Ноам Хомский и ситуация наших дней

Ноам Хомский стал известен в России — не как выдающийся лингвист, а как значительный политический мыслитель — только в 2001 г., когда сразу после событий 11 сентября за рекордно короткий срок был переведен на русский язык и выпущен в свет небольшой сборник его интервью под названием "9/11" (что означает не только 11 сентября по принятому в США обозначению, когда месяц выносится впереди дня, но и телефон немедленного вызова полиции). Отечественный читатель тогда впервые получил возможность познакомиться с крупнейшим американским диссидентом, суровым критиком корпоративной глобализации и внешней политики Соединенных Штатов Америки. За этой маленькой книжкой, выпущенной сотрудниками издательства "Логос", быстро последовали два перевода "Праксиса" — "Прибыль на людях" и "Новый военный гуманизм". Издательством "Праксис" сейчас готовится к выходу очередное сочинение мыслителя — "Классовая война". Аргументы Хомского все чаще используют представители левого движения в нашей стране, и это естественно — Хомский постепенно становится символическим центром всех тех сил в мире, кто не желает принимать глобальную гегемонию Соединенных Штатов.

При этом было бы опрометчиво по примеру некоторых западных публицистов типа Пола Холландера считать Хомского "антиамериканистом" — осуждая агрессивные действия США и элитистское мировоззрение истеблишмента страны, он неизменно подчеркивает, что Соединенные Штаты смогли создать самое свободное общество, которое когда-либо существовало на земле. Более того, он ни в коей мере не отрицает право США на активную пропаганду в мире ценностей свободы и демократии, полагая в отличие от Самуэля Хантингтона, что ценности эти имеют не локальный, "цивилизационный", но универсальный характер. Однако он вместе с другими представителями левого течения в Америке сомневается, что американское правительство руководствуется именно этими, и в самом деле глобальными, ценностями, а не собственной выгодой и узко-корыстными интересами.

Вообще, прямолинейный идеализм и морализм Хомского, с одной стороны, удивительно подкупает и вызывает симпатию, а с другой — удивляет и обескураживает. Иногда кажется, что он требует от государства невозможного, чтобы оно действовало себе во вред, например, он, как следует из публикуемого интервью, хочет, чтобы американцы, освободив Ирак, установили в этой стране демократию, при этом сознавая, что тем самым они передадут власть в стране в руки шиитов-фундаменталистов или иных радикальных антиамериканских сил. Я думаю, ни один государственный человек ни в одной стране мира никогда не согласится с такого рода требованиями бескорыстия и поэтому мне кажутся более весомыми не моралистические, а реалистические возражения против политики Буша, в частности те, что приводит Брент Скоукрофт (на которые Хомский ссылается в публикуемом ниже интервью). Реалисты скептически относятся к идее насильственного внедрения демократии в других странах мира в том числе и потому, что, демократизируя страны, где никто никогда не слышал о демократии, можно выпустить какого-нибудь нехорошего джина из бутылки. И мне кажется, что в этом реалисты правы. Демократию нужно культивировать и совершенствовать у себя дома, а не на стороне.

Тем не менее, моральная стойкость, интеллектуальная честность Хомского и его значительная популярность среди американцев (я лично мог убедиться в том, что книги этого мыслителя имеются во всех книжных магазинах Америки, даже в тех из них, где преобладают сочинения консервативных авторов) сами по себе вселяли и вселяют надежду на то, что демократическим силам в США, для которых мыслитель представляет собой безусловный нравственный авторитет, удастся остановить неумолимое движение этой страны в сторону глобального гегемонизма, угрожающего свободе людей во всем мире. Война в Ираке вызвала, беспрецедентный, по словам Хомского, подъем протестных движения в Соединенных Штатах и во всем мире. Акция 15 февраля, когда на улицы Нью-Йорка, Лондона, Рима, Мадрида вышли миллионы людей, скандировавших "Нет войне!", казалась событием, которое просто не могло не повлечь за собой далеко идущие последствия в мировой политике. Лидеры протестного движения находились весь февраль и март в состоянии эйфории по поводу неожиданного для них самих успеха акций протеста, превзошедших по своему размаху выступления 1960-х годов. Однако гора родила мышь: антивоенное движение не смогло привести к отставке ни одно правительство в Европе, поддержавшее военные действия вопреки мнению большинства своих сограждан. Вопреки ожиданиям в своем кресле усидел даже премьер-министр Испании — страны, представлявшей, пожалуй, "самое слабое звено в системе империализма".

