти в октябре 1917 года быстро искоренил социалистические, равно как и прочие другие общественные устремления, так и для Соединенных Штатов, с их промышленно-финансово-коммерческим сектором, высокой его концентрацией и взаимозависимостью, высоким уровнем классового сознания и все более транснациональным в сфере планирования, управления и функционирования.

Конфронтация времен холодной войны предлагала простые формулы для оправдания преступных действий за границей и ограничения гражданских свобод и государственной власти у себя дома. И, без раздражающей необходимости думать и выискивать правдоподобные доказательства, апологеты обеих стран имели возможность глубокомысленно рассуждать — что, мол, как это ни прискорбно, но некоторые действия пришлось предпринять по причинам "национальной безопасности" в ответ на угрозы жестокого и коварного врага. К дополнительным аргументам прибегают, когда политика изменяется по тактическим соображениям, либо когда жупел угрозы больше не нужен, или же когда его абсурдность уже невозможно скрывать. Тогда искусственно подхлестываемые страхи рассматривают как преувеличение, вызванное понятными страстями холодной войны. Сейчас мы "сменим курс" и будем более реалистичными — до тех пор, пока опять не потребуется завести старую пластинку. За годы холодной войны эта история наскучила донельзя.

Полезный же вывод из всего этого состоит в том, что жертвы наших разрушительных действий — вьетнамцы, кубинцы, никарагуанцы и многие другие — сами виноваты, так как все, чтобы мы не натворили в прошлом, сегодня уже старая и неуместная история. Такой подход становится все более распространенным по мере замены старых форм колониализма новыми, более эффективными формами подчинения.

Когда Советский Союз исчез со сцены, идеологическая система сработала безотказно. История холодной войны должна быть сдана в архив, фасад отмыт от террора, агрессий, экономических блокад и других преступлений, приведших к кошмарным человеческим жертвам. Все происшедшее порождено холодной войной и должно быть забыто без всяких уроков для нас самих и без науки на будущее, в которое мы вступаем с высоко поднятой головой, с презрением взирая на безуспешные попытки наших традиционных жертв приблизиться к нашим возвышенным моральным и материальным стандартам. Рассуждения о моральной обязанности гуманитарного вмешательства — отнюдь не праздная тема — редко затуманиваются рассуждениями о роли Америки в мире, ее значимости, смысле, и расчетах на создание собственной популярности. Когда Иран выступил с предложением о гуманитарном вмешательстве в Боснии, поддержали его немногие. В случае Ирана, как и любой другой страны, рассуждения на эти темы уместно. Но когда речь заходит о нас, любая попытка вспомнить историю считается не более чем "болтовней и инвективами в адрес исторически порочной внешней политики Вашингтона", как с насмешкой пишет специалист в области международных отношений Томас Вайс (Thomas Weiss) — поэтому их "можно игнорировать". Примечательное замечание, точно определяющее наиболее важные принципы официальной политической культуры.

Сегодня "мотивы действий Америки имеют в основном гуманитарный характер" — заявляет историк Дэвид Фромкин (David Fromkin). Мы можем предпринять еще одну бескорыстную миссию милосердия, не понимая, что "есть пределы возможного для посторонних" и что "армиям, которые мы посылаем в другие страны по гуманитарным соображениям", может не удаться "спасти людей от других и от самих себя". Этот же взгляд разделяет заслуженный государственный деятель Джордж Кеннан (George Kennan), ведущий критик политики холодной войны. Он пишет, что для Соединенных Штатов было исторической ошибкой в течение сорока лет отвергать любые попытки мирного урегулирования конфликтов с русскими. И одно из достижений окончания холодной войны состоит в том, что такие вопросы уже могут обсуждаться. Кеннан также обращается к традиционной точке зрения, состоящей в том, что нам следует ограничить наши внешние обязательства, признавая, что "страна, такая как наша, наиболее эффективно может влиять на своих соседей путем собственного примера, а не наставлений" — страны же непохожие на нас, могут преследовать и более нечистоплотные цели. Нам также следует помнить, что "существуют пределы возможной помощи одной суверенной страны другой", какой бы добродетельной она не была. Кое-кто оспаривает эту точку зрения на том основании, что нельзя лишать страждущее человечество нашего внимания, по определению благожелательного.

Механизмы контроля, естественно, различаются в тоталитарных государствах и странах капиталистической демократии, но на протяжении всей холодной войны наблюдались разительные сходства. Когда русские вводили танки в Восточный Берлин, Будапешт либо Прагу, или же опустошали Афганистан, можно было мобилизовать население и успокоить клиентов (автор использует слово "клиент" в его первоначальном латинском значении — лицо, кормящееся у богатого римлянина, переносно — подхалим, прихлебатель — перев.) за границей ссылками на угрозы империи зла, которая вот-вот ужалит. Этим же приемом пользовалась государственная власть для утверждения жестокого репрессивного аппарата и укрепления привилегий и власти номенклатуры, вооруженных сил и органов безопасности, а также военно-промышленного комплекса. Эти же средства использовались для контроля населения США при проведении глобальной политики насилия, подрывных действий и укрепления государственной экономической политики, ориентированной на нужды Пентагона, что было основной составляющей экономического роста. Был введен режим "самопожертвования и дисциплины", к которому призывал меморандум Совета Национальной Безопасности NSC 68 — главный секретный документ холодной войны (апрель 1950). В нем обоснована необходимость "справедливого подавления" — главной характерной особенности "демократического пути", предполагающей подавление "разногласий среди нас" при перекачивании средств в самые передовые отрасли промышленности.

Модель остается действующей и сегодня, но уже с незначительными вариациями. Показательным примером сегодняшней расхожей интерпретации событий является кампания резни, пыток и разрушений, организованная и направляемая США в Центральной Америке в 80-ые годы с целью уничтожения общественных движений, набиравших в то время силу, отчасти под эгидой церкви. Эти движения представляли угрозу создания основ для действительной демократии, что, возможно, позволило бы народам этого несчастного региона, пребывавшего в тисках американского влияния, хотя бы частично восстановить контроль над своей собственной жизнью — поэтому их и следовало уничтожить. Этот постыдный эпизод имперской жестокости сейчас повсеместно приводится как пример наших высоких идеалов и успехов в утверждении демократии и уважения к правам человека в этом отсталом регионе. Признается, что имели место некоторые эксцессы, но они объясняются напряженностью холодной войны, в которую были вовлечены страны этого региона — абсурд, конечно, но эта аргументация всегда под рукой и готова для новых применений.

Было любопытно наблюдать лихорадочные поиски новых врагов по мере того, как в течение 80-х русские явно сходили с политической арены: в качестве таковых рассматривались международный терроризм, испаноязычные наркобароны, исламские фундаменталисты, а также "нестабильность" третьего мира и греховность мира в целом. Кампания велась с обычной деликатностью: так, понятие международного терроризма было очищено от всяких ссылок на вклад Соединенных Штатов и их клиентов, бьющих по этой части все рекорды; но это не замечается средствами массовой информации и игнорируется в респектабельных научных исследованиях. Истерия вокруг войны с наркотиками оставила в стороне ведущую роль ЦРУ и их подручных в создании структуры наркорэкета после Второй мировой войны, а также их попустительство по отношению к американским банкам и корпорациям, извлекающим огромные прибыли от торговли смертельными наркотиками, и так далее, как говорится, по списку.

Смысл происходящего хорошо изложил в девятнадцатом веке критик введения системы обязательного образования, цель которого состояла в превращении независимых фермеров в послушных наемных рабочих: "просветить их, чтобы они не стояли с ножом у горла", а Ральф Вальдо Эмерсон (Ralph Waldo Emerson) так пародировал страхи правящей элиты перед политизированным большинством: "Они читают газеты и узнают про чужие грехи больше чем про свои". По сути, эти высказывания суммируют результаты подробных тысячестраничных документов и аналитических обзоров.

Холодная война в известном смысле была функционально удобна для государства и его идеологов, предлагая "ритуальные" схемы апологетики любых ужасов и несправедливостей. Удобство традиционных толкований на все случаи жизни для правящих классов дает основания для осторожного отношения к их достоверности. Исторический опыт свидетельствует, что такой скептицизм имеет под собой основу. Доказательства, что это так, я приведу ниже — как для мирового порядка в целом — в следующей главе — так и для Ближнего Востока, в частности, уже в последней главе.

Новый мировой порядок

С окончанием холодной войны зазвучали призывы к установлению Нового Мирового Порядка. Впервые они были опубликованы неправительственной Комиссией Юга под председательством Юлиуса Ниерера (Julius Nyerere), включавшей ведущих экономистов третьего мира, правительственных экспертов по планированию, религиозных деятелей и прочих. В исследовании 1990 года приведены данные о результатах отношений между Севером и Югом, приведших к катастрофе капитализма, прокатившейся по традиционным колониальным владениям в 80-ые годы, за исключением сферы влияния Японии в Восточной Азии, где государства обладают достаточной мощью для контроля не только труда, — что обычно — но и капитала, так что экономики этих стран были в известном смысле изолированы от рыночной стихии. Отметим только один аспект — экспорт капитала из стран Латинской Америки приблизился к размерам задолженности этих государств, чего не наблюдалось в Восточной Азии, где эта проблема была решена жестким контролем.

Комиссия Юга отмечает, что в 70-ые годы отмечалось некоторое внимание к проблемам третьего мира, "без сомнения подстегиваемое" озабоченностью в связи с "обретением Югом уверенности в себе после повышения цен на нефть в 1973 году". По мере того, как острота этой проблемы снизилась и условия торговли возвратились к традиционному долговременному балансу в пользу индустриальных стран, главные из них утратили интерес и возвратились к " новой форме неоколониализма", с монополизацией контроля над мировой экономикой и подрывом наиболее демократических элементов в Организации Объединенных Наций, и в целом легитимизируя "второсортный статус Юга" — вполне естественный ход событий, учитывая расклад сил и цинизм, с каким им пользуются.

