Версия для печати

Различие внутри единства

Меморандум

Мы, нижеподписавшиеся, собрались, имея разное социальное происхождение, представляя разные страны, различные точки зрения, для того, чтобы обратиться к нашим согражданам на тему о месте иммигрантов, а также меньшинств вообще, в наших подверженных расслоению обществах.

Линия, которой мы придерживаемся

С возрастающим беспокойством мы отмечаем, что большие группы людей в свободных обществах чувствуют угрозу, которая исходит от интенсивной иммиграции и от возрастания в их государствах доли меньшинств. Эти меньшинства являются носителями разных культур, разных обычаев, у них собственные организации и политические воззрения. Нас не устраивает насилие на улицах, словесные выражения ненависти, а также то, что возрастает число людей, поддерживающих экстремистские группировки. Люди ощущают угрозу своему чувству идентичности, самоопределения, своей культуре, и это приводит к появлению болезненных реакций, которые вызывают большую тревогу в их связи с глобализацией, новыми коммуникационными технологиями и постепенным исчезновением национального суверенитета. Нетрудно бросить в лицо людям такие обвинения, как "дискриминация", "собственная исключительность", "лицемерие" и даже хуже, но это не нацелено на поиск настоящего решения. Нельзя сбрасывать со счетов тревоги людей и их беспокойство; чтобы их успокоить, не стоит называть их расистами и ксенофобами. Кроме того, если говорить людям, что им "нужны" иммигранты, ссылаясь на экономические причины или на упадок рождаемости, то это верные слова, но они не затрагивают глубинные опасения людей. Перед нами стоит задача найти законные и основанные на здравом смысле способы конструктивно справиться с этими опасениями. В то же время надо добиться того, чтобы чувства людей не выражались в ненависти, антисоциальном поведении, не говоря уже о насилии.

Нужно избегать двух подходов: усиленной ассимиляции и неограниченного мультикультурализма . Ассимиляция, с социологической точки зрения, трудно достижима, поскольку она требует от меньшинств ради полного слияния с доминирующей культурой отказа от своих общественных установлений, от особенностей культуры, от своих ценностей, обычаев и связи с другими обществами. Но, как мы увидим далее, для того чтобы справиться с теми проблемами, о которых идет речь в данном случае, это не нужно. Это не оправдано с моральной точки зрения, поскольку мы оставляем в неприкосновенности определенные нормативные различия, например, то, каким богам мы молимся.

Столь же необязателен и неограниченный мультикультурализм, согласно которому нужно пожертвовать такими вещами, как общие ценности, гражданская верность и идентичность, в пользу этнических и религиозных различий, полагая, что множеством различных меньшинств можно заменить нацию в целом. Вполне вероятно, что попытка осуществления такой задачи может вызвать антидемократические реакции, от симпатий к экстремистским правым партиям и популистским лидерам до политики, направленной против меньшинств. Этот вариант несправедлив и с правовой точки зрения, поскольку не принимает во внимание те ценности и общественные структуры, которые находятся под защитой общества в целом, например, права женщин и гомосексуалистов.

Мы выступаем за следующий основополагающий подход: различие внутри единства. В этом случае предполагается, что все члены определенного общества придерживаются тех основных ценностей и сохраняют верность тем общественным структурам, которые рассматриваются как базовые, общие для всех, как остов этого общества. В то же время любая группа внутри общества свободно может принадлежать к собственной субкультуре — в случае, если ее политика, обычаи и структуры не вступают в конфликт с общим для всех групп ядром — и в значительной степени сохранять верность стране своего происхождения; однако в случае, когда верность стране происхождения и стране проживания вступают в конфликт, должна одерживать верх верность стране проживания. Суть нашей позиции — в признании как целого, так и его частей.

Можно видеть, что такое разнообразие внутри единства обогащает общество в целом и его культуру, а не угрожает им. Подтверждения этому тезису обнаруживаются повсеместно: от музыки до приготовления пищи, но более всего это сказывается в том, что нашему уму открывается богатое царство идей, в том, что расширяется наше понимание того сложного мира, который нас окружает. Мы отмечаем, что в каждом обществе общее ядро идентичности и культуры изменялось с течением времени и будет изменяться дальше. Следовательно, меньшинства, которые заявляют, что это ядро не отражает те ценности, которые им дороги, могут свободно предпринимать попытки его изменить — посредством тех демократических и общественных процедур, которые предназначены для реализации этих целей во всех свободных обществах.

Единство, о котором мы говорим, устанавливается не правительственными приказами и инструкциями, не говоря уже о полицейских действиях. Оно вырастает из гражданского воспитания, из обязательств по отношению к общему благу, из национальной истории, из общих ценностей, общего опыта, из традиционных социальных учреждений, из дискуссий об общественных интересах и о том, что требуется от людей, которые живут вместе и сталкиваются с одинаковыми вызовами на одном и том же уголке Земли.

