Мировой порядок, старый и новый

Конец брака по расчету

В августе 1971 года Ричард Никсон объявил о начале "новой экономической политики", демонтировавшей мировой экономический порядок, установленный после Второй Мировой войны (система Бреттона Вудса), в котором США, по сути дела, играли роль международного банкира. К этому времени, как писала Сюзан Стрейндж, специалист по международым экономическим отношениям, "брак по расчету исчерпал себя" и "положение было слишком серьезным, чтобы ограничиться аспирином". Европа, в которой ведущую роль играла Германия, и Япония оправились от разрушительных последствий войны, во многом благодаря международным мерам США в духе Кейнса в начале 1950-х годов, а Соединенные Штаты столкнулись с непредвиденными экономическими потерями из-за войны во Вьетнаме. Мировая экономика входила в эпоху "триполярности", а также, что особенно важно, в эпоху застоя и снижения прибыльности капитала.

Вполне предсказуемой реакцией стало стремительное нарастание ожесточенной классовой войны, которую с неослабным упорством вели корпоративный сектор, его политические агенты и идеологические прислужники. В последующие годы мы стали свидетелями наступления на реальную заработную плату, сферу общественных услуг, профсоюзы, — короче, на все действующие демократические структуры, — целью которых было преодоление разразившегося "кризиса демократии", причиной которого были наглые попытки общества выйти на арену демократической политики со своими собственными интересами.

Эти сдвиги сопровождались интенсивным идеологическим наступлением, целью которого было усиление власти и привычки к подчинению, ослабление общественной сознательности и таких хрупких человеческих качеств как забота о ближнем, а также воспитание молодого поколения в духе нарциссизма. Другой целью было установление de facto мирового правительства, защищенного от вмешательства со стороны людей, даже не подозревающих о его существовании, отвечающего за то, чтобы людские и материальные ресурсы свободно предо ставлялись бы транснациональным корпорациям (ТНК) и международным банкам, контролирующим эту глобальную систему.

Ответом Никсона на упадок американской экономической гегемонии было введение временного контроля за ценами и заработной платой и проведение фискальных мер, направленных на превращение государственной власти в источник дальнейшего роста благосостояния имущих: за счет сокращения государственных налогов и ассигнований. Эта политика, усилившаяся в годы правления Рейгана, с тех пор была генеральной линией. Она вызвала огромный рост задолженности на всех уровнях (федеральном, на уровне штатов, на местном уров не, на на уровне домохозяйства и корпораций) и очень незначительные достижения в области инвестирования в производство. Одним из важнейших результатов этого стал неподдающийся подсчету рост неудовлетворенных социальных нужд, тяжким грузом легший на плечи большинства населения и будущих поколений.

Несколько лет спустя политэконом Дэвид Каллео заметил, что инициатива Никсона представляла собой "разновидность меркантилистской революции" вл внешней и внутренней политике. Международная система становилась все более беспорядочной и менее регулируемой, "правила разрушались и власть приобретала все большее значение". "Рациональный контроль над национальными экономиками снижался, создавая тем самым благоприятные условия для международного бизнеса и банков. Они были освобождены от контроля за капиталами и официальных ограничений и чувствовали себя уверенно, зная, что в случае непредвиденных осложнений государство поможет выйти из затруднительного положения. Как следствие снижения регулирования и контроля, а также в результате информационно- телекоммуникационной революции, значительно облегчившей перевод капитала, международные рынки капитлов стремительно расширились. Энергичные инициативы банков по стимулированию кредитов привели к кризису неплатежей стран Третьего Мира и нынешней нестабильности самих банков. То, что получилось в результате, было названо "системой мирового экономического правительства с параметрами, определяемыми нерегулируемым рынком и правилами, утверждаемыми наднациональными банками и корпорациями" (Говард Вахтел), "системой корпоративного меркантилизма" (Петер Филлипс), с управляемой коммерческой деятельностью внутри и между крупными корпоративными группами и регулярным вмешательством государства, имеющем место во всех трех основных блоках Севера с целью субсидирования и защиты международных корпораций и финансовых учреждений, находящихся на их территории.

