Версия для печати

Религиозные итоги ХХ века

Настал "момент истины" для христианства. XXI век даст христианам полную, абсолютную свободу. Но как сказал апостол: бывает болезнь к смерти, но бывает болезнь к жизни

Закончилась историческая эпоха, которую теперь будут обозначать кратко: "XX в.". Но в отличие от предыдущих столетий для этой эпохи вряд ли можно подобрать какой-либо один главный эпитет (так, XVIII век называли "веком Просвещения", XIX — "железным"). Что это: век мировых войн и тоталитарных режимов? информатизации и "умирания искусства"? век "конца истории" или "конфликта цивилизаций"? А может быть, просто "век высоких технологий"? Скорее всего, сложность мира XX века потребует искать доминанту в каждой области жизнедеятельности. Если же говорить об области религиозной, то нужно отметить несколько важнейших изменений, которые произошли в ушедшем веке.

Секуляризация

В XX веке завершился процесс, начало которого совпало с началом Нового времени, — процесс секуляризации общественной жизни, вытеснения из нее религии. Это значит, что религия — и как институт, и как мировоззрение — окончательно утратила свою роль и значение в тех случаях, когда речь идет о принятии решений в политической, социальной или культурной сферах. Если вспомнить знаменитые высказывания из эпохи Просвещения, то, с одной стороны, "гипотеза Бога" так и осталась излишней, но с другой стороны, и "выдумывать Бога" не нужно, поскольку даже его символическое присутствие "не работает" в современном социально-политическом пространстве.

То, что секуляризация стала свершившимся фактом, связано, как можно предположить, с завершением другого процесса: так называемый "проект модерна" постепенно привел к окончательной победе прагматизма. Современное общество ориентировано, прежде всего, на ощутимый результат всякого усилия и всякой деятельности. Более того, в нем существует своеобразный культ эффективности. Побеждают ценности прикладной науки: любая идея ценна настолько, насколько она может быть реализована в производственной практике. В конечном счете, все сводится к технологии, у которой главный критерий — технологичность.

Часто говорят об утилитаризме современного человека, озабоченного материальной выгодой, одержимого потребительством. Но потребление — не что иное, как оборотная сторона эффективного менеджмента. Быть может, главное социальное последствие совсем не в том, что люди превратились в "потребителей". Гораздо важнее, что для общества определяющей стала эффективность "машины" — экономической, финансовой, политической, научной, социальной и т.д. (И поэтому на шкале ценностей успех стоит выше материального благосостояния как такового.)

Подобное положение называют дегуманизацией. Это, в частности, означает, что сегодня профессиональная деятельность и социальный статус человека сплошь и рядом не зависят от мировоззрения, религиозной веры, нравственных ориентиров, особых талантов, личных пристрастий... Прежде всего другого они зависят от способности "вписаться" в существующие механизмы.

Какое же место в этом мире отводится религии? Надо иметь в виду, что в досекулярном прошлом религия выполняла двойную функцию. С одной стороны, она, конечно же, участвовала в социальной "прагматике", исполняя роль общественного интегратора: религия давала сакральную санкцию общественному устройству, определяла мораль, мотивировала поступки, а также направляла мысль, "одушевляла" общество. Но с другой стороны, религия указывала человеку (как члену общества) на сверхвременные, духовные истины и тем самым придавала его существованию в мире внутреннюю глубину, а также нравственный смысл, далекий от "разумного эгоизма". Она учила, что человек человечен постольку, поскольку он превышает простую "человеческую данность", потому что вечный Бог призвал его к духовному росту и свершению по ту сторону здешней, земной "результативности".

Когда же появились другие социальные интеграторы и "мотиваторы", религия превратилась в "частное дело" отдельных индивидуумов. Это характеризует тот исторический период, когда множество членов общества все еще остаются христианами, но "прогресс человечества" — то есть ориентация на эффективность, никак не связанную с религиозной верой — не имеет ничего общего с Церковью; скорее, наоборот.

В XX веке еще присутствовала ситуация, когда "христианские ценности" в какой-то мере определяли жизнь общества (так, православный богослов протопресвитер Александр Шмеман обращал внимание на тот факт, что послевоенная Америка — одновременно самая религиозная и самая секулярная страна в мире). Однако с завершением процесса секуляризации христианская религия перестает быть даже "частным делом" отдельных людей. Если раньше она еще могла укрываться в душах и умах тех, кто в обыденной жизни следовал законам "новой прагматики без Бога", то теперь — и именно теперь — христианство по существу становится принципиальным оппонентом современной постхристианской культуры.