Такого рода различие внутри единства позволяет полностью обеспечить соблюдение основных прав, демократический способ жизни, сохранить как основополагающие ценности, так и те ценности меньшинств, которые не вступают с ними в противоречие.

Какие элементы принадлежат к какой сфере —единства или различия — в большинстве наиболее важных случаев легко решить. Основные права должны уважаться всеми без исключения. Например, нельзя допускать дискриминации женщин, независимо от ценностей культуры и религии какой-либо группы. Абсолютно необходимо соблюдать законность и правопорядок. Не являются предметом выбора демократические институты. Тот, кто желает получить гражданство данной страны и стать членом данного общества, не может быть освобожден от тех коллективных обязательств, которые имеет общество за свои прошлые действия или перед другими обществами — закреплены они в договоре или нет.

В то же время, нужно без больших сомнений признать отсутствие серьезных причин для того, чтобы отказывать представителям меньшинств в праве выбора второго языка в качестве родного,  не допускать сохранения ими тесных связей с другой страной (кроме, как уже указывалось, того случая, когда эти связи вступают в противоречие с лояльностью к стране, в которой они находятся), препятствовать особому знанию ими своей культуры и следованию ее традициям и обычаям. Все это не означает отрицание того факта, что многие спорные вопросы, например, как интерпретировать "правопорядок" или насколько подлинным и глубоким должно быть принятие либерально-демократического устройства, для своего разрешения требуют значительных усилий и продолжительного общественного обсуждения. И, конечно, окончательное решение, какие вопросы следует отнести к сфере единства, а какие к сфере различия, потребует основательного, с привлечением общественности, обсуждения.

Кратко говоря, в этом уравнении нельзя жертвовать ни единством, ни различием, но следует признать, что мы можем научиться и жить с большей степенью различий, и хранить по-настоящему законное единство.

Проблемы и политика

1. Закон: различия, основные права и несомненный общественный интерес

В модели ассимиляционизма предпочтение отдается универсальным законам — тем, которые относятся ко всем гражданам и остальным людям, находящимся на территории данной юрисдикции. В них могут встречаться вариации и исключения, но только такие, которые основаны на потребности отдельной личности (например, в случае душевной болезни) или на демографической категории (например, несовершеннолетние), тогда как  этнические и расовые категории не должны приниматься в расчет. Не должны признаваться также никакие права групп.

В модели безграничного разнообразия допускается, что каждая община может следовать своим традициям, даже если они приходят в противоречие с доминирующим законодательством (к примеру, принудительные браки и женское обрезание), хотя, как бы далеко ни заходило требование разнообразия, во всех подходах признается, что должны соблюдаться некоторые универсальные законы. В рамках этого подхода считается, что этническим и расовым группам должна быть предоставлена значительная степень автономии, позволяющая им устанавливать собственные законы и следовать им. Автономия может быть основана на территориальном или на общинном принципе — например, на принципе религиозных властей, таких, как имамы или раввины. В рамках этого подхода считается, что некоторые люди обладают значительными правами только потому, что принадлежат к группе, находящейся под защитой (например, историческое население Канады и Америки).

В модели "Различие внутри единства" (РВЕ) предпочтение отдается бифокальному подходу: в этой модели проводится решительное разграничение между теми законами, которым должны подчиняться все, и теми, в отношении которых можно предоставить большие возможности разнообразия и исключений различным группам. Хотя по вопросу, какие законы относятся к каждой из этих двух категорий, универсальной или групповой, возможны разногласия. Ведущей универсальной категорией являются права человека, как они определены в Конституции государств, уставах региональных объединений, таких как Европейский Союз, и во Всеобщей Декларации Прав Человека ООН. Согласно этому принципу, никто не может быть по закону куплен и продан, лишен свободы без проведения определенного законом процесса, права голосования и т. д. любой группой, являющейся членом данного сообщества. Ведущие деятели феминистского движения не без оснований выступают против некоторых групповых различий, потому что опасаются, что это приведет к "потере всего, чего мы добились в области равноправия полов".

Еще один универсальный критерий — несомненный общественный интерес. Если ношение оружия рассматривается как угроза для общественной безопасности, из этого правила нельзя делать исключения ни для какой группы. То же самое относится к нарушениям общественного здравоохранения, таким как отказ делать прививки детям (Во многих штатах в США и в других странах, например, в Нидерландах, родители, отказывающиеся от прививок детей по религиозным соображениям, получают на это разрешение — такая политика глубоко беспокоит должностных лиц в области здравоохранения).

