М — Тему "Процесс глобализации и Россия" я хотел бы рассмотреть в трех аспектах: 1) основные тенденции процесса глобализации и оценка современной глобальной ситуации; 2) перспективы становления новой глобальной суперцивилизации, ее принципиальное отличие от предшествующих цивилизаций; 3) самоопределение России в сложившейся глобальной ситуации.
Президентские выборы — подходящее время для размышлений о месте страны в современном мире. От того, что исход выборов нам кажется предопределенным, над этими вопросами сейчас не принято задумываться. Всерьез обсуждать предвыборные программы стало дурным тоном. Что это: "синдром политической безответственности" или объективная невозможность дать серьезный прогноз развития ситуации в России и вокруг нее?
Действительно, ситуация неопределенности, для нас стала уже настолько повседневной, что с 1 января текущего года и до сих пор мы так и не можем сказать: в каком тысячелетии мы живем? Я специально, попадая в различные аудитории, задаю этот вопрос, и как всегда, однозначного ответа на этот вопрос нет. Для меня же, как для всякого человека знакомого с культурологической доктриной XX века, совершенно понятно, что XX век закончился в 1989 году. С этой точки зрения, вопрос в каком веке мы живем, разрешается однозначно — мы не живем в XX веке. Возможно, мы живем в XXI веке. Куда сложнее ответить на вопрос: в каком тысячелетии мы живем.
Но это — лишь поверхностный симптом ситуации глобальной неопределенности, в которой мы оказались, по оценке канадского политолога Р. Робертсона, с 60-х годов текущего столетия. Это очередная фаза процесса глобализации, который своими корнями уходит в XVI век. Хотя Робертсон писал об этом еще до крушения Советского Союза, но, с моей точки зрения, эта характеристика остается точной до сих пор. Поэтому понимать все, что происходит сейчас в современном мире, можно лишь учитывая глобальный кризис идентичности, который обусловлен этой ситуацией неопределенности. Эпицентр этого кризиса в 90-е гг. пришелся на европейские страны бывшего соцлагеря, в первую очередь СССР и СФРЮ. Поэтому столь важно каким-то образом самоопределиться нашей стране. И если считать себя все еще жителями СНГ, т.е. более широкого сообщества, чем РФ — эта проблема самоопределения может пониматься в контексте нескольких возможных вариантов развития нынешней ситуации. Той ситуации глобальной неопределенности, которая начала складываться с 60-х годов ХХ столетия, и до сих пор не завершена.
Поэтому я сформулирую четыре базовых сценария глобализации, и они, наверное, отвечают сформулированному тезису о культуросообразности процессов глобализации. То есть попытка осмыслить этот процесс не только как экономический, политический, технологический, информационный и т.д. и т.п., что уже достаточно прилично отражено в нашей и в зарубежной литературе. А посмотреть на него как на некоторый цивилизационный процесс, на фазы этого цивилизационного процесса, чтобы понять культурное содержание.
Эти базовые сценарии являются обобщением отечественных и зарубежных трудов, причем какие-то вариации можно было найти еще в публикациях начала 1990-х годов. Для меня они остаются базовыми, потому что ни пятый, ни шестой сценарий пока еще никак не выкристаллизовываются.
Что это за сценарии?
Первый сценарий, который характеризует весь двадцатый век. XX век, который начался в 1914 году и закончился в 1989, проходил под господством сценария № 1, который можно назвать сценарием культурной поляризации. Т.е. это сценарий противостояния двух модернистских доктрин: одной — либерально-капиталистической, другой — тоталитарно-коммунистической. Для нас, еще лет 15 назад, было табуировано понимание того, что социалистическая идеология фашистского типа, к примеру, нацистской Германии, и наша, советская, по сути дела, родственны в том, что в них заключалась попытка реализовать модернистский проект в XX веке, как некую альтернативу либерально-демократической, традиционно капиталистической модели, которая развивалась с XV-XVI вв. Сначала в Западной Европе, затем потихонечку охватила весь мир и превратилась, наконец, в то, что современные цивилизиционисты назвали Центральной цивилизацией. В том смысле, что это та самая цивилизация, которая охватывает собой весь современный мир. Есть ядро цивилизационного процесса, а все остальное — это периферия или полупериферия. Т.е. социализм, с этой точки зрения, выступает как полупериферийный феномен этого же самого цивилизационного процесса.
"Сценарий поляризации", став базовым для XX века, оттеснил на второй план базовый сценарий ХIХ века — сценарий, связанный с постепенной культурной ассимиляцией Центральной (капиталистической, либеральной) цивилизацией всей Ойкумены. Основной механизм этого процесса — распространение культуры конкуренции в рамках становления — сперва мирового, а затем глобального — рынков.
С этой точки зрения ответ на вопрос: почему XX век закончился в 1989 году — совершенно очевиден. Как говорит Фрэнсис Фукуяма, "история закончилась" с падением Берлинской стены. Т.е. противостояние чего бы то ни было на планете Земля этому сценарию либерального капитализма, который был генеральный с точки зрения становления глобальной цивилизации, — все осталось в прошлом. Эта оптимистическая точка зрения на конец истории, позволяет четко понять различие между этими двумя сценариями.
Сценарий торжества либерального капитализма сейчас, в эпоху постмодерна, получил весьма точное название — "макдональдизация" всей планеты. Это ответ тому вызову, который бросил социалистский вариант сперва в России, затем в Италии, потом в Германии и др. странах, где социалисты приходили к власти, включая Швецию (где была реализована "мягкая", социалдемократическая модель). Эта линия водораздела вроде бы была снята, но осталась зримая альтернатива, которая сейчас обсуждается. Альтернатива того, что сценарий поляризации будет возобновлен, но в несколько других вариациях противостояния.
