Главная ?> Авторы ?> Межуев -> Мировое лидерство: кризис доверия
Версия для печати

Мировое лидерство: кризис доверия

70-е: "заговор" против мировой революции

Письмо от доктора Киссинджера

В феврале 2004 года на электронный ящик скромного преподавателя новейшей истории США университета штата Висконсин Джереми Сури упало неожиданное сообщение. Сури не успел даже открыть его, как остолбенел, пораженный именем отправителя. Присланное письмо сопровождалось подписью "От доктора Киссинджера". Доктор Киссинджер предлагал историку встретиться с ним в Нью-Йорке, чтобы поговорить по интересующим их обоих вопросам[1].

Поначалу Сури решил, что "письмо Киссинджера" — не более чем мистификация его коллег, осведомленных о предмете исследовательских разысканий ученого. Однако, связавшись с офисом экс-госсекретаря Соединенных Штатов, Сури быстро выяснил, что письмо подлинное. Оказалось, что всемирно известный и по-прежнему необычайно влиятельный в США государственный деятель действительно ищет с ним встречи.

Вскоре эта встреча состоялась. Как и ожидал Джереми, Киссинджер был разгневан своим изображением в недавней книге ученого "Власть и протест. Мировая революция и происхождение детанта"[2]. В течение встречи он долго объяснял Сури, почему представленный в книге образ не соответствует действительности.

Однако отношения архитектора разрядки и ее начинающего историка первой беседой не ограничились —  у них состоялось еще несколько встреч, и Киссинджер поведал некую ценную информацию о своей жизни, на основании которой Сури написал свой второй труд, под названием "Генри Киссинджер и американский век" (Henry Kissinger and the American Century). Как сказал Сури, Киссинджер проявил реальный интерес к тому, чтобы его политическое наследие было представлено потомкам в выгодном свете. По какой-то причине именно Сури показался бывшему государственному секретарю тем человеком, который сможет осознать и донести до американского читателя истинные мотивы его политики и будет способен осознать ее масштаб.

Чем же так привлекла Киссинджера первая книга историка из Висконсина и чем она его так разгневала? С первого взгляда, и то и другое —  и внимание и раздражение —  выглядят довольно странно. Генри Киссинджеру и "холодной войне" в целом посвящены десятки книг, и сочинение Сури не выделяется среди них ни обилием новых и ценных данных, ни какой-то особенной резкостью интонации в отношении Киссинджера и его политики. Достаточно сравнить книгу Сури хотя бы с крайне воинственными памфлетами Сеймура Херша и особенно Кристофера Хитченса, который в своей книге "Процесс над Генри Киссинджером" призвал мировое сообщество судить экс-госсекретаря как "военного преступника". Почему же Киссинджер оказался задет именно сочинением Сури и отчего он проявил такую заинтересованность в своем изображении в будущем труде историка?

Своевременная книга

Нужно сказать, что "Власть и протест" оказалась очень своевременной книгой. Выйдя в свет в 2003 году, она немедленно стала предметом широкого обсуждения далеко не только в среде историков "холодной войны". Причиной тому в какой-то мере послужил неожиданный размах массовых выступлений протеста против начала войны в Ираке в начале 2003 года. Особенной массовостью отличались манифестации 15 февраля, когда на площади европейских городов (особенно тех стран, которые готовились поддержать интервенцию в США) —  Лондона, Рима, Мадрида —  вышли сотни тысяч людей, не согласных с курсом Джорджа Буша, и неоконсерваторов.

