Главная ?> Авторы ?> Лопухина -> Особенности социокультурного преобразования Тавриды и социокультурной переработки крымскотатарского этноса
Версия для печати

Особенности социокультурного преобразования Тавриды и социокультурной переработки крымскотатарского этноса

«После Ништадтского мира, когда Россия твердой ногой
стала на Балтийском море, на очереди оставались
два вопроса внешней политики, один
территориальный, другой национальный. Первый
состоял в том, чтобы продвинуть южную границу
государства до его естественных пределов, до
северной береговой линии Черного моря с Крымом и
Азовским морем и до Кавказского хребта. Это восточный
вопрос в тогдашней исторической своей
постановке. Потом предстояло довершить
политическое объединение русской народности,
воссоединив с Россией оторванную от нее западную
часть. Это вопрос западнорусский. По самому
существу своему оба вопроса имели местное
значение, возникли исторически из взаимных
отношений соседних государств, притом не имели
никакой исторической связи между собою. Потому
для успешного их решения их следовало локализовать
и разделить, т.е. разрешать без стороннего
вмешательства, без участия третьих, и разрешать
не оба вместе, а тот и другой порознь...»

В.О.Ключевский. Русская история. Полный курс лекций в трех книгах.

Вступление

Скоро минет два с половиной века освоения Россией территории Крыма, процесса, завораживающего своей масштабностью и неотвратимостью, как завораживает одинокого созерцателя на утесе прибой — вечное, неутомимое наступление океана на сушу.

С начала активного включения Крыма в сферу российских социо-культурных интересов отмечается характерное, устойчивое чередование периодов связки «разорение региона — преобразование его в соответствии с привносимым стандартом». Новый стандарт привносится СК-лидером. Эта связка полностью повторяется четыре раза; в настоящее время имеет место начальное звено пятой связки. За время обсуждений темы, в последние 2 года сложилось множество наименований этого процесса, его стали определять и как волны освоения: «отливы-приливы», и как циклы преобразования: «разорение-освоение», и как социо-культурный маятник «разрушения-созидания».

Волны разрушения-разорения это: присоединение Крыма (аннексия), сопровождаемое катастрофическим снижением численности населения — Крымская война и вызванная ею массовая эмиграция крымских и ногайских татар (опустошение и обезлюдение) — гражданская война, невероятное перемешивание человеческих масс, парад правительств, голодомор, уничтожение сложившейся с/х системы и изменение всей сословной организации общества — 2-я мировая, тотальное разрушение всех инфраструктур полуострова, массовые репрессии фашизма, депортации довоенные, оккупационные и последовавшие вслед за освобождением — репатриация, украинизация, стагнация (текущий период).

Волны созидания-освоения это: период первичного освоения империей Крыма до Крымской войны: закладывание новой сетки городов и, в частности, военного форпоста Севастополь, политика льгот и поощрений переселения — элитная рекреация, императорские дворцы и садово-парковая культура, начало промышленной революции второго периода освоения, изменение с/х специализации — КрАССР, массовая рекреация (детская республика «Артек», рабоче-крестьянские санатории), индустриализация, коллективизация, поголовная грамотность — инвестиции в ВПК: «непотопляемый авианосец», инноватика: авиа-космический комплекс, новинки с/х и Северо-Крымский канал, апогей массовой рекреации.