В те же годы мы стали свидетелями застоя и распада Советской империи, которая прежде сильно мешала запланированному глобальному порядку в нескольких очень важных отношениях. Она исключала значительную часть Третьего мира из сферы эксплуатации и контроля Запада, и само ее существование в качестве противостоящей силы обеспечивало место движению неприсоединения в регионах, все еще выполняющих традиционную роль, отведенную Югу: обеспечение ресурсов, рынков, дешевого труда, возможностей для инвестирования, а в последнее время и экспортирование отходов. С крушением Советов, обе проблемы были решены. Мощь государственно-капиталистических индустриальных обществ еще более возросла с экономической катастрофой, прокатившейся по большинству их колониальных владений в восьмидесятые годы. Дурные предчувствия стран Третьего Мира поэтому вполне понятны.

Раньше страны, входившие в движение неприсоединения, пытались в некоторой степени контролировать собственную судьбу. Через Конференцию ООН по торговле и развитию разрабатывались инициативы с целью создания "нового международного экономического порядка", предусматривающего поддержку и стабилизацию программ по производству товаров первой необходимости. Это делалось в надежде приостановить негативные тенденции в области торговли и контролировать сильные колебания цен, которые имели разрушительные последств ия для национальных экономик, зависящих от нескольких основных статей экспорта. Параллельно ЮНЕСКО предпринимало меры по обеспечению доступа стран Третьего мира к международным коммуникациям, фактически являвшимся монополией развитых индустриальных держав.

Обе эти инициативы естественно вызвали враждебное отношение со стороны правителей мира, поэтому они были в значительной мере свернуты в восьмидесятые годы. США повели ожесточенную атаку на ООН, которая была фактически уничтожена как самостоятельная сила в международных отношениях. ЮНЕСКО вызывало особую ненависть из-за своей ориентации на Третий мир и угрозы идеологическому господству США. Операция по разрушению и возвращению ООН под контроль Соединенных Штатов была названа "возвращением к идеалам ее основателей", что в общем-то было отчасти справедливо.

"Отвратительный принцип господ"

Мировая экономика никогда не вернулась к темпам роста эры Бреттона Вудса. Упадок Юга особенно заметно ощущался в Африке и Латинской Америке, где он сопровождался безудержным государственным террором. Катастрофа ускорялась неолиберальными экономическими доктринами, диктуемыми мировыми правителями. Экономическая комиссия ООН по Африке выяснила, что в странах, следовавших рекомендациям Международного Валютного Фонда, наблюдались более медленные темпы роста, чем в тех, что опирались на общественный сектор. Чудовищное влияние неолиберальной политики в Латинской Америке было особенно сильным, оно усилилось с открытием их экономик для международных рынков капитала. Это привело к большим перетокам капитала в отличие от восточно-азиатских стран, где экономики, находившиеся под контролем государства, не позволяли подобной фривольности.

Существует специальный технический термин для описания вполне предсказуемых последствий диктата власть предержащих; их называют "экономическими чудесами" — под этим подразумевают благоприятные условия для инвестирования и перспективы для местных элит, связанных с зарубежными благотворителями, а также быстро растущую нищету, голод и всеобщие несчастья для населения.

В то же время те же самые государственные власти и их приспешники, которые молятся на разрушительные экономические доктрины, препятствуют независимому развитию Юга и различными способами обеспечивают сосредоточение богатств и власти в руках тех, кто сиди т в офисах крупных корпораций. Их не заботит, что от доктрин на которые они молятся, сами победители в этой игре в случае необходимости регулярно уклоняются, наказывая тех, кого они делают жертвами этих догм. Описываемая доктрина говорит о том, что политика "постепенного перераспределения богатства сверху вниз" и "развития экспорта", которые всегда приводили к катастрофе в прошлом, на этот раз принесут успех. И действительно, они принесут успех тем, кому они обычно приносили успех, — тем, кто контролирует процесс и достаточно хорошо в нем разбирается. Истина, лежащая в основе этого, была замечательным образом выражена в заголовке передовой статьи в "Уолл Стрит Джорнал", посвященной "первоначальным (!) общественным потерям" от "шоковой терапии", разрабо танной благодетелями: "Люди говорят, что новое богатство слишком медленно перетекает сверху вниз, лидеры отвечают: "Следуйте тем же курсом"" (Wall Street Journal, 16 апреля 1992).