Все что не включается в вышеперечисленные политические категории, закон позволяет варьировать. Сюда можно отнести даже различия в действии некоторых законов, например, относительно выходных дней (например, в законе может быть указано, что магазины должны быть закрыты один день в неделю, не обязательно в воскресенье), относительно прав животных (могут быть разрешены ритуальные жертвоприношения), различия в регулировании по зонам (например, разрешение строить мечети), привилегии в разрешении использовать во время религиозных служб определенные вещества, находящиеся под контролем; ограниченные привилегии в профессиональной области, в области приготовления пищи; и правила, установленные с целью оказать помощь новым этническим видам бизнеса (некоторые из этих вариаций в законах могут действовать только в течение переходного периода, наряду с мерами, позволяющими иммигрантам и меньшинствам в целом приспособиться к доминирующему законодательству).

С моделью РВЕ несовместимы аргументы, что у территориальных групп и у тех, кто родился на данной территории, больше прав, чем у иммигрантов. Действительно, группы, которые компактно проживают на территории, более склонны ставить на первое место различия, до такой степени, что это может поставить под угрозу идею единства. Мы наблюдаем это у групп, которые сконцентрированы на одной территории — для них более характерна тенденция к отделению, чем для групп, живущих рассеянно. Некоторые группы-меньшинства могут иметь законные основания требовать отделения, но это представляет собой смертельную угрозу для единства. Если в прошлом борьба за самоопределение обычно была связана с распадом империй и, следовательно, приводила к увеличению уровня демократизации общества, те регионы, которые в настоящее время отделяются от демократических государств, обычно не усиливают самоуправление и часто даже ослабляют его.

В центре нашего внимания — действия, а не речи. Поэтому какая-то группа может выступать в поддержку нелиберальных практик, но пока конституция и законы не изменятся, нельзя допускать, чтобы она действовала в соответствии с ними, и, разумеется, применяла их в отношении к другим. Крайние последователи той или другой религии могут утверждать, что запреты на некоторые их практики разрушат всю их особую культуру; однако быть членом свободного общества означает избегать действий, которые нарушают базовые права любых других его членов.

Нет никаких причин отвергать компромиссы — если удовлетворяются основные критерии, изложенные выше. Так если сикхи желают носить свои мечи, изменив их так, чтобы их нельзя было вынуть из ножен, данное противоречие между субкультурой и основными правами может быть снято.

Каково бы ни было мнение отдельного человека относительно экономического равенства и социальных прав, мы предполагаем, что все они имеют одинаковую моральную ценность, заключенную лишь в том, что они — люди, независимо от того, являются ли они гражданами, и в недопустимости дискриминации, основанной на расе, национальности, религии или поле (применяется ли это к частным организациям, таким как социальные клубы, которые не получают общественной поддержки и не имеют налоговых льгот — вопрос открытый).

Права, естественным образом, влекут за с собой обязанности. Этот принцип в полной мере может быть приложен к группам, являющимся членами общества. Так, если какая-то нация находится в состоянии войны с другой нацией, меньшинства, которые имеют исторические и культурные связи с этой другой нацией, должны служить в армии своей новой родины, как и все остальные граждане. Если надо воевать, никто не может получить привилегии на основании того, что он член какой-то особой расовой или этнической группы (исключением могут быть те, кто отвергает войну по причинам религиозных или светско-этических убеждений, при условии предоставления ими свидетельства, что их обязательства именно таковы, и изъявляют готовность служить в альтернативной службе). То же самое справедливо в отношении воспитания детей, уплаты налогов, благотворительности и т.д.

Государство и религия

Большинство тех государств, которые мы здесь обсуждаем, имели в своей истории (и сейчас имеют) одну определенную религию, которую они формально признавали для себя единственной — в большинстве случаев это христианство (включая и особую его версию, например, лютеранство в Швеции). Более того, в этих государствах институции официальной государственной религии получают непосредственно и косвенно большую финансовую поддержку, прежде всего, это духовенство и места богослужений (исключениями являются Франция и США, поскольку, как принято считать, у них нет установленной религии). Почти все эти нации в настоящее время стоят перед проблемой массовой иммиграции, и значительно возрастает число членов меньшинств, являющихся верующими другой религии, в особенности ислама.

Что с этим следует делать? Один вариант: поддержка официальной церкви. Хотя часто официальные религии предъявляют людям (и членам меньшинств, и членам большинства) достаточно мало требований, на самом деле те, кто является сторонником ассимиляционного подхода, ожидают, что меньшинства понесут значительный ущерб, поскольку часто у них есть серьезные религиозные требования. Существенно, что, согласно этому подходу, дети представителей меньшинств должны учиться в общих школах, в которых преподается система ценностей господствующей религии, члены меньшинств — и жители, и граждане — должны участвовать в общественных мероприятиях, в которых также принимают официальное участие священники другой религии, общественная жизнь должна быть пронизана символами господствующей религии и отражающими ее законами. Это самый серьезный вызов различию.

