Версия для печати

Поверим Достоевскому!
Свободные размышления по теме "Русский проект"

Чем дальше от Петра — тем постыднее войны, тем страшнее поражения и потери. Дым Цусимы, подобно, пыли голицынских походов заставил русский мир выхаркнуть из себя новую порцию отчаянных люмпенов для "русского проекта"

Почему русский проект называется именно так?

Может быть, дело в привязанности нашей исключительно к языку?

Что лежит за этим пространством языка, какой мистический Untergrund, формирующий специфически русскую онтологию, вне которой вообще невозможно говорить о проекте, невозможно никакое проектное мышление?

Ведь надо признать, что никакого специфического наследия русской философии или религиозной мысли не существует.

Никонианское православие, занимавшее сервильную позицию по отношению к любым формам государственности, по сути, не религия, а идеология "маргинального" (в мировом христианском масштабе) сообщества национальных жрецов.

Причем многие из них сами себе не отдают отчета в том, что проповедуют и на чем настаивают, как на "основах русской православной духовности".

Не есть ли возвращение к дониконианской традиции путь поисков подлинно русской метафизики?

Но и там, всегда и почти во всем — слепая трансляция греческих образцов (через "Добротолюбие"), сопровождаемая исключительной ксенофобией (пример  Максима Грека). И всегда, почти всегда — побеждает не миросозерцательная традиция мистиков, а активная земная жреческо-корпоративная традиция "мира сего".

Не есть ли русская онтология вообще лишь онтология трансляции и своеобразной интерпретации (через призму чего? не здесь ли разгадка русского?) мирового опыта?

Трансляция всегда избыточно субъективно рефлексивна. Русская рефлексия субъективна еще и в силу маргинальности (готов настаивать на этом!) русского языка.

Начнем с того, что языком в основном славянским (с сильнейшим тюркским и финно-угорским влиянием) для правящих элит он был до Петра.

В среде народа (игравшего в России роль просто массы) он таковым оставался до советских времен.

Потом возникло пространство единого (более или менее) русско-советского языка.

Интуиция о специфически русской онтологии лежит в пространстве, очерченном Пушкинской речью Достоевского.

Он мулата Пушкина (говорившего и думавшего до семи или восьми лет только на французском, — русскому его фактически научила няня… и воспринял-то он этот русский через призму правил французского, в чем и укрепился в карамзинском кружке позже) возвел в ранг "русского человека, каким он будет явлен через двести лет".

Поверим Достоевскому!

Достоевский (эпилептик и пророк) вещает нам об абсолютно русском, как о полностью неукорененном собственно в том, что принято считать национальном.

Русский проект — не национален?

Вот успешные попытки русского проекта (прорыва хотя бы!).

Петровские реформы — принципиальное отрицание традиционного русского, до жестокости, до отталкивания от языка и религии, принудительного переодевания и курения. Прыжок лет на двести вперед! Расталкивание локтями всех и вся, вторжение в мировую историю.

Русский язык элит петровской империи — немецко-французско-английский квазиязык политического управления и проекта. Петр создал на глазах изумленных королей и герцогов, относившихся (и справедливо!) к московитам, как к диковинным полузверям, новую элиту — из конюхов, негров, цыган, татар, солдат, кухаркиных детей. И заставил признать этих "светлейших князей"! И даже после его смерти разгром "гнезда петрова" не смог уничтожить его наследия. Императрица Елизавета Петровна, между прочим, была дочерью солдатской шлюхи. Но кто бы осмелился напомнить ей об этом?

Не в этом ли русский проект — в собирании и актуализации сообщества люмпенов, в концентрации их энергии для удара по мировым элитам и связанным с ними мировому порядку?

Петровский формат "русского проекта" вяло умирал вплоть до 17 года. Романские имперские элиты проживали и пережевывали наследие "русского проекта". Ведь он — в противопоставлении всему существующему порядку вещей, а эти екатерининские жеребцы хотели "вписаться и породниться". ХIХ век — непрерывный позор следования то в британском, то во французском фарватере.

 Национальное окостенение, "поиски" самобытного и, как следствие, Россия — тюрьма народов, палач Польши, Венгрии, Кавказа и Средней Азии.

Где "русский проект"? Чем дальше от Петра — тем постыднее войны, тем страшнее поражения и потери. Только что Наполеона одолели ценой сожженной столицы, сотен тысяч погибших мужиков, да британского "второго фронта" в Испании и Португалии (но на поле боя-то ни разу, кроме маленького Кульмского сражения 1813 года!).

Дым Цусимы, подобно, пыли голицынских походов  заставил русский мир выхаркнуть из себя новую порцию отчаянных люмпенов для "русского проекта".

Большевизм — не национальный, не укорененный, но кто усомниться, что это русский и только русский проект? В нем — евреи, латыши, венгры, китайцы — весь мировой "сброд" едет учить русский язык революции (русский проектный язык).

Марксизм Ленина не "марксистен" — он ставил всю эту прибавочную стоимость и прочую ерунду Каутскому и К. Оставил всему этому Второму Интернационалу.

Но короток век большевистского "русского проекта" — нет Петра, и разлагающе действует еврейское влияние — родственники "огненных" зилотов в кожанках (Софочки, Левочки, Додики и т.п.) образуют новую элиту, заполняя и создавая новое номенклатурное пространство.

Так национализируется "русский проект" — через предельно национальную и укорененную еврейскую номенклатуру и азиата Сталина, искренне  желающего устроить себя и своих верных лакеев в мировом пространстве.

И опять — ни одной, по-настоящему выигранной войны!

Позор Финской. Позор 41-го и 42-го. Если бы не Англо-американский проект и его помощь, то кранты бы СССР!

Сегодня русский проект возможен все в той же онтологии неукорененности, неприкаянности в мировом пространстве России, приютивающей на своей территории и в мире своего языка "отбросы" иных миров и enfant terrible — ей иных проектов.

Еврейское, ставшее русским, неоправославным и даже имперско-государственническим, сгинет также, как сгинули все эти химеры, предшествовавшие петровскому и большевистскому форматам. 

Итак, формирование политически ответственного субъекта русского проекта из че-гевар, бен ладенов, ульрик майнхоф и т.п. всех мастей — вот последняя (хотя и страшноватая!) возможность русского проекта.

Но где ты, Петр? Да и Ленина не видать…

Может быть и не надо, а? Плохо живем что ли?

Тут опять вступает Достоевский — со Ставрогиным своим, кусающим губернатора и Верховенским младшим, предлагающим "русский проект" восстания против всего мира. Не хочет русский человек (участник русского проекта!) сверкающего здания из алюминия. Подавай ему небо в алмазах или чтоб все пылало.

А иначе, может он и не русский вовсе?

2004 г.

Актуальная репликаО Русском АрхипелагеПоискКарта сайтаПроектыИзданияАвторыГлоссарийСобытия сайта
Developed by Yar Kravtsov Copyright © 2020 Русский архипелаг. Все права защищены.