И с этой точки зрения, возвращение в XX век вполне зримо для нас, поскольку остаются силы, в том числе и на территории, которая еще недавно была территорией Советского Союза, готовые попытаться бросить вызов, используя ядерное оружие или еще что-то, в качестве последнего аргумента против этой гнетущей, кому-то не очень приятной, культурной парадигмы тотальной "макдональдизации".
Г — Это мы часто наблюдаем в действиях тех, кого обобщающе называют террористами.
М — Это новое содержание того же самого сценария поляризации. В данном случае не важно, какой будет идеологический стереотип. Главное, что будет доминировать культурный стереотип, который я условно называю — культурой конфронтации. Это означает, что мир должен быть построен, как две огромные, борющиеся между собой пирамиды: ощетинившиеся, вооруженные до зубов. И так как XX век канул в Лету, то будут применены более гибкие схемы борьбы (смотрите Джеймса Бонда, другие научно-фантастические варианты). Но, тем ни менее, это будет тотальная война — кто кого. С этой точки зрения не важно, будет ли это борьба за социалистические, социалистские идеалы, или это будет борьба за честное распределение ресурсов между "золотым миллиардом" и остальным растущим количеством миллиардов народонаселения планеты. Тем более, что "золотой миллиард" имеет тенденцию худеть, судя по демографическому сдвигу, который мы наблюдаем последние десятилетия.
Третий базовый сценарий, который маячит на горизонте достаточно зримо, с тех пор как Сэмюэль Хантингтон сформулировал в 1992 году версию, что конец истории не будет концом неприятностей человечества; что на смену голубой мечте — капитализму, придет кровавая драма столкновения цивилизаций. Цивилизаций, которые были усмирены двумя борющимися модернистскими системами. Но, как только они перестали бороться и немного расслабились, то начали вылезать демоны прошлого, в лице традиционных цивилизаций. И в принципе, с этой точки зрения, на смену модернизму придет фундаментализм различных сортов. Т.е. это вариант, который наиболее зримый и подробно обсуждается — это "озеленение цивилизационного центра", но варианты фундаментализации могут быть весьма различны.
Имеются апокалиптические для христианской Западной Европы прогнозы: карта Европы начала XXI века, которая на треть "зеленая", в том смысле, что политика открытости, которую провозгласило Европейское сообщество, ведет к тому, что в демографическом отношении более активные группы населения, постепенно проникнут и заполонят западноевропейское пространство. Недавно миролюбивая Австрия устроила небольшой "цивилизационный" кризис, когда в ней к власти пришла фундаменталистская, по европейским меркам, партия. Это опасный симптом того, что "зерна" фундаментализма зреют и внутри самой западной цивилизации. Ведь Австрия испокон веков находилась на границе между "зеленой" и христианской цивилизациями. Это была ее миссия защитницы западнохристианского мира. Австрийская империя выросла как на дрожжах, "подъедая" то, что осталось на европейском континенте от Оттоманской Порты.
Г — А как понимать современную реакцию европейских лидеров и европейской общественности на то, что Австрия в лице господина Хайдера и его последователей собирается всего лишь продолжить осуществление своей исторической миссии?
М — Ответим на вопрос только тогда, когда мы проговорим четвертый базовый сценарий. Когда будет четыре сценария, станет понятно, почему это ситуация глобальной неопределенности. Т.е. вопрос о "зелености" — это лишь один из вопросов. Не менее тяжелым является вопрос о традиционном противостоянии Восточного и Западного христианских миров, как оно сложилось с 1054 года. Т.е. это — цивилизационный разлом, и что православные бывших социалистических стран, строивших себя по образу и подобию Советского Союза, так же оказались по ту сторону баррикад, поскольку не имеют отношения к Западному миру: не относятся не к католическому, ни к протестантскому вероисповеданию. Соответствующие реакции в России и Югославии по этому вопросу. Степень консолидации здесь разная, если мы возьмем с точки зрения этнического потенциала, то мусульманский наиболее мощный, он на подъеме, поэтому может реально бросить вызов; православный мир не способен сейчас бросить такой же вызов, как и мусульманский.
Поэтому вопрос о том, кто может быть реализатором третьего базового сценария, кроме мусульманского мира — непрост. Я не исключаю, что вариантом может быть консолидация на расовой почве. Это тоже вариант — вариант XXI века. Поэтому третий сценарий — это попытка вернуться в традиционно-цивилизационную колею. Человечество — это не одна цивилизация, это много цивилизаций, и каждая из них самоценна. И попытаться ассимилировать ту или иную цивилизацию с помощью современного образа жизни просто не допустимо для людей, которые чувствуют себя принадлежащими этой цивилизации. Этот вариант борьбы за сохранение своих цивилизационных ценностей остается. Но в любом случае речь идет о реализации сценария культурной изоляции. Этот базовый сценарий может быть реализован при условии доминирования культуры консолидации, происходящей на основе традиционных цивилизационных ценностей. Фактически, третий сценарий чреват сворачиванием процесса глобализации.
Четвертый базовый сценарий, как некоторая политическая доктрина был сформулирован в середине 80-х годов, когда Горбачев провозгласил новое мышление, догмат № 1 — общечеловеческие ценности, и неожиданно нашел попутчиков и соратников на Западе. Мягкие варианты конвергенции социализма и капитализма, как некоторая попытка предотвращения ядерной катастрофы, идущая от ряда нобелевских лауреатов, А. Швейцера, А. Эйнштейна.
Этот базовый сценарий представляет собой попытку реализовать доктрину культурного плюрализма и сотрудничества. Не противостояния, не изоляции, как это имеет место в предыдущих сценариях, а попытка сотрудничества во всем глобальном пространстве, которое создано в космосе и на Земле.
