Константин Чхеидзе
Версия для печати

Из области русской геополитики

Громадная система равнин, именуемая российско-евразийским миром, как бы самой природой созданный колоссальный ассимиляционный котел. На пространствах России с замечательной наглядностью могут быть наблюдаемы два встречные процесса. С одной стороны, от центра к периферии, идет поток руссификации. С другой стороны, от периферии к центру — процесс "окраинизации" — возрождение национальных культур: татарской, узбекской, армянской, грузинской и др.; и восприятие единой общероссийской евразийской культурой отдельных периферийных элементов

Геополитика, наиболее молодая дисциплина в ряду других социологических дисциплин, занимается рассмотрением условий и форм жизни человеческих общежитии. Точно так же, как может быть и, в действительности, есть морфология минерального и животного мира, так может быть и существует морфология политических образований. Все, что имеет форму и строение, может быть исследовано с морфологической стороны. И так как геополитические объекты обладают тем и другим, то и в области геополитической может быть применен морфологический метод.

Геополитика имеет дело с исключительно конкретным материалом; она занимается вопросами развития — вопросами жизни государственных образований, в связи с естественными, природными условиями их местонахождения. Иначе говоря — геополитика есть учение о жизни государственных образований в связи с их месторазвитием.

Русская научная мысль имеет предрасположение к проблемам геополитики. Она стала на геополитический путь в лице А. П. Щапова, Л. И. Мечникова, Д. И. Менделеева и Н. Я. Данилевского. Из современных русских ученых можно назвать А. Н. Фатеева и А. А. Крубера.

Основной темой сочинений А. П. Щапова является выяснение влияний, оказываемых естественными условиями на интеллектуальное развитие народа. Щапов описывал природу и прослеживал: как данная природа влияет на интеллект данного народа. Следуя отчасти за иностранными писателями, он делает попытку установления форм зависимости между климатом, почвой, характером населения, его законами и духовным развитием. Главным предметом щаповских исследований был русский народ, как субъект истории; и русская территория, как месторазвитие. Вот краткое резюме щаповских мыслей.

Повторяемое в ряде его произведений: "громадность пространства пахотных земель, лесов и неудобных местностей превышала землеустроительные силы народные… и… препятствовала умственному развитию… и… увеличению общин"[1].

Л.И. Мечников, в своем оригинальном труде "Цивилизация и великие исторические реки", дает замечательную гипотезу, сводящуюся в общих чертах — к следующему:

Местом первоначального зарождения цивилизации нужно считать речные системы: дельта Нила (Египет), Тигр и Ефрат (Ассиро-Вавилония), Желтая и Голубая реки (Китай), Инд и Ганг (Индия).

Итак, в первой своей стадии цивилизация была так сказать речною . Впоследствии она переходит в морскую стадию. Именно в эту эпоху развивается могущество Карфагена, Рима. Бассейн Средиземного моря уже представляет собою в эту эпоху некоторое геополитическое единство.

Далее следует океаническая эпоха, океанический период развития цивилизации. Он знаменуется открытием двух Индий (Индия и Америка); в новую эпоху на исторической сцене появляются новые народы (испанцы, англичане). Океаническую эпоху Мечников называет всемирной. Мы живем именно в эту эпоху.

Теория Мечникова основывается на некотором универсальном принципе, который можно назвать гидро-политическим. В ее цельности, простоте и — в известной мере — правильности заключается ее преимущество сравнительно с расплывчатыми писаниями Щапова.

Однако, то, что составляет оригинальность его учения, одновременно несет в себе и его недостатки. Мечниковский гидро-политический метод, очень плодотворный в районе Средиземного моря; очень правильный, поскольку исследование замыкается рамками речных систем, — весьма мало пригоден в более широких масштабах и не объясняет природы, напр., континентальных месторазвитий и континентальных цивилизаций (ср. степные культуры).

Россия, пока ее история не вышла из стадии, в значительной мере определявшейся Великим путем из Варяг в Греки;  пока история России оставалась в районах "Суздаля" или "Москвы" — она допускала гидро-политическое исследование и давала при этом положительные результаты… Однако этот взгляд будет малоплодотворным, т.к. объясняет лишь одну — и относительно России — не стользначительную сторону явления. Можно даже сказать, что приведенной выше выдержке из Щапова заключено больше геополитической правды (относительно России), чем в развитой сейчас схеме "по Мечникову".