Здесь надо обратить внимание на интересную "диалектику секуляризации". Дело в том, что противостояние религии и культуры, которое началось в Новое время, было не столько содержательным, сколько "эмоциональным". В пору ожесточенной борьбы религии и секуляризующейся культуры оппоненты, страстно восставая друг на друга, естественным образом были "замкнуты" друг на друга. Но тогда это была, прежде всего, борьба за власть, то есть за право определять смысл человеческой жизни и, соответственно, мотивы человеческой деятельности. Когда же в XX веке светская культура вполне освободилась от "церковного влияния", а Церковь, в свою очередь, была совершенно освобождена этой культурой от значимого участия в социокультурном процессе, "эмоциональный" накал спал, и выявилось именно содержательное противоречие.

Это не старое противоречие между культурой, опирающейся на эффективность и поэтому обращенной в будущее, и религией, якобы ориентированной только на прошлое, которое "поставляет" ей архаичные истины веры (с появлением ощущения "конца истории" умер и сам "прогресс"). Существенное противоречие заключается в конфликте между прагматизмом "века сего" и "прагматизмом" Царства Божия, пришедшего в силе в лице Христа. Религия перестала быть социально полезной, "функциональной" — и поэтому секуляризация совершилась. Но религия имеет дело с "вечным в человеке" и через человека присутствует в обществе и истории. Религия — социальна, даже если она "социально неэффективна". Место религии в жизни человека и общества не может занять ничто другое, потому что она отвечает на особые вопросы: об отношении к Богу и об отношении к другому — перед лицом Бога.

Поэтому конфликт христианства и секулярной культуры можно описать так: это столкновение мира, ставшего в новейшую эпоху самодостаточным, с реальностью (или проблематичной возможностью) потустороннего Бытия — как в индивидуальном, так и в космическом плане. Это столкновение происходит, разумеется, в человеческом сознании, а значит, и в общественном сознании, коль скоро человек — "животное политическое", как говорил Аристотель, то есть социальное существо.

Современный "политеизм"

Парадокс секуляризации в том, что культура окончательно перестает быть христианской в религиозном отношении, отдавая вопросы веры во власть свободного произволения граждан. Это — вторая существенная особенность нынешней религиозной ситуации в "христианском мире".

Победители христианства великодушно позволили верить во что угодно. Во второй половине XX века это привело в "политеизму", которого еще не знал мир. Последние римские императоры, включавшие в свой пантеон новые культы, стремились, как религиозные люди и правители, усилить свою власть над душами и умами. Нынешняя же безрелигиозная прагматическая культура, в соответствии со своей природой, открывает двери любому религиозному опыту, поскольку прагматическая парадигма распространяется и на область духовной жизни. По-английски это называется experience — "опыт", то есть то, что "проверено на практике". (Характерно, что в сферу такого "опыта" попадают самые разные вещи: опыт тюрьмы, выхода в астрал или сексуальных перверсий.)

(И другая ремарка, касающаяся столкновения современного прагматизма и "религиозного идеализма". В России сегодня ожесточенно спорят сторонники сексуального просвещения в школах и его православные противники. Но это разговор слепого с глухим. Сторонники такого воспитания мыслят сугубо прагматически: они прежде всего озабочены нераспространением СПИДа в молодежной среде, то есть сохранением жизней, или сокращением смертей. Тогда как их религиозные противники борются только с пропагандой разврата — в той среде, которую они уже давно не контролируют. Это и есть секуляризация.)

"Политеизм" — реальность конца века. Сегодня мы можем сказать, что в старое время христианская религия выполняла в обществе и государстве роль, соответствующую роли современных тоталитарных идеологий: "идеологически" она охватывала все пространство — от Высшей Истины до бытового уклада. И в этом смысле была реальной властью. Нынешняя (или уже вчерашняя?) культура постмодерна, исполненная пафоса противостояния тоталитаризму, озабоченная делегитимацией всякой внешней для человека власти, соответственно, выступает и против религии — как своеобразной формы идеологии и как системы власти. Но в то же время она вполне допускает религиозность как элемент индивидуального опыта, оправдывает ее — постольку, поскольку религия безвластна в социально-политическом отношении (то есть не навязывает никаких "общих идей"). Общество же, со своей стороны, благословляет все проявления индивидуальности своих членов, пока они не разрушают его структуры.