Оценивая убогое состояние традиционных западных колоний, комиссия призвала к "новому мировому порядку", который бы реагировал "на мольбы Юга о справедливости, праве на справедливость и демократию в глобальном обществе", хотя анализ показывает, что надежд на это очень мало.

О перспективах этих призывов можно судить по реакции на них, равно как и по отзывам на представленный Комиссией доклад, тихо канувший в лету. Запад руководствуется другими воззрениями, одно из которых было сформулировано с откровенной прямотой Уинстоном Черчиллем, когда после Второй мировой войны формировался прежний Новый Мировой Порядок:

Управление миром должно быть доверено сытым нациям, которые не желают большего, нежели они уже имеют. Если бы власть в мире оказалась в руках голодных наций, то всегда бы сохранялась угроза. У нас же нет никаких причин стремиться к чему-либо другому. Мир будет сохраняться людьми, живущими как они хотят, и не распираемыми амбициями. Наша сила поставила нас над всеми другими. Мы жили подобно богачам в своих владениях.

Править есть право и обязанность богатых, живущих в заслуженном покое. Следует только сделать два замечания. Во-первых, богатые совсем не страдают отсутствием амбиций — всегда есть новые пути обогатиться и доминировать над другими, при этом экономическая система к тому понуждает, так как ленивый выпадает из игры. Во-вторых, выдумка, что нации являются действующими лицами на международной арене, есть не что иное, как обычный доктринерский камуфляж факта, что внутри богатых наций, равно как и бедных, имеются радикальные различия в распределении привилегий и власти. Отбросив остатки сотканной Черчиллем пелены иллюзий, можно определить суть мирового порядка: богачи богатых наций должны править миром, конкурируя друг с другом в борьбе за большую долю богатств и власти, безжалостно подавляя всех на своем пути и пользуясь услугами богачей из голодных стран, исполняющих их указания. Прочим положено служить и страдать.

Все это трюизмы. Как было сформулировано уже двести лет тому назад Адамом Смитом, этим часто непонятым героем современных западных самовосхвалений, богатые следуют "подлой максиме владык человечества": "Все нам и ничего другим". В достижении своих целей они, естественно, опираются на государственную власть; в дни Адама Смита "купцы и заводчики" были "главными архитекторами" политики, которую они строили так, чтобы она "максимально удовлетворяла их интересам", независимо от "тяжести" последствий для других, включая большую часть населения своих стран. Если не учитывать смитовский метод "классового анализа", наше восприятие будет затуманенным и искаженным. Любое рассмотрение мировых событий, предполагающее реальное участие наций в политике, по меньшей мере, вводит в заблуждение, в худшем же случае это чистейшая мистификация, так что смитовские замечания имеют ключевое значение.

Как и в любой сложной системе, имеются и другие нюансы и вторичные эффекты, но на практике все вышеизложенное является сутью мирового порядка. И надо иметь достаточную смелость, чтобы определить мировой порядок, старый и новый, как "узаконенное международное пиратство.

По сравнению с Вашингтоном и запевалами внутри страны, заграничный сторонник проекта удержания голодных наций в узде — Великобритания — менее стеснен необходимостью подслащивания пилюли. Британия может обратиться к имперской традиции возрождения идеи обновления духа нации в отличие от Соединенных Штатов, предпочитающих рядиться в тогу святости, круша при этом всех на своем пути. Такая политика получила название "вильсоновского идеализма" в честь одного из горячих сторонников жесткого военного вмешательства и имперского подавления — посол Вильсона в Лондоне жаловался, что Британия не воспользовалась его присутствием для исправления "моральных недостатков других наций".

Британия всегда "настаивала на праве бомбить ниггеров", как изложил суть дела выдающийся государственный деятель Ллойд Джордж, после того, как Великобритания сделала все возможное для того, чтобы договор о разоружении 1932 года не препятствовал воздушным бомбардировкам — не желая лишиться своего главного средства контроля над Ближним Востоком. Суть этой философии была сформулирована Уинстоном Черчиллем в 1919 году в его бытность министром военного ведомства. Когда к нему обратилось руководство Королевских вооруженных сил в Каире за разрешением использовать химическое оружие "против мятежных арабов в качестве эксперимента", Черчилль санкционировал бомбардировки и отверг все сомнения в правоте этой акции как "несостоятельные": "мне непонятна щепетильность в отношении применения газа" — с раздражением заметил он. "Я всецело за использование отравляющих газов против нецивилизованных племен... Нет необходимости использовать только самые смертельные газы — можно использовать газы, причиняющие большие неудобства и распространяющие животный страх, в то же время без серьезных хронических последствий для большинства пострадавших. " "Химическое оружие" — это всего-навсего "применение достижений современной западной науки в военных целях" — пояснил Черчилль. "Мы не можем молча согласиться с неприменением любых имеющихся в нашем распоряжении вооружений, способных обеспечить быстрое прекращение беспорядков, царящих на границах". Отравляющий газ уже использовался британскими вооруженными силами на севере России против большевиков — и с большим успехом, по утверждениям британского командования. "Нецивилизованными племенами", нуждавшимися во впрыскивании дозы "животного страха", в то время были курды и афганцы, но ВВС также эффективно использовались для сохранения жизней британских солдат в соответствии с моделью, апробированной морскими пехотинцами Вудро Вильсона (Woodrow Wilson) во время резни ниггеров на Гаити.

Британский стиль вновь пышно расцвел, когда волна расистского безумия захлестнула Запад во время конфликта в Персидском заливе в 1990-1991 гг. Джон Киган (John Keegan), выдающийся британский военный историк и журналист, кратко выразил общую точку зрения: "За двести лет британцы привыкли к направлению экспедиционных сил за границу для войн с африканцами, китайцами, индусами и арабами. Англичане принимают это как нечто само собой разумеющееся", так что война в Заливе "звенит очень, очень знакомыми имперскими колокольчиками в сердцах британцев". Таким образом, Великобритания вполне пригодна для выполнения миссии Черчилля, которую редактор Sunday Telegraph Перегрин Версторн (Peregrine Worsthorne) назвал "новым занятием" для "мира после холодной войны": "способствовать строительству и поддержанию мирового порядка, достаточно устойчивого, чтобы обеспечить передовым странам мира возможность развиваться без постоянных препятствий и угроз со стороны третьего мира". Достижение этой цели требует "постоянного вмешательства со стороны развитых стран" и, возможно, "превентивных действий". "Британия не может конкурировать с Германией и Японией в накоплении богатств — может быть, даже с Францией и Италией, но когда речь заходит о взятии на себя части мировой ответственности, мы более чем конкурентоспособны" — мировую ответственность следует понимать так, как ее понимал Черчилль. Хотя Великобритания и пребывает в состоянии социального и экономического упадка, она "имеет высокую квалификацию, стимулы и боевой дух в качестве наемника мирового сообщества" — пишет военный корреспондент лондонской Independent.

По сути, "новое занятие" Версторна освящено веками, что является еще одним свидетельством тому, что "мир после холодной войны" очень напоминает прежний.

В те же месяцы западная деловая пресса предложила подобную же роль Соединенным Штатам, застолбившим "мировой рынок безопасности" — заняться глобальным рэкетом по обеспечению защиты, в стиле мафии продавая "защиту" другим богатым странам, за "военное вознаграждение". С условием оплаты со стороны европейских стран, руководимых Германией, а также Японии, и в расчете на приток капитала от добычи нефти в Персидском заливе, находящемся под контролем Соединенных Штатов, США могут "контролировать всю мировую экономику" в качестве "добровольных наемников" — каковой подход и был успешно апробирован в Персидском заливе. Специалист по международной экономике Фред Бергстен (Fred Bergsten) замечает, что "коллективное руководство" во время войны в Персидском заливе означало на самом деле руководство Соединенных Штатов, и что США, завысив свои военные расходы, получили прибыль от конфликта в Заливе", не говоря уже о жирных контрактах на восстановление разрушенного, огромных заказах на продажу вооружений и других формах контрибуции победителю.

Вскоре после того, как Комиссия Юга призвала к "новому мировому порядку", основанному на справедливости, равенстве и демократии, Джордж Буш приватизировал эту фразу для риторического прикрытия войны в Заливе. На Багдад, Басру и несчастных мобилизованных в песчаных окопах южного Ирака дождем сыпались бомбы, а президент в это время заявлял, что США установят "новый мировой порядок, при котором различные страны будут объединены общими целями в достижении заветной мечты человечества: мира и безопасности, свободы и верховенства закона". Мы вступаем в "эру, полную надежд" — гордо объявил Госсекретарь Джордж Бейкер (George Baker) — "один из редких поворотных моментов мировой истории". Идея была детализирована Томасом Фридманом (Thomas Friedman), ведущим дипломатическим корреспондентом New York Times. Фридман разъяснил, что в своих действиях в войне в Персидском заливе президент Буш руководствовался принципом, состоящим в том, что "международные границы между суверенными государствами должны уважаться, в противном случае воцарится хаос" — вероятно, имея в виду Панаму, Ливан, Никарагуа, Гренаду... Но главное, продолжает Фридман, гораздо глубже: "Победа Америки в холодной войне была ... победой совокупности политических и экономических принципов: демократии и свободного рынка". Мир, в конце концов, приходит к пониманию, что "свободный рынок — это будущее — будущее, ключником и моделью которого являются США".

И в том же роде во всех идеологических учреждениях — СМИ, научных исследованиях, среди интеллектуалов в целом — тот же хор самовосхвалений, в котором лишь изредка, откуда-то издалека прозвучит диссонирующая нота — предложение повнимательнее оценить заслуги США в том, что касается отправления демократии и соблюдения дисциплины свободного рынка.