Выступления эти носили по своему размаху беспрецедентный характер: во-первых, они захватили почти все регионы планеты —  Европу, Соединенные Штаты, Латинскую Америку, Центральную Азию и Ближний Восток. Как будто целый мир в едином порыве поднялся против создаваемой на глазах "новой американской империи". Во-вторых, реакция протеста против войны предшествовала военным действиям, а не следовала за ними. Война во Вьетнаме породила массовое протестное движение в США спустя два-три года после ее начала, а в этот раз подъем антимилитаристских настроений был налицо за месяц до начала активных боевых действий. Наконец, в-третьих, антивоенное движение во многом питалось энергетикой уже пробудившегося и организационно оформившегося к тому времени мирового антиглобализма. Более того, война в Ираке служила как бы зримым подтверждением выводов некоторых теоретиков антиглобализма типа Дэвида Харви[3]  о том, что глобальная рыночная экономика для своего укрепления требует глобальной же империи, то есть экономическое могущество неизбежно должно быть подкреплено военно-государственным. Иначе говоря, корпоративная глобализация, вопреки всем рассуждениям теоретиков неолиберализма, неизбежно ведет к гегемонизму, расизму и неоколониализму.

Итак, многим в Америке, да и во всем мире казалось, что война в Ираке открывает дорогу новой волне "глобально революционных" ожиданий, а следовательно, 60-е годы возвращаются. Это чувство "возвращения 60-х", какое-то ощутимое присутствие аромата этого великого десятилетия в атмосфере 2003 года и обусловило относительно шумный дебют молодого американского историка.

Для многих американцев 60-е —  предмет самой острой ностальгии; эти ноты сожаления по незаконченной, неожиданно прервавшейся революции легко услышать в некоторых романах Стивена Кинга и фильмах Джима Джармуша. Это вообще особый пласт левой американской культуры —  грусть по 60-м и затаенная вера в их возвращение. В 2003 году (единственный раз за всю историю с 70-х годов) эта надежда, эта мечта, похоже, готова была сбыться.

Книга Сури очень хорошо вписывалась в данный комплекс надежд и разочарований: она повествовала, прежде всего, о том, почему, в силу каких причин "мировая революция" 60-х оказалась прервана, кто и каким образом смог подстрелить ее на самом взлете.

По мнению Сури, ответственность за конец "мировой революции" несут, в первую очередь, творцы "разрядки" 70-х, причем все без исключения —  Никсон с Киссинджером, Вилли Брандт, Брежнев и Мао. Все эти люди, сговорившись между собой, похоронили "мировую революцию". Причем, что существенно, сделано это было вполне осознанно: главный тезис историка состоит в том, что целью детанта 70-х было вовсе не снижение напряженности в международных делах, а сдерживание протестных антиавторитарных сил внутри каждой из стран. Представители мирового истеблишмента протянули друг другу руки в стремлении ослабить вовсе не внешние, но внутренние вызовы собственному могуществу.

В поддержку этому выводу Сури предлагает следующую линию аргументации.

С его точки зрения, опасность серьезной полномасштабной конфронтации на международном уровне была осознана обеими сторонами в "холодной войне" уже в 50-е годы. Ситуация "ядерного пата", однако, приводила каждую из сверхдержав к осознанию невозможности проведения какой бы то ни было последовательной и решительной политики на мировой сцене. Иными словами, ни одна претензия ни одной страны, участвующей в том или ином международном блоке, не имела шансов на исполнение. Речь идет даже не о победе коммунизма или капитализма в мировом масштабе —  хуже всего обстояло дело для малых стран типа Германии, которой при таком раскладе предстояло жить вечно разделенной.

Итак, столкнувшись с невозможностью выдвижения любых амбициозных политических целей в как будто бы навечно разделенном мире, отдельные страны начинают искать особенные, нестандартные пути для продвижения своей повестки дня. Канцлер ФРГ К.Аденауэр впервые задумывается о разрядке с восточным блоком, президент США Дж.Кеннеди решается вывести соперничество сверхдержав в космос, давая зеленый свет "лунной гонке".

Харизматики, вынесенные на гребень политического успеха ожиданиями избирателя, ищут способы утверждения величия своих стран не за счет уже невозможных военных побед, но посредством каких-то странных союзов. Так, Франция де Голля на удивление всему миру вступает во вполне доверительные отношения с революционным Китаем. А вполне скромные либералы типа Линдона Джонсона из благих побуждений ввязываются в совершенно ненужную войну с Вьетнамом, тем самым подрывая в США грандиозные полусоциалистические замыслы построения "Великого Общества".