Но эти розовые мечтания имеют под собой жесткую прагматическую платформу, поскольку третья демократическая волна, нахлынувшая в середине 70-х годов, собственно и предопределила затяжной период глобальной неопределенности. Эта демократическая волна ориентированна, как сейчас говорят в США, на модель мультикультурного общества. Основу такого общественного развития составляет культура кооперации, партнерства.
Четвертый сценарий, если вернуться к "биологическим" метафорам — сценарий культурной гибридизации. В том смысле, что культуры творчески взаимодействуют, но сохраняют свою самость, свою особенность, не происходит ассимиляция, как в сценарии "макдональдизации".
Резюмируем четыре базовых сценария. Первый базовый сценарий культурной поляризации, который построен на стереотипах культурной конфронтации, когда есть два мощных и противостоящих друг другу, в модернистском варианте, идеологических центра, люди в которых в принципе стоят до конца. Как показал опыт всего двадцатого столетия, разрешение этого сценария возможно либо за счет победы одного из них, либо перехода к другому сценарию. Ведь борьба идет не жизнь, а насмерть.
Почему этот сценарий оказался отброшенным человечеством? Потому что он был чреват катастрофой. Собственно, человечество, подумав в лице некоторых лидеров, решило отказаться от своих идеологических предрассудков. Правда, это привело к гибели одного из идеологических противников. Идеологическое разоружение оказалось самоубийственным актом.
Г — Разве Михаил Сергеевич и ряд "ответственных" лиц, принимали решение в связи с нравственными сомнениями, а не в связи, с тем, что, например, явно не хватало ресурсов?
М — Здесь вопрос в том, каковы были мотивы? Искренние ли были мотивы борьбы за эти новые ценности? Или это была попытка очередной раз обмануть и обыграть, как это было и раньше? В данном случае — это не важно, с точки зрения того системного эффекта, который имел место быть. А именно, затяжной кризис, который переживала социалистическая система. Последние исследования показывают, что любая попытка трансформации, которая будет проводиться в ней, не может проводиться сверху. Когда принцип единоначалия, беспрекословного исполнения приказа вышестоящего начальника, и вдруг начальник неожиданно заявляет: "Ребята, слушай меня! Теперь больше меня не слушай". После этого Система начинает сходить с ума. С этой точки зрения, трансформация "сверху" путем изменения базовой структуры ценностей просто привела к тому, что мы как страна распались. А все остальное: были ли ресурсы, реальна ли была внешняя угроза? Нынешние подсчеты показывают, что до 20-х годов следующего столетия мы бы протянули.
Г — Итого: культурная поляризация, культурная ассимиляция, культурная изоляция и культурный плюрализм.
М — Если мы вернемся к ситуации глобальной неопределенности, то можно обсуждать, с какой долей вероятности в начале нового тысячелетия человечество пойдет по тому или иному сценарию. Потому что сейчас реально в разных фрагментах мира или в разные этапы, одновременно реализуются несколько сценариев. Если взять, к примеру, Австрию, в чем проблема? Проблема совершенно очевидна: здесь граница и рядом распавшаяся Югославия, где традиционалистский конфликт вырос в кровавое столкновение, которое уже непонятно когда закончится. Ощущение того, что мы помогаем мусульманам из политических соображений, ведя борьбу с православными, но в принципе ясно, что основная угроза идет от мусульман. С этой точки зрения, пора кричать: ребята, остановитесь, пока не поздно.
Реально это означает одно: попытка вернуться к полярным мирам на цивилизационной основе. Западная цивилизация, которая доминирует по технологическим параметрам и "зеленая" цивилизация, а остальной мир должен будет самоопределяться.
Почему против этого очень жестко борется ЕС? Потому что ЕС строится на принципах культурного плюрализма. Это не закрытая система, которая борется с другой закрытой системой, это — все расширяющееся, но внутри себя открытое общество. Здесь вы привносите ксенофобию, привносите противостояние этнических и культурных сообществ. Это разрушает саму ткань нового мультикультурного мира, который созидается. Парадокс состоит в том, что этот мир существует постольку, поскольку существует множество анклавов, где идет процесс культурной гибридизации. Можно ли отнести Японию с "восточными тиграми" к этому миру — не понятно. Если мы возьмем Сингапур, то там строится мультикультурное общество, но строится странными методами, не совсем привычными на Западе. Поэтому ответ на вопрос, какой из сценариев где преобладает, можно всегда получить ответ, но он не окончательный.
Г — И это может указывать на то, что будет реализовываться пятый или шестой сценарий, когда некоторые элементы из разных сценариев составят новую целостность.
М — У меня недавно были занятия, на которых заметили, что Россия реализует пятый сценарий. Я спросил, какой? Потом я его обозвал сценарием декультурации. Пятый сценарий — это выпадение из цивилизационного развития и отказ от той культурной среды, культурного наследия, которое человечество за предыдущие тысячелетия сумело накопить.
Г — Это сценарий локальный, а не глобальный. Т.е. часть выпасть может, но может ли выпасть целое?
М — Да.
Тезис мой состоит в том, что этот четвертый сценарий культурного плюрализма является объемлющим и вырастает из остальных, в этом весь парадокс. В этом все противоречие эпохи глобальной неопределенности.
Г — Но возникает несколько вопросов. Например, если этот сценарий реализуется Европой, то, очевидно, что европейцы при этом не справляются с рядом вызовов. Именно поэтому существует феномен Австрии. Значит, этот сценарий культурного плюрализма нужно обсуждать в развитии. Я думаю, что он до сих пор остается ущербным.