И те же два с половиной века освоенческой политики в отношении крымскотатарского этноса — волны СК-переработки (подразумеваются как очевидные ассимиляционные процедуры, так и эмиграционные, подрывающие демографическую структуру; и просветительские действия, имеющие амбивалентную природу, как, например, деятельность Гаспринского; и связка депортация-репатриация):

  1. Первая эмиграционная волна, вызванная русско-турецкими войнами и аннексией Крыма.
  2. Технология комплементарной кооптации населения и элит ханства в социальную структуру империи.
  3. Вторая эмиграционная волна, вызванная поражением союзников в Крымской войне и пропагандой Порты, окончательно осознавшей потерю северных территорий и остро нуждавшейся в притоке населения.
  4. Просветительская деятельность Гаспринского, продолжающееся обезземеливание, утверждение новой с/х специализации полуострова и эмиграционный всплеск 1902-03 гг.
  5. Стихийные погромы гражданской войны, интервенция, красный и белый террор, чудовищный голодомор.
  6. Коллективизация (окончательное уничтожение вакуфной системы), переселение малоземельных татар предгорий и горной части в степные районы, коренизация и политика поголовной грамотности по стандартам страны Советов.
  7. Депортация — после того как оказалось, что даже столь разрушительные в отношении русских территорий (в Крыму это Керчь и Севастополь — города-герои) действия как Вторая мировая война почти не коснулись «коренного» населения.
  8. На высылке: итоги борьбы за возвращение.
  9. Репатриация как инерция механизма (процедура) СК-переработки; провоцирующее дальнейшую ассимиляцию поведение национальной элиты.

Освоенческая политика России в отношении территории Крыма

«Мы не только славяне и татары… Родина наша была и есть гигантский котел, столетиями вываривавший из смесей племен и рас нечто совсем свое и совсем особенное.»

Борис Зайцев. Слово о Родине

Как показывают исследования [1] , перечисленные во введении преобразования носят типичный характер при социо-культурном освоении территорий, особенно при переработке анклавов. Здесь в пример можно привести историю других образований — Восточной Пруссии (совр. Калининградской области), или того же Косово.

Первая связка: разрушение — период присоединения (аннексии) Крыма Российской империей: серия русско-турецких войн с начала XVIII века по 1780-е годы подрыв экономических основ ханства путем уничтожения работорговли массовая эмиграция туземного населения и преобразование — период первичного утверждения империи в Тавриде, с 1780-х годов по 1853 год.

Преобразование. Первым делом была спроектирована новая система расселения, основанная на выделении нескольких городских доминант — Симферополь, Севастополь, Керчь (которые изначально замысливались как русские города), особое место было уделено портам, бывшим центрам работорговли — Кефе, с возвращенным греческим именем Феодосии (был турецким), и Кезлеву, получившему античное имя Евпатории (единственный порт ханства). Во всех названных городах были созданы ниши-специализации, куда и устремились первые переселенцы — купцы и мещане, что подтверждают цифры: так, самый высокий прирост населения за 1785-93 гг. оказался в Симферопольском узде (43,8%), а самый низкий — в Перекопском (29,9%). Так как Кезлев был к тому же местом вероятной высадки десанта (ахиллесова пята Севастополя), в Евпаторийском уезде была произведена ротация населения (накануне Крымской войны эта линия будет продолжена — см. ниже).

Среди иностранных колонистов в первую очередь необходимо выделить греков. Правительство поступило весьма разумно, переместив крымских греков, многие из которых к тому времени были тюркизированы по языку и обычаям (частично и по религии), в район Азова; понятно, почему оно воспрепятствовало их возвращению после присоединения Крыма [2], предпочтя заселение полуострова т.н. «архипелажными» греками (по определению ненавидящими турок за многовековое рабство, в отличие от крымских греков, имевших опыт толерантного общежития). Так, между Балаклавой и Ялтой новоприбывшие греки основали семь поселений, к 1792 году на этой территории «греческого пехотного полка» проживало уже 1,8 тыс. человек. Таким образом был прикрыт южный фланг Севастополя. (Рассказывают также, что греки на своих юрких фелюгах оказались как нельзя кстати в районе Южнобережья, еще долго остававшегося преимущественно татарским). Ещё прежде, сразу после Кючук-Кайнарджийского договора, в 1774 г. в Керчи и Еникале были поселены греки сформированного графом А.С.Орловым архипелажского войска. После присоединения Крыма к России из них был создан батальон для охраны Южного побережья, позже этот батальон участвовал в Крымской войне [3] .

