О правовом государстве и русской этнонации Украины

Михаил Молчанов ( г. Виктория, Канада)

Украина не мыслит себя вне Европы. Даже в те короткие периоды новейшей истории, когда евразийство как бы входит в моду, украинская позиция в предполагаемом евразийском союзе все равно определяется как позиция, если не полномочного представителя Европы на ее крайнем Востоке, то уж, как минимум, естественного "моста" – связки между Европой и Россией с выходом, в дальнейшем, на Среднюю Азию и Китай.

В Европу, однако, Украину не пускают. Не помогают ни мольбы, ни угрозы, ни запугивания Чернобылем и варварской Россией, в сферу влияния которой, согласно Тарасюку, обречено попасть украинское государство (читай - властные элиты), если просвещенный Запад промедлит с выплатой очередного транша, заведомо обреченного на разворовывание этой самой элитой. Не пускают прежде всего потому, что не видят в Украине ни зрелой демократии (которая, как известно, отнюдь не сводится к периодически проводимым выборам), ни правового государства. Правовое государство зиждется на уважении к собственным законам, равно как и международным правовым актам, ратифицированным национальным парламентом. Типичным образцом европейского скепсиса по поводу украинских достижений может служить высказывание Президента Европейской Комиссии Романо Проди, посетовавшего, вслед за визитом в Брюссель Виктора Ющенко, на то, что украинское государство по-прежнему не подает знаков готовности следовать принятым "долгосрочным обязательствам по поддержанию верховенства закона" (1).

Иными словами, в Европе, наконец, поняли, что принимать все, что в Украине говорится с высоких трибун и записывается в законы, за чистую монету было бы наивно. Однако есть все же надежда на то, что государство, заявившее о своем жгучем желании вступить в Евросоюз, будет, по крайней мере, искренне пытаться хоть немного подтягиваться к Европе в правовом отношении. Коррупция в высших эшелонах власти, от невразумительно оправданных Звягильского и Ткаченко до панамского гражданина Лазоренко и прочих с доступом кто к "трубе", кто к металлу, а кто к бюджету, говорит об ином. О фундаментально неправовом государстве свидетельствуют и чиновнические "наезды" на инофирмы, многим из которых, подобно "Мотороле", оказалось легче покинуть страну, чем "договориться" с постсоветским бюрократом. О чистоте и демократичности последних выборов можно спросить хоть у коммунистов, хоть у националистов: в этом вопросе наблюдается удивительное среди непримиримых оппонентов единодушие. Если Леонида Кучму переизберут в третий раз, в Восточной Европе появится, наконец, свой местный Фухимори. Гонения на свободу слова в стране уже приобщили украинского президента к списку злейших "врагов прессы" в мире.

В ряду последних актов, попросту говоря, государственно санкционированного беззакония, принятое 14 декабря 1999 г. решение Конституционного Суда и проект постановления Кабинета Министров Украины "О дополнительных мерах по расширению сферы функционирования украинского языка как государственного" не столь уж примечательны. Для Украины дискуссия о том, как поведут себя в этой ситуации русские организации и как будет реагировать русскоязычное большинство страны, малоинтересна тем, что ответы на все вопросы заранее известны. Они предопределены неправовым характером государства, не только унаследованным, но и развитым в постсоветскую эпоху.

С формальной точки зрения, национально-государственное строительство в Украине начиналось вполне пристойно. В Декларации о Государственном Суверенитете Украины были торжественно провозглашены права свободного национально-культурного развития всех национальностей, проживающих на территории Украины, включая право на образование территориальных национально-административных единиц. В Декларации прав национальностей Украины записано, что в местах компактного проживания национальных меньшинств последние имеют право пользования родным языком наравне с государственным языком Украины. Конкретнее, национальные меньшинства Украины имеют право на общение на родном языке (включая право запроса на родном языке в органы государственной власти), на получение образования на родном языке в государственных учреждениях или национально-культурных обществах, на получение информации на родном языке и на финансирование развития национальных меньшинств из государственного бюджета. Декларация прав национальностей Украины специфически гарантирует равные национально-культурные права не только индивидуальным, но и коллективным субъектам права: народам и национально-этническим группам. Закон о гражданстве Украины реализовал так называемый “нулевой вариант” присвоения гражданских прав, согласно которому права гражданства во вновь образованном государстве получили все постоянно проживавшие на территории республики лица. Наконец, Закон о национальных меньшинствах Украины (1992) гарантировал последним право на пользование родным языком и обучение на родном языке (ст. 6); ответственность государства за подготовку учительских и культурных кадров для национальных меньшинств в системе государственных учебных заведений (ст. 7); право использования неукраинского языка (наряду с украинским) в работе органов государственной власти и других организаций там, где большинство населения относится к сооответветствующей этнической группе (ст. 8); и, впервые с полной определенностью, обязанность государства на выделение целевых бюджетных ассигнований на развитие национальных меньшинств (ст. 16). Украина таким образом как будто заявила о неэтнократическом характере воздвигаемого ею национального государства.

