Версия для печати
Идентичности современного мира
Выступление на интернет-конференции «Глобализация и столкновение идентичностей», Фонд им. К. Аденауэра, 24.02 — 14.03. 2003 г.
1.
В различных концепциях деления мира вне зависимости от критериев (цивилизации, экономическое развитие, etc.) можно выделить такую составляющую в противопоставлении, противоборстве различных частей как «идентичность».
Идентичность не есть нечто целое и неделимое. Она состоит из набора типов идентичностей, определяющих ее горизонтальную структуру. По вертикали же можно выделить три базовых уровня.
Принципиальное значение имеют макро-уровень — уровень общества. Здесь возможно выделение «верхушки» — подуровень цивилизационной идентичности.
И мини-уровень – уровень идентичности социальной группы.
Индивидуальная, микроидентичность играет роль постольку, поскольку организует особым способом пространство вокруг себя, втягивая в это пространство естественным (в жизни) или искусственным (используя гуманирарные технологии) механизмом окружающих индивидуумов, заставляя их принять "наведенную" миниидентичность. Если на всех трех уровнях идентичности совпадают, то это и будет базовой, предельной идентичностью личности, которая может конфликтовать с другими идентичностями, а может образовывать с ними синергетическую связь.
Борьба идет по двум направлениям: либо между разными типами идентичностей (пример: в ГКАТ смена гражданской идентичности на корпоративную), либо в рамках одного типа (пример: секулярное сознание на религиозное).
Если принять, что набор типов одного горизонта, одного уровня, есть совокупность узлов различных соответствующих сетей (религиозных, государственных, профессиональных…) , то какая из сетей (связей человека с остальным миром) сильнее, та и побеждает, и главной становится идентичность, лежащая в основе этой сети. Основные проблемы здесь три. 1. Разрыв (неустановление) связи, при котором человек выпадает (не включается) из сети, что приводит его к его маргинальности. 2. Эклектизм, возникающий при разрыве сцепленных идентичностей (смена «русский-православный» на «русский – мусульманин»). 3. Удержания идентичности одного уровня при господствующей уровнем выше другой идентичности.
Поскольку сумма микроидентичностей социума обуславливает его макроидентичность, то задачами соответствующих элит становится построение модели идентичности и трансляция ее на нижележащие уровни.
Насколько сильна при этом «обратная связь» и инерционность уже исторически сформированной модели можно проиллюстрировать несколькими примерами.
2.
Ближний Восток
Что помешало в 47 году арабам Палестины реализовать свое право на создание арабского государства? Конечно, была поддержка Израиля финансами и мощью Англии, а затем и США, но разве многочисленные арабские страны, окружающие Палестину не могли оказать помощь в становлении государства Палестины? Почему в ноябре 88 года, когда уже было провозглашено создание государства Палестины, это решение осталось виртуальным, на бумаге? Виртуальным оно остается и сейчас. Чего так не хватает палестинским арабам?
Дело не только и не столько в деньгах.
Израиль оказался жизнеспособен именно в силу своей цивилизационной и этнокультурной принадлежности. Корни, оставшиеся в земле Палестины с 11 в. до н.э. питают крону современной европейской цивилизации. А Израиль – это остров европейской цивилизации в окружении исламской.
Базовую идентичность населения составляет комплиментарная триада — гражданская идентичность, усиленная религиозной составляющей и культурной традицией.
Что может противопоставить этому арабское население? Что объединяет арабов Палестины? Что может их спаять с той же силой, с которой спаяны израильтяне в борьбе за свою Родину? Ничего. Разве что религиозный фанатизм…
Но ненависть не может быть фундаментом для построения чего бы то ни было, ненависть не может быть идеологией, на которую можно было бы опереться в создании своей государственности. У Израиля ненависти может и не меньше, но у него есть кое-что и кроме.
Если взять любую модель деления мира и посмотреть на границы, то все они в этом регионе совпадают. И по Хантингтону, и по Оливерстайну, и по Неклессе, и по Иноземцеву… И дают такой разлом, такую пропасть, преодолеть которую можно только совместными усилиями всех стран, участвующих в конфликте на той или иной стороне.
Условие мира – поиск, создание такого института, который мог бы существовать поверх всех этих границ. Необходимым условием при этом остается решение вопроса государственной самоидентификации, самоопределения арабов Палестины.
3.
Приднестровье
Крохотное Приднестровье почувствовав опасность уничтожения своей культурной идентичности, нашло единственный возможный путь защиты – провозглашение независимой Республики. И если посмотреть на прорумынскую, антирусскую истерию в Молдове, устроенную теми, кто 11 лет назад начинал с изгнания русских из Молдавии, а в 92 г. развязал войну, то можно прийти к единственному выводу – все было сделано правильно и своевременно.
Базовая идентичность здесь – этнокультурная (южнорусская), усиленная «инверсией» гражданской идентичности – граждане Приднестровья не хотят быть гражданами Румынии, хотя при этом согласны взять гражданство России, Украины, Белоруссии. Причем второе (после приднестровского) гражданство берется только по причине непризнанности Республики.
