Версия для печати

Крымское сообщество: между прошлым и будущим

"Будущее нашей страны — это яки, а не вымороченные врэвакуанты,
или обожравшиеся муллы, или высохшие англичане!"
Василий Аксенов, "Остров Крым"

"Новые национализмы"

В последнее десятилетие уходящего века, оказавшегося роковым для таких полиэтничных государств, как СССР, Югославия, Чехословакия, и ставшего серьезным испытанием в целом для Восточной Европы, мы стали свидетелями небывалого всплеска национальных чувств.

После двух мировых войн, порожденных национализмом, после начала впечатляющего эксперимента по объединению Европы оказалось, что этнический идеал все еще сохраняет власть над огромными массами людей и способен приводить к серьезным катаклизмам.

Между тем, окончание ХХ века принесло не только возрождение традиционного этнонационализма, но и целый ряд новых явлений в коллективном самосознании. Так, динамика распада империи породила общности, которые еще недавно не числились в реестрах этнологов, но которые, тем не менее, представляют собой вполне определенные этнокультурные реальности. Например, в начале 90-х никто не подозревал о существовании такого сообщества, как "приднестровцы", но уже в 1993 году эксперты ОБСЕ не смогли подвергнуть сомнению "...явственное ощущение приднестровцами своей самобытности и неприятие большинством из них какого-либо управления из центра". При этом, "по оценке миссии, ощущение приднестровцами своей самобытности не носит этнического характера, так как разделяется не только славянами, но и многими этническими молдаванами. Частично оно имеет лингвистические корни. Присутствует и географический фактор, подкрепленный острым восприятием своей истории..." (Отчет №13 миссии ОБСЕ в Приднестровье).

Возродилось или, точнее, заново родилось почти стертое казачье самосознание, заявили о себе сибиряки, русины, полещуки... Все они, как по мановению волшебной палочки, появились на линиях "разломов" имперской государственной коры, будучи вызваны к жизни сложными процессами нового национально-государственного строительства. Некоторые из них "свернулись", едва появившись, другие продолжают мучительно искать основы для дальнейшего существования и развития. К последним мы с полным правом можем отнести и крымскую общность.

"Врэвакуанты", "яки" и другие

О специфическом "крымском сообществе" было заявлено за десятилетие до его фактического появления в фантастическом романе Василия Аксенова "Остров Крым". Причем сразу были сконструированы, по крайней мере, две его модели. Одна — так называемые "врэвакуанты" (временные эвакуанты), потомки ушедших с Врангелем в Крым выходцев из России. В полной мере осознавая собственную "самобытность", эта господствующая на полуострове среда жила мечтой о воссоединении с прежней родиной. Именно в этой среде возникла Идея Общей Судьбы — стержень, вокруг которого вращается вся фабула романа. Альтернативной версией становятся "яки" (от татарско-английского "якши-о’кей") — новый народ, сформировавшийся из потомков русских, татар, английских поселенцев и представителей других народов, некогда живших в Крыму. "Яки" имели не только особый язык, представляющий собой причудливую смесь тюркского, русского и английского, но также свою литературу, организованные политические группы и даже фракции в местном парламенте. "Яки-националисты" прокламировали себя в качестве истинных автохтонов и одновременно — как молодое творческое движение, "заразительное, как открытие Нового Света"; они противостояли традиционалистам и прежде всего — господствующему на "острове" движению за "воссоединение с Россией" — Союзу Общей Судьбы (СОС)...

Любопытно, что, конструируя все это, Аксенов не мог опираться ни на какую предшествующую реальность, но лишь на совершенно абстрактную возможность формирования новой этнической общности в неком географически изолированном пространстве. Автор и не подозревал, что условия, в которых окажется Крым после распада СССР, в отдельных, весьма важных деталях будут весьма напоминать реалии романа. Именно в этих новых условиях начала 90-х годов возникли разнообразные политические версии "крымского регионального сообщества".

Made under America

Они, в свою очередь, практически никак не были связаны с романом, опубликованным лишь в 1987 году, а стали ответом на возрождение традиционного этнического национализма на Украине и совпали с процессом воссоздания Крымской автономии в начале 90-х. В разных вариантах были повторены и "врэвакуантский" миф, и идея "яки-национализма". Однако наибольшее распространение получила все же не литературная доктрина. Стремясь обосновать необходимость обретения Крымом автономного статуса, ряд местных интеллектуалов выдвинули теорию "народа Крыма" как носителя республиканского суверенитета и источника самостоятельной власти.

Как писал профессор Валерий Сагатовский, "субъектом крымской государственности являются не русские, украинцы или татары, но единый многонациональный народ Крыма". Поясняя свою мысль, автор ссылался на американский опыт: "Гражданин США может быть шведского или мексиканского происхождения. Но он прежде всего американец. Того же хотим и мы в Крыму..." Идея "народа Крыма" как особого сообщества была с самого начала противопоставлена традиционному этническому идеалу, однако она не была тождественна идее "яки", поскольку носила сугубо политический, а не культурно-национальный характер. Такое понимание "народа Крыма" в полной мере отражало настроения политической элиты общества и большей части населения полуострова и довольно быстро вошло в политический обиход.