Так что был услышан и одобрен призыв к "новому мировому порядку" Джорджа Буша, а не жалобные просьбы Юга, замолчанные и отвергнутые. Реакция на два практически одновременно прозвучавших призыва к Новому Мировому Порядку отражает, конечно, властные отношения. Совпадение этих двух призывов по времени случайно, и имело место накануне пятисотлетия путешествий, положивших начало европейским завоеваниям мира, закрепившим за богатыми, по Черчиллю, их благоустроенные владения и принесшие "кошмарные несчастья" жертвам "дикого произвола европейцев", как писал Адам Смит на заре глобальных завоеваний.

Мы можем оценить природу этих "кошмарных несчастий", проследив судьбу первых жертв" — гаитян и бенгальцев, о которых европейские завоеватели писали как о процветающих, щедро наделенных природными ресурсами и густонаселенных странах, ставших позднее источником огромных богатств для французских и английских грабителей, а в настоящее время превратившихся в символы нищеты и отчаяния. Реальности истории становятся еще более понятными, если обратиться к судьбе Японии, единственной из стран Юга, оказавшейся способной противостоять колонизации — единственного представителя Юга в клубе мировых богачей, взявшей на буксир некоторые из своих прежних колоний. Все эти страны наотрез отказались от рецептов "развития", навязываемых западными странами. Еще более поучителен пример Ирландии — "первой колонии новейших времен", чья промышленность была разрушена (также как и большинства других колоний, в особенности Индии), а сама страна радикально обезлюжена, частично в результате жесткого приложения священных "законов политической экономии", запрещавших эффективную помощь и даже требовавших прекращения экспорта продовольствия из Ирландии во время опустошительного голода 1840-ых годов. Последствия этих действий ощущаются и сегодня в стране, чьи "экономические достижения наиболее скромны в Западной Европе и, возможно, во всей Европе в двадцатом столетии". Уроки, которые были уже понятны Адаму Смиту, очевидны с гораздо большей драматичностью тем, кто хочет видеть, и сегодня.

Обычно европейские завоевания описываются более нейтрально теми, кто устанавливает правила игры: так, мы используем эвфемизмы, разделяя страны на развитые и развивающиеся — другими словами, Север и Юг. Хотя общая картина более сложна, это деление, по сути, верно. Оно еще более углубилось в последние годы, в особенности в течение 80-х. одинаковом их воздействии на богатые и бедные нации.

Пробный камень: Ирак и Запад

Раз уж гордые глашатаи наступления новой эры выбрали политику Запада по отношению к Ираку в качестве образца их принципов и намерений, будет вполне уместным проследить эволюцию процесса. Если смысл "нового мирового порядка" по Бушу не был сразу понятен, никаких иллюзий не осталось сразу же после войны в Персидском заливе — а точнее, резни в Заливе. Слово "война" вряд ли применимо к случаю конфронтации, в ходе которой одна сторона уничтожает другую с безопасного расстояния, при этом разрушая гражданское общество. После окончания этой фазы победители молчаливо наблюдали, как Саддам подавлял восстания шиитов и курдов, прямо перед носом у неустрашимого Норманна Шварцкопфа (Norman Schwartzkopf), чьи войска даже не позволили мятежным иракским генералам воспользоваться трофейным иракским оружием. Как сказал Дэвид Хоуэлл (David Howell), председатель Комиссии по иностранным делам Палаты общин Великобритании, политики союзных государств по сути "заявили Саддаму: "сейчас все в порядке, теперь можешь творить любые жестокости"". Новая резня, затеянная Хусейном, неприятна для наших нежных чувств, заверяли нас правительство и средства массовой информации, но она была необходима для обеспечения "стабильности" — магическое слово, используемое всегда, когда это выгодно власть имущим.

Поспособствовав установлению кладбищенского спокойствия в Ираке, Вашингтон перешел к выполнению следующей задачи — экономического удушения. Причины были изложены ведущим дипломатическим корреспондентом Times. Население Ирака должно было стать заложниками с тем, чтобы вынудить военных свергнуть Саддама — разъяснил Фридман. Если иракцы достаточно пострадают, полагала администрация Буша, власть возьмет кто-то из генералов, "и тогда Вашингтон окажется в лучшем из миров: железная хунта в Ираке без Саддама Хусейна", что означало бы возврат к счастливым временам, когда "железный кулак Саддама... скреплял единый Ирак, к удовольствию американских союзников — Турции и Саудовской Аравии" — и, конечно же, их могущественного патрона.

Реальности Нового Мирового Порядка стали понятны с ослепительной ясностью еще до того, как стихли аплодисменты.

Новость вряд ли удивила Юг, не принимавший участия в торжествах. В качестве типичной реакции можно привести публикацию в Times of India через несколько дней после торжественного провозглашения Нового Мирового Порядка. В ней говорилось, что Запад стремится "к новой региональной Ялте, где сильные нации поделят между собой добро, награбленное у бедных". Поведение западных держав "обнажило саму изнанку западной цивилизации, с ее неограниченным стремлением к власти, патологическим преклонением перед высокотехнологичной военной мощью, бесчувственностью к "чужим" культурам и агрессивным шовинизмом...". Ведущий в третьем мире ежемесячник, выходящий в Малайзии, заклеймил "самую трусливую войну, когда-либо случавшуюся на этой планете". Иностранный редактор ведущей бразильской ежедневной газеты писал, что "то, что произошло в Персидском заливе, есть не что иное, как варварство" по иронии, совершаемое в интересах цивилизации. Буш также виноват, как и Саддам Хусейн... Оба с их косностью демонстрируют лишь холодную логику геополитических интересов [и] полное презрение к человеческой жизни". Когда иракский тиран подавил народные восстания в марте 1991 года, ведущий деятель иракской демократической оппозиции, проживающий в Лондоне банкир Ахмад Халаби (Ahmad Chalabi), заметил, что Соединенные Штаты "дожидались, пока Саддам перережет инсургентов в надежде, что позднее он будет свергнут подходящим офицером" — это отношение вытекает из политики США "поддержания диктатур во имя стабильности". Результатом будет "худший из миров" для иракского народа, чья трагедия " ужасает", и "лучший из миров" для Вашингтона — как не замедлил разъяснить Фридман — при условии, что железное правление Саддама останется, но под другой, более приемлемой вывеской.

Но и прежде контуры Нового Мирового Порядка Буша были уже достаточно ясны. Вторжение Хусейна в Кувейт вызвало неожиданное и труднообъяснимое отступление от стандартной тактики: союз США и Великобритании решил, что преступная агрессия Ирака нетерпима, в отличие от многих других, имевших место в недавнем прошлом — более того, реакция должна быть непременно силовой, без попыток мирного урегулирования в нарушение международного права и Хартии ООН. Как было видно с самого начала, дипломатические пути решения кризиса имелись, но они были с порога отвергнуты как неприемлемые для государства, монополизировавшего право на насилие и стремящегося закрепить свое главенствующее положение.

22 августа 1990 года, через три недели после завоевания Ираком Кувейта, Томас Фридман из Times изложил причины "твердой линии", проводимой Бушем. Вашингтон стремился блокировать "дипломатический канал" из страха, что переговоры могут привести "к разрешению кризиса" ценой "нескольких символических приобретений в Кувейте" иракским диктатором (возможно, "уступкой Ираку кувейтского острова, либо незначительных изменений границы", о чем уже давно шли споры). Об условиях Ирака по выводу войск из Кувейта, так волновавших Вашингтон, и расцененных как "серьезные" и "достойные переговоров" специалистом администрации президента по ближневосточным делам, стало известно через неделю из журнала Newsday, выходящего в пригородах Нью-Йорка — по-видимому, единственного журнала в США либо Великобритании, рано или поздно изложившего реальные факты, хотя по разным намекам понятно, что о них и так было хорошо известно. В те времена Times мелким шрифтом сообщила, что получила такую же информацию, но не предала ее гласности. Эта история быстро забылась, равно как и позднейшие возможности "разрешить кризис" мирными средствами. Администрация Буша ясно дала понять, что переговоров не будет, и на этом вопрос закрыла. Проблема не обсуждалась в Конгрессе, и была замолчана в прессе за редчайшими исключениями. Британии же, судя по всему, удалось добиться еще большей тишины.

Напротив, обсуждение перспектив экономических санкций допускалось, но никак не факта, что они уже могли действовать, как предполагалось замолчанными условиями вывода войск. Обсуждение этой темы считалось безобидным. В конце концов, кто мог с определенностью сказать, какими будут последствия санкций, а в условиях неопределенности любое решение властей будет окончательным. "Дипломатическое урегулирование" — совсем другое дело. Обсуждение этой темы было неуместным, так как Вашингтон опасался, что он может привести к выводу иракских войск, лишая возможности вдребезги разгромить беззащитную страну и тем самым преподать несколько полезных уроков повиновения.

Массированное применение средств контроля общественного мнения имело большое значение. До начала бомбардировок Ирака в середине января 1991 года опросы общественного мнения показывали, что население США в отношении 2 — 1 поддерживало идею мирного решения, близкого предложениям Хусейна, о которых стало известно от чиновников администрации Буша, но не попавших в прессу (за исключением Newsday и обрывков информации в других источниках). Если бы респонденты знали, что такие предложения существуют и рассматриваются чиновниками администрации в качестве реалистичных, но отвергнутых властями без рассмотрения, показатели были бы еще более впечатляющими и, вполне вероятно, Вашингтону пришлось бы прибегнуть к дипломатическому варианту — неизвестно, с каким успехом, хотя идеологи всегда дадут ответ, устраивающий власть. Важность этих фактов для понимания состояния американской демократии очевидна, но тема должна быть замолчана — что и делается.