Как же соблюдаются все эти торжественно провозглашенные права? Если коротко – никак. Во всяком случае именно о правовом нигилизме свидетельствуют конкретные акции органов власти Украины, которые ведут дело к полному вытеснению русского языка на Украине как якобы языка "колониального", привнесенного извне и не являющегося автохтонным для государства. Идея национально-административных формирований тихо умерла, перечеркнутая концепцией унитарного устройства Украинского государства, зафиксированной в Конституции. Референдумы о придании русскому языку статуса официального, проведенные в Донецкой, Луганской и Харьковской областях, были проигнорированы Киевом. Даже в Крыму, где украинский язык никогда, в общем-то, не был в ходу, органам местной власти выкрутили руки так, чтобы официальной гегемонии украинского ничего не угрожало. Конституция принципиально русскоязычной Автономной Республики Крым не сумела предложить русскому языку никакого сколь бы то ни было определенного официального статуса.

Многонациональный характер украинского государства, провозглашенный в 1989-91 годах, оказался, таким образом, пропагандистским мифом. Принять хорошие законы оказалось намного легче, чем соблюдать их. Инструкции исполнительным органам власти и административная практика в старых советских традициях весьма недвусмысленно дали понять, что приоритет по-прежнему – за "обычным правом" начальственного окрика и бюрократического тупоумия.

Именно образцом последнего следует считать навязанное политическим давлением решение о приведении количества русскоязычных школ в стране в пропорциональное соответствие с "этническим составом" населения. Представления о том, как определить правильные пропорции "этнического состава", у бюрократов, разумеется, не было. Точно так же, как не было у них идеи о том, что желания "этнического состава" на местах тоже не худо было бы принять во внимание. Подобный абстрактный и космополитический гуманизм нам, как известно, чужд еще со сталинских времен. Этничность поэтому определялась по паспорту и итогам переписи 1989 года, а спрос на школы того или иного языка обучения – по числу лиц соответствующей "национальности". Русскоязычные украинцы таким образом, во-первых, лишались права обучения детей на используемом в семье языке, а во-вторых, еще и унижались насильственным переводом в категорию якобы "подлинной" своей идентичности. “Государственная мудрость” здесь явно подпитывалась дремучей ненавистью ко всем тем, кого "патриотическая" публицистика именовала малороссами, манкуртами или янычарами, короче, украинцами второго сорта, полуукраинцами или недоукраинцами и, стало быть, личностями, подлежащими переформированию – все лишь потому, что они осмысливают себя в категориях русского языка и культуры. Русскоязычные евреи, греки или немцы, которые, как знают специалисты-демографы, составляют чуть ли не 100 процентов от числа соответствующего национального меньшинства, могли бы, по бюрократической логике, претендовать разве что на, соответственно, еврейский, греческий или немецкий язык обучения. Протесты тех, кто, в соответствии с господствующим в цивилизованном мире пониманием, полагал этническое самоопределение результатом и правом национального выбора, в лучшем случае игнорировались, а в худшем – клеймились как очевидное проявление "коммуно-имперского шовинизма". Власти в такой тон срывались нечасто, но, судя по проводимой культурной политике, вполне разделяли соответствующую, по модному ныне выражению, "ментальность."

Немедленным результатом вытеснения русского языка из сферы образования в Украине было трех-четырехкратное переполнение оставшихся русских школ в сравнении со средненациональной медианой. За этим последовала развернувшаяся в прошлом году региональная чистка, с полной ликвидацией русских школ в западных областях, где, как правильно рассчитали в Киеве, сопротивление запуганных националистами родителей будет минимальным. В перспективе, очевидно, планируется полная ассимиляция русской этнонации Украины в ряды носителей выраженного на украинском языке государственно-патриотического сознания. Большой брат по-прежнему думает за всех, только теперь он думает по-украински. Или он думает, что он думает по-украински — результата, впрочем, это не меняет. И коллективные, и индивидуальные права нацменьшинств, торжественно провозглашенные в недавних декларациях и законах, включая и ратифицированную Верховной Радой Европейскую Хартию о региональных языках и языках меньшинств, по-видимому, рассматриваются в Киеве по аналогии с правом каждой советской семьи на отдельную квартиру к 2000 году. Соблюдать их, иными словами, никто не собирается.