Конституция 6 мая 1992 года принимается от имени "народа Крыма", а в одном из первых выступлений только что избранный президент без обиняков заявляет, что "народ Крыма состоялся". Утверждение это, как показали дальнейшие события, было несколько преждевременным. Уже в 1996 году украинские власти потребовали от униженных крымских автономистов убрать всякие упоминания о неизвестном "новом" народе из всех официальных документов. Однако поскольку это требование сформулировано в специальном Законе, "еретическое" словосочетание оказалось самым неожиданным способом увековечено.

"За Перекопом для нас земли нет"

У поклонников традиционного национализма серьезные рассуждения об особом крымском сообществе вызывают либо усмешку, либо бурный протест. Они полагают, что процесс этногенеза закончился к моменту их появления на свет и дальнейшая история будет вершиться исключительно в соответствии с конституциями национальных государств. С их точки зрения, в Крыму имеется лишь один полноценный народ — крымские татары, остальные же (составляющие между тем большинство) представляют собой некое безликое "население". Так ли это?

В 90-х годах (в середине — Крымсоцис, а в конце — соцслужба фирмы "КБ-САМ") проводили опросы, темой которых было представление крымчан о том, что они считают своей Родиной. Так вот, этими опросами совершенно четко выявляется следующая тенденция: Крым постоянно и неуклонно вытесняет в менталитете его славянских жителей все прежние представления о "Родине". Для большинства крымчан именно Крым, а не СССР или Россия, как прежде, все чаще ассоциируется с этим основополагающим понятием.

За 200 лет здесь сложилась общность людей, которые по существу создали нынешний Крым и потому с полным правом могут называть полуостров своей землей. Более того, у них нет никакой другой земли кроме этой.

Крымчане (будь они русского или украинского происхождения) остро чувствуют свою самобытность и отличие от материкового населения. Они живут в особом культурном поле, и их электоральное и в целом политическое поведение существенно отлично от того, что демонстрируют их соотечественники за Перекопом.

Мы можем указать три основных фактора, которые делают славянский Крым особым сообществом. Это:

1) культурно-языковая обособленность региона, которая усиливается украинскими унификационными тенденциями, доминирующими на материке;

2) географическая обособленность;

3) исторические особенности региона и прежде всего — опыт автономии.

К этому можно добавить также известную этнокультурную нестабильность на полуострове, которая настоятельно ставит перед людьми вопрос их идентичности и тем самым стимулирует большинство населения к обретению определенного самосознания.

Скажи мне, кто ты...

Уровень развитости этого самосознания, конечно, не стоит преувеличивать. Станет ли оно устойчивой идентичностью — вопрос открытый, точно так же, как и вопрос о типологии этой идентичности. Кстати, проблемы эти взаимосвязаны: мы ничего не сможем сказать о будущем крымского регионального самосознания, не определив, что же оно собой представляет. Версий три, и все они в той или иной степени уже заявлены:

1) мы имеем дело с региональной, или субэтнической, русскоязычной идентичностью, с некой региональной разновидностью "русскости";

2) перед нами зарождение "нового национального самосознания", включающего элементы местных этнических культур;

3) полиэтническое сообщество с общей идеей.

Элементы всех трех направлений — налицо. Возможность появления "других" русских сообществ за пределами России уже обсуждалась в научной литературе (см., например: Пол Колсто. Русская диаспора: собственная идентичность? Эстония: Радуга, 1993). Представляется совершенно естественным, что русские в диаспоре будут вырабатывать то самосознание, которое поможет им лучше адаптироваться к новой реальности. Но в Крыму попытками обретения корней заняты не только русскоязычные жители — те же тенденции прослеживаются и среди крымских татар. Поэтому процесс становления регионального сообщества в Крыму значительно шире и сложнее, чем просто "укоренение" большинства.

"Новая нация" — почему бы и нет?

Славян и тюрков многое связывает; не лишено оснований утверждение об их демографической общности (даром, что ли, для нас прошло монголо-татарское иго?). Крым не раз становился плавильным котлом для этносов, и кто может гарантировать, что этого не произойдет и теперь?

Политическая территориальная общность — возможно, наиболее привлекательная "утопия": каждый этнос сохраняет самобытность, но ключевой элемент самосознания общий — Крым как Родина, крымскость.

О перспективах каждого из вариантов мы сможем что-либо сказать лишь тогда, когда какая-то из этих идей станет самосознанием, т.е. не просто высказанной кем-то мыслью, но ощущением большинства. Традиционные этничности остаются в прошлом: они ничего не могут дать ни разуму, ни душе современного человека; они исчерпали свой творческий потенциал, зато накопили чудовищный "негатив". Поиски новых идентичностей — не праздное стремление, а насущная необходимость, ибо в основе ее лежит выработка стратегии выживания — выживания целых сообществ, которые только начали отсчет своей подлинной истории.

Источник:  архив "ОК", 2000 г.