Задача ответственных научных исследований состоит в ограждении общественности от фактов подобного рода. С чем ученые и сталкиваются. Так, Лоренц Фридман (Lawrence Freedman) и Эфраим Карш (Efraim Karsh) начинают свое академическое исследование о конфликте в Персидском заливе, признанное образцовым, похвалами "объему и оригинальности нашего анализа", с использованием "свидетельств из всех доступных источников" — в отличие от обычного журнализма, неспособного достичь подобных вершин. Далее они игнорируют даже самые очевидные источники по предвоенным дипломатическим контактам, но даже когда и упоминают о них в своих куцых комментариях, то грубо извращают факты, равно как и во многих других случаях.

Под мощным давлением и угрозами со стороны США Совет Безопасности ООН согласился с планами Вашингтона и, в конце концов, согласился умыть руки и оставить дело альянсу США — Великобритании в нарушение Хартии ООН, но в признание факта своего бессилия ввиду непреклонности позиции США. Правительство Кувейта также оказало помощь, потратив сотни миллионов долларов для покупки голосов в Совете Безопасности, о чем стало известно в результате расследования исчезновения со счетов Управления инвестиций Кувейта порядка 500 миллионов долларов. После приведения ООН к повиновению Вашингтону, как это уже было на заре существования этой организации, в ее адрес посыпались похвалы за "чудесное изменение курса", утихомирившее "большинство смутьянов" и позволившее президенту Бушу создать "новый мировой порядок для решения конфликтов путем многосторонней дипломатии и коллективной безопасности" (New York Times). Популярное объяснение этого внезапного перехода к примерному поведению состояло в том, что Советский Союз рассыпался, и уже не был способен мешать усилиям Вашингтона по осуществлению благородных идеалов основателей ООН. Журналисты, государственные деятели и ученые соревновались друг с другом, кому более нагло удастся исказить действительную историю блокирования мирных инициатив ООН, а также предложений по восстановлению прав человека. Факт того, что после утраты контроля над этой организацией в результате деколонизации и растущей независимости других государств безусловное лидерство по торпедированию резолюций ООН по самому широкому кругу вопросов принадлежит в первую очередь США, во вторую — Великобритании, и в третью — Франции — этот факт был запрятан так глубоко, что его невозможно было разглядеть. История решений Генеральной Ассамблеи, ничем не отличающаяся, также была предана забвению, хотя значимые факты и должны были бы остаться в памяти.

В то время как сыпались бомбы, население США призывали восхищаться "решительным и наглядным воплощением принципа... вбитого в [Джорджа Буша] за годы учебы в Андовере и Йелле, состоящего в том, что честь и долг требуют давать быку по рогам " — так пишет репортер из Белого дома, несколькими днями раньше давший утечку об отчете администрации Буша по "угрозам, исходящим от третьего мира". В отчете делался вывод, что "в случаях, когда США сталкиваются со значительно более слабыми врагами" — а воевать имеет смысл только с такими — "наша цель должна состоять в том, чтобы не просто разгромить их, а разгромить быстро и наголову" — любое другое развитие событий будет "конфузом" и может "подорвать политическую поддержку", которая и без того незначительна.

Реакцию на желание Буша дать быку по рогам предварительно убедившись, что оный надежно привязан и уже избит в фарш, без сомнения с большим интересом наблюдали специалисты по обработке населения. Подключилась и вторая по значимости национальная газета, восхваляя "духовный и интеллектуальный" триумф в Персидском заливе: "поруганная воинская доблесть была восстановлена" и "президентская власть, критиковавшаяся со времен Вьетнама, усилилась" (Е.Дж. Дионн (E.J. Dionne)), (Washington Post).C дальних границ американского либерализма Boston Globe, с легкой оговоркой об опасности чрезмерного самодовольства, приветствовала "победу духа" и нового чувства национального единства и силы" под руководством человека, представляющего из себя "крутого молодца", человека, "способного рискнуть всем во имя правого дела", с "пламенным чувством долга", продемонстрировавшего "стальную сердцевину своих убеждений" и убежденность, что "мы избранный народ, и наше дело правое", последнего в ряду "миссионеров с возвышенным духом", восходящих к Тэдди Рузвельту — тому самому, который, помнится, обещал "научить этих макаронников (выходцев из Италии — перев.) как себя вести", и преподать правильные уроки приличного поведения "дикарям и невеждам", путающихся под ногами у "ведущих мировых наций". Томас Олифант (Thomas Oliphant), корреспондент вашингтонской Globe, славил "величие триумфа Буша" над значительно менее сильным соперником и высмеивал "разномастный сброд", прятавшийся по всем углам. "Руководство Буша превратило вьетнамский синдром в персидский синдром, когда призыв "вон сейчас!" звучит по отношению к агрессору, а не нам" — пишет он с гордостью, раздумчиво принимая официальную точку зрения, в соответствии с которой во Вьетнаме Вашингтон был потерпевшей стороной, защищавшейся от вьетнамской агрессии. И сейчас мы высоко "подняли гордый штандарт отпора агрессии — а в крайних случаях, с использованием силы", продолжает Олифант — хотя по этой странной логике от нас почему-то не требуется маршировать по улицам Джакарты, Тель-Авива. Дамаска, Анкары, Вашингтона и многих других столиц.

Достойна внимания радостная демонстрация фашистских ценностей, а также самоуверенного морализма — традиционной черты интеллектуальной культуры.

Из реакции на применение силы Бушем можно почерпнуть много нового. Тем, кто возвещал наступление "новой эры, полной надежд", нужно было искусно подправить историю, вырезав из нее существенные факты. К числу таких фактов относится следующий: призыв к Новому Мировому Порядку, означающему "мир и безопасность, свободу и верховенство закона, прозвучал из уст единственного главы государства, осужденного Международным Судом за "незаконное применение силы", хотя, конечно, осуждение Судом террористической войны Рейгана — Буша против Никарагуа было с негодованием отвергнуто Вашингтоном, средствами массовой информации и интеллектуальной общественностью в целом. Такой вердикт просто дискредитировал Суд, пояснили респектабельные комментаторы. Другой важный факт состоит в том, что "миссионер с благородными помыслами" в декабре 1989 года открыл новую эру после окончания холодной войны вторжением в Панаму (операция "Правое дело"). Президенту, когда он провозглашал Новый Мировой Порядок, было хорошо известно, что "прекращение американской помощи приведет к быстрому гражданскому либо военному свержению режима Эндары (Endara) и его приспешников" (эксперт по проблемам Латинской Америки Стивен Ропп (Stephen Ropp)) — то есть, марионеточного режима банкиров, бизнесменов и наркодельцов, установленного в результате вторжения Буша. Забвению должно быть предано вето США двух резолюций Совета Безопасности, осуждавших агрессию (без сомнения, с поддержкой со стороны Великобритании), а также резолюции Генеральной ассамблеи, осудившей вторжение как "вопиющее нарушение международного права и независимости, суверенитета и территориальной целостности государств" и требовавшей "вывода вооруженных сил США из Панамы". Также была замолчана резолюция от 30 марта 1990 года Группы восьми (демократические государства Латинской Америки) об исключении Панамы, чье членство было приостановлено во время правлении Нориеги, ввиду того, что "процесс демократической легитимизации в Панаме требует всенародного решения без внешних вмешательств, что гарантировало бы народу право свободно выбирать свои правительства" — что, понятно, невозможно в условиях марионеточного режима, опирающегося на иностранную силу. Также неизвестно куда растворился факт сопоставимости людских потерь в Панаме и Кувейте еще до того, как последовала международная реакция, искаженная властями США в случае вторжения в Панаму.

Та же судьба постигла расследования Организации американских государств и Межамериканской комиссии по правам человека о величине человеческих и материальных потерь, вызванных вторжением США и ответственности за убийства, увечья и урон собственности, оцениваемый в 1 миллиард долларов. Сообщалась также о тысячах человеческих жертв. Реакцию панамцев "легко игнорировать" даже сейчас, через четыре года после освобождения. В ежегодном отчете по правам человека, опубликованном в январе 1994 года Комиссией по правам человека правительства Панамы, утверждается, что право на самоопределение и суверенитет панамского народа продолжает нарушаться "состоянием оккупации иностранной армией". В отчете сообщается об операциях сухопутных сил, ВВС США и Администрации по контролю за применением законов о наркотиках Министерства юстиции США на территории Панамы, включая покушения агентов означенной организации на панамских журналистов, а также и американских военных на панамских гражданских лиц. В сопутствующем докладе неправительственной Комиссии по правам человека утверждается, что демократия в Панаме есть не что иное, как формальное голосование, в то время как политика правительства "игнорирует нужды самых обездоленных", количество которых значительно возросло. По сведениям Фонда чрезвычайной социальной помощи церкви и государства, половина населения страны живет в "бедности" (понимаемой, как половина дохода, необходимого для удовлетворения "насущных потребностей"), а треть — в "чрезвычайной бедности" (менее половины дохода, характеризующего "уровень бедности"). Неинтересные данные.

