Версия для печати

К России с любовью. Кризис "русской идеи" в Крыму: причины и следствия

«Вы хотите сказать, что вы — элита,
призванная править народом Крыма?!»
Василий Аксенов, «Остров Крым»

В 1991-98 годах Крымский полуостров стал ареной драматических событий. После развала СССР на местную политическую сцену вышли силы, условно именуемые «пророссийскими» или «республиканско-патриотическими». Они консолидировались вокруг разных организационных структур, самые известные из которых на сегодня — Русская община Крыма /РОК/ Владимира Терехова и Республиканская партия Крыма /РПК/ Сергея Цекова (созданная на базе бывшего Республиканского движения Крыма /РДК/). РПК и РОК выступают со сходных политических позиций, а большинство членов партии одновременно состоит в общине, и наоборот. Поэтому о блоке РПК—РОК с известной долей упрощения можно говорить как о едином целом. После того, как украинское законодательство сделало невозможным существование региональных партий, РПК формально интегрировалась в общенациональную организацию «Гражданский конгресс Украины» /ГКУ/ Александра Базилюка, а основная тяжесть внутрикрымской работы была переложена на плечи тереховской РОК.

Другие «пророссийские» движения либо охватывают своей активностью не весь полуостров, а лишь отдельные его части (Российские общины Севастополя и Феодосии во главе, соответственно, с Раисой Телятниковой и Валерием Гержовым), либо носят маргинальный характер, как, например, Русское общество Крыма скандально известного Анатолия Лося, помощника капитана приписанного к Ялтинскому порту теплохода «Амальтея». Их политические платформы отличаются от линии ГКУ/РПК—РОК лишь степенью радикализма требований.

Также нельзя не упомянуть Бориса Зажигаева, лидера Российской общины Крыма «Отечество», которая, по его словам, насчитывает 15 тысяч членов (многие наблюдатели склонны считать, что эти люди достаточно «виртуальны»). В прошлом военнослужащий, Зажигаев занят ныне главным образом лоббированием интересов своей структуры в московских «коридорах власти». Он умело пользуется тем, что в российской столице недовольны разобщенностью прорусских сил Крыма и требуют их консолидации. Нет нужды напоминать, что такая консолидация видится отставному военному как объединение вокруг него самого и созданной им структуры. На этой почве руководитель крымского «Отечества» вот уже несколько лет конфликтует с Владимиром Тереховым, деятелем менее энергичным и в меньшей степени наделенным организаторскими и «пробивными» талантами.

Пик популярности «русской идеи» на полуострове пришелся на зиму-весну 1994 года, когда президентом Республики Крым стал «пророссийский» кандидат Юрий Мешков, а большинство мест в парламенте РК завоевали члены блока «Россия» и их единомышленники.

Примерно через год, весной-летом 1995 года, в «республиканско-патриотическом» движении полуострова наметился спад. Стало возможным состоявшееся в марте отстранение киевскими властями от занимаемой должности Юрия Мешкова, а затем и его физическое удаление из симферопольского «Белого дома» под предлогом внезапно развившегося «инфекционного заболевания». Летом того же года лидер РОК Сергей Цеков был заменен на посту спикера парламента автономии Евгением Супрунюком, в прошлом ведущим специалистом пожарной охраны, а в будущем — объектом всеукраинского розыска.

Мартовские 1998 года выборы окончательно разрушили иллюзии руководства ГКУ/РПК—РОК в отношении былого влияния. В Верховный Совет АРК был избран всего один представитель этих организаций — евпаториец Олег Родивилов. Молодой и энергичный функционер, прошедший неплохую аппаратную школу, работая консультантом ВС РФ и Крыма, он не был отождествлен в общественном сознании с «мешковцами».

Неудачей закончилась и попытка вовлечь в движение молодежь, создав под эгидой РОК Русский молодежный центр Крыма.