М — Он ущербен в своем основном пункте. В том пункте, что мы хотим сохранить культуры и дать им возможность сотрудничать и развиваться в совместном мире. Но при этом выясняется, что сами культуры могут этого "не хотеть". Т.е. культуры, которые построены на негативизме — отрицании, вызове, разрушении. В то время, как идеология культурного плюрализма предполагает, что все культуры ориентированны на сотрудничество и на конструктивность. Здесь мы возвращаемся к тому старому различению добра и зла, ко всем религиозным доктринам, что есть духовная сила, направленная на разрушение, а есть, которая направлена на созидание. С этой точки зрения доктрина культурного плюрализма отрицает в своем мире, который она созидает, возможное существование этих негативных культур. Да, она за мусульман, которые не относятся к течению и сектам, которые не утверждают, что они единственные в мире и всех покорят. Отсюда сценарий культурного плюрализма позволяет "надстроиться" над всеми остальными, но надстроиться, произведя достаточно жесткую селекцию. Американцы ее производят с помощью современного оружия.
Г — Мое возражение лежит в несколько другой плоскости. Я оставляю за скобками наличие фундаменталистских и агрессивных форм ислама. И говорю о проблеме, связанной с вполне благородным исламом. Вы ведь сами показываете, что демографическая динамика мусульман, принципиально расходится с динамикой развития в европейских странах. И угроза не в том, что мусульмане пытаются вести себя агрессивно, а в том, что они исподволь — через анклавы и диаспоры — меняют демографическую структуру европейского мира. И чем "цивилизованней" они себя ведут, тем быстрее меняют демографическую структуру. Что с этим делать?
М — Уже давно есть готовое средство, которое называется демографический переход. Все страны, которые пошли по пути модернизации, доходят до определенной точки — это тогда, когда человек превращается в самоценность, человеческий капитал, — развитие есть основная забота этого общества, которое прошло фазу модернизации. Тут происходит перецентровка или концентрация усилий не на расширение воспроизводства человеческого потенциала, а на выращивании из отдельного индивидуума того самого бесценного существа, которое может жить в этом обществе. Опыт показывает, что этот демографический переход означает, что как только эта качественная точка достигнута в ходе модернизации, сразу рост народонаселения приближается к нулю или даже становится отрицательным.
Г — Это очень связано со всем зданием западной традиции. Генисаретский говорит, что эта традиция в рамках прав человека внутренне себя исчерпала, и очевидно, что будут развиваться различные контраверзы. Например, родовое право. Тут Европа может столкнуться с серьезнейшим вызовом, если окажется, что в мусульманской среде появятся мыслители нового поколения, которые начнут родовое право, шариатское модернизированное право превращать в глобальный, культурный продукт.
М — Перейдем ко второму пункту, о котором я собирался говорить. Потому что этот вопрос является ключевым для понимания того, что должна собой представлять эта глобальная цивилизация. Все наши обсуждения в рамках той доктрины, что цивилизация имеет своим ядром некое конфессиональное сообщество или общность людей. И это есть концептуальное основание для того, чтобы отличать цивилизацию от нецивилизации и всего остального. Парадокс состоит в том, что глобальная цивилизация строится на принципиально иных основаниях.
Есть такой Гарольд Перкин — британский мыслитель. Его концепция вытекает из парадокса, который напрашивается сразу, как только мы начинаем анализировать историю XX века. Парадокс цивилизационного процесса, который перешел за границы своих традиционных, религиозных рамок. Мы все читали Макса Вебера, знаем о роли протестантской этики в становлении капитализма. С этой точки зрения христианская, особенно протестантская версия является ядром того, что собой представляет этот базовый сценарий «макдональдизации». XX век породил парадокс. Япония, которая никакого отношения к протестантской этике не имеет (там если и были христиане, то католики) неожиданно с помощью американского оккупационного корпуса делает мощный рывок. "Восточные тигры", у которых не было даже американского корпуса, тем ни менее, также делают странный рывок. Возникает вопрос, может быть конфессиональное ядро для новой цивилизации, которая сейчас представляет собой Центральную цивилизацию, складывающуюся в глобальную, не является главным?
Гарольд Перкин выдвигает версию, что цивилизация, которая сложилась во второй половине XX века, которую мы теперь называем Центральной — это и есть цивилизация профессионалов. С этой точки зрения версия о том, что цивилизация, которая складывается на основах культурного плюрализма, должна иметь своим ядром конфессиональные ценности, сразу подвергается сомнению. Для нас важно наличие профессиональных элит, а не тех или иных этноконфессиональных сообществ, и они представляют собой ядро новой цивилизации, которое складывается на наших глазах.
Г — У меня два замечания. Первое, когда мы говорим, что в ядре всякой цивилизации конфессиональные основания — то мы о каких цивилизациях говорим? Какое используем понятие "цивилизации"? Ведь это понятие имеет множество различных дефиниций. А, во-вторых, если обсуждать не конфессиональные основания, а некоторый функциональный ряд, который в прошлые века "закрывали" собой конфессии, то, возможно, что этот ряд просто переносится в ядро новой Центральной цивилизации. Только теперь это осмысляется в другой знаковой среде.
М — Вопрос не только в знаковой или функциональной средах. Я бы говорил на нашем традиционном языке, что речь идет о деятельностном содержании.
Г — В этом смысле пока нет новой цивилизации, происходит некое глобальное переформатирование.
М — Может быть. Но за этим скрывается совершенно странная история самого словечка "цивилизация". И история двух столетий, которые мы пережили. Где-то в 60-е годы XVIII века появляется сам термин "цивилизация". До этого разговора о цивилизации, в общем-то, не было. Жили в каких-то мирах, не обращаясь к этому термину, хотя уже обсуждался вопрос о степени цивилизованности. Но если вернуться на историко-критическую основу, то интерпретация понятия «цивилизации» получила в дискурсе Просвещения достаточно мощный импульс, прямо противоположный тому привычному — христианскому — образу цивилизации, корни которого уходят в Античность. Импульс в сторону того, что называется атеистической цивилизацией. И в этой интенциональности, а не только в различении "свои-чужие", или дистанцировании от варварства и дикости — ключ к пониманию термина "цивилизация".