"Группа поддержки" не только доказала свое соответствие поставленным задачам, но также оказалась способной не понять значимость следующего ключевого факта — "самым большим опасением Буша после вторжения Ирака в Кувейт было то, что Хусейн поведет себя так, как США в ходе операции Правое дело". В соответствии с анализом планирования Вашингтона, предпринятым репортером Бобом Вудвортом (Bob Woodward) и специалист по ближневосточным проблемам правительства США Вильям Квондт (William Quandt) считает это анализ "в целом убедительным", президент Буш опасался, что саудовцы "в последний момент сдрейфят и признают марионеточный режим в Кувейте" после вывода иракских войск. Советники президента полагали, что Ирак выведет войска, оставив "свои спецподразделения в гражданском" — если вообще не сами войска, как это сделали США в Панаме, и при этом восстановит контроль над двумя безлюдными болотами, отписанными Кувейту во времена имперского раздела с целью блокировать Ираку выход к морю (генерал Норманн Шварцкопф). Начальник Объединенного комитета начальников штабов Колин Пауэлл (Colin Powell) предупреждал, что в условиях иракского влияния статус-кво изменится даже после вывода иракских войск, как это было в Панаме. Фридман и Карш, стремящиеся представить действия США — Великобритании в наиболее выгодном свете, делают вывод, что в "этом хрестоматийном случае агрессии" Саддам, судя по всему, не собирался официально аннексировать крохотный эмират либо установить свое постоянное военное присутствие. Напротив, он стремился установить гегемонию над Кувейтом, с гарантией полного финансового, политического и стратегического контроля над страной, чего добивались Соединенные Штаты в Панаме, и чего добились. Авторы продолжают, что у Хусейна дела пошли вкривь и вкось в результате международной реакции; если же изложить неприглядную правду, то в данном случае США и Великобритания отошли от обычной практики вето либо других методов нейтрализации международной реакции на подобные "хрестоматийные случаи агрессии", как это было в случае войны США в Южном Вьетнаме, агрессии Турции против Кипра, Индонезии против Южного Тимора, Израиля против Ливана, США против Панамы, и т.д. Фридман и Карш не отдают себе отчета, что даже их выводов достаточно, чтобы полностью подорвать главный аргумент их книги, доказывающей, что "циники", которых они презирают за неспособность оценить достоинства их героев, все правильно понимали.

Если заглянуть в историю еще глубже, можно заметить, что намерения, как их описывают Фридман и Карш (равно как и вашингтонские стратеги), весьма схожи с действиями Великобритании в Кувейте с целью предотвращения националистической угрозы в 1958 году – то есть целью было установление зависимого положения под британским контролем. Для понимания этих фактов придется, однако, изучить соответствующие документы, полностью игнорируемые Фридманом и Каршем, также как и практически всеми другими комментаторами конфликта в Персидском заливе.

Реакция на силовое решение конфликта в Заливе, на котором настаивал альянс США — Великобритания, достаточно достоверно отразила традиционные колониальные отношения, что позволяет сделать дополнительные выводы о реальностях Нового Мирового Порядка. Однако осуждение войны США — Великобритании большинством стран Юга было оставлено без внимания — за исключением внимания к потенциальной проблеме: смогут ли диктаторы усмирить население своих стран, как на то надеялись правильно мыслящие демократы, и не позволить воспрепятствовать крестовому походу. О мнениях этих отсталых людей писали очень мало. Запад предпочитает слышать редкие голоса из третьего мира, или третьего мира у себя дома, настаивающие, что путь к престижу и влиянию лежит через признание, что властвующие богачи никогда не виноваты, как бы плохо они себя не вели в отдаленном прошлом — а причиной же их собственного плачевного состояния являются социальные и культурные пороки традиционных слуг. И, напротив, голоса действительных диссидентов из третьего мира раздражают. Разительным примером является отношение к демократической оппозиции Ирака до, в течение, и непосредственно после конфликта в Заливе: настоящие представители оппозиции, независимо от их консервативности и респектабельности были изолированы от всяких контактов с Вашингтоном и, за редчайшими исключениями, лишены доступа к средствам массовой информации США. Все, что они говорили, было неправильно — требовали демократии до вторжения в Кувейт, в то время как Вашингтон и его союзники потворствовали Саддаму Хусейну и своим кошелькам, настаивали на мирном урегулировании конфликта, в то время как США и Великобритания всеми средствами настаивали на насилии после того, как в августе 1990 Хусейн нарушил правила, взывали к поддержке антихусейновского сопротивления в марте 1991 года, в то время как Вашингтон занял сторону Хусейна с его "железным кулаком" в интересах поддержания "стабильности".

В те мрачные времена проявились и другие характерные черты Нового Мирового Порядка, такие как расизм и лицемерие, с каким он утверждался. Нападение Хусейна на курдов усиленно замалчивалось, что привело к общественной реакции, заставившей Вашингтон неохотно предпринять шаги по защите жертв с арийской внешностью и происхождением. Но еще более жестокое нападение на арабских шиитов на юге Ирака вообще не вызвало какой-либо реакции или озабоченности. А турецкие зверства по отношению к курдам практически не нашли освещения в американской прессе, и ничего не изменилось по сегодняшний день.

Искренность сочувствия к курдам легко оценить по тому, что произошло после того, как давление со стороны общественности исчезло. На курдские территории также распространяются санкции против Ирака, а, кроме того, санкции Ирака против курдов. Запад отказывается предоставить ничтожные суммы денег, необходимые для удовлетворения жизненных потребностей курдов. "Курдские и западные специалисты полагают, что пятидесяти миллионов долларов было бы достаточно для того, чтобы откупить часть [курдского] урожая пшеницы для защиты беднейших курдов и не позволить Багдаду подорвать экономику северного Ирака" — пишет Washington Post, но пожертвований было собрано всего $6.8 миллиона — сущий пустяк. Возвратившись домой после "бесплодных двухмесячных попыток собрать деньги в США, Европе и Саудовской Аравии", лидер курдской демократической партии Массуд Барзани (Massoud Barzani) заявил, что его народ стоит перед альтернативой — либо "опять превратиться в беженцев Ираке и Турции", либо "сдаться Саддаму Хусейну". Между тем, по сообщениям исполнительного директора Наблюдательной комиссии по Ближнему Востоку "в южном Ираке, где ситуация наиболее остра, ООН не имеет постоянного присутствия, и в марте 1993 года миссия ООН "не обратилась даже за разрешением посетить болота", где идет резня шиитского населения. Управление ООН по гуманитарным делам подготовило программу помощи и реабилитации для курдов, шиитов и нищих суннитов в центральном Ираке, оцениваемую в полмиллиарда долларов. Члены же ООН просили жалкие 50 миллионов долларов, администрация Клинтона предложила 15 — "деньги, оставшиеся от прошлой программы ООН для северного Ирака".

Политика удержания населения Ирака в качестве заложников требует ведения полномасштабной экономической войны — то, в чем Вашингтон серьезно преуспел, если вспомнить эмбарго против Кубы, Никарагуа и Вьетнама в последние годы, в наказание за возмутительное неповиновение и в качестве урока другим — для понимания, к чему приводит подобное поведение. Эмбарго против Ирака не повлияло на власть Хусейна, но привело в то же время к многочисленным жертвам среди гражданского населения, превысившим количество жертв бомбардировок. Расследование, проведенное ведущими специалистами США и иностранными специалистами, показало, что события "между январем и августом 1991 года "привели к гибели более чем 46 000 детей", и намного большему числу жертв в последующий период. Такое душегубство впечатляет даже по современным критериям.

Томас Эквалл (Thomas Ekvall), представитель ЮНИСЕФ в Ираке, утверждает, что к 1993 году детская смертность в Ираке составила 92 на тысячу, при этом почти четверть новорожденных появились на свет с катастрофически малым весом — до 5% от всех новорожденных в 1990 году. Он добавляет, что санкции "привели к десяткам тысяч смертей детей и создали ситуацию совершенно ужасающей нищеты среди населения". "Программе ЮНИСЕФ угрожает "острая нехватка средств", так как получено всего 7% средств от запрошенных $86 миллионов в апреле этого года". Отчет остался практически незамеченным, равно как и позднейшее заключение исследования ЮНИСЕФ Прогресс наций, в котором говорилось, что "иракские дети в количестве 143 на 1000 имеют гораздо больше шансов умереть, чем где бы то ни было за пределами Африки". Член британского парламента от лейбористской партии Тарн Даллиелл (Tarn Dallyell) и корреспондент по Ближнему Востоку Тим Левеллин (Tim Llewelyn), возвратившись из Ирака в мае 1993 г., сообщили, что по сведениям иракского (курдского) министра здравоохранения к этому времени "умерло более 100 000 детей". ЮНИСЕФ подтвердил данные и анализ министра, дополнив их сведениями о резком росте недоедания, угрожающе низком уровне рождаемости, а также росте детской смертности от болезней, в обычных условиях предотвращаемых прививками, росте числа заболеваний от использования зараженной воды. Сообщается о росте заболеваемости малярией и другими, давно уже искорененными болезнями. Госпитали закрылись в результате эмбарго на ввоз педиатрических кроватей и медикаментов, жизненно необходимых для проведения операций, под предлогом того, что они могут быть использованы в военных целях. В детских больницах они видели детей, умирающих от недоедания и отсутствия лекарств, и также как и другие наблюдатели, они отмечают рост популярности Хусейна среди людей, начавших понимать, что мировые правители решили наказать ИХ, а не их вождя-преступника. Правильность такого восприятия подтверждается последовательностью политики США во всех случаях, когда народ посмел выступить против хозяев, свидетелями чему являются многочисленные жертвы по всему миру.

Между тем, США продолжают бомбить Ирак в свое удовольствие. Заключительным аккордом пребывания в Белом доме президента Буша был приказ о запуске сорока пяти крылатых ракет класса Томагавк по промышленному комплексу под Багдадом. Тридцать семь попали в цель, одна попала в Рашид-отель и убила двух человек. Через пять месяцев пребывания у власти Билл Клинтон доказал, что он также способен приказывать Пентагону наносить удары по беззащитным целям, за что получил многочисленные похвалы за мужественность и смелость. Тем самым он еще раз продемонстрировал, что его "мандат на перемены" (лозунг, заимствованный у Эйзенхауэра), означает "дела, как всегда" — в опровержение иллюзий, распространенных в Европе и в разных частях третьего мира. Этот случай достоин более подробного рассмотрения — он дополняет общую картину Нового Мирового Порядка.

