Город искусственной воли
Вот идешь ночью, скажем по Пятой авеню, все кругом пусто, одни витрины. А на Невском круглые сутки кипит жизнь, город — это дом, это Родина. В этой связи нужно сказать, что на территории СССР многие города возникли в период волевой индустриализации. Процесс трансформации "индустриальной застройки" в "город" очень мучительный, его не все города переживут, превратившись в поселки, а может, им и вовсе придется уйти в небытие
Потенциалы России — интеллектуальные, гуманитарные, человеческие — до сих пор не капитализированы. Есть впечатление, что большинство субъектов Российской Федерации опасаются соучаствовать в крупных проектах. Это опасение рождается из-за большого количества разнонаправленных интересов игроков, а также из-за отсутствия общего понимания поля деятельности — нового освоения России.
Научному руководителю Центр стратегических разработок "Северо-Запад" Юрию Перелыгину мы предложили разговор о Будущем Северо-Запада России, СЗФО и Санкт-Петербурга.
— Что для Вас, как градостроителя, значат слова "концепция развития города"?
— Градостроительство — термин неверный. Это неправильный перевод с английского, urban planning перевели как urban construction — градостроительство. Для меня генеральный план города — это мысль, положенная на карту, это одна из проекций представления о том, как должен развиваться город в ближайшие 10, 20, 50 лет. "Концепция развития города" — это мысль о будущем, перенесенная на бумагу с учетом масштабов и с учетом времени.
— А как бы Вы ответили на этот же вопрос с позиции эксперта-методолога и руководителя Центра стратегических разработок "Северо-Запад"?
— Как методолог я, конечно, не профан, но и не самый яркий представитель сообщества. Генеральный план города — это проспективная рефлексия. С моей точки зрения, именно такая рефлексия задает деятельность проектировщика. И проектное мышление происходит именно отсюда. Я всегда проектировщик, а проектировщики — это оптимисты, люди, устремленные в будущее, которым прошлое интересно только с позиций будущего. Устремленная вперед рефлексия — это и есть проектирование. На самом деле, я не думаю, что градопланирование накладывает сильную специфику на мышление, хотя оно обеспечивает видение масштаба, игру масштаба. Это свойственно и военным; хороший военный легко перейдет из масштаба действий "земной шар" к масштабу действий "поле Куликово".
— Юрий Александрович, Вы принимали активное участие в подготовке "Доктрины развития Северо-Запада России". Какова сейчас судьба Доктрины? Как вообще могут и должны реализовываться подобные документы?
— Я считаю, что механизм реализации подобных документов заложен в сам документ. Объясню — приезжаю к губернатору Мурманской области. Спрашиваю: "Доктрину" хоть читали? Обижаешь, говорит. Подходит к рабочему столу и берет текст "Доктрины", испещренный пометками — человек читал. С моей точки зрения, если лицо принимающее решение, которое сомасштабно процессам, происходящим на Северо-Западе, прочитало, мало того, сделало заметки, это значит, что "Доктрина" работает. Потому что удержать внимание таких людей, учитывая их занятость и погруженность в работу, очень сложно.
Я знаю нескольких губернаторов, по сути совершивших подвиг в мирное время, которые смогли уделить достойное время изучению объемистой "Доктрины". Конечно, есть слой ученых, предпринимателей, специалистов, которые изучили эти материалы.
Итак, если тысяча человек прочитали, а десять из них начали действовать, основываясь на каких-то положениях "Доктрины" — значит она реализуется. Судьба у "Доктрины" нормальная — цитируемая, рабочая.
Цель "Доктрины" — задать поле ориентаций; когда человек воспримет эти знания, он сможет выстроить линию своего развития, найти свой путь.
— В одном из интервью, посвященном "Доктрине", Вы говорили о том, что из стадии думанья "что" нужно переходить в стадию думанья "как"…
— Думаю, что впервые я это услышал от Петра Щедровицкого.
У меня же это связано с моим конфликтологическим образованием. Есть метод анализа конфликта: он начинается вопросом "почему", потом "что" и далее "как". В бытийности люди сразу отвечают на вопрос "как". Мы же пошли с начала, дали свою версию ответов на "почему?" и "что?". Следующий шаг: выяснение того, каким образом реализовывать. Например, если мы понимаем, что Калининград нужно развивать как один из проектов Северо-Запада, ищем механизмы внедрения в реальность. Во многом институционализация такого рода механизмов, превращение их в самостоятельные институты общества — одна из версий ответа на вопрос "как". Фонд ЦСР — это форма ответа, это механизм реализации стратегических решений.