Сури обращает внимание, как во всех странах мира в конце 50-х начинают появляться первые теоретики будущей революции. Причем идейные вдохновители "диссидентства" бросают вызов не столько той или иной идеологии, сколько удручающему граждан по обеим сторонам "железного занавеса" состоянию деидеологизации. "Идеология умерла!" —  возвещает Дэвид Белл, и с этой печальной констатацией в какой-то мере готовы согласиться не только теоретики Франкфуртской школы, но и лидеры поднимающегося в США консервативного движения. А также и первые диссиденты в СССР, среди которых Сури особенно выделяет Александра Солженицына.

В конце концов, во всех регионах мира нарастает вал претензий к своим обществам —  причем претензий, в сущности, одинаковых: критике подвергается авторитаризм, культурная гегемония истеблишмента и, главное, духовная опустошенность существующих культурных иерархий. Официальный коммунизм уже не коммунистичен, либерализм не либерален, революционаризм не революционен, консерватизм не консервативен. Слова об идейном выборе перестали значить хоть что-то, кроме символического утверждения постылого порядка и стабильности.

Далее в книге дается очерк событий 60-х годов, очерк вполне обстоятельный, но не особенно оригинальный. Наконец, лишь в последней части своего труда автор вплотную подходит к своей основной теме —  происхождению "разрядки", чудесным образом обозначившей трогательное единодушие лидеров СССР, США, Китая и Западной Европы в их опасениях по поводу размаха протестного движения в каждой из этих стран.

По наблюдению автора, скрытый смысл переговоров Никсона и Брежнева в 1972 году состоял в утверждении контроля над странами своего блока —  в стремлении лидеров освободиться от обязательств перед ними. Так, СССР явно желал снять с себя ответственность за самостоятельные действия Северного Вьетнама в войне с США, а американцы испытывали то же самое стремление относительно протестных сил Восточной Европы. Признание "доктрины Брежнева" Никсоном и означало утверждение некоего глобального "статус-кво" в мире, которое, по мнению американского историка, носило глубоко консервативный характер.

Сури обращает внимание на то, что в подписанном Никсоном и Брежневым в 1972 году документе об "Основных принципах взаимоотношений между США и СССР" не было ни слова о прогрессивных изменениях в будущем. Стороны заботились исключительно о поддержании пошатнувшегося статус-кво. "Никсон и Брежнев обязались тесно взаимодействовать друг с другом ради утверждения стабильности в мире, изолируя выступления протестантов и диссидентов в их собственных национальных границах. Вместо того, чтобы сдерживать друг друга посредством угрозы силы, как это происходило с конца Второй мировой войны, лидеры Соединенных Штатов и Советского Союза теперь тайно сговаривались сдерживать своих собственных граждан"[4].

Последствием этого закулисного сговора мировых элит стало то, что часто именуется "постмодернистским мышлением": "стремление обрести свободу от, а не свободу внутри нации-государства"[5]. В течение всего следующего десятилетия, по наблюдению Сури, ни одна из великих держав, включая Китай, более не искала способа мобилизации ее фрагментированного населения для какой-то общей задачи или с целью обеспечения прогрессивной политики. Государство перестало рассматриваться в качестве орудия общественного прогресса, а реформистские поиски 60-х покинули закрытый круг элиты и перешли в области культуры и локальные сообщества. На лидеров с этих пор более никто никогда не возлагал каких-то особенных надежд, их перестали любить и их перестали бояться. "В этой атмосфере цинизма, —  завершает последнюю главу своей книги Джереми Сури, — мы живем до сих пор с диссентом и детантом предшествующего поколения"[6].

О чем забыл сказать Джереми Сури

Смутные предположения о тайном сговоре между капиталистами и коммунистами, остановившем прогрессивный ход истории, —  вообще говоря, давний сюжет мировой конспирологической мысли. Об этом во всеуслышание говорил еще Мао Цзэдун, негодуя против Хрущева с его тезисом о "мирном сосуществовании" двух систем. Ему вторили "новые левые" 60-х, которые выступали против конформистского встраивания традиционного социалистического движения в мировую капиталистическую систему. В Советском Союзе мысли левых на эту тему проявились в фантастической форме в сюжете известной повести Николая Носова "Незнайка на Луне", в которой в духе идей Герберта Маркузе показано, как капиталисты посредством подкупа лидеров альтернативных движений блокируют развитие науки, способное обеспечить уже нынешнему поколению всеобщую сытость и благосостояние.