26 июня 1993 года президент Клинтон отдал приказ о ракетной атаке на Ирак. Двадцать три Томагавка были выпущены по резиденции разведки в пригородах Багдада. Семь ракет не попали в цель и угодили в правительственную резиденцию. Погибло восемь человек, и около пятнадцати было ранено. Среди погибших была популярная актриса Лейла аль-Аттар и мужчина с ребенком в руках. Понятно, что ракетная атака неизбежно связана с техническими отказами, но "основным ее преимуществом" является "отсутствие риска для летчиков американских ВВС", что имело бы место в случае более точного удара — а так пострадали только иракские гражданские лица, а они есть расходный материал — это пояснил министр обороны Лес Аспин (Les Aspin).

По сообщениям прессы, Клинтон в целом был обнадежен результатами. "Я вполне доволен результатами и полагаю, что американские граждане чувствуют то же самое" — заявил глубоко религиозный президент по дороге в церковь на следующий день. Его удовлетворение вполне разделили "голуби" из Конгресса, посчитавшие ракетную атаку "уместной, благоразумной и необходимой". "Мы должны показать им, что не будем сидячими мишенями для террористов" (члены Палаты Представителей Барни Франк и Джозеф Моукли (Ваrnеу Frank, Joseph Moakley) — ведущие либералы из Массачусетса).

Было объявлено, что ракетная атака является возмездием за якобы имевшую место попытку покушения на жизнь экс-президента Буша в апреле, во время его поездки в Кувейт, где проходил судебный процесс по весьма сомнительным обвинениям — тогда же и был нанесен ракетный удар. Публично Вашингтон утверждал, что располагает "определенными доказательствами" виновности Ирака, однако позднее, без лишнего шума, было сообщено, что все это ложь: "чиновники администрации, выступая анонимно", "информировали прессу, что "выводы о вине Ирака основывались на случайных свидетельствах и анализе, но не на твердых данных разведки" — об этом сообщила в редакционной статье New York Times. Поскольку факт посчитали пустячным, о нем мельком упомянули и вскоре забыли.

В Совете Безопасности ООН посол США Мадлен Олбрайт (Madelaine Albright) оправдывала применение силы ссылками на статью 51 Хартии ООН. Статья 51 позволяет использовать силу в целях самозащиты в случае "вооруженного нападения", до принятия мер Советом Безопасности. В соответствии с международным правом подобное использование силы допускается в случаях, когда "имеется настоятельная, непреодолимая потребность, не дающая времени на обдумывание либо выбор средств. Использование силы должно ограничиваться этой потребностью и не выходить за ее рамки". Ссылки на статью 51 после бомбардировки Багдада, состоявшейся через два месяца после якобы имевшей место попытки покушения на бывшего президента, вряд ли можно квалифицировать иначе, как абсурд — но для комментаторов это не важно.

Washington Post убеждала национальные элиты в том, что факты по данному случаю "полностью подпадают" под статью 51. "Любой президент обязан применить военную силу для защиты национальных интересов" — добавляет New York Times — не без скептицизма. "С дипломатической точки зрения подобное рассуждение было вполне оправданно" — заявляют издатели либеральной Boston Globe — "ссылки Клинтона на Хартию ООН отражают стремление американцев уважать международное право". Другие предлагали еще более творческие интерпретации статьи 51, "позволяющей государствам реагировать силовым путем при угрозе со стороны враждебной силы" — такова точка зрения Christian Science Monitor. Статья 51 позволяет государству использовать силу "в целях самозащиты, при угрозе жизни его гражданам" — поучал британский министр иностранных дел Дуглас Херд (Douglas Hurd) британский парламент, поддерживая "оправданное и взвешенное использование права на самозащиту" президента Клинтона. Херд продолжал, что в мире "возникнет опасное состояние паралича", если бы Соединенным Штатам пришлось получать одобрение Совета Безопасности для бомбардировки врага, то ли намеревавшегося, то ли нет, убить бывшего президента двумя месяцами ранее.

Но вряд ли кому бы то ни было удавалось достичь высот Вашингтона в аргументации своего вторжения в Панаму, когда посол США в ООН Томас Пикеринг проинформировал Совет Безопасности, что статья 51 "позволяет использовать вооруженные силы для защиты страны и защиты наших интересов (курсив автора), а представители Министерства юстиции дополнили, что эта же статья Хартии позволяет Соединенным Штатам оккупировать Панаму, чтобы предотвратить использование "ее территории в качестве базы для контрабанды наркотиков в США".

Суть этой интригующей юридической доктрины прояснилась через несколько лет, когда Госдепартамент признал, что "за исключением самих США, новая демократическая Панама является самым активным центром "отмывания кокаиновых денег" во всем Западном Полушарии" — факт, замолчанный Вашингтоном и "оспариваемый некоторыми юридическими органами", так как им хотелось бы продлить пребывание у власти демократических лидеров Панамы (Washington Post) — то есть, руководителей, спасаемых от свержения "дланью американского покровительства" и управляющих демократией, представляющей пустую формальность для обнищавшего большинства населения. Такой вывод был сделан Комиссией по правам человека. "Наркотики и вращающиеся вокруг них деньги сегодня более очевидны, чем во времена генерала Нориеги" — пишет Economist, и это также касается сильнодействующих наркотиков. Один из руководителей Панамского филиала корпорации Merrill Lynch был задержан во время операции, проводившейся Администрацией по контролю над применением законов о наркотиках по расследованию отмывания кокаиновых денег через крупную финансовую корпорацию — по сути, это был единственный реальный экономический результат "оккупации иностранной армией". Местный репортер писал в связи с этим, что "они занимались тем, чем занимаются практически все банки Панамы". Все происходило так, как и было задумано — войска высадились для приведения к власти белой олигархии и установления контроля США над стратегически важным регионом и его финансовыми учреждениями.

Обращение Клинтона к международному праву было широко поддержано интеллектуальной общественностью и самыми преданными подхалимами США — Великобританией и Россией, хотя в России (пока недостаточно цивилизованной) лизоблюдство правительства быстро заклеймили пресса и парламент. Британская реакция была более разнообразной. Guardian осудила бомбардировку и высмеяла действия "всегда послушного британского посла сэра Дэвида Хэнни (David Hanney) — единственного, выразившего "шумное одобрение" в ООН. Лондонская Times, напротив, похвалила "решительные действия" Клинтона, отметив, что "вызовы на международной арене" должны "вызывать решительный отпор, а в случае нужды — с использованием оружия": "Одним из важнейших достижений 80-х, эры Рейгана и Маргарет Тэтчер, была демонстрация того, что Запад не только не собирается ублажать врагов, но и готов активно защищать свои интересы". Чьи интересы защищались в ходе жуткой резни, организованной либо поддерживаемой этими головорезами в Центральной Америке, Юго-Восточной Азии, Африке и на Ближнем Востоке, нам не сообщается.

Издатели лондонской Times, избегли ответа на вопрос — как другие должны реагировать на акты агрессии, попытки покушений и прочие жестокости, в которых участвовали их герои многие годы. В этом нет ничего странного — у богачей есть права, в которых отказано их подданным, включая право на убийства и пытки, презрение к международному праву и соглашениям. Хотя некоторые и оспаривали обращение к статье 51, все воздержались от немедленного вывода — нападение было преступным и должно было быть наказано соответствующим образом.

Между прочим, совсем нетрудно представить, каким бы был мир, если бы все приняли кодекс поведения, предлагаемый Вашингтоном — джунгли, в которых бы сильные диктовали всем свою волю. А, в сущности, он был бы таким, каким он и есть на самом деле — если сбросить шоры идеологии и доктринерства.

Washington Post похвалил Клинтона за "противодействие иностранной агрессии", раскрыв свои опасения, что президент будет менее агрессивным, чем его предшественники. Бомбардировка, с удовлетворением констатировала Post, опровергла опасное убеждение, что "американская внешняя политика после окончания холодной войны навсегда станет заложницей ограничений, связанных с многосторонними подходами" — имеется в виду международное право и Хартия ООН.

Многие комментаторы оценили решение атаковать Ирак как политически хитрое, позволившее президенту получить поддержку общественного мнения в трудный для него момент и "собрать население под флагом" — а точнее, столпиться под ним — обычное дело в условиях очевидного кризиса. Рассматривая историю под совершенно иным углом, корреспондент американского телевидения Чарльз Гласс (Charles Glass), проживающий в Лондоне, сформулировал вопрос: "Что общего между иракской актрисой Лейлой аль-Аттар и Рики Рэй Ректором — чернокожим, казненным за убийство в 1992 году в Арканзасе?". Ответ, по его мнению, заключается в необходимости для Клинтона улучшить свой рейтинг, с одной стороны — бомбардировками Багдада, с другой — поездкой в Арканзас в самый разгар президентской кампании, для наблюдения за приведением в исполнение приговора, вынесенного умственно отсталому заключенному, чтобы доказать, что "член демократической партии не потерпит преступлений".

Специалисты по связям с общественностью в администрации Клинтона уверенно держат руку на пульсе происходящего. Они знают, что более чем когда бы то ни было, люди разочарованы, заражены скепсисом и обеспокоены условиями своей жизни, исполнены чувства собственной беспомощности и упадка демократических ценностей. Эти чувства обострились за десятилетие правления Рейгана. Не приходится удивляться, что Рейган, наряду с Никсоном, является самым непопулярным из ныне здравствующих экс-президентов, в особенности среди трудящихся и "рейгановских демократов". Имиджмейкеры знают, что администрация Клинтона не будет заниматься проблемами простых людей — любые существенные меры заденут интересы наиболее важных избирателей и, следовательно, неприемлемы. Для руководителей транснациональных корпораций и профессионалов, связанных со структурами власти и влиятельными отраслями промышленности важно, чтобы мир был дисциплинирован, чтобы ведущие отрасли промышленности получали огромные общественные субсидии, а богатые чувствовали себя в гарантированной безопасности. И не важно, что качество общественного образования падает, медицинское обслуживание ухудшается, никому не нужное население гниет в трущобах и тюрьмах, а социальный фундамент общества, обеспечивающий людям человеческое существование, разрушается для большинства из них. Такая политика сегодняшней администрации ничем не отличается от проводившейся предшественниками.