Имели место и совсем неожиданные «перевоплощения»: «Когда в 1779 г. греков переселяли из Крыма в Мариупольский уезд, то многие из них, не желая покидать родные края, приняли мусульманство и сказались татарами. И до сих пор в некоторых селениях Южного берега татары соблюдают христианские обычаи и носят чисто греческие фамилии (Кафадар, Барба и т.п.) с прибавкой специфического «оглу» (сын) [4].

Заселение Таврической губернии начиная с 80-х гг. XVIII в. осуществлялось на основании ряда поощрительных законов. Переселенцы получали льготу от податей на 1,5 года. Помещики могли переводить своих крестьян по их собственной воле. Указ от 6 июля 1783 г. уточнял, что срок льготы на землю равнялся 6 годам, а для новых селений «в необитаемых местах» — 10 лет. Заселению сильно помешала новая русско-турецкая война 1787-91 гг. Сил на все не хватало, и 24 февраля 1788 года был издан именной указ о приостановлении переселения крестьян «казенного ведомства»; только в октябре 1793 года перевод населения в Новороссию был вновь разрешен. Тем не менее, дело пошло, общее число прибывших в Крым за период с 1785 по 93 гг. составило 12,6 тыс. душ м.п. Все это позволило создать первичную социальную инфраструктуру.

В результате первого этапа российской колонизации ко времени Крымской войны русских поселян в Крыму насчитывалось не более 15.000. Кроме русских, в Крыму и в материковых уездах селились немцы, болгары, греки, образовавшие целые деревни, колонии [5].

Вторая связка: разрушение — период Крымской войны: англо-франко-турецко-сардинская агрессия 1853-56 гг. волна массовой эмиграции 1859-61 гг. и преобразование — период успешного освоения империей полуострова, с конца 50-х XIX столетия по 1914-17 годы.

Разрушение длилось дольше, чем сама Крымская война, в связи с тем, что война не изменила структуру этнического состава населения полуострова. После войны правительство поощряло массовую татарскую и ногайскую эмиграцию, пик которой пришелся на 1859-61 гг., что в конечном итоге привело к масштабному обезлюдению. «Крым тогда представлял неприглядную картину. Села обезлюдели, поля не обрабатывались, ценность земли упала с 20 до 3 руб. за десятину. Дошло до того, что власти были вынуждены послать для полевых работ трехтысячный отряд солдат» [6]. Только после этого можно было начинать новый цикл СК-преобразований по «переформатированию» местного уклада.

Линия правительства в отношении немецких колонистов, инициированная в самом начале века (первые немецкие колонисты появились в Крыму в 1805 г., когда они основали в Симферопольском уезде колонии Нейзац, Фриденталь, Розенталь, а в Феодосийском — Гейльбрун, Судак и Герценберг [7]), оправдалась уже во время Крымской войны 1854-55 гг.: тогда они обеспечивали русскую армию фуражом, принимали на бесплатное лечение в открытых ими госпиталях и на постой раненых; в дальнейшем же участвовали в русско-турецкой войне 1877-78 гг. в боях под Плевной и на Шипке (меннониты — главным образом санитарами, католики — в штурмовых отрядах).

Результаты преобразования:

1. К концу периода доля городского населения возросла до 50,9% [8] , впервые превысив долю сельского. Городское население было преимущественно русским в смысле этническом (56,6%) и подавляюще «русским» в социо-культурном смысле. Для этого молодого Новороссийского населения русский язык стал языком модернизации, науки, ускоренного обращения, развития.

Таб.1

В городах (%) 1917 г.