Иногда развитые страны тоже серьезно воспринимают эту риторику и оказываются не в состоянии защитить себя от разрушительного влияния нерегулиремого рынка. Последствия те же, правда, не столь смертельные, как в традиционных колониальных регионах. Примером этого может служить Австралия в 1980-е годы. Дерегулирование и другие свободнорыночные эксперименты (проводимые лейбористским правительством, принявшим рецепты правых) привели к тому, что один ведущий экономический комментатор, Том Фитцджеральд, назвал "капитальным бедствием". К концу десятилетия благодаря этой политике удалось снизить национальный доход более чем на 5% в год. Реальная зарплата сократилась, австралийские предприятия попали под контроль иностранных предпринимателей. Страна уверенно двигалась к статусу сырьевой базы государственно-капиталистического региона, центр которого находился в Японии. Нужно отметить, что сам этот регион в целом продолжал развиваться лишь благодаря радикальному отказу от неолиберальных догм.

Фитцджеральд замечает, что ничего другого нельзя ожидать от выборочного следования Адаму Смиту и игнорирования его же предупреждения об "отвратительном принципе господ": "Все для себя, ничего для людей". Богатые индустриальные державы сами начинают напоминать страны Третьего мира, с островками огромного богатства и привилегий посреди вздымающего свои волны океана нищеты и отчаяния. Это в первую очередь относится к США и Великобритании, ставшим жертвами р ейгановско-тэтчеровского учения. Континентальная Европа также не сильно отстает, несмотря на сохранение власти социалистов и защищаемый ими общественный договор, и возможность экспортировать свои трущобы в другие страны за счет миграции рабочей силы. Рас пределение привилегий и богатства в странах, обладающих такими возможностями как наши, это, конечно, не то, что мы видим в Бразилии и Мексике, но тенденции разглядеть нетрудно.

Падение Советской империи предоставило новые возможности, чтобы установить деление Север-Юг более четко в богатых обществах. Во время майской забастовки 1992 года рабочих госсектора в Германии директор компании Даймлер-Бенц предупредил, что корпорация может ответить на забастовку своих рабочих перенесением производства в другие страны, возможно в Россию, с ее хорошо обученными, квалифицированными, здоровыми и (как они надеятся) послушными рабочими. Управляющий Дженерал Моторс может угрожать тем же, указывая на Мексику и другие регионы Третьего Мира, которые до сих пор оставались колониями Запада. Капитал с большой охотой передвигается; люди либо не могут этого сделать, либо им просто не позволяют.

Не то, чтобы Даймлер Бенц настолько сильно страдал от издержек производства, что управляющие ощущали это на себе. Две недели спустя после того, как он пригрозил перенести производство "мерседесов" в Россию, тот же главный управляющий, Эдзард Рейтер, объя вил о "замечательных результатах" чрезвычайно удачного первого квартала 1992 года, когда прибыль выросла на 14%, а продажа — на 16%, в основном за границей: немецкие рабочие это совсем не те, на кого рассчитана продукция "Мерседес", основного и самого пр ибыльного сектора этого гигантского конгломерата. Подобные факты, однако, нисколько не повлияли на американскую прессу, которая в своих сводках новостей ругала забастовщиков за "вольготную жизнь", чрезмерно длинные отпуска и вообще непонимание того, како е место они занимают в качестве орудий производства в руках богатых и наделенных властью. Они должны усвоить уроки, преподанные примерно в то же время американским рабочим, занятым на заводах "Катепиллер": прибыль и производство растут, зарплата снижаетс я, право на забастовку в значительной мере ликвидировано благодаря возможности прибегать к услугам временных рабочих.

Это плоды ожесточенной кампании корпоративного сектора, начавщейся вскоре после того, как американские рабочие в конце концов отстояли свое право на объединение в профсоюзы в середине 1930-х годов, после долгих лет острой борьбы и жестоких репрессий, не имевших аналогов в индустриальном мире. Возможно мы даже вернемся к временам, когда известный филантроп Эндрю Карнеги мог проповедовать добродетели "честной, трудолюбивой, самоотверженной бедности" жертвам Великой Депрессии 1896 года вскоре после того, как он грубо подавил забастовку металлистов в Хомстеде, под апплодисменты прессы, в то же время заявляя, что побежденные рабочие прислали ему телеграмму, в которой говорилось: "Добрый хозяин, скажите чего бы вам хотелось и мы сделаем это для вас". Именно потому, что он знал, как "сладок, и счастлив, и чист дом честной бедности", объяснял Карнеги, он и симпатизирует богатым, в то же время деля с ними их суровую судьбу в роскошно обставленных особняках.