Традиционная христианская религия в данном случае оказывается чистой архаикой. Характерно, что сегодня она противостоит не столько безбожию, сколько безнравственности. Общего Бога уже нет, но нравственность, как предполагают современные христиане, одна — христианская (из чего это следует — большинству людей непонятно). Но такие христиане ошибаются: "общий бог" есть — это "произвольный бог", тот бог, которого я выбрал.

Новая религиозность

Третья особенность современной религиозной ситуации заключается в том, что источники религиозного поиска расширены до предела — до всего опыта человеческой истории. Сегодня религиозная область включает в себя все возможные религиозные традиции и практики (что в "европейском" культурном контексте порождает причудливые сочетания, обычно именующиеся религиозным синкретизмом).

Знак XX столетия — появление "новой религиозности", которая в каком-то смысле уже одержала победу над "устаревшим" христианством. И если мыслить исторически, то можно предположить, что многие народы и культуры мира, испытавшие на себе экспансию христианской религии и культуры, теперь отомстили своим поработителям — если не экспансией, то инфильтрацией своих религиозных идей и практик. И побеждают они именно эффективностью. Сегодня западный человек, пожелавший найти духовную поддержку и "изменить сознание" (в том числе и для более успешного ведения своих дел), нередко обращается не к священнику и даже не к психотерапевту, но — к ближайшему гуру.

Удивительная ситуация: неудача западной цивилизации, пожелавшей доминировать на Востоке, сопровождалась победным шествием "восточных духовных практик" на Запад. И цивилизация, возросшая на христианстве, а затем — в эпоху секуляризации — на его "внутреннем" отрицании, сегодня восполняет свою потребность в "религиозной метафизике" за счет нехристианской религиозности...

Секуляризация обернулась новой религиозностью. Восточные духовные школы и практики, синкретические культы, харизматические движения, языческие традиции (например, африканские или "кастанедовские"), в силу своей партикулярности или, наоборот, универсальности, вполне совместимы с современным прагматизмом — на уровне индивидуумов, нуждающихся в "духовной поддержке". А христианство, переставшее быть реальным врагом современной цивилизации, утратило всякую энергию (не говоря уже о "зубах"), и сведено до элемента "славной истории наших прошлых побед". Христианство еще присутствует "в ребрах" современного европейца, но, в то же время, налицо его очевидная неэффективность.

Религии и "конфликт цивилизаций"

И, наконец, четвертая особенность современной религиозной ситуации связана с процессами глобализации. Мир стал единым, взаимосвязанным целым, и мировые религии столкнулись лицом к лицу. Обнаружилось, что есть религии, которые до сих пор в значительной степени определяют общественное бытие народов — это касается прежде всего ислама, который претендует на то, чтобы быть основой особой "исламской цивилизации". Стало очевидно, что секуляризация — особенность именно христианского мира и не распространяется на иные религиозные традиции. В мировом процессе религиозный фактор оказался весьма значимым, поскольку религии глубинным образом связаны с культурами, с этикой и менталитетом людей. Проект распространения ценностей европейского безрелигиозного гуманизма на весь мир провалился. Универсальным оказался только прагматизм, но он наталкивается на внутреннюю духовную жизнь людей, на традиционные способы социального общения, определяемые религией.

Сегодня мы живем в поликультурном и поликонфессиональном мире, и это ставит проблему взаимоотношения религий, которые оказываются конкурентами на "рынке вер". Существует и взаимное непонимание между представителями разных религиозных традиций. Кроме того, некоторые религии приобретают политическое значение, участвуя в "конфликте цивилизаций".

Эта проблема может решаться только на путях утверждения принципа взаимной терпимости и уважения и активизации межрелигиозного диалога.

***

Общий религиозный итог XX века оказывается противоречивым: окончательная победа светского над религиозным в "европейском" христианском мире совпала с возвращением религии в жизнь современного общества, хотя и в новых формах.

Религия бессмертна, потому что говорит человеку о самом важном: о Боге, о смерти, о вечной жизни, о смыслах и энергиях, которые по ту сторону обыденности и прагматики временного существования. Можно предположить, что в XXI веке мы станем свидетелями если не религиозного возрождения, то, по крайней мере, дальнейшего роста религиозного присутствия в обществе.

А потому настал "момент истины" для христианства. XXI век даст христианам полную, абсолютную свободу. "Христианский тоталитаризм" в любом случае не пройдет. Но религиозная свобода предоставляет христианству, наряду с другими религиозными традициями, возможность показать, что оно эффективно и значимо — прежде всего, в духовном плане, а может быть, и в социальном. Как сказал апостол: бывает болезнь к смерти, но бывает болезнь к жизни.

ноябрь 2001 г.