Версия для печати

Да здравствует (контр) революция!

Правый поворот темы

Несколько лет назад я замыслил цикл выступлений — серьезных, содержательных разговоров в необычном для такого общения контексте. Он стартовал в 2000-м, и — я знаю точно — завершился в прошлом году. Значит, сегодняшняя лекция открывает новый цикл.

Мне приятно, что наше общение происходит в пространстве, которое новый класс считает своим. Новый класс — это люди, которые вписались в новую экономику и, собственно, формируют из себя ту новую Россию, которая складывается на наших глазах.

Три прошлые лекции проходили в пятизвездочных московских отелях. Эта получит в качестве обрамления мюзикл. Мюзиклы — примета нового времени, наступившего в Стране. Как и хорошие отели. Как свободное предпринимательство. Как свободная пресса.

Кстати, меня предупредили, что в зале много журналистов (прежде мы воздерживались от приглашения «акул пера»), поэтому я не удивлюсь, если сбудется предсказание нашего корифея по связям с прессой Сергея Михайлова, утверждающего, что как ни старайся, а все равно кто-то озаглавит статью «Волосатое чудовище испортило мюзикл». Восхищенный этой формулой, я дарю ее тем, кто напишет какую-нибудь гадость. Копирайт можно не указывать, это — подарок. Итак, волосатое чудовище портит мюзикл.

Изначально предполагалось, что лекция будет посвящена перспективам правых сил. Но не столько «правых сил», проигравших минувшие выборы (хотя для многих они символизировали культуру, которую принято называть «правой»), сколько «правых сил», которым еще предстоит появиться.

Логика этого рассуждения в том, что партии, возникшие в СССР (а истоки всех современных нам российских партий лежат в советской действительности), не имеют отношения ни к правым, ни к левым, а являются прибежищем для номенклатуры, рядящейся в разные маски: кто — в коммунистические, а кто — в антикоммунистические.

Это так, но ясно, что и новый класс, нарождающийся в последние десятилетия, должен иметь свою проекцию в политическое пространство! Должен найти свою правую политическую культуру! Правую уже потому, что совершенно не советскую...

Так вот, я собирался посвятить лекцию перспективам правой партии (или партий). Но слово «партия» прозвучит в ней не более двух-трех раз. Если вообще прозвучит. При этом подчеркну: лекция имеет самое прямое отношение к новой правой культуре и к людям, считающим, что им — вот персонально, лично им — недостает пространства, где они могли бы практиковать свою правую культуру и правые взгляды. И я стремлюсь к тому, чтобы эти замечательные люди нашли способы практиковать правую идентичность в гораздо более важном пространстве, чем пространство политического представительства!

Так чем же теперь могут заниматься правые? «Правые» по факту принадлежности к новому классу — классу, отрицающему СССР, отрицающему социализм, отрицающему коммунистическое прошлое. Как они могут деятельно, а не на уровне болтовни, практиковать свою правую культуру?

Надеюсь ответить на эти вопросы. Но прежде хочу попросить всех, кому эта лекция покажется слишком простой, думать о других — о тех, кто сочтет ее слишком сложной.

Я благодарен оргкомитету, купившему для нас билеты на мюзикл «12 стульев», который пройдет после моего выступления. И начну именно с заметок по поводу этого спектакля. Начну — впервые — с текстом в руках. Для меня это странно. Штука в том, что, занимаясь консультированием публичных деятелей, я всегда втолковывал им, что по тексту выступать нельзя. Ибо аудитория чувствует: если он говорит по тексту, то всё сказанное — не его: кто-то написал, а он читает... Но сегодня у нас лекция. А лекция, строго говоря, означает чтение...

Приходится признать: предыдущие лекции, которые я произносил без бумаги, а скорее размышляя вслух, собственно, лекциями не являлись. Но перед столь многочисленной аудиторией размышлять вслух трудно: не видно глаз — обратной связи... Поэтому буду читать. Обещаю: на вопросы отвечу без бумажки.

12 стульев

Итак, мюзикл «12 стульев» Кеосаяна и Цекало. Удивительное произведение.

С одной стороны, режиссер и продюсер взялись за, наверное, самый знаменитый сегодня текст советской эпохи. Текст, уже разобранный на цитаты. Текст, породивший два телефильма, причем один из них музыкальный, то есть прямой конкурент мюзикла... Текст не просто известнейший, но и один из любимейших советскими людьми. И очень любимый теми, кого мы сегодня называем новым классом.

А с другой стороны, роман «12 стульев» воспринимается большинством читателей как текст-манифест этакой специфической интеллигентской свободы, а его главный герой — как герой антисоветский, герой-трикстер — Локи советской мифологии. Меня это всегда поражало. Ибо трудно представить текст более советский, более социалистический, более насыщенный инструментами классовой борьбы коммунистов со своими жертвами-противниками. Текст жестоко антидворянский. Антицерковный. И антипредпринимательский! Текст, битком набитый кодами культурной революции «Красного проекта». Текст-инструмент преобразования сознания масс. Текст, очень тонко и изящно кодировавший их на очень некрасивые и неприятные эмоции и поступки.