— В чем, по Вашему мнению, главная, смыслообразующая, проблема Северо-Западного федерального округа РФ?
— Вообще, СЗФО — это управленческий регион, существующий благодаря воле президента, выполняющий свои функции — трансляция президентской власти на территорию, обеспечивающий качественное прохождение сигнала.
Задачи, которые ставились перед федеральными округами, выполнены, единое правовое поле установлено, страна собрана обратно и централизация власти несомненна. Миссия округов выполнена. Что с ними делать? Расформировывать? Ведь СЗФО уже реализовался в предложенной президентом рамке. Главный вопрос, а что же дальше? Скорее всего, это будет не самостоятельным решением округов, это решение высшей политики государства.
Округам можно придумать задачи, которые они будут в состоянии решать. Например, я считаю, что округа нужны для того, чтобы реформа местного самоуправления прошла так, как ей положено. Если реформа и начнет действовать, то сейчас мало кто видит ее последствия. Во многом она будет непопулярна по отношению к населению, проживающему в тех или иных субъектах местного самоуправления. Для того, чтобы деформирование административного пространства Северо-Запада прошло с наименьшими потерями, нужно, чтобы был стратег, который видит процесс в другом масштабе и способен примирить разнонаправленные интересы. У каждого округа на ближайшие 5-10 лет есть такая миссия. Дальше я размышлять не буду потому, что как решит президент — так оно и будет.
Если мы будем говорить о Северо-Западном регионе РФ, то придется смотреть на те тренды регионообразования, которые существуют в мире. Насколько и каким образом Северо-Запад отвечает на этот тренд? Будет ли он формировать свой регион или пристроится в какой-нибудь из европейских регионов? Скооперируется ли с российским регионом
— Что есть Петербург для "Северо-Запада"? Что есть "Северо-Запад" для Петербурга?
— Могу ответить, исходя из исследования, которое мы провели по системе расселения Северо-Запада России. Думаю, что Санкт-Петербург — "это наше все", и не только Северо-Запада РФ, но и северо-востока, востока Европы. Процессы расселения таковы, что будет образована питерская агломерация, урбанизированное пространство которой дотянется до Новгорода, Пскова, Петрозаводска, я уж и не говорю о Ленинградской области. Сигналы развития, инновационная волна — будут генерироваться Санкт-Петербургом. В этом отношении Питер может стать центром регионообразования, выполнив те столичные функции, о которых так много говорят. И не столько функции относительно нашего государства, а скорее как "столица региона". От того, что мы притащим сюда больше дипломатов, лучше, хуже ли — не станет. А от того, что Питер будет осознанно работать с приграничными территориями, осваивать их культурно и экономически — он выполнит столичные функции.
Образ жизни меняется, люди все больше понимают, что такое качественный городской образ жизни — не в центре, а в своем коттедже. Кстати, за последние 5 лет триста тысяч петербуржцев выехали за пределы города, при этом регулярно ездят в город на работу. И это тренд.
А уж выполнит ли Северо-Западный регион функцию эталона для всех остальных регионов — это уже следующий шаг.
— Кто, по Вашему мнению, должен сформировать компетентное мнение о картине будущего Петербурга? Каким быть Петербургу в Будущем?
— Мы некогда работали по проекту Мирового банка, на предмет вложений средств в центр Петербурга, проводили социальное обследование 130-го квартала. Мы выяснили, что в строениях, которые предполагалось подвергнуть реконструкции, до сих пор живут их хозяйки. Две древние бабушки из именитого рода уцелели, несмотря на все репрессии и преследования в советское время. Мы тогда сформулировали такой тезис, что центр Питера нужно объявить социальным заповедником, сохранить социальное разнообразие. Чтобы в центре жили все категории граждан. А сейчас богатые собираются в группы, а бедные сплачиваются в некие революционные ячейки. Для того чтобы это понять, почувствовать, с населением города нужно общаться. Несмотря на то, что общественное знание не имеет инженерного знака, несмотря на то, что старушка не может сформулировать образ будущего так же грамотно, как это сделает политик, это вовсе не означает, что она этого будущего не видит. Необходимость "вытягивания" такого рода знания очевидна. Для того, чтобы форматируемый проект не упирался в стенку нереалистичности, которая зиждется на неправильном представлении о чаяниях народа. Отсюда — право на будущее, как, впрочем, и обязанность, есть у всех граждан. Возможность обсуждения будущего Питера, сомасштабное задачам, которые перед ним ставятся, необходимо проводить с разными людьми. Вплоть до граждан России, которым тоже есть дело, каков будет Петербург в будущем. Экспертное знание не полно. А чем лучше мы представим картинку, тем точнее будет проектное решение, тем эффективней будут действия.