"Разрядка" же 70-х, оказавшаяся способной объединить такие самые полярные в идеологическом отношении фигуры, как Мао и Никсон, вообще породила целое созвездие конспирологических гипотез, вплоть до предположения о наличии неких таинственных глобальных угроз всему человечеству, перед которыми разногласия между революционерами и консерваторами в мире утрачивают всякое значение. Академические исследователи "разрядки", руководствуясь принципом "бритвы Оккама", все эти гипотезы неизменно отрицали, повествуя о тех особенностях международной политики в конце 60-х, которые сделали "детант" возможным. Книга Сури, пожалуй, впервые придала этим "теориям заговора" если не убедительность, то хотя бы вполне пристойный академический облик.

С другой стороны, Сури попытался — и не вполне безуспешно —  связать внешнеполитические процессы в мире на рубеже 60-70-х годов с тем, что происходило в это время внутри каждой из стран —  участников процесса "разрядки".

И, безусловно, он нащупал какую-то больную точку современной политики. Ибо с начала 70-х годов мир и в самом деле меняется: как глубоко верно отметил автор, из истории уходит один важный элемент —  вера в то, что государство является субъектом прогресса, что государственное участие в экономике, вообще общественная активность государства способствует исторически позитивному делу. На обломках веры в государство возникают и укрепляются в 70-80-е две отчасти враждебные, но в главном весьма толерантные друг к другу течения —  постмодернизм в культуре и неолиберализм в экономике. И для постмодернистов, и для неолибералов государство —  лишь в каких-то отношениях необходимый, но, в сущности, исключительно репрессивный механизм. Прогресс не может уже продвигаться с помощью государства, прогресс всегда и во всех случаях нацелен на уменьшение его роли.

По мнению Сури, в этом крахе иллюзий в отношении государственной активности проявляется основное противоречие "разрядки": усилив положение контролирующих свою зону интересов сверхдержав, она вместе с тем отняла у государства все возможные рычаги для проведения любой идеологически мотивированной политики.

И между тем кое-какие аспекты описываемых Сури событий остаются не очень внятно проявленными в его сочинении, и это несколько смазывает рисуемую им картину.

В первую очередь, речь идет о 60-х годах и конкретной повестке дня протестного движения. Выше уже говорилось, что события "мировой революции" 60-х на Западе и ее идейный арсенал обрисован американским ученым не слишком оригинально, чересчур подробно рассказывается о довольно известных событиях типа выступлений студентов в 1968 году в США, Франции и Германии и слишком общо —  об их идейных истоках.

Между тем автор не задает очевидный вопрос, в чем же заключалась страшная угроза этих протестных выступлений, оказавшаяся способной подвинуть руководителей враждебных систем на сближение. И не заключали ли эти угрозы некоторую опасность не только для мирового истеблишмента, но и для человеческой цивилизации в целом?

Из всех таких угроз одна наиболее очевидна: неконтролируемый Западом подъем национализма "третьего мира", который в случае стихийного развития событий мог привести к утрате —  особенно после формального освобождения от колониальной зависимости —  управляемости глобальным развитием. Нельзя назвать эту угрозу совсем уж призрачной —  вспомним тот же процесс распространения ядерного оружия, который впервые попытались сдержать совместным Договором руководители США, СССР, Великобритании и других стран еще в 1968 году.

Протестуя против консерватизма "разрядки", не следует закрывать глаза на и в самом деле разрушительный потенциал антисистемных движений 60-х годов. В том числе, кстати, и в культурном отношении: сексуальная революция 60-х резко подорвала демографический потенциал западной цивилизации, тем самым сделав почти неизбежным как массовую иммиграцию с Юга на Север, так и в недалеком будущем —  расовое самоопределение Севера против Юга. Так что этнонационализм сегодняшнего дня в Европе следует признать таким же законным детищем 60-х, как и антиглобализм.