Русские

56,6

Татары

11,6

Евреи

5,2

Греки

4,4

Украинцы

3,6

Армяне

2,6

Караимы

1,6

Поляки

1,4

Немцы

1,0

Болгары

0,1

Прочие

1,9

ВСЕХ

100,0

2. Была создана система городов с новой «русской» специализацией: Керчь — город, живущий портом, добычей железной руды и металлургией; Феодосия — торгово-финансовый центр; Симферополь — административный центр и город самолетостроения (!); Севастополь — военно-морской форпост, центр судостроения и одновременно город, в котором «…дамы по изяществу и умению носить костюмы успешно конкурируют со столицей…» [9] ; Евпатория — город соли и каменоломен; Ялта — рекреационный центр империи с императорскими дворцами и дачами имперской знати [10] . Следовательно —

3. Возникновение в этот период элитной рекреации: мода на Крым — вначале у знати, затем и у российской интеллигенции, фантастические, часто разорительные инвестиции в садово-парковые ансамбли, преобразующие пространство Южнобережья (многие известные российские фамилии действительно разорились, увлекшись строительством имений и развитием экзотических специализаций, например, виноделия), оживление сетки южнобережных поселений [11] и т.д. («В Ялте и ее окрестностях, в Алуште нет почти ни одной дачи, ни одного дома, где не сдавались бы квартиры и комнаты приезжим. Главный доход приносит осенний сезон — виноградный. Зимой настоящим курортом считается только Ялта, где всегда можно иметь и медицинскую помощь, и культурные условия жизни.» [12] )

4. Изменение сельскохозяйственной специализации: хлеб становится главной статьей крымского экспорта (но хлеборобы — это русские, украинцы и немцы): до 1-й мировой через Феодосийский и Керченский порты ежегодно вывозилось от 10 до 30 млн. пудов зерна и муки. (Насколько быстро шла распашка земель, а следовательно, и заселение Таврической губернии, можно судить по таким данным: в 1860 году под пашней было около 1 млн. десятин, в 1881 году — уже более 2 млн., а в 1887 году — почти 3,5 млн. десятин.[13])

5. Развитие винодельческой промышленности (можно сказать, восстановление специализации античных времен), что также противоречило мусульманским ценностям крымскотатарского населения.

6. Поэтическое закрепление образов Крыма в русскокультурном поле (от Пушкина и Мицкевича до пиитов «серебряного века»).

Но:

Модернизация и урбанизация не изменили аграрного характера экономики полуострова. Масса татарского населения, разбросанного по небольшим деревушкам горного и предгорного Крыма, оставаясь крайне замкнутой, продолжала сохранять патриархальные стандарты. Рекреационная специализация ЮБК в первую очередь уничтожила следы турецкого присутствия. Такими же замкнутыми на самое себя оставались Бахчисарай и Карасубазар: «Узенькие, кривые улицы, по которым с трудом проезжает извозчик, постоянно выкрикивающий: «Айдама!» (подожди), предупреждающий, чтобы другой не въезжал в улицу, а то застрянут оба; высокие глиняные стены, маленькие калиточки, окна с решетками, масса мечетей, минаретов, кофеен, грязь, пыль, восточный говор» [14] . В сложившейся структуре промышленности татары занимали весьма скромную нишу — в основном кустарных промыслов, которые играли в крымской экономике роль меньшую, нежели что бы то ни было. «Кустарный промысел развит более или менее в Бахчисарае, Карасубазаре и Богатырской волости Ялтинского уезда. Татары Богатырской волости делают телеги, колеса, грабли и т.п. В городах Бахчисарае, Карасубазаре приготовляются изделия из кожи, меди, железа. Очень недавно в Ялте возникло общество поощрения кустарной промышленности, которое задалось целью воскресить кустарное производство предметов татарского домашнего обихода (чадры, вышивки, сафьян, обувь, посуда и т.п.).» [15]

Третья связка: разрушение — период 1-й мировой (театр военных действий не коснулся полуострова) и Гражданской войн, последующие террор и голодомор, невероятные изменения во всем социальном устройстве общества (с 1914 по 1924 годы) и преобразование — период Крымской АССР: советизация, коллективизация, индустриализация (с 1924 по 1941 годы).

