Михаил Денисов
Версия для печати

Две стороны шестидесятых

Шестидесятые годы стали годами неизвестно кем произнесенных, но до сих пор не выполненных обещаний. Было обещано, что Человек имеет великое будущее, что оно уже совсем рядом, что оно ждет практически каждого. И дело не только в том, что эти обещания не сбылись, но и в том, что теперь их не повторяют, а намекают на большую избирательность и негарантированность

Шестидесятые годы естественно сравнивать в одном отношении с восьмидесятыми, а в другом — с девяностыми.

Атмосфера шестидесятых была подобна атмосфере восьмидесятых. И тогда, и тогда было время массовых ожиданий, время народной эйфории, время массового гипноза. Но подпитывалась она по разным схемам.

В восьмидесятые процесс вначале держался на одном конкретном человеке — Горбачеве, — а в шестидесятые он шел снизу.

Ожидали тоже разного и для разных объемов участников.

В восьмидесятые ждали победы демократии в СССР и Восточной Европе, которая должна была обеспечить личные права и свободы, привести к широкому росту благосостояния и уменьшить угрозу войн.

В шестидесятые процессы охватили все страны "первого" и "второго" мира. И ожидалось нечто большее. Эйфория затронула сами представления о "месте человека в космосе" (и за его пределами). В воздухе было разлито обещание великого будущего.

Девяностые же годы стали как бы временем подведения итогов обещаний и надежд. И очень интересно хотя бы бегло посмотреть, что же сбылось, что нет, и как именно это сбылось.

Сначала скажу несколько слов о реализации ожиданий восьмидесятых годов.

В девяностые годы вместо широкого роста благосостояние суммарно выросло только в США и только для богатой десятой части, остальная часть населения осталась примерно "при своих". В Западной Европе уровень жизни суммарно остался на прежнем уровне. На постсоветском пространстве и в Восточной Европе он понизился, при этом произошло крайне резкое расслоение в уровнях доходов, особенно на постсоветском пространстве и сильнее всего в России.

Локальные войны вошли в Европу. Угроза же глобальной войны действительно на время отступила, но не благодаря горбачевским предложениям о новой системе коллективной безопасности, а благодаря ослаблению России, которая сократилась до размеров Российской Федерации, и усилению Соединенных Штатов, на чью сторону перешли страны Восточной Европы и страны, отделившиеся от России.

Интереснее всего вопрос о личных свободах. На постсоветском пространстве и в Восточной Европе действительно увеличились возможности для поездок в другие страны и возможности покинуть свою страну на длительный срок или навсегда. Уменьшилось непосредственное вторжение государства в личную жизнь. Уменьшился контроль за личными политическими взглядами. Возрос доступ к политической литературе различных направлений. Интернет создал новые возможности в области свободы слова и доступа к информации (конкретно этот момент касается далеко не только Восточной Европы и постсоветского пространства).

Но одновременно были резко урезаны социальные права человека и ликвидированы структуры гражданского общества, такие как домкомы, жилкооперативы, народные дружины, кассы взаимопомощи и т.п. Созданные политические партии по-настоящему охватывают только собственные центральные и региональные аппараты, что суммарно составляет сотые доли процента от всего населения.

Реализация надежд и обещаний шестидесятых годов рисует более интересную картину, в какой-то мере загадочную.

Лично я неоднократно высказывал вслух несколько достаточно приземленных просьб, которые можно с одной стороны считать формой "мечты" по типу "вот хорошо бы", а с другой — формой заявки, направленной неизвестно к кому, которая не тянет на то, что в религиях можно считать "молитвой", но все-таки по структуре ее напоминает. Вполне вероятно, что те же "мечты" высказывали многие люди сходных интересов и близкого возраста.

Вначале, лет в двенадцать, я просил доступа для каждого желающего ко всей "научно-фантастической" литературе и ко всем имеющимся в мире материалам, касающимся шахмат. Потом, лет в шестнадцать, я попросил доступа для каждого желающего к неограниченному пользованию (если и не владению) компьютерами, а также к учебной и научной литературе по физике и математике (это было уже в 71-ом году).

В девяностые годы эти "мечты" в основном сбылись.

И одновременно шестидесятые годы стали годами неизвестно кем произнесенных, но до сих пор не выполненных обещаний. Было обещано, что Человек имеет великое будущее, что оно уже совсем рядом, что оно ждет практически каждого. И дело не только в том, что эти обещания не сбылись, но и в том, что теперь их не повторяют, а намекают на большую избирательность и негарантированность.

Это подталкивает к конспирологическим схемам, которые во множестве были высказаны в художественной литературе, а именно, в фантастике. Использовать литературную форму очень удобно, так как это не накладывает обязательств фанатического настаивания на чем-то конкретном.

Более смело выступил Сергей Переслегин, который несколько лет назад выдвинул гипотезу возникновения в Соединенных Штатах в конце шестидесятых годов нового вида сверхчеловеческих существ. При этом он довольно неплохо ее обосновал, хотя в его построениях имеются и значительные слабости. Например, он утверждает, что вокруг сверхлюдей имеется обширный круг "индуцированных" людей, которые имеют повышенную психологическую силу и интеллект, значительно превосходящий тот уровень, который должен быть свойствен их профессии. Но в качестве единственного примера приводит писателя Брюса Стерлинга, который не отличается ни особой содержательностью произведений, ни литературным стилем, правда, известен большим полемическим напором, безапелляционностью и необоснованностью суждений.