В этой ситуации общественность напугана и дезориентирована. Деградация городских кварталов имеет последствия, ужасающие для тех, кому приходится жить в подобных условиях: в деполитизированном обществе многие обрадуются жесткому кнуту государственной власти, направленному против тех, кто угрожает их безопасности, так как они не видят другой альтернативы. Такое же отношение вырабатывается и к иностранным "ордам". Идея была сформулирована популистским президентом Линдоном Джонсоном (Lyndon Johnson), предупреждавшим, что "врагов, готовых захватить США и отобрать у нас все, что есть, в 15 раз больше, чем нас самих", и, " если у нас не хватит бомб, чтобы порвать их в клочья в их норах, мы станем легкой добычей для любого желтого недомерка с перочинным ножиком". Всегда, когда у него была возможность показываться на публике, этот патетический персонаж, разыгрывавший ковбоя, старался создать картину постоянной безысходности в случае, если мы утратим бдительность — то причитая по поводу сандинистов, вот-вот оккупирующих Техас, то по поводу кошмарных баз ВВС в Гренаде, и так далее и далее — и в том же духе обо всех возможных угрозах нашему существованию.

Пропаганда времен холодной войны служила целям запугивания на протяжении многих лет, "загоняя души американцев в пятки". Делалось все так, как в сороковые годы советовали влиятельный сенатор Артур Ванденберг (Arthur Vandenberg) и его наставник Дин Ачесон (Dean Acheson) — "чтобы все было проще простого". В условиях такого пропагандистского потопа большинство граждан живет в атмосфере ужаса перед иностранными нечестивцами, готовыми свалиться на голову и обобрать дочиста. В течение 80-х США не раз становились объектом насмешек за границей — после того, как индустрия туризма регулярно приходила в упадок, так как американцы, запуганные образом помешавшихся арабов, боялись ездить в Европу — где, между прочим, они находились бы в большей безопасности, чем в любом американском городе. Во время конфликта в Персидском заливе ужас материализовался практически: богатые городки в самой глубинке страны начали буквально строить баррикады против арабских террористов, если не против самого Саддама Хусейна. При этом потоки пропаганды о нашей невообразимой щедрости и черной неблагодарности оборванцев, ею пользующихся, привели к культурной ситуации, при которой почти половина населения уверена, что федеральная помощь является основной расходной статьей бюджета, другая треть полагает, что социальные пособия являются главным бюджетным бедствием, преувеличивая процент этой помощи, идущий на пособия неграм и пособия детям. И только менее четверти смогли дать правильный ответ — основное бедствие представляют военные расходы, и уж совсем немногие отдают себе отчет в том, что по сути, военные расходы — это социальные пособия богатым, совершенно несопоставимые по размерам с ничтожной программой "помощи", одной из самых убогих в развитом мире.

Как мы уже видели, идеологические доктринеры полезли в драку, как только президент Буш решил прибегнуть к силе в ответ на вторжение Хусейна в Кувейт. Стратеги Клинтона, стремившиеся спасти президентский корабль от полного крушения, предполагали идентичную реакцию общественности, и не ошиблись.

Некоторые отдавали себе отчет в том, что Клинтон мог отдать приказ о гораздо более жестоких бомбардировках Багдада, без каких-либо жертв со стороны США. Но это бы не отвечало интересам Вашингтона. Как отметил Томас Фридман, президент "не был заинтересован в серьезных потерях среди мирного населения". "Бомбовый удар с большими жертвами среди гражданского населения мог привести к противоположному результату — не широкой поддержке Вашингтона, а симпатиям по отношению к Ираку", что было бы неразумным.

Несмотря на такой веский аргумент против массовых убийств, не все были довольны сдержанностью президента. Очеркист New York Times Вильям Сафир (William Safire) заклеймил администрацию за "жалкую пощечину" вместо полномасштабного удара по "военной машине Саддама и экономике Ирака, что лишило бы иракцев надежд на восстановление на многие годы вперед". Его негодование разделили и авторы из New Republican — рупора американского либерализма. Редакторы, однако, были довольны "молчанием арабского мира", что означало одобрение решительной акции Клинтона.

Редакторам было известно, что бомбардировку критиковали во всем арабском мире даже союзники Вашингтона, и она была осуждена Лигой арабских государств как акт агрессии. В редакционной статье ежедневной газеты Бахрейна Akhbar al-Khalij отмечалось, что "арабские земли стали настолько привычным объектом для нападений США, что Клинтон даже не озаботился сколько-нибудь убедительным предлогом для оправдания последнего акта агрессии" в полной уверенности в поддержке со стороны Совета Безопасности ООН, "ставшего не более чем придатком Государственного департамента США. В сущности, США унижают арабов всегда, когда для этого появляется возможность". "Короче говоря, нападение на Ирак можно квалифицировать как случай, когда международный головорез накостылял региональному, будучи уверенным, что все остальные постоят в сторонке" — добавляет бахрейнский корреспондент. На другом конце арабского мира официальная марокканская пресса обвинила Клинтона в "использовании нового мирового порядка для порабощения других стран и народов мира", пользуясь Советом Безопасности "как органом американской внешней политики". Что же касается "молчания" семейных диктатур стран Залива, то объясняется это их желанием дистанцироваться от акции, вызвавшей острую горечь в арабском мире.

При всей их лживости, намерения редакторов газет становятся вполне понятными, если вспомнить "правила игры", к которым они прибегают, напоминая читателям, что президент Буш "направил мировое общественное мнение против Саддама", когда он атаковал Ирак в январе 1991 года. Формулировка абсолютно лжива, если "миром" считать всех его жителей. Но она вполне верна, если "миром" считать богатых "бледнолицых" и их послушных клиентов из третьего мира. Подобным же образом, если под "арабским миром" подразумевать только тех арабов, которые удовлетворяют критериям Запада, то утверждение, что "арабский мир" одобряет ракетную атаку, достаточно верно, хотя и тавтологично.

Якобы имевший место заговор против Буша был "подлым и трусливым" — заявил президент Клинтон. Ракетный удар был "абсолютно необходим для защиты нашего суверенитета" и "укрепления надежд на цивилизованные отношения между народами". Прочие соглашаются, что "заговор с целью убийства бывшего президента" является "вопиющим преступлением" (Washington Post), "актом агрессии" (New York Times). Уильям Сафир развил аргументацию дальше: "попытка одного главы государства убить другого... является объявлением войны. Если бы имелись убедительные доказательства того, что Фидель Кастро приказал убить президента Кеннеди, президент Джонсон, вне всякого сомнения, приказал бы применить военную силу для устранения режима в Гаване.

Приведенный риторический прием весьма поучителен. Сафир, безусловно, знает, что его гипотетический пример абсолютно искажает историческую правду. И ему, и его читателям отлично известно о неоднократных попытках администрации Кеннеди убить Фиделя Кастро, причем последняя попытка была сделана как раз в день убийства президента Кеннеди. Но истинно утонченная имперская наглость позволяет беззастенчиво искажать факты в уверенности, что коллеги и просвещенная общественность в целом "не заметят", что если использовать логику западных моралистов, то попытки США убить Кастро "были подлыми и трусливыми актами агрессии", что позволяло Кастро применить военную силу для свержения режима в Вашингтоне — если бы таковая возможность имелась — а уж бомбардировки Вашингтона в отместку за "вопиющее преступление" Кеннеди были бы полностью оправданы.

Факт, что уважаемый журналист способен проводить аналогии с Кастро и Кеннеди в такой манере, достаточно примечателен. Но он вряд ли свидетельствует о порочности интеллектуалов. На протяжении всего этого фарса средства массовой информации и основные журналы успешно ограждались от ключевых фактов, которые должны были бы сразу прийти на ум любому образованному человеку: именно Вашингтону принадлежит абсолютное первенство по части попыток убийств иностранных лидеров, включая Кастро (по крайней мере восемь попыток с участием ЦРУ с 1960 по 1965 год — по сообщениям сенатской комиссии Черча), Патриса Лумумбу (Patrice Lumumba), и сыграли ключевую роль в убийстве Сальвадора Альенде (Salvador Allende), а также союзника США Нго Дин Диема (Ngo Dinh Diem) в результате заговора, спровоцированного Джоном Ф. Кеннеди. Через несколько дней после убийства в секретной телеграмме Кеннеди поздравил своего посла в Сайгоне с удачей — последний сыграл в этой истории ключевую роль. В свободной и независимой прессе эта история попала бы на первые страницы. А между тем она была оставлена без внимания за такими редчайшими исключениями, что их было просто не разглядеть. Все-таки следует отметить, что судя по письмам простых читателей в газеты, многие из них оказались способными понять, что 2 х 2 = 4 — как это понимал герой романа Оруэлла Уинстон Смит, пока его тоже не сломали.

Уместно вспомнить оправдания, выдвигавшиеся по поводу попыток устранить Кастро, расследованных комиссией (Черча Church Committee) в 1975 году. Директор ЦРУ Джон МкКоун (John McCone) во времена Кеннеди, утверждал, что Кастро был человеком, который пользовался любой возможностью как по радио, так и по телевидению, для оскорблений и критики США в самой грубой и несправедливой форме. Он пользовался всеми доступными средствами массовой информации во всех латиноамериканских странах для отвращения их от принципов, которые мы отстаивали, и обращения в коммунистическую веру. Это был человек, который предоставил в 1962 году священную землю Кубы Советам для размещения ракет малого радиуса действия с ядерными боеголовками, — в качестве защиты от предполагавшегося вторжения США (вполне логичное предположение со стороны кубинцев и Советов, как позднее признал Министр обороны Роберт Макнамара (Robert McNamara). Причем, все это происходило после серии террористических актов, направлявшихся ЦРУ, включая попытки покушений. В виду таких невыразимых преступлений понятно, что Вашингтон предпринимал попытки уничтожить виновника; через тридцать лет нам предлагают вспомнить конфликт Кеннеди — Кастро всего лишь в качестве гипотетического оправдания бомбардировок Багдада — после якобы имевшей место попытки убить бывшего президента США.