Следующий из разбираемых авторов, Д. Ив. Менделеев, не только восполнил недостаток Мечникова, но и внес нечто самостоятельное в изучаемую нами область знания.

В книгах "К познанию России" и "Заветные мысли" он вполне отчетливо оперирует с понятием месторазвития и ставит его в связь не только с внутренними геополитическими условиями, но и внешними. Именно ему принадлежит характеристика России, как срединного мира, лежащего между молотом и наковальней, между Европой и Азией.

В отношении собственно-географическом Менделеев произвел некоторый "переворот в мышлении", который только теперь начинает проникать в сознание современников: — Менделеев начертил новую карту местонахождения России на земном шаре. На этой карте Россия не разбивается на Европейскую и Азиатскую части, но — вопреки установившейся  и до сих пор (!) упорно сохраняющейся, несмотря на всю очевидную нелепость, традиции — изображается цельным геополитическим телом. Если угодно, Менделеев также, отчасти гидро-политик, — в том смысле, что он положил в основу своего картографического изображения России мысль, что она лежит на берегу Ледовитого океана.  Менделеев придавал громадное значение "территории", — месторазвитию, он говорил: "Земля навсегда останется первою основою народности и государственности". Отсюда понятны его усилия, затраченные на определение географического центра России, связанного в свою очередь с центром народонаселения.

Определение центра населения России не являлось для Менделеева самодовлеющей задачей. Это определение было необходимо для постановки более широкой проблемы: — как, куда, как быстро двигается поток людей, живущих на пространствах России… А этот вопрос, в свою очередь, подчинен еще более важному: — каковы вообще закономерности в росте и движении народонаселения?…

Заметим, что для Менделеева вся совокупность жизненных вопросов сводилась к одному главному и основному — к вопросу о народе. С одной стороны — он утверждал, что народ является главнейшим политическим и историческим двигателем: он говорит о влиянии "густоты населения на весь народный быт, даже на всю историю отдельных народов и всего человечества"… С другой стороны — Менделеев признавался: "для меня высшая или важнейшая и гуманнейшая цель всякой политики яснее, проще и осязательнее всего выражается в выработке условий для размножения человеческого"[2].

Следовательно, на подобие мечниковскому универсальному гидро-политическому методу. Менделеев предлагает свой также универсальный метод, — этно-политический. Заслуга Менделеева в том, что он определил характер и так сказать "физиономию" — "ландшафт" российского месторазвития и показал закономерности в движении народонаселения. В частности, им показана тенденция "центра населенности" России двигаться от Запада к Востоку. Отсюда он заключал, что будущее России на Востоке.

Самым смелым, законченным и оригинальным из русских геополитических учений является учение Н.Я. Данилевского.

Н.Я. Данилевский, недавно забытый, а ныне возрожденный в русском сознании и повторенный в иностранном ("Закат Европы", О. Шпенглер), развивает учение, в котором приняты во внимание и естественные условия (как это делал еще Щапов), и общее строение и местонахождение (как это позже делали Мечников и Менделеев), и к этому присовокупляя движение идей в общей системе мировой истории. На основании широких аналогий и сопоставлений он строит в своей книге "Россия и Европа" теорию культурно-исторических типов — культурно-исторических субъектов истории.

Здесь уместно подчеркнуть важность последнего из указанных моментов. Человеческое познание есть также и самопознание. Субъект истории — величина живущая, познающая и самопознающая. Об этом и говорит Н. Я. Данилевский, и это обстоятельство вносит существенный элемент в наши понятия. — Дело идет о возможности оценить, стремиться исправить, а, следовательно, — о поставлении целей. В этом именно месте в процесс стихийный, в процесс космический врывается новая над-природная сила — человеческой инициативы и человеческой целеустремленности.

Вводя понятие временности субъекта истории, Данилевский предлагает установить некоторую био-историческую периодизацию, подобную той, какая имеется в области растительной и животной жизни. Он различает период зарождения, расцвета и умирания тех образований, которые названы нами субъектами истории[3].

***

Итак, можно сказать, что геополитическое исследование ведется в двух основных направлениях и изучает два основных элемента:
1. Данное месторазвитие.
2. Данного субъекта истории.