Второй вариант: поднять статус всех религий до статуса официальной религии. Из этого будет следовать не только полное содержание духовенства и культовых учреждений (и социальных служб) всех религий, но и открытие официальных мероприятий многими священниками, то, что на всех общественных зданиях будут выставлены религиозные символы всех групп на основе их равенства, и т.д. и т.п. Вполне возможно, что это политическое решение будет восприниматься как прямое предательство исторической и культурной идентичности и окажется, что оно значительно усиливает ненависть групп друг к другу. Это послужит самым серьезным препятствием к единству.

Третий вариант: постепенное падение доминирования официальной религии (как это произошло в Швеции). По этой модели, никакая новая религия не будет признана в качестве официальной, но духовенству и культовым учреждениям будет оказываться финансовая поддержка. Ее степень зависит от количества людей, которые называют эту религию своей, согласно проводимым каждый год исследованиям (таким образом, вопрос, кто должен получить поддержку, решается не государством). Особенно это важно для тех стран, в которых значительную роль в управлении социальными службами, оплачиваемыми обществом, играют добровольные ассоциации и общественные группы, как это принято в некоторых частях Европы. Если не включать в этот процесс религиозные группы, это приведет к дискриминации тех людей, чья социальная активность связана преимущественно с участием в религиозных организациях. В то же время, не должно оказываться поддержки группам, которые пропагандируют нелиберальные ценности — как религиозные, так и светские.

Эта третья модель наилучшим образом совместима с подходом РВЕ, поскольку прекращение формального признания какой-либо религии в качестве государственной ставит все религии в более-менее равное положение (по крайней мере в отношении закона и финансирования), не вступая в то же время в прямое противоречие с историей страны и ее идентичностью. Хотя это шаг по направлению от традиции, он не вводит вместо нее каких-либо новых официальных требований. У большинства сохраняется чувство, что его ценности (не полностью удовлетворяющие меньшинства) сохраняют центральное положение. В то же время это позволяет меньшинствам видеть, что большинство принимает их ценности в себя (что не полностью удовлетворяет некоторых представителей партии большинства). Эта модель позволяет сохранять различия, не разрушая единства (прецедентом такой модели было решение насчет выходного дня в магазинах: когда-то это было, по религиозным соображениям, воскресенье, теперь же разрешается иметь выходной день в соответствии с требованием любой религии — например, пятницу или субботу — причем, в то же время воскресенье официально не отменено). Чувства большинства тоже надо уважать.

Школьное обучение в подходе РВЕ

Недопустимо использовать школьное обучение ни для подавления всех культурных различий, ни для усиления сегрегации и обособления меньшинств.

В модели ассимиляционизма предполагается, что иммигранты и меньшинства-члены общества будут обучаться в общественных школах, что в основном они будут изучать тот же материал, что и другие члены общества, и более или менее тот же материал, что преподавался раньше. Модель неограниченных различий требует открыть отдельные школы — оплачиваемые обществом — и ввести различные учебные планы для разных этнических групп от детского сада до законченного среднего образования, например, мусульманские и иудейские школы, не только в качестве "воскресных", но и в качестве общеобразовательных.

Подход РВЕ, базируясь на концепции "соседних школ", предполагает, что:

(а) большая часть учебного плана — скажем, 85 или более процентов — должна остаться универсальной. Совпадение этих общих 85 или около того процентов учебного плана имеет целью не только передачу всем членам следующего поколения достаточного количества одних и тех же учебных материалов, рассказов и нормативного содержания, но и их большую однородность в социальном плане. Поэтому с нашим подходом несовместимо преподавание одинакового учебного материала, но в этнически разделенных школах (принимая, тем не менее, во внимание, что сегрегационный эффект такого разделенного обучения может быть значительно смягчен при введении в учебный процесс большого количества "универсального" материала и повсеместных усилиях по увеличению социальной однородности, если даже они не затронут сами школы). Хотя нельзя подвергать дискриминации учителей всякого происхождения, категорическое требование выбирать для детей преподавателей одинаковой с ними этнической группы несовместимо с моделью РВЕ.

(б) Меньшинствам следует формировать на остающиеся 15 и около того процентов учебного плана; это может осуществляться в виде классов по выбору, в которых учащиеся, имеющие интерес к какому-либо определенному предмету, могут получить по нему углубленные знания.

(в) До какой-то степени следует модифицировать универсальную часть содержания, связанную с единством, чтобы она включала в себе, например, больше сведений из истории и культуры меньшинств.

