Версия для печати

Не поправки, а новая схема

Российское государство должно утвердить приоритеты в государственно-церковных отношениях

В процессе общественного обсуждения дополнений к Закону о свободе вероисповеданий" все чаще встает вопрос: что знает российское общество о попытках внести изменения в законодательство о вероисповеданиях?

Выделим одну и, может быть, главную проблему, которую призван решить новый законопроект. Чем должны руководствоваться государственные органы в работе с религиозными организациями, порождающими социальную напряженность? Можно сказать, что основной вопрос чиновников к религиоведам заключается в следующем: где критерии?

И в самом деле — несмотря на то, что проблема "тоталитарных сект" отмечена даже в предвыборной программе Ельцина, а само это понятие прочно закрепилось в общественном сознании — с критериями дело обстоит зыбко, когда речь идет именно о юридической стороне.

Например, на утверждение о том, что культы манипулируют сознанием обычно возражают: современные СМИ и, в особенности, телевидение тоже манипулируют им, однако никто не берется запретить телевизор. Или: у адептов нетрадиционных религий происходит "изменение личности", наносится ущерб "психическому здоровью". Однако либеральные журналисты возражают: воцерковление в православии тоже вызывает изменение ценностных установок личности. Некоторым культам — не без основания — пытаются приписать стремление проникнуть в госструктуры, оказывать конкретное влияние на носителей власти, на элиту и в этом можно усматривать "угрозу национальной безопасности". Об этой практике корреспондент нашего агентства спросил у одного из лидеров неоиндуистского движения Брахма Кумарис. Ответ был вполне логичным — ничего удивительного в этом нет, поскольку Брахма Кумарис — духовный университет, который стремится путем изменения сознания утверждать гуманистические ценности в нашем мире. Хуже всего если путаница в головах у "власть имущих", поэтому их просвещать надо в первую очередь. Что на это можно возразить? Чем же плохо проповедовать, как это делают муниты, увлекая управленческую и научную элиту, имеющую влияние на умы?

Надо признать, что уязвимы и сами определения. Антикультовое движение использует термин "тоталитарные секты". Но надо иметь в виду, что содержание этого понятия наполнено более или менее внятным смыслом лишь внутри богословия — католического, лютеранского, православного. Архиерейский собор Русской Православной Церкви в 1994 г. выделил список организаций антиправославной и антихристианской направленности, действующих в России. Однако очевидно, что государственный чиновник может принимать во внимание этот список, но не может руководствоваться им в своих действиях. Есть термин "деструктивные культы", но трудно найти точный список организаций, подпадающих под это определение. Квалификация — "новое религиозное движение" (именно это понятие предпочитают употреблять государственные эксперты) весьма условно, поскольку непонятно от какого момента надо отсчитывать "новизну" во многих случаях — иеговисты уже не "новые" в сравнении с Белым Братством. Кришнаиты, действующие в России с 1974 г., считают, что их историю надо отсчитывать не с появления Свами Прабхупады в США, а с, как минимум, с конца XV века. Так же обстоит дело и с делением на "традиционные-нетрадиционные". Как справедливо замечают критики этого деления, в России до Советской власти существовала православная держава во главе с богопомазанным императором и традиции общественного и государственного восприятия религиозных движений начала XX века не могут быть взяты за ориентир.

Сложилась патовая ситуация. С одной стороны, что значительная часть общества видит, как Россия превратилась в проходной двор и ее культурная идентичность под угрозой. С другой — федеральные власти бездействуют, а попытки внести поправки в действующий закон гибнут под напором жесткой критики. Огромная масса госчиновников, работников образования, сотрудников силовых структур, журналистов, да и простых граждан — оказались втянутыми в какие-то стихийные процессы. К лету 1996 года более, чем в 15 субъектах федерации приняты региональные законы о регулировании деятельности иностранных миссий. В отдельных министерствах создаются группы по проблеме новых религиозных движений. Они вынуждены питаться случайными материалами, причем все понимают, что госаппарат светского государства не может некритически руководствоваться материалами антикультовых центров, скандальными газетными статьями и др. Чиновники на местах ждет для облегчения своей участи воссоздания в какой-то новой форме Совета по делам религий.