Как было отмечено выше, человечество, занимающее поверхность земного шара, представляет собою объект геополитического исследования. При чем, в этом случае, месторазвитием будет весь земной шар, а субъектом истории — все человечество. Исторически, исследовательская мысль двигалась параллельно изучению субъектом истории — человечеством — своего месторазвития — земного шара.

Сначала изучались ближайшие и меньшие объекты, потом — отдаленные и большие. В пределе — дело идет об интегральном изучении и освоении, если угодно — покорении человечеством земного шара, его природы, его сил.

Можно попытаться изобразить последовательность геополитического исследования следующей схемой:

1. В качестве субъекта истории выступает группа людей, напр., племя. Для него может быть определяющим простое (в отличие от сложного, к которому перейдем позже) месторазвитие.

Племя, живущее на берегу моря или озера, непременно будет заниматься рыболовством. Племя, живущее в лесу, будет работать по дереву, начиная с обычной эксплуатации лесных богатств и кончая выжиганием угля и пр.

Степь — определяет и создает степняка. Горы — горца. Между горцами Сицилии, Корсики, Сиерры-Невады и Кавказа больше сходства, чем между горцами Кавказа и недалеко от них кочующими ногайцами, или еще ближе живущими на плоскости русскими крестьянами... Вслед за А. Н. Фатеевым мы можем говорить о номадизации и аграризации человека природой.

Современность дает замечательнейшие примеры воздействия месторазвития на занятия, психику и даже социальный уклад человеческих обществ. Мы можем наблюдать опыты превращения кочевников в земледельцев, моногамистов в полигамистов, ремесленников и торговцев — в сельско-хозяйственных рабочих, а крестьян — в завзятых пролетариев. В Туркестане и Белуджистане живущие там народы "переделываются" из номадов в аграриев. В Крыму и в Палестине евреи-ремесленники, торговцы и рабочие становятся хлебопашцами; в Сибири, в тайге, те же евреи перерождаются в таежников-лесников... В СССР происходит массовый процесс пролетаризации крестьянства. Можно сказать, что мы живем в эпоху, когда человек особенно энергично взялся за "переделку" мира, да и самого себя. Поэтому-то вопросы геополитики приобретают особую актуальность и зовут к себе внимание исследователя и общества.

2. Пойдем дальше. Возьмем не одно племя, но совокупность племен, при оставлении в силе второго условия (простое место-развитие). В данном случае примером может служить, напр., моздокская степь Терского Края. Здесь, при наличии простого, равного для всех племен, месторазвития, могли быть наблюдены следующие особенности:

а. Осетинское селение. Весь социальный и бытовой уклады построены на началах родового быта. Примитивное земледелие, экстенсивная система, зачаточное знакомство с сельскохозяйственными орудиями производства, неорганизованный сбыт продуктов.

б. Казачья станица, скажем, Курская. Своеобразная система наделов, станичный земельный фонд, общность пастбищ, покосов. Население живет "дворами", станицей управляет атаман и станичный сбор (говорю о довоенном времени).

в. Немецкая колонка, осевшая здесь не более нескольких десятков лет. Крайнее отграничение себя от внешнего мира, строгое соблюдение своего, немецкого бытового уклада жизни; индивидуальное хозяйство при широко-развитой системе общественной помощи и кредита. Плодопеременная система, обилие средств производства, организованный сбыт продуктов, совершенно особое — чужое и непонятное для окружающих — представление о семье и пр.

г. Русское, или — как в тех краях говорили — мужичье поселение. Здесь — остатки навыков земельной общины; отруба, выселки, хутора, индивидуальное хозяйство, аренда и пр. На одной улице живут богатеи, содержащие нескольких батраков; на другой — несколько домов соединяются вместе на началах кооперации. Хаос земельных отношений предвоенной России в полной мере отражался на русских селениях, расположенных в степях на север от г. Моздока. Русский уклад жизни совершенно непохож ни на осетинский, ни на немецкий, ни на казачий.

д. Верстах в пятнадцати от ст. Курской лежит сел. Эдиссия, там живут армяне, осевшие здесь еще при Екатерине II. У армян смесь родового быта и прорастающего сквозь него нового быта, — основанного на началах индивидуального хозяйства. В области управления: остатки прежних привилегий и новых уравнительных административных тенденций (снизу — самоуправление, "сверху" — урядник из Моздока).