Но парадокс в том, что до сих пор этот текст воспринимается широкими кругами нового класса новой России в качестве «своего». Чуть ли не в качестве классического текста новой правой культуры!

Думаю, мои слова могут рождать у многих внутреннее сопротивление. «Обкатывая» эту лекцию с несколькими друзьями, я видел, как менялись их лица: неужели к их любимому тексту можно относиться так...

Так вот, когда я шел на премьеру «12 стульев», мне было любопытно, как Кеосаян и Цекало (которые вроде бы членами КПРФ не состоят, как не состоят ни в одном IV Интернационале), справятся с огромным зарядом коммунистической энергии, заложенной в романе и его экранизациях.

Но, увидев их версию «12 стульев», я был впечатлен и вдохновлен. И идея провести лекцию именно здесь родилась у оргкомитета после того, как с некоторыми из его участников я обсуждал удачу Кеосаяна и Цекало.

Но в чем же удача? Что удалось?

Я впервые увидел попытку культурного контрреволюционного действия.

Обратите внимание: в пригласительном билете «контр» стоит в скобках, потому что контрреволюция — всегда и революция. Так вот, я впервые увидел попытку культурного (контр)революционного действия в этом столетии, в нашей стране.

Конечно, все вправе судить о его удачности или неудачности. Я бы хотел лишь указать на этот пафос постановки. Подвиг Кеосаяна и Цекало важен и дорог для меня. За любую подобную попытку каждый, кто считает себя правым русским гражданином, должен хвататься обеими руками! Хотя бы затем, чтобы наполнить свою жизнь не только избирательной кампанейщиной.

Правые

Я не раз говорил о слове «правые». Не раз говорил о правой культуре. Но не могу не пометить вновь главнейшие грани этого понятия. Поскольку в последнее время со словами «правые» и «левые» творится путаница. Кстати, напомню: когда Борис Ельцин влез на танк в 1991 году, он объявил: «В стране произошел правый переворот». Имея в виду ГКЧП. Но прошло немного времени, и правые стали другими. И недавно я слышал, как состоятельный, умный и достойный человек утверждал, что на самом деле правые — это Дмитрий Рагозин и блок «Родина». И я его понимаю.

Действительно, слово «правые» в нашей стране и культуре обсуждать трудно, ибо оно бестолково позиционировано. С одной стороны, правые, как правило, во всем мире эксплуатируют консервативную психологию, а с другой — у нас человек с консервативной психологией консервирует отнюдь не те ценности, которые хотел бы утверждать новый класс! Он консервирует левые ценности. Впрочем, оставим на следующую лекцию обсуждение того, насколько правомочно рассуждать в терминах «правые», «левые» в России (думаю, через год это будет яснее).

Но уже сегодня очевидны несколько вещей.

Очевидно, что правые — это те, кто платит, в отличие от тех, кто предпочитает бесплатное. Те, кто любит платить и понимает, что если они практикуют правую культуру, то находятся в этом мире, чтобы платить, и потому им дана (кому больше дано, с того больше спросится) такая возможность.

Правые — это те, кто считает слово и верность слову ценностью, и в этом смысле они верны идеальному, тому европейскому идеальному, которое порождает европейское представление об эффективности, как о материализации идеального. Долг человека — материализовывать идеальное в этом мире. А эффективность — это величина, обратно пропорциональная потерям при этой материализации.

Правые — это те, кто конкурирует в первую очередь с самим собой. Для кого соревнование с другими — это прием воспитания в себе новых качеств, воспитания из себя новой сущности.

Правые — это те, кто предпочитает социальной защите социальное наступление. То есть те, кто считает правильным давать людям удочку, а не рыбу.

И вот, начиная разговор о рыбе и удочке, мы подступаемся к вопросу, что такое культурная контрреволюция и почему я счел необходимым говорить именно о ней. Зачем культурная революция нужна кому-то, кроме меня? Напомню притчу о рыбе и удочке. Если дать голодному человеку кусок рыбы — он насытится сегодня; если же дать удочку — он будет сыт всегда.

Об удочках и ловцах

Если мы понимаем, что это не только притча, но и программа действия, то должны понять также, что же это за удочка и можно ли ее дать. Или можно считать, что у тех, у кого она есть, она и так есть, а у тех, у кого нет, никогда ее и не будет... Известно, что не раз находили детей, воспитанных животными. И выяснялось: в манере поведения они подобны животным. Они были развиты физически, но не имели ничего общего с людьми, кроме строения тела. Они не владели языком и человеческими способами взаимодействия, не обладали способами со-общения.