Между тем проблема критериев не так сложна. Просто российское государство должно своим решением структурировать "конфессиональное поле", законодательно закрепить "приоритетность" вероисповеданий в зависимости от их укоренности, исторического вклада, участия в государственном строительстве и др. Причем ориентируясь не на правовую преемственность с досоветскими временами, а исходя из реальной ситуации, сложившей в конце ХХ века. Государство не может оказывать поддержку всем тем, кто заявил себя "религиозной организацией". По той причине, что не равен вес, социальный и исторический вклад. Подчеркну, что такое решение не меняет светского характера государства, не делает какую-то религию "государственной" в том смысле, в каком ею было православие до коммунистов. Это членение должно отразить новый образ России как европейской демократической страны, где уважаются права меньшинств, однако выделены и государственные приоритеты. В большинстве европейских стран такое членение успешно действует, не вступая в противоречие с международными гуманитарными стандартами.

Например, испанское законодательство структурирует все религиозные организации на четыре списка (1 — католическая церковь; 2 — укоренные конфессии, пользующиеся особой поддержкой государства; 3 — более или менее укоренные конфессии; 4 — религиозные организации, находящие под контролем, "вызывающие социальную напряженность"). Применительно к России очевидно, что в первом списке находятся православие и ислам (75% и 18% верующих россиян соответственно). Для российского государства не может быть безразличным сосуществование этих двух конфессий, это вопрос национальной безопасности. По всей видимости, обычно относимые к так называемым "традиционным", наряду с первыми двумя, буддизм и иудаизм не могут находится в первом списке, учитывая новейшие российские реалии. Вместе с российским лютеранством они, разумеется, возглавляют второй список. Буддизм в России укоренен, но он вполне локален — в пределах трех субъектов федерации, иудаизм основательно выехал в Израиль, лютеранство понесло огромные потери в результате гонений на немецкую общину в России в XX веке. Несомненно во втором списке основные согласия старообрядцев, Армянская Церковь, баптисты, пятидесятники, вероятно, духоборы (совершенно справедливо МЧС в этом году забрасывал русским духоборам в горные районы Грузии гуманитарную помощь в условиях стихийного бедствия — они находятся в зоне внимания российского государства). Кто еще? Это следует обсуждать. Что касается четвертого списка — его надо запросить у соответствующих госслужб, у МВД, в первую очередь. Так обстоит дело, например, в Германии, где сайентологи, Раджниш, Брахма Кумарис и ряд других объединений находится на контроле.

Подчеркну — конкретное наполнение четырех списков — это вопрос общественной дискуссии и в конечном итоге воли законодателей, ориентированных российские приоритеты.

Применительно к новому законопроекту эта проблематика сконцентрировалась в ст.11, квалифицирующей некоторые организации как "иностранные" и ограничивающей их деятельность. С понятием "иностранные" — нелады, на что активно указывает глава российских католиков архиепископ Тадеуш Кондрусевич. Действительно, имея "административный центр" на территории Италии, подчиняясь Святому Престолу, католики формально подпадают под это определение — и не только в России, а и везде. Конечно, это абсурд. С другой стороны, очевидно, что мормоны — будучи специфически американской религиозной общиной — по своей истории и менталитету — уже давно зарегистрировались как "российская" организация, в этом нет никакой трудности, поскольку всегда найдется десяток русских студентов, желающих, например, практиковаться в английском языке в США. Главное же — в том, что ограничение именно "иностранных" организаций мало что меняет, поскольку не меньшую тревогу вызывают деструктивные культы местного происхождения.