В Молдове все 11 лет практически идет смена гражданской идентичности для воплощения идеи «Великой Румынии» через смещение акцентов национальной идентичности. Все жизненно важные социокультурные характеристики оказались под сильнейшим давлением. В итоге произошел отказ от «молдавского» в пользу «румынского»[1]. Государственная символика – флаг, гимн; язык — переход на латиницу; образование – от школьных программ, где «историю Молдавии» сменила «история Румынии» до тысяч мест в румынских ВУЗах для молдавской молодежи; крайне облегченная процедура получения румынского гражданства и, наконец, церковь — приходы румынской патриархии против приходов РПЦ.
Сейчас два государства – Молдова и Приднестровье – сделали шаг навстречу, шаг к построению федерации. Молдавия имеет шанс снова стать единым государством. Но какова будет его идентичность?
Вопрос, который пока даже не артикулирован, окажется ключевым в самом ближайшем будущем. Возможно, ответ на него будет подсказан решением вопроса об идентичности единой Европы.
4.
Европа
Процессы, происходящие в объединяющейся Европе и направленные на усиление центростремительного движения, ведут к отказу государств от тех признаков, которые их определяли в вестфальской системе – деньги, армия, граница. Правовой статус граждан государств Европейского Союза определяется не национальным, а “наднациональным” законодательством ЕС. Т.е установлена устойчивая правовая связь между гражданином и ЕС, подобная связи со “своим” государством.
Однако сейчас идет параллельный процесс нарастания этнической мобилизации, который не дает оснований считать, что будущая европейская идентичность будет гражданско-идеологического типа.
Отрыв от национальных и христианских корней ослабляет Европу в противопоставлении «Север-Юг», поскольку как раз этническая и религиозная идентичность обуславливает развитие стран Азии и Ближнего Востока и является движущей силой политического ислама.
Уйти от связи с национальными государствами, от этнокультурализма, от христианской идентичности вряд ли удастся.
Представленные в Европарламенте в начале февраля с.г. шестнадцать статей европейской конституции (это первая часть текста, разработкой которого занимается Европейская конвенция) вызвали резкую критику со стороны Великобритании, Франции, Испании и других стран.
В частности, против исключения ссылок к христианским идеалам выступили представители католичества. На упоминании религии и бога настаивали и представители других конфессий — иудейских, мусульманских и протестантских.
Этническое самосознание выражено сейчас сильнее, чем 40-50 лет назад. Новые информационные технологии, которые принято считать работающими только на глобализацию, дают инструменты для углубления этнического самосознания, для проявления этнической идентичности, не обращая внимания на ограничения, накладываемые государствами на какие-либо этносы.
Это защитный, мобилизационный процесс проявляется и усиливается именно потому, что нарастает давление со стороны других типов идентичности. В первую очередь — базовой, общеевропейской идентичности гражданско-идеологического типа, предполагающей уничтожение гражданской идентичности отдельных стран и смещение на второй план этнической и религиозной составляющей.
С другой стороны давление оказывает усиливающаяся корпоративная идентичность. Которая уже сейчас может с успехом заменить (вытеснить) гражданскую. Так, для более чем 50% мигрантов из стран ЕС в США временные перемещения внутри транснациональной корпорации завершаются сменой гражданства и постоянным местом жительства в другой стране[2].
Однако корпорации пока не в силах бороться против национальной идентичности. Комплементарную пару такие типы идентичности составляют только в странах, где традиции верности «своей» компании укладываются в традиции страны. Например «пожизненный найм» в Японии.
На уровне микро-идентичности мы наблюдаем кажущееся смешение идентичностей. Эклектика стилей, норм, символов, привнесенных из разных культур. Так стиль одежды диктует мода и в современном европейском платье присутствует достаточно национальных тем Востока, Азии, Африки. Тоже касается, к примеру, питания – в европейских городах пользуются популярностью и китайская, и японская, и латиноамериканская кухни. Не говоря уже об увлечениях восточными единоборствами или астрологическими прогнозами.
Но все это остается на поверхности, не проникая вглубь личности. Интерес к «другому», к другой культуре, религии, к чужим нравам и обычаям, диктуется врожденным любопытством homo sapiens (лежащим в основе туристической индустрии и научной деятельности). Но попытка этого «чужого» проникнуть внутрь уже выстроенной системы идентичностей, т.е. изменить, разрушить ее, заменить тип или характеристику в рамках одного типа, приводит к тому, что любопытство сменяется страхом, филия переходит в фобию и, неизбежно, — в агрессию. Которая, транслируясь с микро- на мини- и макро- уровни, воплощается в ужесточении миграционного законодательства, в лозунгах, подобных «Франция для французов», в усилении ксенофобии и национализма, в превращении мультикультурализма в этноцентризм.
В целом же история ЕС пока слишком непродолжительна, чтобы сломить национальные идентичности и / или заменить их идентичностью общеевропейской.
Возможно, единственно возможным вариантом окажется выстраивание такого верхнего под-уровня который был бы комплементарен нижележащим национальным идентичностям и не нивелировал бы, а поощрял их развитие в рамках единой европейской культуры.
Умению строить такие уровни Европа могла бы поучиться у России.
[1] Молдоване левого берега не признают себя румынами и стараются сохранить хотя бы молдавский язык, который исторически был на основе кирилицы.
[2] Europe and the Challenge of the Brain Drain
Sami Mahroum, JRC's Institute for Prospective Technological Studies (IPTS).
IPTS Reports, Vol. 29, 1999
|