Сами руководители Республиканской партии и Русской общины Крыма (Анатолий Жилин, Наталья Красновская и ее сын Станислав, Владимир Пинчук, Мария Поддубная, Владимир Терехов, Виктор Харабуга, Сергей Цеков и др.) объясняют свои неуспехи «происками» украинских спецслужб, «предательством» российского истэблишмента, отказавшегося от претензий на Крым, и нехваткой финансовых средств.

Рассмотрим эти объяснения по порядку, дабы продемонстрировать их неубедительность.

По понятным причинам, труднее всего говорить о роли спецслужб. Тем не менее, в помощь можно привлечь исторические аналогии. Агенты охранного отделения, как известно, активно действовали в рядах рабочего движения дореволюционной России. Ими была инфильтрована верхушка левых партий. Однако это не спасло царскую власть, как не разрушило и планов революционеров. К примеру, депутат Государственной Думы от РСДРП Роман Малиновский был изобличен как информатор органов политического сыска. В то же время, по оценке лидера партии Владимира Ульянова /Ленина/, польза от деятельности Малиновского как партработника перевешивала ущерб, нанесенный Малиновским-провокатором. Дело в том, что внутри русской социал-демократии действовала отлаженная исполнительская дисциплина. Соблюдение членами и активистами партии возложенных на них поручений тщательно контролировалось; за неудачи строго спрашивали, а успехи поощряли. Поэтому для того, чтобы не быть разоблаченным, связанный с охранкой функционер вынужден был эффективно работать на благо РСДРП. Так что, если и впрямь в ГКУ/РПК—РОК были внедрены правительственные агенты (а в отличие от «дела Малиновского» доказать это пока никто не может), то дезорганизовать деятельность партии и общины они смогли бы только при изначально неудачной внутренней организации этих политических структур.

Второй пункт обвинения в «предательстве» Крыма верхушкой Российской Федерации, конечно, весомее, но и он не выдерживает проверки фактами и логикой. Между возможным административным переподчинением Крыма с Киева на Москву и заменой местной верхушки на адептов «русской идеи» нет прямой причинно-следственной связи. Предположим, что в период 1991-99 гг. Крым был признан субъектом Российской Федерации. И что бы в этом случае предпочло русское федеральное правительство — сохранение управляемости региона или «раздачу слонов» Тереховым и Красновским? Очевидно, первое. Но достичь этого проще всего было бы, сохранив прежнюю элиту полуострова, прагматичную, знающую реальную расстановку сил в автономии. Не думаю, что если бы над «присутственными местами» Симферополя взвился российский триколор, то на место Леонида Грача посадили бы Сергея Цекова (ранее уже «отсидевшего» в этом кресле и уступившего его пожарнику Евгению Супрунюку), а на место Сергея Куницына — столь же «молодого и перспективного» Олега Родивилова. Полагаю, что власти немедленно переприсягнули бы на верность России и та «простила» бы им «грех» «внебрачной связи с Киевом».

Если бы даже требования РПК—РОК, которые в конечном счете свелись к административному переподчинению территории, были осуществлены, то лидеры пророссийских организаций вряд ли нашли себе место в политическом спектре РФ. В России, естественно, есть организации радикально националистического толка. Они пока немногочисленны, но неуклонно усиливают свое влияние в регионах. Это «праворадикальное» движение Русское национальное единство /РНЕ/ Александра Баркашова и «леворадикальная» Национал-большевистская партия /НБП/ Эдуарда Савенко /Лимонова/. Но и масштабные проекты возрождения имперского величия русской нации «баркашовцев», и программа создания в стране «социализма с национальным лицом» «лимоновцев» в равной мере далеки от взглядов крымских деятелей, эксплуатирующих «русскую идею». Они сводят ее лишь к пересмотру границ и не высказывают отношения к проводимому в России и СНГ политическому и социально-экономическому курсу. Даже факт использования на акциях РОК ельцинского триколора, отвергаемого оппозицией в самой РФ (правые партии России предпочитают черно-желто-белое знамя, а левые — красное советское), говорит о многом. Совершенно непонятно, зачем делать своим символом официальною эмблему «тех, кто нас предал».