Можно использовать двуязычное обучение, но только в течение подготовительной фазы, до основного курса, не в качестве постоянного способа обучения, который приводит к сегрегации по этническому признаку (это относится к обучению, которое ведется на языке иммигрантов, а не к образовательной политике в странах, в которых исторически существовали два или более языка).

Особое внимание нужно уделить обучению ценностям. Важность этого вопроса подчеркивается тем, что большинство наиболее острых разногласий в школах, от требования убрать распятия до требований, чтобы девушки-мусульманки носили купальники или чтобы сикхи сняли их традиционные тюрбаны, имеют отношение к религии. Можно начать с констатации, что школы должны быть не просто академическими учреждениями, где изучается определенный материал — они должны помогать становлению личности и обучать базовым ценностям. Можно предположить также, что в число тех предметов, которые должны изучать все ученики (общая часть, примерно 85 %), должны входить такие, которые обучают основным гражданским ценностям, прежде всего, уважению к конституционному строю и важнейшим законам, правам человека, достоинствам демократии, ценностям взаимного уважения различных субкультур (в это число следует включить гражданский практикум, например, ролевую игру, воспроизводящую деятельность парламента, гражданского суда, или участие в службах местного сообщества). Но вполне может оказаться, что такого образования не достаточно для воспитания личности и, скорее всего, само по себе оно не является полноценной заменой того обучения подлинным ценностям, которые обеспечивали в прошлом религии. Учитывая, что главной задачей школы является подготовка человека к профессиональной деятельности, нужно поставить вопрос, на какие ценности они будут ориентированы помимо гражданских добродетелей в узком смысле.

Введение в школах предметов по каждой религии (параллельно с официальным признанием всех религий) и предоставление учащимся возможности выбирать эти предметы (включая предметы по светской гуманистической этике) способствует увеличению разнообразия, но мало способствует единству.

Существует единственный способ оптимизировать этот подход: общественным школам следует работать с разными религиозными группами, а преподавателям предметов, связанных с вероисповеданием, не следует выступать пропагандистами нелиберальных религиозных практик и их применения. То же требование следует отнести и к используемым в процессе преподавания материалам (хотя выше мы указывали, что не имеем ничего против нелиберальных высказываний, в отличие от нелиберальных действий, дети, сердца и мысли которых еще не сформировались, требуют особой защиты). Можно возразить, что демократическая система должна относиться толерантно к преподаванию анти-демократических идей до тех пор, пока те, кто их придерживается, не представляют угрозы самой демократической системе. Однако не все общества, о которых мы говорим, имеют прочную, основательную демократическую систему с долгой историей и поэтому нарушать ее не желательно. И прежде всего следует сказать о том, что если не перекрыть доступ в школы фундаментализму, удовлетворительное приобщение учащихся к ценностям общества никогда не будет достигнуто. Многие из нас полагают, что только государственные школы смогут создать атмосферы, благоприятствующую раскрытию перед детьми всего богатого потенциала ценностей, принятых в обществе; в них они защищены от фундаментализма и оказываются смешаны с детьми разного социального и этнического происхождения. Некоторые полагают, что той же цели можно достичь в частных школах, даже когда они управляются той или другой религиозной или этнической группой в том случае, если государство обеспечивает то, что в школах ведется обязательное преподавание основных и важнейших общих ценностей. В обоих случаях, чтобы школы могли обеспечить эффективные возможности двигаться по направлению к модели РВЕ, а не в направлениях моделей гомогенности и ассимиляционизма, или сегрегации и неограниченного мультикультурализма, должен выполняться один и тот же главный критерий: преподавание основных ценностей, общих для всех, и социальное смешивание.

Гражданство для иммигрантов, обладающих легальным статусом и профессиональной квалификацией

Споры вокруг иммиграции и политики гражданства часто были отмечены резкими колебаниями между сверх-эмоциональными враждебными позициями и радикальными требованиями ассимиляции либо неограниченного различия: или мы вообще прекращаем приток иммигрантов, или раскрываем границы практически для всех; или иммигранты — это ярмо на шее налогоплательщиков, и ответственность за интеграцию лежит исключительно на них, или приезжим надо оказывать общественную поддержку и помогать сохранять их культуры, языки и идентичность; или всех нелегальных иммигрантов надо немедленно депортировать, или не следует делать различия между легальными и нелегальными иммигрантами.