Итак, XVIII век, век Просвещения, когда была предпринята попытка создать некую новую, атеистическую цивилизацию. Продолжение — XIX век — век французской цивилизации. А потом в XX — российской цивилизацией, социалистской. Эта попытка — модернистский проект в чистом виде. Попытка построить атеистический мир. И мы значительную часть своей жизни прожили в этой цивилизации, которая была отчетливой попыткой построить альтернативу.
Обратите внимание, кто строил социализм? Строили ведь социализм на территории, которая является третью земного шара. Если еще взять в расчет часть африканского населения, которое также пытались побудить шагать по этому пути. Обратите внимание, кто это делал? Это делали люди, которых В.И. Ленин в работе "Что делать?" назвал профессиональными революционерами. Партия нового типа, которую он создавал, была партией профессиональных революционеров.
С этой точки зрения, мы можем рассматривать всю историю XX века как века, когда профессиональные революционеры, то есть те самые оголтелые профессионалы, которые жестко противопоставились традиционной конфессиональной цивилизации, попытались построить свою социалистскую цивилизацию на грубом и зримом отрицании конфессиональных основ цивилизации. Другое дело, что это не получилось. Другое дело, что приходилось делать симбиоз. А народные массы были темными и производили эту самую контаминацию, не отличая Владимира Ильича от пророка или святого.
Дело в том, что идеология и профессиональные действия, которыми занимались профессиональные партработники вплоть до конца Советского Союза, были попыткой реализовать эту доктрину. Если еще Робеспьер пытался построить общество на культе разума, то в России это происходило не в течение 2,5 лет, а в значительно более длительный исторический период. Для меня этот феномен свидетельство, что мы столкнулись с отчетливым цивилизационным вызовом.
Вопрос, который задавался: можно ли это рассматривать как переформатирование, переформулирование, — да, наверное, можно, но достаточно четко надо понимать, что эта оголтелая попытка устроить неконфессиональную цивилизацию имела место. Это весь XIX век, включая то, что французская революция была явной попыткой построить "царство разума" и утвердить его штыками. И следом за этим уже профессиональная организация революционеров, по образу и подобию которой до сих пор во всем мире продолжают действовать профессиональные революционеры, отчетливо бросает вызов традиционной конфессиональной цивилизации.
Обратите внимание, питательной средой для профессиональных революционеров (сейчас мы их называем, как правило, террористами) остается то, что мы традиционно называем третьим миром. Там у них есть возможность для того, чтобы вести борьбу.
Суть подхода Г. Перкина состоит в том, что мы переходим к рассмотрению истории Нового времени как истории трех профессиональных революций. И результатом этих революций и процесса модернизации стало появление принципиально новой цивилизации — цивилизации профессионалов. С этой точки зрения, традиционное общество, с традиционными профессиями как сословиями, претерпело за эти полтысячелетия три профессиональных революции, и мы сейчас переживаем третью профессиональную революцию.
Первая профессиональная революция — это появление свободных профессий, которые существуют не в привычных сословных мирах, где складывались традиционные профессии. Их питательная среда — это индивидуальная (частная) собственность, возможность свободно продавать свой труд, свои услуги, полноправное распоряжение произведенным продуктом. И способ их организации — не сословия, а профессиональные сообщества. Но это моя версия, у Перкина несколько по-другому.
Прототипы этих профессиональных сообществ здесь можно обсуждать, а именно, что прототипами были: Древняя Греция, институт проституток. Для меня главным является фиксация того факта, что это связано с развитием конструктивного предпринимательства. То есть, это люди, которые сознательно выращивают свой собственный потенциал как капитал и их задача состоит в том, чтобы содействовать и помогать в преумножении капиталов других.
Отсюда, если мы посмотрим на всю эпоху Нового времени, то именно эти люди являлись ферментом начавшегося процесса модернизации. Попытка каким-либо образом сорганизовать для себя общественное устройство приводило, как правило, к далеко идущим политическим преобразованиям. То есть вся эпоха Просвещения есть выстраивание идеологии организации сообществ как свободного объединения людей свободных профессий. Это первая революция и она своим продуктом имеет Просвещение и первые буржуазные революции как социальные катаклизмы, которые должны были каким-то образом приспособить традиционные цивилизации к процессу модернизации.
Термин "цивилизация" появился именно как то, что делают люди, посвященные в профессионалы. Они-то цивилизацией и занимаются. Даже если мы возьмем в традиционном католическом варианте, где католический священник и есть профессионал, но только он жил в традиционном мире сословий. Он не имел этой свободы. А Реформация — это и есть попытка освободиться от папского диктата. Реформаторы и есть люди, которые бросают свое сословие и создают церковь, как сообщество. С этой точки зрения Реформация есть выражение в религиозном мире этой профессиональной революции.
Начиная с эпохи Реформации, 1517 год и есть рубеж, с которого начинается первая профессиональная революция. Католическая церковь, которая была архетипом традиционных профессий на Западе, ломается внутри себя. А дальше все идет по расширяющемуся кругу, и этот реформационный импульс приводит к тому, что секуляризация становится основным процессом в первой профессиональной революции. И в результате появляются свободомыслящие просветители.
Вторая революция инициирована промышленным переворотом. 1763 год — изобретение того самого проклятого устройства паровой машины и зарождение жестко специализированного массово-серийного производства. Появляется вторая волна профессионалов, и вторая профессиональная революция — это формирование массовых профессий. При этом происходит возвращение к традиционно бюрократизированным, пирамидальным организациям, которые позволяют удерживать массовые профессии в рамках воспроизводства деятельности.