Недавнее решение Конституционного Суда Украины об официальном толковании статьи 10 Коституции Украины, предписывающее обязательность общения на украинском языке "на всей территории Украины при осуществлении полномочий органами государственной власти и органами местного самоуправления… а также в других публичных сферах общественной жизни" (а есть ли не-публичные?) и последовавшее постановление Кабинета министров по существу перечеркивают Закон о национальных меньшинствах Украины, конституционные и международно-правовые обязательства украинского государства. Пункт 2 резолютивной части решения Суда об украинском как языке обучения в государственных и коммунальных учебных заведениях всех уровней дезавуирует принятые Украиной обязательства по Статье 8 Европейской Хартии, а процитированный выше пункт 1 по сути денонсирует статьи 9-14, включая недвусмысленное обязательство власти "обеспечить лицам, использующим региональные языки или языки меньшинств, возможность подавать устные или письменные заявления и получать ответ на них на этих языках" (Ст. 10, подпункт "а (III), курсив мой – М.М.). Подача заявления в органы власти или общественные службы и получение ответа на него есть форма общения в "публичной сфере общественной жизни", где, согласно решению КС, употребление украинского языка обязательно. Это обязательство следует по новой, расширительной трактовке статьи 10 Конституции, но не по Закону о национальных меньшинствах Украины или Европейской Хартии о региональных языках, которые вроде бы в Киеве никто не отменял. Неудивительно, что лидеры Евросоюза пока что не отмечают в Украине необратимого движения к будущему правовому государству. Недавний визит в Украину Комиссии ОБСЕ по Национальным Меньшинствам, специально занятой расследованием жалоб русского населения, подтверждает повышенный интерес к проблеме на Западе.

Решение Конституционного Суда и последовавшие министерские постановления, имеющие целью расширение сферы функционирования украинского языка, интересны не только своим по существу неправовым характером, но и тем, что оба документа полностью игнорируют фактически бинациональный характер украинского общества. Поэтому было бы неправомерно пытаться увидеть суть проблемы лишь в политическом противостоянии поборников и противников национально-государственного самоопределения Украины.

На самом деле речь идет о существе этого самоопределения, о характере нации, именем которой принимаются государственные решения. Национал-патриоты, на поводу у которых пошли власти, представляют украинскую этнонацию единственным субъектом национально-государственного строительства, а русскую этнонацию Украины – в лучшем случае национальным меньшинством, а в худшем – "пятой колонной" Москвы, постимперскими колонами и т.д. Представители противоположной точки зрения полагают, что русские граждане Украины в силу не только известных демографических пропорций, но и удельного веса русского языка и культуры в жизни страны имеют право быть признанными в качестве второй государствообразующей этнонации со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Русская этнонация Украины определяется прежде всего специфическим языком общения и самосознания, который может совпадать, а может и не совпадать с записью в свидетельстве о рождении. Речевой аспект самосознания, как и самосознание вообще, никакими декретами не изменишь, хотя объективированные формы общения, несомненно, такой манипуляции подвластны.

Данные социологов говорят о том, что русский язык является добровольно избранным средством повседневного общения большинства, а отнюдь не меньшинства населения. В акциях протеста по поводу перекоммутации каналов российского телевидения наряду с русскими участвовали евреи, греки, немцы и представители других этнических групп Украины. Среди политических сил, отстаивавших права русского языка в Украине, помимо собственно этнических организаций, фигурируют партии и группы, где преобладают украинцы, в частности известные партии левой ориентации.

Русская этнонация Украины не может рассматриваться только как обломок великорусской диаспоры (хотя такое рассмотрение не совсем лишено смысла) и уж совсем не может быть названо сборищем безнациональных манкуртов или "совков", которые существуют преимущественно в воспаленном воображении галицких публицистов. Анализ социологических данных, собранных академическими и частными исследовательскими центрами Украины, показывает, что 22 процента населения, поддерживающих ориентацию на СНГ, имеют в виду строительство обновленного Союза свободных и суверенных государств, а вовсе не возврат к управляемому из Москвы СССР. И еще 22-23 процента более конкретно предпочитают видеть Украину в Союзе с Россией и Беларусью, что в сумме дает почти половину "прорусски" настроенного населения страны. Те, кто склонны объяснять эти ориентации как "безнациональность", "забитость", неизбывное "наследие колониализма" (это после десяти-то лет планомерного выживания всех и всяческих симпатий к русскому народу, истории, языку и культуре), явно страдают преувеличенным самомнением и элитизмом, граничащим с презрением к тому самому народу, от имени которого они выступают.