Итак, правильно управляемое общество должно работать в соответствии с "отватительным принципом господ". Поэтому неудивительно, что когда побитые профсоюзы в конце концов осознают реальность непрекращающейся классовой войны, развязанной против них высоко классово сознательным корпоративным сектором, предпринимательская пресса должна искренне удивляться тому, что некоторые профсоюзы все еще держатся за устаревшую "идеологию классовой войны" и "избитое марксистское представление" о том, что "трудящиеся составляют класс граждан, с общими интересами, отличными от тех, кто владеет и контролирует производство". не говорря уже о таких "причудах", как требование снижения жалования управляющим, к которым рабочие позволяют себе относиться как к простым смертным. (New York Times) Хозяева, напротив, уверенно держатся за это "избитое марксистское представление", зачас тую выражающееся в вульгарно-марксистской риторике — правда, с противоположными знаками.

При существующих условиях общественной организации и концентрации власти, избирательно свободная торговля вряд ли сможет повысить всеобщее благосостояние. Это наглядно продемонстрировал двухлетний опыт договора о свободной торговле между Канадой и США. Канада потеряла сотни тысяч рабочих мест, многие из которых были перенесены в индустриальные районы США, где правительственное регулирование фактически запрещает организацию в профсоюзы. Подобная государственная политика (вполне естественная в обществах, где правит бизнес, а само общество в значительной степени отстранено отпринятия решений) оставляет рабочих более незащищенными перед эксплуатацией, чем в Канаде, с ее более развитым профсоюзным движением и общим климатом солидарности.

Соглашение также использовалось для того, чтобы требовать от Канады продавать воду, даже тогда, когда там ощущался недостаток в ней, отменить меры, призванные защитить тихоокеанского лосося, привести правила сипользования пестицидов в соответствие с менее строгими американскими стандартами и прекратить субсидировать посадку лесов после вырубки. Все это объявлялось ограничениями для свободной торговли. В то же время Канада, которая является экспортером асбеста, осуждала США за пименение стандартов ЕРА в нарушение торговых соглашений.

Теоретически, соглашение о свободной торговле должно снижать зарплату в странах, где она выше, и повышать ее в странах, где она ниже. куда перетекает капитал, тем самым устанавливая глобальное равновесие. Но при господствующих ныне условиях более вероятен иной исход.

Присуществующих сегодня условиях власти и контроля, свободная торговля будет иметь тенденцию сводить уровень существования к нижней границе для людей, которые являются зрителями, а не участниками принятия решений, влияющих на их жизнь.

В общем, в восьмидесятые годы ускорился разрыв между незначительной частью общества, пользующейся огромными привилегиями и все растущей массой людей, страдающих от лишений и нищеты. С людьми, ненужными для производства богатств и потребления — двух челов еческих функций, признаваемых господтвующими общественными институтами и идеологиями, нужно что-то делать. Нынешняя социальная политика по отношению к ним в Соединенных Штатах ориентирована на их содержание в крупных городских центрах, где они могут охот иться друг на друга, или в тюрьмах. У последнего направления этой социальной политики есть еще одно достоинство, поскольку оно обеспечивает стимулирование экономики в духе Кейнса благодаря строительству тюрем и созданию новых рабочих мест для охранников — профессии, которая получает все большее распространение.

Всегда существовало два класса людей: правители и их агенты и вьючные животные, либо служащие им, либо ненужные. Это до боли знакомое деление становится еще более четким и ясным в эпоху глобального корпоративного меркантилизма, свободного движения капита ла и размывания профсоюзов и других демократических структур, которые могли бы вмешаться в плавный ход капиталистического самодержавия, руководящегося "отвратительным принципом господ". "Все для себя, ничего для других".