е. На северо-восток от перечисленных селений, не более как в ста верстах, начинаются кочевья ногайцев. Таким образом, если между географическими пунктами "немецкая колонка" — "ногайское кочевье" пролегают сто верст, то между формами хозяйства, имеющимися в первом и во втором случае, пролегает несколько сотен лет (ср. экономическую периодизацию некоторых европейских политико-экономистов, напр., Ф. Листа).

ж. И там же, в этих степях, встречаются образцово поставленные латифундии — громадные экономии каких-нибудь Яковенок или Мамантова, в большинстве случаев сектантов, пришедших сюда из Таврии.

Добавим, что в настоящее время, по доходящим из СССР сведениям, на Сев. Кавказе проведена сплошная коллективизация. Таким образом, указанные здесь различия, существовавшие несмотря на единство месторазвития, — по заданию — должны быть сравнены. Именно в этом пункте рельефно выступает значение человеческой инициативы и человеческого целеустремления, о котором было уже упомянуто. Дело идет о геополитической роли и геополитическом значении власти. Об этом скажем несколько ниже.

3. Перейдем к рассмотрению сложного субъекта истории, живущего в условиях сложного месторазвития. Возьмем то, что в русской истории называлось землей: — Новгородская земля, Псковская земля. В Европе им соответствовали государственные образования типа государства-города Венеции или — в более отдаленные времена — Афины и Спарта.

В каждом отдельном случае, при наличии сложного месторазвития, имеются особые условия, которые должны быть изучаемы всегда в индивидуальном порядке. Это требование становится понятным только теперь, когда несколько развеялись гипнозы того или иного цивилизаторского эгоцентризма.

Итак, возьмем государство-город. С точки зрения геополитической морфологии, это образование является как бы переходным от примитивного государства к тому, которое нам знакомо по современности.

Новгородская земля характеризуется наличием выхода к морю и громадных пространств, годных для земледелия, ското- и лесоводства. Отсюда два основных рода занятий жителей господина Великого Новгорода: с одной стороны — торговля и ремесла; с другой — земледелие, охота, пушное и кожевенное дело, и другие занятия, связанные с землей и лесом. Смешанной системе хозяйства отвечает смешанная система управления. Отсюда — как раз на примере с Новгородом — ясны выгоды индивидуализирующего геополитического подхода: Новгород — не народоправство, как настаивают одни и опровергают другие историки; и это — не аристократическая республика, с преобладанием "северных дожей" — Борецких или других. — Это есть особая форма, соответствующая особым же геополитическим условиям. И не надо смущаться, если формы Новгородского государственного устройства не входят в "рамки юридических начал", завещанных (добавим от себя) существенно иным месторазвитием. Наоборот, надобно вдохновляться богатством своеобразия различных частей нашей страны и искать соответствующего этому своеобразию определения.

Венеция тем именно и отличается от других схожих типов государств-городов, что в ней интересы торговли поглотили безусловно все остальные интересы. Поэтому, здесь и утвердилась вполне определенная и своеобразная система управления — аристократическая республика дожей. Более всего Венеция походит на Карфаген, но в Карфагене было большое религиозное и расовое разнообразие, тогда как Венеция в религиозном и расовом отношениях представляла собою некоторое единство.

Мимоходом отметим, что современные попытки возродить государство-город (напр., Батум, Данциг, Фиуме и пр.) обречены на неудачу. Наша эпоха отличается бытием многосоставных государственно-экономических образований, стремящихся поглотить все, поддающееся поглощению и попадающееся на пути их экспансии. Можно считать, что государство-город — форма, окончательно отмершая.

4. Следующей формой будет такая, где субъектом истории является народ или совокупность народов, живущих в условиях сложного месторазвития.

Напомним все оговорки, сказанные относительно необходимости соблюдения индивидуального подхода. Они приобретают тем большее значение, чем больше особенностей в данном месторазвитии.

С общепринятой, собственно-политической точки зрения, государство состоит из трех слагаемых: территории, населения и власти. Основное свойство государственной территории — непроницаемость; населения — состояние в едином политическом целом; власти — независимость, суверенитет.