Не менее впечатляют комментарии СМИ по поводу преступных действий Клинтона, связывавшие их (действия) с бомбардировкой Ливии в 1986 году, при президенте Рейгане, когда погибли десятки мирных ливийцев. Томас Фридман, например, писал, что "при атаке на Ливию конкретной целью был полковник Каддафи, погибли члены его семьи, а сам он чудом спасся от гибели в своей палатке". Вывод? Попытка убийства Каддафи является достойным прецедентом для ракетного удара Клинтона по Багдаду.

Здесь мы вступаем в мир, который иначе как сюрреалистическим, никак не назовешь — он не поддается описанию, хотя его принципы достаточно ясны: убийства, терроризм, насилие и агрессия подлежат жестокому наказанию, когда жертвами являются "достойные" люди, но эти же преступления не заслуживают даже упоминания, а то и рассматриваются как заслуживающая похвалы самооборона, если они совершаются Главным мафиози. Эти истины настолько самоочевидны, что практически в 100% случаев комментаторы и репортеры одобрили удар Клинтона по Ираку, а некоторые даже попытались оправдать нападение на Ирак покушениями на жизнь иностранных руководителей, организованными США! Такой подход может впечатлить правителя любого тоталитарного государства.

Разъясняя логику мышления Вашингтона, Томас Фридман раскрыл, почему Клинтон не намеревался уничтожить самого Хусейна: "Соединенные Штаты всегда считали, что железная рука г-на Хусейна играет положительную роль в сохранении единства Ирака" и, что в частных беседах чиновники заявляют, что "сохранение единства Ирака выгоднее Соединенным Штатам, нежели появление курдского, шиитского и суннитского мусульманских государств, которые могут дестабилизировать" регион. Так оно и было, и Саддам был большим другом США и Великобритании, вместе со своими союзниками щедро осыпавших его помощью, когда он травил газами курдов и пытал диссидентов. К этой стратегии вернулись, после завершения военных операций США и Великобритании (в Ираке), и Саддам опять начал резать шиитов и курдов под молчаливыми взорами героев Залива. Вашингтон же опять надеялся добиться "лучшего из миров: установления правления железной хунты без Саддама Хусейна", но, в конце концов, выбрал меньшее из зол — "железный кулак" Саддама (Фридман).

Тактически выбор администрации Клинтона частично объяснялся соображениями, изложенными министром обороны: к чему рисковать жизнями американских солдат только для того, чтобы уменьшить потери среди гражданского населения? Но основополагающий принцип остается значительно более всеобъемлющим: человеческая жизнь имеет ценность лишь постольку, поскольку она способствует процветанию и власти богатых. Именно интересы тех, кто правит миром, определяют основные контуры политики.

Этот принцип убедительно подтверждается отношением к Хусейну, Норьеге и многим другим тиранам: отличные парни, пока они служат нашим интересам, и паразиты, подлежащие уничтожению, когда они становятся на нашем пути. Моральные принципы предписывают США бомбить захватчика Кувейта и морить голодом его подданных — чудовищная же резня при вторжении и аннексии Восточного Тимора Индонезией — по сравнению с которой преступления Ирака в Кувейте ничтожны — не заслуживают внимания. Эти преступления ничуть не обязывают США и Британию бомбить Джакарту, или даже воздержаться от массированной военной и дипломатической поддержки агрессии и массовых убийств — к ним, кстати, присоединились и другие государства, почуявшие возможные прибыли. В самые страшные годы индонезийской агрессии средства массовой информации либо хранили примерное молчание, либо передавали официальную ложь. Сегодня англо-американские ревнители благодетели качают тиморскую нефть вместе с индонезийскими захватчиками — но можно себе представить, осталось ли бы без внимания подключение Ливии к Ираку в высасывании кувейтской нефти? Десятью годами ранее, до вторжения в Восточный Тимор, сегодняшний правитель Индонезии Сухарто (Suharto), признанный "умеренным" и "в глубине души мягкосердечным", развязал в стране самую страшную резню со времен Холокоста. За несколько месяцев были уничтожены сотни тысяч людей, по преимуществу безземельных крестьян. "Кровавую баню", по выражению Times, смаковали с энтузиазмом и эйфорией. New York Times, например, оценивала происходящее как "луч света в Азии", а ученые оправдывали этими событиями вторжение США во Вьетнам, что позволяло индонезийским генералам расчищать свою землю апробированными во Вьетнаме способами. Такая невероятная реакция на события не вызвала никаких комментариев ни тогда, ни сегодня.

И точно так же, никак нельзя остановить резню в горах Гватемалы и Боснии, а даже напротив —– а можно и одобрить (как это было в случае Гватемалы), если этого требуют интересы правителей мира. В Боснии условия вмешательства чрезвычайно ограничены, в то время как в Сомали силы ООН (читай: США) уполномочены на массированные военные действия, приводящие к большим жертвам среди мирного населения. Разница вполне понятна — в Боснии военные действия будут стоить дорого, в то время как сомалийцы достаточно слабы, чтобы их не опасаться. По тем же причинам сухопутные войска высадились в Сомали, но не Боснии. Жуткие зверства на Гаити можно было бы остановить несколькими движениями, но ни США, ни их союзники не были заинтересованы в возвращении к власти законно избранного президента Жана-Бертрана Аристида (Jean-Bertrand Aristide), чьи усилия помочь абсолютному большинству населения правительство США и средства массовой информации заклеймили как "сеющую распри" "классовую войну" — конечно, эта политика отличается от обычной практики жестокой эксплуатации в условиях правления клептократии. Но все это не имеет никакого значения пока чернь в повиновении. Вашингтон дал понять, что законно избранному президенту после военного переворота, его свергнувшего, разрешат вернуться к власти только при условии, что действительная власть перейдет к "умеренным" представителям бизнеса, а общественные движения, приведшие его к власти, будут уничтожены и маргинализованы.

Основной рабочий принцип — действия должны определяться собственными интересами. Как писала New York Times о выводах слушаний в Белом доме администрации Клинтона по вопросу вторжения (в Ирак), основной вопрос формулируется следующим образом: "Что мы от этого будем иметь?". Никакого альтруизма — решила администрация Клинтона — как это было, когда мы превращали в могильники и пустыни обширные регионы мира, принесли голод и отчаяние в Центральную Америку, Юго-Восточную Азию и многие другие места, выбиравшиеся по нашему усмотрению. Теперь, в более гуманную эру либеральной демократии, нашим ведущим принципом станет наш собственный интерес — который, как всегда, следует понимать в духе фундаментальных замечаний Смита в приложении к доктрине Черчилля.

В соответствии с этим принципом — в сторону притворство — США могут посылать сухопутные войска в Сомали после отступления голода и появления гарантированной возможности пофотографировать, уже без опаски сопротивления со стороны подростков с ружьями. Но не в Боснию, где резня уже приобретает характер геноцида, и не в Анголу, где, судя по всему, ситуация еще хуже, но откуда не исходит никакой опасности для Запада, а главное действующее лицо, Джонас Савимби (Jonas Savimbi), является давним клиентом США, превознесенный как "борец за свободу" ведущими политическими деятелями, и кого Джин Киркпатрик назвала "одним из немногих подлинных героев нашего времени". Это после хвастовства Савимби, что его войска сбивали гражданские самолеты с сотнями людей, а также совершали многочисленные другие преступления. И делалось все это с поистине героическим размахом при поддержке США и Южной Африки. Но лучше все это не ворошить, равно как и зверства, чинимые другим фаворитом ЦРУ в Афганистане, — фанатичным исламским фундаменталистом Гульбеддином Хекматьяром (Gulbuddin Hekmatyar).

И этот длинный и жуткий список можно рассматривать и дальше, случай за случаем. Конечно, исторические обстоятельства всегда различны, даже в очень схожих ситуациях (например, Тимора и Кувейта), что позволяет апологетам оправдать все, чего бы ни потребовала власть. Но сравнительное исследование быстро показывает, что причины действий либо бездействия, даже если случайно они и представляются убедительными, практически никогда не являются основополагающими. О  подлинных причинах никто и никогда не говорит вслух — разве что какой-нибудь циник, вроде Черчилля.

И совершенно правы идеологи, определяющие политику Вашингтона по отношению к Ираку как пробный камень для Нового Мирового Порядка. Первый урок, которому эта политика учит, состоит в том, что США остаются жестоким государством, не признающим закона, что полностью одобряют и разделяют их союзники и клиенты, хорошо понимающие, что международное право — не более чем жульничество, к которому власть имущие прибегают, когда нужно хоть как-то завуалировать то, что они делают. Второй урок, также хорошо знакомый, состоит в том, что подобное поведение будет безнаказанным в условиях интеллектуальной культуры, не признающей никаких принципов в своем служении власти. Следует обратиться к диктатурам третьего мира, чтобы услышать трюизмы, замалчиваемые в цивилизованных обществах: Новый Мировой Порядок "нов" только в том, что он приспосабливает традиционную политику подавления и эксплуатации к несколько непредвиденным обстоятельствам. Запад так восхищается этим порядком потому, что он признан средством "удержания стран и народов мира" в узде.

Меха, может быть, и новые — вино, увы, старое.

Перевод с английского Константина Бородинского.