— А у Вас есть желание порассуждать о Вашей картинке будущего для Петербурга?
— Петербург четвертого столетия… Я отношусь к Питеру, как к городу, который уже не уступает Лондону, Парижу, Берлину. Он прочно держится в десятке "первых городов" и не будет вытеснен в ближайшие сто лет.
Процесс расселения в ближайших окраинах Петербурга продолжится, более двух миллионов людей будут жить не в теле города. Думаю, что "проект Петербург" преодолеет свои административные границы, в русле интеграции России с Европой.
Не хочу сейчас заостряться на проектах Санкт-Петербурга — развития как транспортного узла, развития порта и прочих. Базовая характеристика питерцев — гордость за свой город, и я бы хотел, чтобы это чувство их не покидало. Одно имя города заставляет людей, в том числе и приезжих (как я) дотягиваться до своего — уровня Города.
Понятно, что Петербург не использовал тот потенциал, который в нем есть, то, что было заложено Петром. Условно говоря, отработана только первая ступень, сейчас мы подходим ко второй ступени, а уж затем полетит и основной модуль. Роль лидера не только для России, но и для целого европейского региона он может успешно выполнять.
— Многие считают, что у Санкт-Петербурга есть Предназначение, что это город не с историей, а с судьбой. А что Вы думаете по этому поводу?
— Ну, я сам фаталист. Fate — хорошее слово… пролила ли там Аннушка масло? Думаю, что очеловечивание городов не совсем корректно. Нужна летопись Петербурга, и, несомненно, жизнь в Истории у Питера есть. Этот город показывает, что он создан вопреки всему. Это город искусственной воли. И здесь комфортно не из-за хорошей природы, не из-за набора финансово-экономических механизмов, здесь комфортно благодаря людям и той среде, которую они создают. Это позволяет существовать вопреки всем внешним обстоятельствам, как, например, в блокаду — выжили вопреки всему.
— Согласны ли Вы с Вячеславом Леонидовичем Глазычевым, который не устает повторять, что индустриальная застройка — это еще далеко не город. Если "да", то что, по-вашему, делает ее городом?
— Вот идешь ночью, скажем по Пятой авеню, все кругом пусто, одни витрины. А на Невском круглые сутки кипит жизнь, город — это дом, это Родина. В этой связи нужно сказать, что на территории СССР многие города возникли в период волевой индустриализации. Процесс трансформации "индустриальной застройки" в "город" очень мучительный, его не все города переживут, превратившись в поселки, а может, им и вовсе придется уйти в небытие.
Поэтому с моей точки зрения функциональное разнообразие и есть признак города. Городской образ жизни — это когда у человека есть ресурс свободного времени и его можно капитализировать. Условно говоря, в свободное время есть, чем заняться. В индустриальной застройке в свободное время можно только пить. Поэтому, когда мы занимаемся проектированием индустриальных городов, мы пытаемся проектным действием присваивать ему дополнительные функции, чтобы было разнообразие.
— Продолжается ли сотрудничество ЦСР СЗ с западными think tanks: RAND, лондонским Институтом Стратегии? Эффективна ли работа иностранных стратегов для России?
— Коротко: на первый вопрос — продолжается, на второй — эффективна. Мы сотрудничаем с целым рядом think tanks в части некоторых совместных действий, пока не налажено сотрудничество в правильном понимании этого слова — как совместный труд. Пока этого нет, не думаю, что в ближайшие годы мы этого достигнем. Потому что стратегия, стратегирование — исторически это деятельность достаточно закрытая, обслуживающая первых лиц государства, мощные корпорации, и в этом отношении представляющая некую угрозу. Конечно, у любого think tank есть сфера, в которую никогда тебя не допустят, соблюдая интересы государства, или учредителей, или заказчиков. Но мир становится более открытым, глобализируется. Россия ищет свое место и свой функционал в этом мире, реализует их в частности и через сотрудничество с think tanks.
Что касается "эффективности"… Как точка для сравнения, для определения ориентиров, это очень важно. Многие публикации о России интересны, бывает забавно обнаружить, что кто-то на Западе думает о той же проблематике и в том же русле, что и ты. Это приятно, всегда можно наладить диалог, установить контакты, и этот процесс работает как на Россию, так и на Запад. Как говорит один мой друг — наше поколение работает на вечность. Мы в ЦСР работаем на вечность.
Источник: "Конструирование Будущего", 2003 г.
|