Это были бессвязные люди: без связной речи, без связных мыслей, без того, что дает человеку связность с человечеством. С идеями, целями, мотивами, способами деятельности. Людь был. Человека не было. Людь не был связан с человечеством.

Еще одна физиологическая картинка. Элемент физиологических свойств человека несет в себе каждый ген. Но порой кажется, что гены задают не только физические особенности человека, но и то, что передается совсем другим геном. Культурным геном.

Физиологические гены формируют человека как физическое тело. Культурные гены строят набор способов, которыми люди сочетаются между собой, — набор валентностей человека. Эти культурные связи никак не оформлены в чем-то физическом. Их невозможно пощупать, но можно пережить, представить себе, помыслить. Они содержатся в знакотканях культуры. Зна-котканях в том плане, в котором все они состоят из знаков, в том широком смысле слова, в каком о знаках говорит семиотика.

Но то, что мы способны их помыслить, означает, что их можно производить, менять и перекомпоновывать, вводя в контекст других связей.

Эти знакотканые средства, творящие связность между людьми, указывают нам на то, что в отличие от генетически заданных свойств организма, которые принято считать естественными и относить к натуре человека, способы его поведения искусственны. Хотя бы потому, что культура по определению оппозиционна натуре.

Итак, можно производить способы поведения! И можно их менять. Мы способны оперировать этими средствами связности между людьми. Культура дает нам удочку! И дает дважды! Один раз — задавая связность сознания конкретного человека с идеей удочки и осуществляя связность идеального и материального пластов жизни. А второй раз — присоединяя к человеку, имеющему понятие удочки, тех, кто имеет такое же понятие, плюс многих других, что позволяет им вместе сорганизовать деятельность гораздо более сложную, чем ужение рыбы.

Но к чему этот разговор об удочке? Почему так много о ней? Отвечу. Если мы считаем, что нужно преобразовать общество так, чтобы в нем становилось как можно больше людей, способных пользоваться правой культурой — культурой самостоятельного класса. Если мы хотим, чтобы как можно больше людей видели путь преодоления бедности и несправедливости не в получении распределяемых благ, а в собственном, ответственном стремлении к этим благам с помощью предпринимательства, проектирования, бизнеса et cetera, et cetera... Если мы хотим этого, то должны понять: пора менять знакоткань культуры. Перестраивать ее так, чтобы та связность, та структура со-общения, которая удерживала людей в левой культуре, была заменена новой — правой — культурной связностью.

Зомбирование и импорт

Левая культура была сконструирована для фиксации разрывов с важнейшими европейскими культурными трендами, для отвязывания человка от культуры собственности как ответственности. Потому что для советского государства собственность была кражей. Для отвязывания его от культуры семьи. Потому что семья для них была ячейкой общества, легализацией секса. Для отвязывания его от культуры оплаты как инвестиции. Потому что мастера «красного проекта» считали, что «платят только трусы».

Как эта особая левая культура пробиралась в жизнь людей, мы уже обсуждали — на примере романа «12 стульев». И скоро к этому вернемся.

А пока отмечу, что мы находимся в драматичной ситуации. И если всерьез вдуматься в то, что я говорю, то становится неясно, какие есть шансы у русского пространства, у русского общества, если мы всюду сталкиваемся с интервенцией чужих (не приживающихся в Стране) культурных норм и образцов, транслируемых массовой культурой, импортируемой из-за границы.

Причем эти образцы отторгаются не потому, что они плохие...

Раньше объясняя, почему нельзя злоупотреблять иностранными словами в разговоре с массами, я приводил пример: очень здорово, когда лампочки включены в электрическую сеть и светят. И прекрасно, когда в лесу растут грибы. Но вкрутите лампочку в грибницу или гриб — в электрический плафон. Грибница погибнет. А электрическая цепь сгорит от замыкания.

Вас может ввести в заблуждение тот факт, что в одном случае я привожу живой пример, а в другом неживой. Поэтому скажу так: если вырвать гриб из грибницы с корнем, она погибнет. И если вставить лисичку в грибницу боровиков, получится то же, что и при вкручивании туда лампочки.

Итак, чужие культурные нормы, образцы и механизмы нужно переработать, переварить, переделать (если лисичка станет перегноем для грибницы боровиков, все будет как раз очень хорошо), а социалистические нормы не предназначены для конкурентоспособного позиционирования в современном глобальном мире. Они есть атрибут умершего проекта. И пытаться их восстанавливать — значит зомбировать в себе «советского человека». Пытаться оживить мертвое. Ведь зомбируют, как известно, только мертвых.

Итак, мы имеем дело, с одной стороны, с импортом, а с другой — с социализмом. И ситуация была бы отчаянной, если б не один важный фактор. А именно — возникновение в пространстве массовой культуры автора. Человека, способного к творчеству. Способного иметь мотивы, связывающие его с судьбой своей страны.

Источник: журнал "Со-общение", 2004 г.