Иной подход геополитический. Для него важнейший момент не непроницаемость — понятие юридическое, но естественные, природные особенности и богатства территории. Поэтому, геополитик говорит не о территории, но о месторазвитии (в установленном выше смысле). Геополитик интересуется населением не с точки зрения его принадлежности к единому политическому целому (хотя, конечно, и это факт не безразличный), а с точки зрения творческих способностей населения. Основным критерием будет здесь соработа, сотрудничество, участие в единой организации.

"Прикладная география — говорит пр. А. Фатеев — может до некоторой степени оттачивать проницательность и способствовать предведению в общественной политике"[4].

Для геополитика первее и существеннее формальных моментов — моменты более прочного порядка, т. е. геополитические. В то время, как политики включительно до 1910–1912 г. г. говорили о единстве политической Австро-Венгерской системы (напр., П. Б. Струве в "Патристике"), геополитики могли предвидеть и предвидели эклектичность, агрегатность этой системы.

Геополитический взгляд на Чехию объясняет — почему не произошла ассимиляция чехов немцами. И, наоборот, — почему произошла ассимиляция немцами же поморских славян. Понятно также — почему, напр., Грузия или Армения сохранили себя в той или иной форме в течение тысячелетий, и почему в С.А.С.Ш. уже второе-третье поколение эмигрантов американизируется до неузнаваемости.

Громадная система равнин, именуемая российско-евразийским миром, как бы самой природой созданный колоссальный ассимиляционный котел. На пространствах России с замечательной наглядностью могут быть наблюдаемы два встречные процесса. С одной стороны, от центра к периферии, идет поток руссификации. С другой стороны, от периферии к центру — процесс "окраинизации", от слова — окраина (старое слово украйна приобрело новое значение). Под окраинизацией я понимаю, как возрождение национальных культур: татарской, узбекской, армянской, грузинской и др.; так и восприятие единой общероссийской евразийской культурой отдельных периферийных элементов.

Эти два встречные процесса составляют особенность геополитического мира, к которому мы принадлежим.

5. Перейдем к рассмотрению последней из форм, которая может быть названа государством-материком или государством-миром[5].

Зарождение этой геополитической формы относится к десятилетиям, предшествовавшим мировой войне, но обнаружение ее во всей конкретности происходит только теперь.

В государстве-материке мы встречаем чрезвычайно сложное строение как месторазвития, так и субъекта истории. Тенденция к образованию государства-материка замечается в Европе, с ее сложным месторазвитием, отграниченным на Западе, Юге и Севере морями, а на Востоке соприкасающимся с Россией-Евразией; в Америке, точнее говоря в С.Ш.С.А., с их стремлением освоить Центральную Америку и Канаду. Россия-Евразия — как это показано и показывается евразийской теорией и... исторической практикой каждого дня, есть сложившееся государство-материк.

Геополитическое изучение государства-материка является одной из основных научных тем евразийства.

1927 г.


Текст публикуется по изданию: Тридцатые годы. Утверждение евразийцев. Книга VII, Издание евразийцев, 1931, с. 105–114.
Подготовка текста и публикация Т.В. Смородиной и Б.В. Межуева.


[1] Соч. А.П. Щапова, т. III: "Естественно-психологические условия умственного и социального развития русского народа"; т. II: "Историко-географическое распределение русского народонаселения" и др. Наша выписка взята из тома II-го, с.232.

[2] Д. Менделеев. К познанию России, изд. Миловида, с. 14 и 24.

[3] "Ход развития культурно-исторических типов всего ближе уподобляется тем многолетним одноплодным растениям, у которых период роста бывает неопределенно продолжителен, но период цветения и плодоношения — относительно короток и истощает раз навсегда их жизненную силу". "Россия и Европа", 4-е изд., 1889, с. 96. Ср. сказанное в начале статьи о морфологии в геополитике.

[4] "География и обществоведение", Прага 1927 , с. 91.

[5] См. "Теорию государства" Н.Н. Алексеева, с. 27-28 и повсюду.

 

Актуальная репликаО Русском АрхипелагеПоискКарта сайтаПроектыИзданияАвторыГлоссарийСобытия сайта
Developed by Yar Kravtsov Copyright © 2020 Русский архипелаг. Все права защищены.