Конец мировой революции?

Если в 70-е годы мировая революция завершилась по вине "контрреволюционного заговора" элиты, то по какой причине она не вспыхнула с новой силой, хотя бы после разрушения советского блока? А вспыхнув на мгновение в 2003-м, немедленно погасла?

На этот вопрос может быть несколько ответов. Некоторые из них лежат на поверхности, другие, более оригинальные, прямо вытекают из содержания книги, третьи представляются если не стопроцентно убедительными, то требующими особого размышления.

Ответы, которые лежат на поверхности, сводятся к сравнительной слабости сил диссента в Европе, высокому материальному уровню прикормленного буржуазией среднего класса, неготовности антиглобалистов и представителей антивоенного движения обращаться к каким-то радикальным средствам борьбы против империализма.

Автор своим анализом причин краха протестного движения в 60-е годы фактически предлагает нам иную трактовку: внутренний протест замирает всякий раз, когда у него не обнаруживается серьезной поддержки за пределами страны. В этом смысле русскому диссидентству (ничтожному по количеству участников в сравнении с левым движением в 60-е годы на Западе) еще повезло —  у него довольно скоро нашлись высокие покровители за пределами России. А вот западным диссидентам как раз не повезло: с момента "разрядки" ни СССР, ни Китай не были расположены тратить свои ресурсы на подрывную работу внутри развитых стран капиталистического блока. Уже Сталин махнул рукой на победу коммунизма в Италии и Франции после Второй мировой, "доктрина Брежнева" вообще ограничивала пределы активности СССР на Западе Восточной Европой —  кстати, именно той частью континента, где для построения индустриального социализма было менее всего экономических и культурных предпосылок. Иными словами, Запад подталкивал социалистические страны к демократии, а вот социалистические страны, в свою очередь, "подталкивать" Запад к чему бы то ни было отказались. Отсюда —  застой и "постмодернизм" в левом движении, брошенном его покровителями на произвол судьбы.

Повторяю, всего этого Сури, разумеется, не говорит, но эти заключения, однако, можно с некоторым основанием вывести из его книги. "Власть и протест", таким образом (возможно, против желания ее автора), сыграла на укрепление тезиса о том, что вмешательство одной страны во внутренние дела другой необходимо для совершенствования этой последней. Уверен, если бы речь шла лишь о вмешательстве Запада в дела других стран с целью их демократизации, этот тезис не вызвал бы ни интереса, ни протеста со стороны Киссинджера и других читателей. Однако Сури как бы давал понять, что морально-политический декаданс Запада последних десятилетий объясняется тем, что никто извне не помышляет вмешиваться в его собственные внутренние дела. Таким образом, Запад, может быть, своей подрывной активностью и подталкивает к развитию другие общества, но сам шаг за шагом приходит в упадок.

Должен сказать, что данный вывод мне представляется хотя и забавным, но все-таки спорным. Сури явно намекает на параллель между "миром разрядки" и другим контрреволюционным сговором сверхдержав — Священным Союзом европейских монархий XIX века. Однако в тот раз все усилия монархов остановить выступления низших классов и прервать процессы демократизации и национального освобождения в Европе потерпели неудачу. Отчего же в этот раз гораздо менее оформленное "сплочение" мировой элиты оказалось способным остановить революционную волну?

Не следует ли подумать, скорее, над тем, что, если "мировая революция" сменила свои приоритеты и, отказавшись от политики, перешла в сферу культуры, это свидетельствует отнюдь не о торжестве реакции, а о том, что, возможно, эти новые культурные приоритеты оказались более адекватными подлинным целям революции. Тем более что в результате чисто демократических процедур левые протестанты в 80-е уже пробили себе дорогу к правительственным кабинетам своих стран. Что же касается культуры западных стран, то она и в самом деле претерпела и продолжает претерпевать фундаментальные изменения со времен 60-х годов —  и здесь левое движение, постоянно упирая на продолжение этих изменений в сторону феминизма, экологизма, неоязыческой трансформации культуры западного общества, продолжает играть неоценимую роль. Культура Запада, несмотря на сопротивление консервативных и клерикальных кругов, движется именно в ту сторону, куда указывали ей протестанты 60-х. И с этой "культурной революцией" явно отшатнувшиеся от нее в 70-е творцы "разрядки" уже ничего не смогли поделать.