Если для первой волны профессионалов формой социальной самоорганизации стало сообщество профессионалов, то для второй волны — профессиональные союзы. Коротенькая справка. Есть горизонтальные и вертикальные профсоюзы. Вертикальные профсоюзы организованы по принципу производственной корпорации, членами его являются те люди, которые работают в этой корпорации (организации). Испания во времена Франко сохраняла в себе вертикальные профсоюзы, в отличие от всей остальной просвещенной Европы, где профсоюзы создаются по горизонтальному принципу. То есть люди объединяются в профсоюзы, потому что они занимаются одной и той же профессиональной деятельностью, а не потому что они работают в одной и той же корпорации (организации). Этот вариант профессиональных союзов достаточно четко проводит границу в тех двух системах модернизации: социалистической и капиталистической.
С этой точки зрения, дети первой волны просто встраиваются в мегамашины образования в качестве специалистов, менеджеров или изобретателей, или проектантов этих мегамашин. Наряду с этим появляется система воспроизводства и система образования (это где-то 60–70-е годы XIХ века), нацеленные на подготовку людей массовых профессий. Здесь основной антагонизм — между представителями массовых профессий и людьми, которые либо в традиционном ключе, либо в новом, профессиональном ключе (как представители свободных профессий) олицетворяют собой "верхи". Это основной конфликт между идеологиями двух профессиональных революций, который привел к социальным катаклизмам XIX-XX веков.
И разрешение этого катаклизма состоит в том, что, либо идет социалистский вариант, когда лидеры массовых профессий приходят к власти и пытаются на потребностях массовых профессий построить социалистическую цивилизацию. Либо социальный мир выстраивается таким образом, что эти представители массовых профессий интегрируются в его иерархическую, жестко организованную структуру, где каждый знает свое место — хозяина или исполнителя его воли. История ХIX–ХX веков — это история противостояния этих двух социальных проектов современной цивилизации.
Третья профессиональная революция, которую мы имеем счастье переживать, реально начинается в 60-е — 70-е годы, в эпоху глобальной неопределенности. 68-й — 73-й год — это окончательное крушение левых надежд, т.е. попытки пойти модернистским путем. Советские танки, корейские или таиландские, которые крушили студентов, окончательно завершили эпоху, когда были иллюзии, что можно было модернизировать что-либо по социалистскому варианту. Дальше идет процесс отмирания. То, что Советский Союз не пошел по пути модернизации, а остался на тех самых позициях 1-й половины XX века, с самого начала предопределило его печальный исход. Вопрос был решенный, причем не Горбачевым.
Содержание третьей профессиональной революции может быть выражено символическим образом. Традиционные организации: массовые профессии внизу, а свободные профессионалы наверху. Пирамида, которая основанием обращена вниз. Переживаемая революция — это переворачивание пирамиды. Наверху оказываются люди, которые являются транспрофессионалами. Это люди, которые могут свободно, за счет своего мышления и способов организации своей деятельности, работать в различных профессиональных средах. Для них неважно положение в той или иной организационной структуре. Они могут свободно входить и выходить, создавая для решения какой-либо проблемы адекватные формы организации.
Непонятно, что из этого получится, но совершенно очевидно, что сейчас мы имеем дело с революцией. Если мы вернемся обратно к этим закостенелым бюрократическим организациям, с пирамидой, у которой основание внизу, а наверху сидит начальник, который принимает решение, а дальше все исполняется, — значит, революция не состоялась, а был мятеж. А если состоялась, то, значит, произошел переворот. Пока нет принципиально новой формы социальной организации, которая позволяет нам говорить, что это не просто переходная стадия, а некая устойчивая социальная структура. Но в любом случае, независимо от исхода третьей профессиональной революции, ядром современной Центральной цивилизации останутся профессиональные формы организации мышления и деятельности. И в том состоит тезис Г.Перкина.
Сейчас у нас выкристаллизовывается третья форма социальной организации современных профессионалов, которая называется сеть профессионалов. Сейчас профессионалы, даже, если вы посмотрите в России, организуются не в некий выморочный союз. Профессионалы сейчас соорганизуются в сети. Интернет — это и есть техническая структура или техническая полисистема, которая позволяет реализовывать третью профессиональную революцию. Отсюда вопрос: что там есть? — Информация. Это иллюзия, что мы создаем информационное общество, делаем информационную революцию. Ее содержание — появление этих новых суперэлит транспрофессионалов, которые живут и работают в этих сетях. Как они работают? Они работают командой. Для нужных задач, под уникальную подчас проблему собираются люди, имеющие соответствующие знания, соответствующие способы мышления и способы организации.
Парадокс состоит в том, Советский Союз является одним из изобретателей подобного сорта технологий транспрофессиональной работы. Потому что аналогий нашей "шарашки" в мире не существует. Только лишь тотальная слежка и знание того, кто есть кто, строений и окрестностей позволяло людей из нужного места выдергивать и собирать команды. Даже если они этого не знали, но они были в "сети". Другое дело, что сейчас в условиях Интернета, эта сеть стала ясна и понятна для всех. А тогда она была закрытой: на Лубянке или еще где-то. Сейчас это звучит комично, но это — медицинский факт.
Элитные школы, которые создавались в Советском Союзе для того, чтобы выращивать людей, которые могут и должны над этими вопросами работать. Там люди получали широчайшее образование. Принцип концентрации в одной взятой точке мнгодисциплинарного комплекса — он и есть основание для того, чтобы переходить к транспрофессиональному образу жизни и работы. Другое дело, к чему это все привело, но этот опыт у нас есть.