В подходе РВЕ подчеркивается, что функционирование общества происходит наилучшим образом, когда легальные иммигранты, образование которых соответствует необходимым требованиям, имеют возможность стать полноправными гражданами, а не считаться гастарбайтерами, рабочими-приезжими — термин, который обычно скрывает их подлинный статус постоянных жителей второго сорта. Ключ к демократически обоснованному и экономически жизнеспособному подходу к иммиграции заключается в том, чтобы заранее принимать решение, какого масштаба и какого характера иммиграцию нация одобрит. Тогда правительство будет иметь возможность обеспечить принятым иммигрантам постоянный статус и облегчить им доступ к гражданству. Этот подход предлагает более разумный способ регулировать рынок труда, дает возможность семьям воссоединиться и позволяет гражданам определять, как иммиграция влияет на национальную экономику и культуру. Культурные предпочтения приемлемы, поскольку они способствуют поддержанию единства, если они не ставят преград иммиграции с целью воссоединения семей или защиты беженцев, и если они основаны на культуре, а не на расе и крови. Общественная поддержка иммиграции требует также проведения политики принуждения. Поэтому с любым подходом, целью которого является построение эффективной, общественно защищенной системы, лучше всего согласуются более тщательная охрана границ страны, санкции трудоустройства, возможно, даже выдача карты национальной идентичности всем, кто является легальным резидентом (эти меры не должны применяться к тем, кто по-настоящему ищет политического убежища). Более серьезные попытки провести в жизнь законы об иммиграции, в сочетании с разумными и прозрачными критериями их принятия, дадут также возможность решения сохраняющейся проблемы нелегальной иммиграции, причем способами, согласующимися с основными демократическими ценностями. Когда такая система вступит в действие, общество получит возможность увидеть в концепции гражданства что-то большее чем простое перечисление совокупности прав, сделав акцент на участии в общественной жизни и гражданской ответственности.

Демократические нации-государства должны обеспечить легальным иммигрантам справедливые и объективные процедуры приятия, включающие уплату разумных взносов. Вполне можно установить более высокие лингвистические и образовательные требования, чем сейчас, чтобы убедиться, что будущие граждане приобрели знакомство не только с действиями демократического правительства, но и с объединяющими элементами данного общества. Можно привести соображения в пользу того, чтобы тем иммигрантам, которые еще не завершили процесс получения гражданства, было дано право голосовать на местных выборах и служить в гражданских службах, в качестве мер, помогающих им приобрести гражданские практики, которые формируют сознательных граждан, и способствовать созданию таких гражданских служб, которые лучше приспособлены к работе с меньшинствами.

Можно разрешать и даже приветствовать двойное гражданство, если будут установлены соответствующие принципы и практики разрешения конфликтов между лояльностями при условии приоритета права того государства, на территории которой человек проживает.

В конце концов, гражданство задает решающее направление, которое делает личность ответственным и интегрированным членом общества. Поэтому его и нельзя давать без соответствующей подготовки, хотя и не следует отказывать в гражданстве тем, кто прошел требуемую меру аккультурации (знакомства с культурой).

Мы предполагаем, что гражданство основывается не на родственных линиях и не на расовых признаках, а на включении в историческую общность, с ее собственной культурой и идентичностью. Быть включенным в общность означает принять собственную историю, ее культуру и ее идентичность — до определенной степени, что характеризуется сочетанием элементов общего и различного, как обсуждалось выше. Надо вновь повторить, что история не останавливается, а поэтому культура и идентичность продолжают изменяться, отчасти под влиянием новых членов.

Гражданство должно быть не бесплатным товаром, а общественным предприятием, статусом и идентичностью, которая включает в себя как права, так и социальную ответственность. Это относится как к тем, кто желает стать гражданами, так и к тем, кто уже ими является.

Язык: необходимый элемент единства?

Ассимиляционистская модель обычно требует, чтобы все владели основным языком (иногда, как в Бельгии, по крайней мере, одним из них), который следует считать государственным, причем в официальном делопроизводстве, в суде, в избирательных бюллетенях и дорожных знаках использование других языков должно быть запрещено. Модель неограниченных различий не признает использование в качестве официального какого-то одного языка и пытается обеспечить равный статус в суде, документах и т.п. нескольким языкам, иногда довольно большому числу.

В подходе РВЕ признается серьезное преимущество в наличии одного общего языка (если необходимо, то и двух) и обучении ему всех иммигрантов, представителей меньшинств, а также тех, кто по каким-то иным причинам не обладает достаточным его знанием. Однако государство должно готовить профессиональных переводчиков и переводить документы для тех, которые еще не овладел общим языком, даже если это приведет к некоторому понижению у иммигрантов мотивации изучать основной язык. Соседствам следует предоставить свободу вводить надписи на любом языке, но не взамен тех, что написаны на общем для всех языке. Государство может также поощрять использование языков иммигрантов в качестве вторых языков и вообще изучение вторых языков.