Скажем прямо, деятельность ГКУ/РПК и Русской общины Крыма представляет собой парадоксальный пример эксплуатации «национальной идеи» людьми, глубоко либеральными по своему образу мыслей. И это не сознательная политическая мимикрия в стиле Владимира Жириновского и его ЛДПР. Налицо, скорее, отсутствие у «русских патриотов» полуострова целостного мировоззрения, разорванность и фрагментарность картины мира, выстроенной их сознанием.

Что же касается жалоб на отсутствие надежных источников финансирования, то они также свидетельствуют против самих жалобщиков. Финансисты и промышленники нередко спонсируют политические организации самой разной идеологической ориентации. Для «владельцев заводов, газет, пароходов», как правило, значимы не лозунги, а сам факт наличия в «коридорах власти» лиц, с помощью которых можно лоббировать те или иные решения в пользу той или иной экономической структуры. К примеру, в Германии конца 20-х — начала 30-х годов и коммунистическая, и нацистская партии нередко финансировались из одних и тех же источников (по принципу «бросай на стену больше глины — хоть один комок да налипнет!»). Отсутствие надежных спонсоров в нашем случае свидетельствует только об одном: мало кто из представителей бизнеса верит в возможность ГКУ/РПК—РОК сколь-нибудь серьезно влиять на процесс принятия политических решений при любых обстоятельствах.

Реальные причины кризиса «русской идеи» в автономии другие: это тактические ошибки ее носителей, их неэффективная кадровая политика.

Само по себе выдвижение «пророссийских» лозунгов на полуострове в 1991 году было удачным шагом. Тогдашняя администрация Леонида Кравчука вела «антиимперскую», то есть, по сути дела, антироссийскую политику. Внешняя, проводимая в административном порядке «украинизация» психологически травмировала население региона, в большинстве своем русское и в подавляющем большинстве — русскоязычное. В то же время непродуманные экономические преобразования, связанные с использованием ошибочных методов приватизации, созданием неблагоприятных условий для отечественного товаропроизводителя, свертыванием социальных программ и т.п., хотя и были начаты, но не успели в полном объеме привести к негативным результатам. Уровень жизни большинства населения, конечно, снизился, но пока не до такой степени, до какой деградировало его морально-психологическое состояние. Вот почему выдвижение на первый план «национальной» идеи, а не «социальной» тогда было оправданным. Апеллировавшие в основном к социально-экономическим интересам, коммунисты на выборах президента и парламента Крыма в 1994 году не победили. Лозунг «Грач — птица российская» был выдвинут, но с опозданием, когда «экологическая ниша» такой «птицы» уже была занята Юрием Мешковым.

Принципиальное изменение спроса на политические лозунги произошло вскоре после кратковременной победы блока «Россия». Связано это с тем, что, во-первых, летом 1994 года в Киеве пришла к власти русскоязычная, но ориентированная в своей политике на страны Запада и международные структуры типа МВФ администрация Леонида Кучмы. Ничего общего с «украинским национализмом» в прямом смысле слова линия нового президента не имела. Что же касается крымских приверженцев «русской идеи», то те с упорством, достойным лучшего применения, продолжали «антинационалистическую» риторику, словно главой государства стал Левко Лукьяненко или Степан Хмара. Во-вторых, неэффективное реформирование экономики стало заметно сказываться на реальном уровне жизни большинства крымчан: сокращение потребления товаров и услуг, безработица, несвоевременная выплата жалований и т.п. В этих условиях психологический дискомфорт, вызванный однобокой языковой и культурной «украинизацией», перед лицом материальных трудностей отошел на второй план.

Спрос на идею «социальной справедливости» стал перевешивать спрос на «русскую идею». Это изменение политической конъюнктуры было замечено и использовано крымскими коммунистами, добившимися успеха на выборах парламента автономии в 1998 году — и проигнорировано активом ГКУ/РПК—РОК.