С этой точки зрения мы можем говорить, что Советский Союз — это страна, которая стала предпосылкой или одним из плацдармов для третьей профессиональной революции. Да, у нас есть потенциал, у нас есть технологии. У нас есть люди, которые проделали, прошли этот путь. И то, что многие из них эмигрировали в ту, настоящую цивилизацию профессионалов и сумели там адаптироваться, говорит о том, что профессиональная подготовка была на должном уровне.
Г — А можно описать ресурс, которым мы, Россия, Русский мир реально обладаем, являющийся ресурсом с точки зрения той цивилизации, которая наступает?
М — Этот ресурс состоит в том, что мы в Советском Союзе отработали, несмотря на все заградительные отряды и жесточайшие препоны — метод соорганизации, многодисциплинарные и междисциплинарные синтезы и соответственные интеллектуально-мыслительные средства, позволяющие осуществлять формирование транспрофессиональных команд и решать комплексные проблемы. Этим отличаются транспрофессионалы от традиционных профессионалов свободных или массовых профессий. Потому что у последних очень жесткая специализация и очень жесткая ответственность. Если у людей массовых профессий она привязана к определенному месту и определенной функции, то у людей свободных профессий она привязана к специальности.
С этой точки зрения ни первый, ни второй сорт профессионалов по определению в этой новой профессиональной среде работать не могут. Их надо адаптировать.
Возвращаясь к ситуации в России, я бы сказал, что это одна из тяжелейших проблем, которые наша страна решает и не может решить в течение 15 лет, начиная с вялотекущих реформ системы среднего и высшего образования и кончая образованием на рабочих местах.
Я бы выдвинул "страшную" объяснительную версию, почему Путин популярен. Потому что он человек, который отвечает требованиям новой цивилизации, и больше всех похож на транспрофессионала новой формации.
Профессиональный разведчик должен быть априори транспрофессионалом, иначе он не сможет адаптироваться к чуждой ему профессиональной среде. Недаром я приводил в качестве символического примера Джеймса Бонда.
Г — Не означает ли это, что мы крайне несерьезно относимся к образовательным технологиям, которые созданы и употреблены на Лубянке?
М — Я исхожу из того, что мы вообще несерьезно относимся к своему культурному наследию, произведенному не только на Лубянке, но и в ее окрестностях; потому что Лубянка их беспардонно списывала с того, что создавалось во внешнем мире. Они привлекали специалистов, который делали это. Они думали, а нельзя ли это приложить к нам?
Перейдем к третьему пункту. Самоопределение России.
Вернемся к исходному пункту, к четырем базовым сценариям. Россия попала в точку бифуркации мировой цивилизации, связано это с тем, что она была одной из "половинок" этой глобальной поляризации, которая определила всю историю ХХ столетия. Поэтому все, что происходило в России, было важно для всего планетарного сообщества.
Что у нас произошло? Официально победившая у нас после распада СССР доктрина — попытка на протяжении 90-х годов — в слабом или сильном варианте, насколько это удавалось тому или иному составу правительства — реализовать сценарий культурной ассимиляции. Кризис 97 — 98-го годов — я имею в виду глобальный и региональный финансовый кризис — окончательно поставил крест на нашей безумной попытке построить либеральную "в чистом виде" Россию, привел к тому, что мы оказались в ситуации нового выбора. Примаков — это фигура, которая олицетворяет это ожидание. Это старый, мудрый человек, академик. Он все думал, думал. Ситуация рассасывалась сама по себе. Чехарда правительств 99-го года привела к парадоксу "либерального передела" России: делаем, как лучше, сообразуясь с западными стандартами, а получается, как всегда. Не знаю, сознательно ли это производилось, но я могу показать, что это делалось сравнительно сознательно. Потому что команда "профессионалов" (в кавычках), которая пришла и развалила несколько раз страну (я имею в виду 94 и 98 годы), показала, что надо идти другим путем. Что все они — это "мальчики в розовых штанишках", говоря словами Руцкого. Они хороши для того, чтобы круто поломать. Выясняется, что этот сценарий не адаптируем для России. И возникает главный вопрос: а если мы пойдем этим путем, что это будет означать для мировой цивилизации? Выходит тогда, Фукуяма был прав: падением Российской империи (в советском варианте) история закончилась.
У меня есть версия, зачем нам нужно было реализовывать этот сценарий культурной ассимиляции. Заодно отвечу на вопрос о других цивилизациях, как приживается эта Центральная цивилизация, в том числе в исламском мире. Она приживается путем выращивания профессиональных элит.
Причем парадокс состоит в том, что арабская цивилизация (мусульманская) является прототипом западноевропейской цивилизации. Если мы возьмем математику и другие достижения, они же были переварены и созданы арабскими мыслителями. Если мы возьмем альтернативную индийскую математику, она тоже имеет свои корни. У индийцев тоже есть свои традиции, понятно, что скорость у каждой цивилизации своя. Как показал Китай, темп может меняться.
С этой точки зрения сценарий "макдональдизации" проходит как раз по внешнему срезу людей, которые могут воспринять эту культуру как культуру потребления. Не случайно Макдональдс — фетиш общества потребления. Это символ вхождения в глобальный рынок, но это не означает, что мы радикально меняем свой образ жизни, он может остаться традиционным. А вот изменения профессионального уклада деятельности — это более глубокая вещь. Как оно будет происходить и за счет чего? — За счет освоения различных новейших технологий и создания соответствующей инфраструктуры.