Культурное ядро, символы, национальная история, праздники и обычаи

В огромном количестве случаев различия касаются таких вещей, которые сами по себе не представляют основополагающей важности, но для представителей одной культуры их неприятие или частичное или полное принятие представителями другой культуры имеет большое символическое значение. Это относится к стилю одежды (например, ношение женщинами паранджи), к совместному купанию мальчиков и девочек, вывешиванию этнических, а не национальных флагов, проведению этнических праздников, определению, какой уровень шума считать приемлемым и т.п. Практически любой вопрос можно превратить в проблему, имеющую большой символический смысл, хотя некоторые вопросы приобретают такой смысл особенно часто (например, вопрос о флагах).

Важно иметь в виду, что попытки решать такие вопросы по отдельности, учитывая при этом только поверхностную аргументацию, не приводят к взаимоприемлемому решению, поскольку за рассматриваемыми вопросами стоят обычно другие, более глубокие. Вызывающие неприятие символы служат лишь предлогами, за которыми люди прячут свое раздражение людьми другой культуры (включая доминирующую) и необходимостью адаптироваться в другом мире. Эти символы лишь выражают чувство людей, что их культура, их идентичность, национальное единство, самоопределение — все нарушено. Только тогда, когда прорабатываются эти глубинные проблемы, общества могут найти удовлетворительное решение проблем с символами.

Ранить глубоко переживаемые и глубоко укорененные чувства, отрицать, что иммигранты и меньшинства отличаются, — и, в особенности, называть такие чувства "расистскими предрассудками", "ксенофобией" и требовать, чтобы люди бросили их или подверглись переобучению или даже реабилитации — столь же несправедливо, как и непродуктивно.

В позиции РВЕ подразумевается, что мы понимаем, почему люди чувствуют так, а не иначе, и даются гарантии, что те культурные изменения, с которыми они должны справиться, не нарушат их основополагающие ценности, не погубят их идентичность, не приведут к тому, что они потеряют способность управлять своей жизнью. На самом деле, главной заслугой подхода РВЕ является то, что он позволяет сформулировать проблему именно таким образом, не как состояние общественных отношений или политическую формулу, а как разработанную модель законов, политических тактик и нормативных концептов, которая обеспечивает надежными основаниями наши гарантии.

Когда эта основная позиция установлена, становится понятно, что столь же неадекватно держаться старого патриотизма, который требует безоговорочного принятия прошлого своей нации, сколь и требовать разрушения национальной идентичности ради того, чтобы принять различия. Таким образом, ожидать, что иммигранты из тех стран, которые раньше были колониями, будут восхищаться империалистическим прошлым так же несовместимо с моделью РВЕ, как и требовать от нации, чтобы она отказалась от своих ценностей, символов и смыслов, сделавшись просто ничего не значащей формальностью. Требования "заново определить, что значит быть англичанином" (французом, и т.д.) — это хорошо, когда при этом имеется в виду, что надо определить, что является общим, а в чем должны быть законные различия, но не тогда, когда эти требования представляют собой скрытое требование предать общие, самые основные смыслы и ценности. Не следует также предполагать, что даже в развитой Европейской федерации в ближайшее время исчезнут национальные идентичности и культуры, и, таким образом, рассматриваемые нами здесь проблемы исчезнут.

В модели ассимиляционизма отдается предпочтение идее подчеркивания общей судьбы нации, отражения в школьных учебниках ее славных достижений (особенно в том, что касается истории), национальных праздников и обычаев. А в модели безграничного разнообразия, наоборот, высказывается даже такое требование переосмысления истории как цепи долгих периодов национального позора (например, один ученый предложил излагать историю Америки как серию преступлений по отношению к меньшинствам, начиная с американских индейцев, затем перейти к периоду рабства, затем к преступлениям против американцев японского происхождения во время второй мировой войны и так далее). Другие выступают за то чтобы праздники отдельных религиозных общин, такие как Рождество, Ханукка и Кванзаа, заменили общенациональные праздники, а не были причислены к таковым.

Позиция РВЕ по этим вопросам по-прежнему находится в стадии разработки. Что касается преподавания истории, разумеется, большинство согласится, что если учебники и другие материалы содержат утверждения, оскорбительные для меньшинств, то они должны быть убраны и исправлены, и следует добавить материалы о том, какой вклад внесли меньшинства в общество. Кроме того, значительную долю в любом учебном плане должна занимать история других частей света, кроме своей собственной. Тем не менее, обучение истории является основным способом передачи общих ценностей и смыслов, и его нельзя ни превращать в "частное дело", ни использовать его как повод для атаки на область единства.

Что касается праздников, соответствующим модели РВЕ представляется вариант комбинирования общенациональных праздников (таких как День объединения в Германии) с праздниками этнических и религиозных общин. Действительно, существование определенных этнических праздников (таких как 5-е мая — национальный праздник мексиканских переселенцев), скорее обогащает, чем обедняет общую культуру.