Смею предположить, что наблюдаемое, и очевидным образом невероятное для "жертвы коммуно-имперского колониализма", русофильство отражает два обстоятельства невыдуманной украинской истории.

Первое. Украина никогда не была колонией России. Украинские элиты сознательно шли на кооптацию в состав общеимперских и общесоветских элит и на равных участвовали в управлении одной шестой частью суши. Украинские массы никогда не были жертвой социального гнета русских колонизаторов, а гнули спину на своих же панов. Коммунистическая мечта была в такой же степени украинской, как и русской, хотя и предполагала отмену наций в отдаленном будущем. И жертвы, и победы, и успехи, и падения русские Украины делили с украинцами поровну. Массы (в отличие от так называемых элит) пока это помнят.

Второе. Украинская нация никогда не была этническим монолитом, но всегда несла в себе достаточно мощную русско-этничную, русско-диалектную струю – то, что сейчас принято презрительно именовать “малороссийством”. Если в имперское время представители русской этнонации Украины имели возможность полностью отождествить себя с великороссами, то уже в советскую эпоху формальное оформление украинской государственности (в виде УССР) приводит к известному обособлению национальной идентичности. В общении с подмосковными собратьями русские Украины начинают чувствовать себя соседями и родственниками, появляется самосознание "своего иного". Распад СССР и становление независимой украинской государственности не только ускоряет этот процесс обособления идентичности, но и позволяет надеяться на его признание украинским государством.

К сожалению, как раз этого и не произошло. Украинское государство, на словах столь озабоченное необходимостью национальной консолидации общества, предпочло вступить на путь реального разобщения и дискриминации. Русских Украины решено было принести в жертву ложно понятым национальным интересам. Задачи национального строительства, в соответствии с представлениями наиболее дремучих представителей заокеанской диаспоры, приравнялись к задачам этнодемографической и этнокультурной селекции: Украина для украинцев! Непризнанные таким образом в качестве самостоятельного государствообразующего элемента русские Украины были подвигнуты идентифицировать себя с Российским государством. Культурные и статусные потери русско-украинской этнонации стали желанным подарком для тех, кто хотел бы отторгнуть эту весомую часть народа от земли его предков, расколоть украинское общество по этническим признакам.

Политика Киева была бы, мягко говоря, неразумной, даже если бы речь шла о рядовом и сравнительно малочисленном национальном меньшинстве, способном, тем не менее, претендовать и на внимание государства, и на защиту международного сообщества. Вдвойне неразумной становится эта политика, если принять во внимание ее фактическую нацеленность против интересов большинства. Украинизация наносит удар интересам того самого украинского народа, во имя которого она якобы проводится! Именно так следует оценивать положение дел, если признать, что русская этнонация Украины – такая же полноправная и автохтонная часть украинского народа, как и собственно украинская этнонация. Именно укорененностью обеих и кровным родством этих двух основных составляющих частей украинского народа объясняются общеизвестные факты двуязычия и межязычия (суржик), сохраняющегося влияния русского языка и культуры в стране, где уже слишком много сделано для сведения его на нет. Видеть в русской душе Украины лишь отражение имперского господства чужестранцев убого и оскорбительно для украинского национального сознания. Не будем, кстати, забывать и тех украинцев, благодаря которым российская империя стала фактом истории. Надеюсь, обозвать Феофана Прокоповича или Стефана Яворского манкуртами не повернется язык даже у наших нынешних патриотов.

Говорят, украинизация нужна для того, чтобы преодолеть последствия осуществлявшейся в прошлом русификации. Подобное утверждение равнозначно признанию того, что коллективные права русскоязычных граждан Украины, в общем-то, попираются, но, так сказать, во имя высшего блага, торжества исторической справедливости. Предлагается рассматривать ограничение сферы употребления русского языка как наш вариант зарубежных affirmative policy: первоочередного наема аборигенов на работу и т. д. Ложь этого аргумента тройная. Во-первых, антидискриминационная политика на Западе обращена к меньшинствам, мы же решаем, что делать с большинством. Во-вторых, русские Украины – точно такие же "аборигены", как и украинцы. Кто этого не знает, тот не знает истории. Или делает вид, что не знает. В-третьих, украинцы были не хуже, а лучше русских представлены в госаппарате и органах местной власти Советской Украины.