Я вернусь к России. "Макдональдизация" представляла собой выращивание необходимого, или восстановление, если угодно, вытоптанного культурного слоя предпринимательства. Другой вопрос, что предпринимательство в России было не конструктивным, а деструктивным. То, которое в 80-е годы стало выползать и пришло затем к власти. Но оно было, как правило, за редким исключением деструктивно ориентировано. Предприниматели, которые были конструктивно ориентированы, не могли конкурировать, поскольку ситуация на мировом рынке, куда Россия была интегрирована в качестве сырьевого придатка, не давала возможность быть конкурентоспособными. Радикальный поворот, над которым размышлял академик Примаков и прочие сотоварищи, заключается в том, как нам повернуть страну к конструктивному предпринимательству, как включить эти механизмы развития, не для растаскивания страны и обогащение отдельно взятой единицы, а для наращивания российского потенциала.
Изменение доктрины приватизации, которая была разработана и реализована Чубайсом как попытка за счет механизма государственного регулирования вынуть тех предпринимателей, которые заинтересованы в росте развития производства, хоть в каком-то инвестиционном процессе. Это была установка Правительства. Реально это вылилось сейчас уже во времена Путина в Постановление о новой концепции приватизации, которая была принята 9-го сентября прошлого года и известно под именем "пять девяток". Там предложены некие механизмы, вынашиваемые и обсуждавшиеся с 96-го года. Но пока это концепции. Это надо дорабатывать и реализовывать. Государство должно быть этим озабочено, в этом миссия государства, потому что выше государства некому этим озаботиться.
Когда дети видят, что один предприниматель все еще ездит на задрипанном отечественном автомобиле, а другой каждый день меняет зарубежные, они решение принимают соответствующее. Каким ему быть предпринимателем? Я привожу пример, как менять ориентацию. Должна быть соответствующая государственная политика.
Вопрос упирается в то, что предприниматель должен быть профессионалом. А у нас попытки профессионализировать предпринимательскую элиту носили формально развлекательный характер. Единственно, что после таких попыток появлялось желание вывести капитал во Францию и в окрестные страны. Все программы были таковы, за исключением последней амбициозной программы Коль — Ельцин, она более менее жизнеспособна, но после ухода Коля это все загнулось.
Но это вопрос № 1. Потому что, если мы ходим выходить в профессиональную цивилизацию, нам, в первую очередь, нужно воспитывать этих профессионалов в предпринимательской среде.
Трагедия состоит в том, что наряду с тем, что мы были страной, победивших профессиональных революционеров, эти профессиональные революционеры последовательно уничтожали представителей свободных профессий как социальный слой. И вытравливали профессиональную культуру. Еще раз говорю, Россия была страна победивших профессионалов массовых профессий. Фермент свободных профессий из страны выдавливался. В буквальном смысле этого слова. Возьмите отечественную эмиграцию, вошедшую в мировую элиту, — это были выдавленные свободные профессионалы.
Но это не проходит даром. Это означает, что эта культурная традиция была просто выкинута.
Г — Или перемещена, до того момента, когда России сможет взять, вобрать это, включить в свое культурное пространство; или на это можно взглянуть как на ситуацию ресурсную, т.е. уничтожив сословие свободных профессионалов мы подготовили почву для формирования класса транспрофессионалов.
М — Культура транспрофессионалов формировалась как некая умозрительная, редко удающаяся технология. Они не формировались как некая система. Нет такого образования, которое позволяет с гордостью говорить, что у нас пекут транспрофессионалов, как в нормальной школе, например, во французской. Есть индивидуальные попытки, но это не система.
Поэтому транспрофессионалы у нас выращиваются методом проб и ошибок.
Поскольку ситуация на западном рынке более благоприятная, они уезжают туда. Молодежь выучивает пару языков и убегает. Это трагедия. И если к власти придут профессионалы, то где та прослойка, на которую они смогут опереться?
В этой ситуации самоопределение достаточно простое: двигаться, реализуя сценарий культурного плюрализма. Путь чистой "макдональдизации" как варианта выращивания предпринимательской культуры мы уже прошли. С политической точки зрения этот путь был проделан не очень корректно, в силу того, что отечественные рыночники оказались на самом деле "рыночными фундаменталистами" (так их назвал Джордж Сорос после дефолта 98-го года). Они не принимали многомерности этой глобальной ситуации. Тезис о том, что рынок все сам расставит по своим местам, тезис, который был в XVIII веке или в первой половине XIX до 1860 года достаточно осмыслен, к сожалению, в 90-е годы XX века оказался совершенно неработоспособным.
Произошло ли при этом становление соответствующих профессиональных элит? Где-то произошло, где-то они все разбежались: банковский мир лопнул, и что после него осталось? 2,5 тыс. банков: то ли это мыльный пузырь, то ли это было то место, где росли профессионалы, вопрос до сих пор остается открытым. Или там просто честно перекачивали и делили деньги, в том числе за счет фальшивых авизо. Профессионально сработали?
Г — Если проблема в наличии площадок для подготовки профессионалов, то я бы их искал в неожиданных местах. Например, сегодня это Чечня, — а т.н. мировое сообщество хочет ее закрыть.
М — Это история о том, как мы три раза наступали на грабли. С третьей попытки учимся. Наконец-то мы поняли, что надо воевать профессионально. Что оказывается чеченские террористы, или борцы за свободу, в первую очередь, профессионалы. С ними надо работать профессионально.
Я возвращаюсь к тому, что ситуация выращивания предпринимательской культуры остается, ее надо продолжать растить. Проблема в том, что мы должны сохранить свой консолидационный потенциал, свою профессиональную культуру, которая у нас есть и те ошметки, которые остались. Не менее важно трансформировать нашего монстра — отечественную бюрократию.
В чем, на мой взгляд, специфика транспрофессиональной работы? В реализации принципов совместной творческой деятельности. Четырех принципов. Если эти условия есть, и люди могут это делать, то это получается нормальная транспрофессиональная работа. Если вы хотя бы один из этих принципов выбрасываете, то все разваливается.
Г — Можно ли это переоформить в виде Президентской повестки дня?