Хомский объясняет неудачу антивоенного движения тем, что организовать долгосрочную программу сопротивления гегемонизму сложнее, чем выступление против той или иной военной акции. Это несомненно так, но остается вопрос, а почему руководители протестных движений оказались не способны родить никакой долгосрочной программы действий. Возможно, одна из причин заключается в специфике каналов коммуникации левых протестных движений и государственного истеблишмента: сложно сомневаться в том, что такие каналы имеются — тех же антиглобалистов кто-то, очевидно, финансирует, — но они довольно ущербны. Скажем, и среди американских либералов-центристов, и среди консерваторов были и есть противники войны, оппоненты этой действительно кошмарной "стратегии национальной безопасности" (о которой справедливо говорит Хомский) и вообще всего замысла превращения США в "мировую империю". Казалось бы, учитывая совокупное влияние всех этих сил, требовалось только объединить усилия, основательно подготовившись к очередным президентским выборам. Ничего этого сделано не было — уличные протестанты лишь попугали обывателя, добавив еще несколько процентов к рейтингу президента Буша. Никакого вероятного кандидата от антивоенной оппозиции как в республиканской партии, так и в демократической  за год до выборов не просматривается. Это означает со стопроцентной вероятностью, что его и не будет.

В России же, насколько я могу судить, немногочисленные сторонники европейского антиглобализма (подписывающие вместе с Ноамом Хомским разные петиции) побоялись отождествить себя с антисемитами-коммунистами, которые организовывали разные акции вокруг посольства США в Москве, и, может быть, еще в большей степени, пролить воду на мельницу Путина, неожиданно для них присоединившегося к антивоенной фронде  Франции-Германии. Поэтому консенсуса демократического движения и представителей государственного истеблишмента не сложилось ни в России, ни в Америке, ни в "новой Европе" и тем самым был поставлен крест на возможностях мирного сопротивления  политике Буша.

Что касается призывов к "прямому действию", исходящего от некоторых радикальных антиглобалистских группировок, то в ситуации усиливающегося полицейского режима в Европе и особенно США разрозненные действия маргиналов будут наверняка быстро пресечены, хотя, конечно, в будущем от них можно ожидать некоторых неприятностей.

Имеется ли в провале антивоенного движения доля ответственности Ноама Хомского? В некоторой, конечно, очень незначительной степени. На риторическом уровне союз демократии с государственным истеблишментом — это всегда союз логики "принципов" с логикой "интереса". Кстати, именно такой союз осуществили либеральные центристы типа Картера или интегрировавшиеся в истеблишмент бывшие участники движения за мир типа Клинтона, когда заявили, что распространение демократии во всем мире соответствует  американским интересам. Помните, как любил говорить Клинтон, американские ценности и американские интересы совпадают? Можно сколько угодно сомневаться в этой констатации, но ясно, что если бы Клинтон противопоставил бы эти основания друг другу, выбрав что-то одно, он был бы плохим политиком.

В стабильной демократической системе, которой извне и изнутри не угрожают никакие серьезные вызовы, и которая к тому же находится на пике своего могущества, реализовать собственные политические цели  сможет сила, способная примирить "принципы" и "интересы". Конечно, если эта сила желает революционным путем взорвать государственный строй и само государство, тогда ее представителям подобно большевикам следует говорить, что интересы государства противоположны интересам народа, и надо желать поражения своему правительству и прочее. Но если ставка делается на мирный путь, примирение морализма и реализма необходимо. Для Хомского такой поворот в сторону реализма не то чтобы невозможен, но как-то неорганичен. Это ни в коей мере не мешает нам относиться к нему и к его словам с великим уважением, но в то же время заставляет критически отнестись к тактическим и стратегическим подходам движения, с которым он связал свое имя и свою политическую судьбу.

Размышляя об уроках этого движения, нам нужно учиться действовать самостоятельно, не повторяя чужих ошибок

2003 г.