Что же остается от "руссификации"? Только одно: общеизвестный факт языковой реидентификации весомой части украинского народа, перехода нескольких миллионов украинцев на русский язык в повседневном общении. Почему это должно беспокоить власть? И дело ли власти навязывать людям ту или иную языковую персону? Почему общение на английском языке перестало беспокоить даже ирландских националистов, не говоря уже о массах населения? Почему не развернуты широкомасштабные программы перехода с испанского на языки индейских племен в странах Латинской Америки? Почему распространение и фактическое признание в США испанского языка от Калифорнии до Флориды не подвигнет федеральные власти к решительной кампании борьбы с ползучей "латинизацией"?

Ключевым признаком правового государства является наличие четкой границы между собственно государством и гражданским обществом, равно как и между сферами государственно-правового и негосударственного социального регулирования. Выбор языка общения, с точки зрения правового государства, является личным делом каждого и регулированию не подлежит. Регулированию подлежит лишь язык государственных институтов, да и то по необходимости. В большинстве случаев статусом государственного наделяется реально употребимый язык большинства населения. В случае фактического сосуществования нескольких государствообразующих наций, их языки уравниваются в правах как государственные – в момент образования государства (Швейцария) или в ходе его дальнейшего конституционного развития (Канада, Бельгия). Навязывание искусственной языковой реидентификации доброй половины населения во имя обеспечения нормального функционирования ранее провозглашенного официальным языка следует признать идеей экстравагантной по замыслу, антидемократичной по исполнению и антиправовой по средствам реализации. Декретирование украинского языка как обязательного средства общения в государственных органах, органах местного самоуправления и "других публичных сферах общественной жизни" не только отнимает у национальных меньшинств якобы гарантированные им ранее права, но и попирает фундаментальные права личности, превращая ее в лишенный сознания и воли объект государственного манипулирования. Граница между государством и гражданским обществом тем самым объявляется несуществующей.

Решение Конституционного Суда и последовавшие распоряжения Кабмина стирают также границу между судебной, исполнительной и законодательной властями, т.е. отменяют принцип разделения властей, на котором основывается правовое государство. Фактическая ревизия Конституции и ранее принятых законов, предпринятая Конституционным Судом Украины, представляет собой акт правового нормотворчества, субъектом которого, согласно той же Конституции (ст. 85), может быть лишь Верховна Рада. Впрочем, ни законы, ни Конституция политическим нуждам момента не помеха. Во всяком случае, именно так обстоит дело в типичном постсоветском государстве, к числу которых несомненно относятся и Украина, и страна, на самом деле выступающая для Киева образцом и моделью развития - Россия.

Решив принести интересы русской этнонации Украины в жертву галичанско-диаспорной версии этнократического национализма, киевские власти окажут, в конечном счете, медвежью услугу и собственно украинской этнонации. Национализм, согласно Вл. Соловьеву, представляет для любого народа "то же, что эгоизм для индивида: дурной принцип, стремящийся изолировать отдельное существо превращением различия в разделение, а разделения в анатагонизм" (2). Отчуждение русских украинцев от украинцев украиноязычных ослабит обе части народа и разорвет едва народившееся гражданское общество пополам. Государство в таком случае также не устоит. Следование националистическому принципу разделения и противопоставления народов, как правило, приводит власть к краху. История двадцатого века изобилует соответствующими примерами, внимательное изучение которых как раз и позволило Европе начать двигаться к ее нынешнему состоянию. Не худо было бы об этом помнить всем тем, кто склонен утверждать интересы одной, хотя бы и титульной национальности за счет другой или других этногрупп, в равной степени созидающих и поддерживающих национальное государство и общество.


ПРИМЕЧАНИЯ

Молчанов Михаил А., доктор политических наук, независимый исследователь, г.Виктория, Канада.

1. “International Herald Tribune”, 25 May 2000.

2. Соловьев Вл. Русская Идея. СПб.: "София", 1991, с. 47.


  |  К началу сайта  |  Архив новостей  |  Авторы  |  Схема сайта  |  О сайте  |  Гостевая книга  |