 * * *

Отчасти ответ на вопрос, почему протестное движение 2003 года так быстро пришло в упадок, не дав фактически никаких серьезных политических результатов, может быть найден при рассмотрении судьбы самого Джереми Сури. До выхода в свет его второй книги трудно сказать, в какой мере личные встречи с Киссинджером изменили его взгляд на события 60-х годов и "разрядку". Однако относительно эволюции политических воззрений ученого можно составить себе определенное представление по его открывшемуся на сайте "The Huffington Post" интернет-дневнику[7]. Особенно примечательна оценка Сури уходящего с политического Олимпа лидера британских лейбористов: "Он испытывал сильное и глубоко личное отвращение к тому, что, по его мнению, являлось источником насилия, нетерпимости и иррациональности на Ближнем Востоке. Столь же сильным и глубоко личным было его стремление укрепить британско-американское сплочение, которое он описывал в чуть ли не сакральных терминах". По этим постингам уже можно составить себе представление о характере бесед Сури с бывшим государственным секретарем, который в последнее время всячески пытается дезавуировать в общественном сознании представление о себе как о холодном реалисте и прагматике. Из статьи в статью он доказывает, что вся его деятельность служила на самом деле ценностям атлантического сообщества и была направлена не только на укрепление национальной безопасности США, но и на глобальное торжество идей свободы и демократии.

Проблема, впрочем, состоит в другом. Политический диссент в обществе, обеспечивающем столь легкую вертикальную мобильность почти для всех недовольных по каким-то особым идеологическим причинам, практически не имеет шансов на значительный успех. Для продолжения революционного протеста необходимы не только политические, но, в первую очередь, социальные мотивы недовольства. Необходим слой людей, принципиально не интегрируемый в структуру общества, верхи которого не могут быть с легкостью рекрутированы в общественный истеблишмент. Таким слоем уже не может быть ни пролетариат, ни студенчество. Не случайно многие левые теоретики в последнее время обращают все большее внимание на диаспоры иммигрантов из стран "третьего мира" как на основную, по существу, силу, способную внести в западный мир революционную динамику.

И можно сделать смелое предположение, что, если революция на Западе будет продолжаться, ее "гегемоном" станут именно эти несоциализируемые с легкостью в индустриальный мир иммигрантские низы. Разумеется, этот протест встретит жесткое сопротивление со стороны европейского истеблишмента, и все это в совокупности будет означать коренную перестройку всего социального организма. Так что "мировая революция", без сомнения, продолжится —  только уже с новым идеологическим обеспечением и новыми действующими лицами.



[1] См.: Suri J. Undersatanding Kissinger // Jerusalem Post, 24.11.2005.

[2] Suri J. Power and Protest. Global Revolution and the Rise of Detente// Cambridge and London , 2003.

[3] См.: Harvey D. The New Imperialism// Oxford , 2003.

[4] Suri J. Power and Protest. Global Revolution and the Rise of Detente// Cambridge and London , 2003. Р .257-258.

[5] Suri J. Power and Protest. Global Revolution and the Rise of Detente// Cambridge and London , 2003. Р. 259.

[6] Suri J. Power and Protest. Global Revolution and the Rise of Detente// Cambridge and London , 2003. Р. 259.

[7] Suri J. Why I Love Tony Blair // The Huffington Post. 18.05.2007.

Источник: "Русский Журнал", 14 ноября 2007 г.

Актуальная репликаО Русском АрхипелагеПоискКарта сайтаПроектыИзданияАвторыГлоссарийСобытия сайта
Developed by Yar Kravtsov Copyright © 2020 Русский архипелаг. Все права защищены.