Неумение грамотно манипулировать политическими лозунгами — прямое следствие отсутствия у «пророссийских» сил Крыма компетентных кадров. Одаренные люди не склонны работать в Республиканской партии и Русской общине потому, что эти организации не способны ни существенно повлиять на материальное благосостояние своих активистов (быть может, кроме двух-трех самых высокопоставленных), ни предоставить возможности для творческой самореализации, удовлетворения здорового честолюбия.

Дело в том, что в рядах островных носителей «русской идеи» почему-то не принято смотреть на политическую работу как на одну из сфер человеческой активности, такую же, к примеру, как бизнес, искусство, журналистика, юстиция, которая должна приносить занятым в ней и материальный достаток, и моральное удовлетворение, чувство собственной значимости. Возможно, кто-то втайне и преследует подобные цели, но, чтобы не быть преданным «соратниками» остракизму, вслух в них не признается; во всяком случае, напрямую поднимать в среде «русских патриотов» края вопрос о денежном вознаграждении или о перспективах «сделать карьеру» почему-то считается неприличным. В итоге, лицемерие — едва ли не определяющая черта «республиканско-патриотических» активистов...

Напротив, на собраниях РПК—РОК поощряются уверения в «бессребреничестве» и едва ли не жертвенности по принципу «жила бы страна родная, и нету других забот». То и дело слышны мазохистские предсказания грядущих репрессий со стороны властей и неких «темных сил», прогнозы того, как «нас будут отстреливать»... Нездоровая морально-психологическая атмосфера — прямо скажем, кликушество — лишь отталкивает конструктивно мыслящих людей.

Между тем, ни для кого не секрет, что партии и политические движения не могут существовать, не обеспечив «куском хлеба» тех, кто «на них» сотрудничает. Рассмотрим в качестве примера деятельность ОКНД и тесно связанного с ним меджлиса крымскотатарского народа. Несмотря на контрпродуктивность своих программных целей и, мягко говоря, своеобразные пути их достижения (шумные манифестации, блокировки движения транспорта, самозахваты земель и т.д.), меджлис смог обеспечить работой в центральном аппарате, а также в аппаратах гор— и раймеджлисов десятки, если не сотни человек. Немало их трудоустроено и в действующих «под крышей» меджлиса банках, фондах и иных экономических структурах.

Напротив, ГКУ/РПК—РОК практически не имеет возможности трудоустройства своих сторонников в сколько-нибудь значимых масштабах. Работать на «русскую идею» людям предлагают фактически на общественных началах. Это не только ставит под вопрос качество выполняемой работы, но и, говоря откровенно, унижает достоинство активистов: труд, за который ничего не платят, ничего и не стоит.

Что же касается не активистов, а рядовых этнических русских жителей автономии, то в силу отсутствия у ГКУ/РПК—РОК полноценного аппарата партия и община не в состоянии влиять на их поведение. В самом деле, крымские татары, к примеру, нередко решают свои проблемы (отвод земельных участков, ссуды на строительство, водоснабжение и др., вплоть до выделения мест на рынках) через структуры меджлиса. Поэтому меджлис и вправе требовать от соплеменников участия в его акциях. Что же касается русских, проживающих на полуострове, то их социально-бытовые вопросы решаются не Русской общиной, а местными органами власти (нередко состоящими под контролем компартии), а то и «теневыми» экономическими структурами. Это и объясняет невысокий авторитет ГКУ/РПК—РОК у населения и низкий уровень явки на их мероприятия. Так, 9 мая 1999 года на демонстрации в Симферополе, посвященной Дню Победы, под флагом Русской общины было замечено всего несколько человек: Н. и С.Красновские, В.Терехов, А.Жилин, М.Журавлева и А.Шевцов...

Разумеется, если бы даже ГКУ/РПК—РОК и их союзники работали эффективно, то декларируемая ими задача — переподчинение АРК Москве — все равно не была бы решена. На взгляд автора, достижение этой цели возможно только после реинтеграции РФ и Украины и смены власти в обеих странах. Без такого условия максимум, на что могут рассчитывать носители «русской идеи» на полуострове, — «тираспольский вариант», т.е. «самопровозглашенная» республика с неопределенным статусом (что само по себе не так уж и мало...). Однако пророссийским силам вполне по силам задача создания разветвленной сети политических и экономических структур. В них можно было бы трудоустроить единомышленников и обеспечивать их стабильным заработком в течение всего переходного периода до реинтеграции РФ и Украины, сколько бы он ни длился — годы, десятилетия...