Конечно, разлитые тогда в атмосфере обещания не все услышали одинаково и не все в них поверили (мне-то как подростку поверить было легко). Например, Клиффорд Саймак очень хотел поверить (см. повесть "Кимон", рассказы "Воспителлы" и "Дом обновленных", а также ряд других произведений, в которых более развитые существа берут человека за руку и ведут в "школу"). А Фрэнк Герберт сомневался. Он не только опасался неприятностей от намного более могущественных, чем человек существ, но и еще больше боялся тех ловушек, которые расставляет человеку как его собственная природа, так и разбуженные им технологии.

Роль лидера в движении "услышавших" попытался взять на себя Тим Лири, что достаточно странно: удивляет не столько его глубокое философское невежество (для пророков это вообще-то не редкость), сколько чудовищное отсутствие метафизического такта и вкуса. Недалеко ушел и намного более тактичный, но не менее "попсовый" Роберт Уилсон.

Профессиональные философы повлияли в основном политически (да и то речь должна идти лишь о Франкфуртской школе и о Сартре), став для молодежных движений почти что таким же "малым государством", как энциклопедисты для Французской революции.

Зато психология достигла своей высшей точки и по большому счету с тех пор не продвинулась. Не продвинулась потому, что примерно тогда психологи совершили акт коллективного морального предательства, отвернувшись от вопросов власти в трудовом коллективе, от критического обсуждения психологических механизмов занятия мест в социальных лестницах и радостно отдавшись семейной "терапии" и обучению приспособленчеству.

Шестидесятые годы в сравнении с девяностыми удивительны также скудостью достижений художественной прозы. В то время как в 60-е годы наберется не больше десятка, ну, или нескольких десятков выдающихся произведений, в девяностые годы счет им идет уже на сотни, причем до 70-80 процентов из этих сотен написаны на русском языке.

Из достижений шестидесятых мне в первую очередь вспоминаются несколько произведений того же Герберта, таких как "Создатели Бога" и "Барьер Сантароги", фаулзовские "Маг" и "Женщина французского лейтенанта". Тогда все, разумеется, обратили внимание на странную фигуру Роджера Желязны, который на меня производил впечатление человека, добровольно отказавшегося от дальнейшего духовного роста в обмен на чье-то невнятное обещание бессмертия.

Братья Стругацкие написали такой же популярный, как саймаковский "Заповедник гоблинов", и почти столь же поверхностный "Понедельник". Они очень хорошо уловили и гипнотический характер тех лет — это проявилось в идее "орбитальных гипноизлучателей", высказанной в повести с всё говорящим названием "Трудно быть богом". Еще они написали и одну из двух самых важных (наряду с "Волнами") своих вещей — "Обитаемый остров". В ней тема массового гипноза стала уже определяющей. И уже тогда они проявили главный недостаток своей коллективной личности — всегда обещать больше, чем уметь в действительности. Краткая и довольно хорошая философская экспозиция у них всегда либо находит поспешное, прямолинейное и тупое решение (отсюда у них такое обилие ложного пафоса), либо неуклюже подвешивается в намеках. Если бы они смирились с ролью выдающихся медиумов, какими они и были в действительности, и не претендовали на роль учителей жизни, их роль в истории России была бы более позитивной.

Если с литературой дело обстояло неблестяще, то совершенно законно будет назвать 60-е эпохой кинематографа. Тогда кино делали не хуже, правда, и не лучше, чем сейчас. Наверное, потому, что до сих кино так и не сумело стать искусством.

Сейчас можно с определенностью сказать: всех за руку не взяли и в школу не отвели. Точно так же можно констатировать, что в людях в массовом порядке не проснулись паранормальные способности.

Обман ожиданий ярче всего проявился в огромном росте эскапистских и мистических настроений, напоминающем времена двухтысячелетней давности. Чем иначе объяснить то, что через тридцать лет количество издаваемых science fiction и fantasy книг в Америке возросло в 25 раз (разумеется, не по тиражам, а по "заголовкам"), а у нас, пожалуй что и в сотни раз?

Но при этом были выполнены не только те просьбы, которые были связаны с расширением доступа к различным видам информации (и о которых я говорил выше), но и те просьбы, которые выражались в требованиях слабо подкрепленных силой и вроде бы проигравших политических движений. Желавшие сексуальных свобод их получили. Приобретенные меньшинствами права значительно превзошли возможности, предоставляемые большинству. На Западе преобладает, а кое-где политически господствует политкорректность. В США широко распространены судебные преследования за сексуальные домогательства.

Те, кто всего этого хотел, заплатили определенную цену собственной деградацией: в среде левых интеллектуалов и их "болельщиков" произошла достаточно жесткая и ошибочно выстроенная унификация воззрений, то есть была урезана способность этих людей к видению моральных и социальных феноменов ради простых и неверных схем, искаженно поучающих, как должен видеть мир хороший человек, — и тем самым массы потенциально хороших людей были подвергнуты пропагандистской обработке и стали во многом плохими.

2004 г.

Актуальная репликаО Русском АрхипелагеПоискКарта сайтаПроектыИзданияАвторыГлоссарийСобытия сайта
Developed by Yar Kravtsov Copyright © 2016 Русский архипелаг. Все права защищены.