Мы здесь обращаем внимание на общие и различные ценности социума, который представляет собой общность общностей, а не бессмысленную, слишком равномерную смесь. Мы ни в коем случае не хотим отвлечь внимание от необходимости рассматривать также экономические интересы и изучать, как распределяется власть. Однако, учитывая, что эти вопросы уже многократно разрабатывались, мы остановимся на ценностях (и связанных с ними общественных структурах), центральной части каждого общества, которое способно и поддерживать самого себя, и в то же время мирно изменяться.

Самый трудная проблема из всех — это решить, за изменениями символических выражений и даже законов и политических решений, что же будет включено в изменившуюся, но объединенную сердцевину общих основных ценностей? Правовые гарантии, передача демократического способа жизни, уважение к основным законам (или, более широко, конституционная вера или гражданская религия), и взаимная толерантность достигаются легко (по крайней мере относительно). Так же обстоит дело с гражданским пониманием того, что права подразумевают обязанности, что осознание различий предпочтительнее, чем конфликты, и что общество надо рассматривать как общность общностей (а не просто государство, которое состоит из миллионов индивидуумов). Однако, при всей важности этих положений и при всем их значении для того, чтобы мы продвигались вперед, этих довольно слабых концепций единства (а также тех, которые ограничиваются точками совпадений — перекрытия области консенсусов — между различными культурами) не достаточно для того, чтобы создать ядро общих ценностей, поддерживающее единство против различия.

Перед моделью РВЕ стоит задача дать ответ на вопрос, каким образом область единства, пусть и переосмысленная, может оказаться достаточно полноценной, не нарушая при этом законные области различий. Частично ответ можно найти в ценностях светского гуманизма и этики (включая уважение к личному достоинству и автономии) и более развитых гуманитарных ценностях, раскрывающих наши обязательства по отношению друг к другу. Ответ может включать в себя построение еще более сложных общностей (таких как Европейский союз), оказание помощи тем, кто в ней нуждается в "нищих" странах, в поддержке Всеобщей Декларации прав человека ООН. Все же стоит вопрос о том, в чем источник общих обязательств, как определить, что истина, а что нет и как найти решения предельных вопросов жизни, насколько они касаются общественной жизни, если она более не основана на религиозных учениях, но и не должна быть полностью релятивистской или базирующейся на верованиях отдельных групп.

Подход РВЕ — это работа, которая еще продолжается. Он не претендует на то, чтобы дать все или даже большинство ответов, необходимых для восстановления полностью нарушенных контактов между многими иммигрантами и большинством в свободных обществах, в которых они живут. Но он, как мы утверждаем, предоставляет основополагающую ориентацию, которая не нарушает уважения ни к истории, культуре и идентичности общества, ни к правам членов общества отличаться от большинства по тем вопросам, которые не затрагивают ядра общих ценностей и универсально установленных прав и обязанностей.

* * *

Подписи означают, что все подписавшиеся согласны в своем глубоком доверии к этой платформе, а также в том, что изложенные здесь идеи надо ввести в обсуждения, которые ведутся в настоящее время, в то же время не обязательно соглашаясь с каждым высказанным суждением в отдельности. Мы предвидим дальнейшие дискуссии о том, как можно приложить этот подход к проблемам будущего и к различным обществам.

* * *

Первоначальный вариант этого меморандума был написан Амитаи Этциони летом 2001 г. Большой вклад в него внесли своими замечаниями Леон Фюрт, Вейт Бадер и Ноа Пикус. Он был представлен во время двухдневного совещании 40 ученых из восьми различных стран, при участии нескольких официальных лиц, 1 и 2 ноября, встреча которых была организована сетью коммунитаристов в Брюсселе. После совещания первоначальный вариант был переработан, в него были включены замечания, прозвучавшие на совещании, сообщения нескольких докладчиков, сделанные во время пяти собраний в перерывах, и комментарии членов комитета по переработке, который был избран во время совещания, а также комментарии других участников. Весь процесс был организован и большая часть исследований проведена Маккензи Барисом.

Members of the redrafting committee included: Veit Bader, University of Amsterdam, The Netherlands; John Crowley, CERI-Sciences Po, France; Silvio Ferrari, University of Milan, Italy; Kristin Henrard, University of Groningen, The Netherlands; David Hollinger, University of California at Berkeley, United States; Leo Monz, Deutscher Gewerkschaftsbund, Germany; Noah Pickus, Institute for Emerging Issues, United States; Peter Skerry, Claremont McKenna College, United States; Sophie van Bijsterveld, Catholic University of Brabant, The Netherlands; and Michael Werz, University of Hannover, Germany.

2001 г.

Перевод с английского Е.В. Косиловой
Предоставлен РА профессором Университета Дж. Вашингтона Амитаи Этциони