Поправки к законодательству 1990 г. безрезультатно "крутятся" в Госдуме, начиная с 1993 г. и поныне, и это понятно — любые попытки к заложенной в законе 1990 г. "американской модели" полной индифферентности государства к конфессиям, "подклеить" поправки, учитывающие реальные российские проблемы — заведомо обречены на провал. Они встречают мощное и организованное сопротивление "мировой общественности". А.Пчелинцев — один из ведущих и вполне компетентных экспертов в области религии и права, сторонник действующей модели и безусловный противник предлагаемого здесь решения, выступая недавно в Новосибирске прямо и с одобрением сказал, что именно усилиями Международной Ассоциации религиозной свободы (МАРС) было сорвано принятие поправок в 1993 г. В религиоведческой среде прекрасно известно, что именно МАРС сейчас ведет широкомасштабную кампанию против каких-либо изменений, проводя конференции, издавая многочисленные брошюры о "международных" (читай — американских) стандартах о области свободы совести. Руководство РПЦ в июле этого года отозвало своих представителей из российского отделения МАРСа.

На сегодняшний день МАРС играет в российской политике непропорционально большую роль. Нет сомнения в том, что пропаганда религиозной свободы — вещь необходимая; должны быть общественные силы, которые пекутся о соблюдении прав меньшинств. МАРСу можно выразить благодарность за хорошо подготовленные конференции, на которые приезжают компетентные западные специалисты. Нет ничего страшного и в том, что деятельность МАРСа в России возглавляют адвентисты, баптисты и мормоны, если, конечно, оценивая работу Ассоциации, мы ясно понимаем, что у всех свои интересы, и в известных пределах их надо учитывать.

Беда в том, что МАРС — везде. Эта Ассоциация за несколько лет насквозь проела, прогрызла всю российскую систему государственно-церковных взаимоотношений. Ведущие эксперты Госдумы — члены российского ее отделения, которое дважды в год проводит международные конференции для религиоведов на базе Академии госсужбы при Президенте РФ (т.е. по существу прямо влияет на подготовку госчиновников). В сентябре в Киеве Ассоциация профинансировала конференцию, на которую собрала почти всех министров по делам культов и правительственных советников по делам религий "постсоветского" мира. По существу, под эгидой МАРСа, решено было создать координационный совет из госчиновников высокого ранга. Режиссура этих конференций построена жестко ориентирована на пропаганду "американской модели". Замечу, у многих участников киевской конференции можно было заметить легкий скепсис; видно, что МАРС продвигает свои интересы, т.е. всеми силами противодействует концепции "национальной церкви" и "группы доминирующих церквей".

Поддержание полностью неструктурированного конфессионального пространства позволяет максимально реализовать цели малых деноминации и неохристианских движений — интересы МАРСа понятны. Но недальновидна позиция тех российских деятелей, кто поддерживает идеологию МАРСа, поскольку стихийная игра интересов на неструктурированном конфессиональном поле — в условиях, когда де-факто в России есть религии "первого списка", а де-юре — это игнорируется, — приведет только к усилению общественной напряженности.

В этом контекте, понятно почему не следует сейчас создавать Министерство культов. Именно потому, что российское государство не определило своих приоритетов. Будь Министерство учреждено сейчас, в условиях действия "американской модели", оно неизбежно станет — в первую очередь — посредником между государством и малыми деноминациями и карликовыми религиозными движениями. Именно им нужен такой орган, чтобы требовать соблюдения конституционного "равенства всех религий". Министерство необходимо лишь после того как конфессиональное поле будет структурировано с учетом реальных интересов государства. Понятно, что в вопросах "культурной идентичности" российское государство и его Министерство культов не может руководствоваться совокупными рекомендациями американской профессуры.

Вместо министерства, хорошо бы для начала учредить большую конференцию на тему "Российские приоритеты в области государственно-церковных отношений". Организовать ее будет нелегко, а придать общественный резонанс — еще труднее. Проводить ее надо под эгидой влиятельной государственной структуры. Но кто возьмется? Здравый смысл отступает перед страхом оказаться с репутацией "антизападника" и "антилиберала".

Однако если все же партнер найдется, сообщаю: мы располагаем списком российских специалистов и государственных деятелей, чье мнение представляло бы интерес на такой конференции. С гарантией, что оно не является беззастенчивым лоббированием интересов тех или иных конфессий и деноминаций, а попыткой действительно сформулировать пропорции и приоритеты с учетом российской исторической перспективы.

Источник: "НГ-Религии", 20 сентября 1997 г.