Интернационализация капитала, особенно усилившаяся начиная с 1971 года, придает новый характер конкуренции между национальными государствами. Приведем лишь один пример: в то время как доля США в мировом экспорте промышленной продукции сократилась с 1966 по 1984 год на 3.5%, доля расположенных в США транснациональных корпораций немного увеличилась. И статистика международной торговли будет выглядеть несколько иначе, если импорт зарубежных компаний рассматривать как национальный продукт. Коммерческие товары также отражают эту тенденцию. Так, например, треть рыночной цены "Понтиака", производимого компанией "Дженерал Моторс", уходит к южнокорейским производителям, одна шестая — японским, и еще примерно столько же к немецким, сингапурским, английским, барбадосским и другим взятым вместе. Как географическая целостность, страна и большинство ее насления может переживать кризис, но корпорации играют в совершенно другую игру. Поскольку сегодня от четверти до половины международной торговли ведется расположенными на севере ТНК, эти факторы играют все возрастающее значение.

Новый имперский век

Зачастую реалии представляются правящими и их идеологами с поразительной откровенностью. В ведущей ежедневной деловой газете "Файненшл Таймс" была опубликована статья экономического комментатора Би-Би-Си Джеймса Моргана, называвшаяся "Падение советского блока оставило Международный валютный Фонд и "Большую Семерку" править миром и создавать новый имперский век".

Согласно этой версии, отстаиваемой "Файненшл Таймс", "создание новой системы направялется "Большой Семеркой", МВФ, Мировым Банком и Генеральным Соглашением о тарифах и торговле (ГАТТ)". Это "система непрямого управления, которая подразумевает интеграцию лидеров развивающихся стран в сеть нового правящего класса", который, как ни странно, оказывается старым правящим классом. Местные правители составляют то, что британские империалисты семьдесят лет назад называли "фасадом", "конституционной фикцией", исп ользуемой для того, чтобы скрыть "поглощение колоний".

Далее Морган замечает, что институты "нового правящего класса", который сейчас управляет значительной частью развивающихся стран и Восточной Европы" (традиционных колониальных владений), "подталкивают" своих клиентов к тому, чтобы они шли "правильным путем реформ". Под этим подразумевается, что они должны тщательно избегать той политики, которая традиционно приводила к успешному развитию как в Англии семнадцатого века, так и в восточно-азиатских государствах в последние десятилетия, и следовать политике, которая тр адиционно была очень выгодна международному правящему классу. В случае же когда экономический контроль "не подталкивает" к правильному поведению, мы всегда можем обратиться к силам безопасности, как в случае с нашими меньшими чернокожими братьями в Южном Лос-Анджелесе, которые имели возможность уяснить это на своем собственном опыте.

"Политика жесткой экономии" это хорошее средство для латиноамериканских крестьян, польских рабочих и забытых жителей Южного Лос-Анджелеса, но не для настоящих людей.

Правительство также призвано создавать непреодолимые барьеры протекционизма, когда необходимо, например, обеспечить новые капиталовложения в сталелитейную промышленность, для чего накладываются ограничения на импорт стали в США, который начиная с 1982 го да не должен превышать 20%. В то же время на государстве лежит обязанность по подрыву профсоюзов, с тем, чтобы новые "не обремененные профсоюзами производители более дешевых товаров" могли платить своим рабочим от половины до трети того, чего добились ст алелитейщики в результате почти вековой кровавой борьбы.

Одним из главных достижений нового имперского века является то, что удалось оттеснить население еще дальше на обочину. Он в значительной мере устранил угрозу возникновения подлинной демократии, но в то же время расчистил дорогу риторике о приверженности демократическим идеалам. Глобальные правители теперь могут действовать, имея гораздо меньше ограничений, более координированно, с помощью централизованного управления и с гораздо меньшим вмешательством местного населения. Эти неуправляемые и опасные элем енты не только не могут повлиять на решения правителей (основной принцип капиталистической автократии), но зачастую вообще ничего о них не знают. Кто следит за жизненно важными решениями участников переговоров ГАТТ или Международного Валютного Фонда, имеющим огромное значение для глобального общества, в том числе и нашего? Или за деятельностью транснациональных корпораций, международных банков и инвестиционных компаний, которые ныне определяют условия производства, торговли и жизни во всем мире? Новый и мперский век знаменует собой дальнейший отход в сторону авторитаризма в рамках формально демократической практики.

Источник: журнал "Magazine", июль-август 1992 г.