Таким образом, деятелям, создавшим и возглавившим Русскую общину Крыма и связанный с ней филиал ГКУ, все-таки придется уйти с политической сцены полуострова. Вернее, они останутся на месте, а сцена плавно выедет у них из-под ног. Носители «русской идеи» окажутся вне фокуса общественного внимания. Но что станет с самой «русской идеей»?

В том виде, в каком она развивалась в 1991-94 годах (агрессивная антиукраинская риторика, островной сепаратизм, ставка на маргинальные элементы, апелляции к эмоциям, причем далеко не самым возвышенным) у «русской идеи» в Крыму будущего нет.

Возможно зарождение на полуострове другой, более конструктивной национальной идеи — общеславянской (или общевосточнославянской), не делящей граждан на велико— и малороссов, базирующейся на ценностях православной культуры, общих и для Киевской, и для Московской Руси. Такого рода интеграция достижима перед лицом определенной внешней угрозы. На роль подобной угрозы могли бы претендовать экстремистские элементы в крымскотатарском движении, связанные со структурой курултай-меджлиса. Если экстремистская верхушка попытается решать свои проблемы в ущерб интересам славянского большинства, сработает механизм «Ответа-на-Вызов» в терминологии А.Тойнби. Тогда славянская среда выдвинет лидеров принципиально иного типа, нежели те, кто волею случая стал во главе ГКУ/РПК—РОК. «Новые патриоты», скорее, будут напоминать сербского полевого командира Желко Разнатовича по прозвищу «Аркан» /«Лев»/, бывшего до войны в Югославии предпринимателем, связанным с «теневыми» сферами экономики.

«Вызов» мог бы исходить и извне Крыма. Показательна резко негативная реакция жителей полуострова, особенно молодежи, на действия НАТО против Югославии. Возможны и те или иные комбинации выступлений внутренних «возмутителей спокойствия» с внешней «поддержкой с воздуха».

Если же в крымскотатарском истэблишменте верх одержат прагматики, а не экстремисты и прямых стычек между тюрками и славянами в автономии не случится или они будут локализованы, если жители края не столкнутся с какой-либо внешней агрессивной силой, то славянская идея останется в Крыму в обозримом будущем невостребованной. Эксплуатация социальной идеи, напротив, продолжит оставаться эффективной. На этом поприще у нынешней компартии Грача—Симоненко могут появиться соперники, претендующие на роль более верных защитников социальных гарантий. Неплохие шансы в этом смысле имеют деятели типа харизматичной Наталии Витренко и ее напарника Владимира Марченко. Если бы они нашли на полуострове надежных проводников своих идей, монополия крымских коммунистов на леворадикальную риторику оказалась бы подорванной.

Борьба за власть нуждается в идеологической «упаковке». С одной стороны, необходимы какие-то «мобилизационные мифы» для привлечения людей под свои знамена. С другой, после обретения власти неминуемо встанет вопрос, как обосновать (а то и просто оправдать) иные, мягко скажем, «непопулярные» решения. Роль такой «большой идеи» в прошлом играли национальная и социальная. В более отдаленной перспективе идеей, сравнимой с ними по мобилизационному эффекту, а то и превосходящей их, могла бы стать идея экологическая.

Подводя итоги, отметим, что, безотносительно к тому, есть в Крыму будущее у «русской идеи» или нет, оно есть у тех политических лидеров, которые умеют грамотно манипулировать идеологическими лозунгами, эффективно стимулировать — материально и морально — партийные кадры, в состоянии адаптироваться к постоянно изменяющейся ситуации и выбирать в соответствии с нею конкретные формы и методы работы, создавать и совершенствовать механизмы вовлечения в политику широких слоев населения.

Источник: «ОстровКрым», №5, август-сентябрь 1999 г.