(Период разрушения прекрасно проанализировали в своей книге Зарубины [16] , на нее мы и будем ссылаться.)

Результаты Гражданской войны оказались для Крыма неутешительными: «Большая часть промышленных предприятий была или закрыта, или разграблена, или функционировала на словах. Стояли Керченский металлургический завод, аэропланный завод Анатра в Симферополе, едва вытягивал треть своей мощности Севастопольский морской завод [17]. Таял рабочий класс — его численность упала в семь раз[18]. Посевные площади сократились на одну треть, урожайность зерновых — в два раза [19]…»

Тем не менее, 1-я мировая и Гражданская войны не изменили структуру этнического состава населения Крыма.

Таб.2

1917 (%)

1920 (%)

Русские

41,24

44,1

Татары

28,71

26,0

Украинцы

8,62

7,4

Евреи

6,42

6,7

Немцы

4,92

5,9

Греки

2,93

3,3

Армяне

1,56

1,7

Болгары

1,40

1,5

Поляки

0,80

0,8

Караимы

0,72

0,8

Прочие

2,68

1,8

ВСЕХ

100,0

100,0

Поэтому процесс СК-переработки был продолжен.

В 1921 году победитель в Гражданской войне определился. Казалось, для Крыма напасти окончились, но полуостров, как замечают Зарубины, «по сравнению с соседней Украиной еще неплохо сохранился», поэтому то, что не завершили мировая и гражданская войны и связанные с ними массовые миграции (по наполнению Крыма разноликим людом и чудовищной перетасовке населения), было продолжено практикой террора: «Начались массовые экзекуции. Истребляли в тюрьмах, чаще — вывозили сотнями за черту города… и там расстреливали, топили в море, больных и раненных убивали прямо в госпиталях, прилюдно вешали.»[20] Террор в основном коснулся городского населения. Миграционные волны также меняли в основном состав городского населения.

Пришло время «взяться» за село — и тогда начался голодомор. Грянули климатические катаклизмы: невиданная за предшествующие полвека засуха 21-го года, нашествие саранчи и проливные дожди 22-го[21]. Положение усугубила безграмотная и беспощадная политика Крымревкома: у селян было выбрано все подчистую. Первой наступление голода почувствовала цыганская беднота (не прикрепленная к земле и не имеющая запасов). Затем настала очередь татар, имевших в горном Крыму минимальные земельные наделы. В ноябре 21-го были зафиксированы первые смертельные случаи. Пик трагедии — март 1922 года, когда масса голодающих была предоставлена сама себе. «Стадия эта отличается полным расстройством всех моральных начал и установленных законов человеческого общежития: идут повсеместные грабежи, кражи, убийства и мошенничества. Бандитизм, как один из спутников голода, дошел до высшей точки развития»[22]. Голод разбудил эпидемии тифа и каннибализма. «Ужасы голода начинают принимать кошмарные формы. Людоедство становится обычным явлением: в Бахчисарае семья цыган зарезала 4-х детей и из мяса сварила суп… В Севастополе на рынке валяются трупы, причем милиция отказывается их убирать… В Карасубазаре регистрируются 25-30 смертных случаев ежедневно… Люди от голода лишались рассудка.[23]« Весной 22-го Крым оказался перед лицом полного распада общественных связей[24].

Характерно, что голод в Крыму длился дольше, чем в других регионах страны. С осени 22-го он вновь начал набирать силу, а в декабре голодало уже до 40% населения. Крым оставался единственным голодающим регионом страны Советов. Общее число погибших оказалось порядка 100 тыс.чел. — это 15% населения на 1921 год. Голодомор унес больше жизней крымчан, чем обе войны.

Окончательное «переформатирование» сельского уклада было завершено проведением тотальной коллективизации, в результате чего были уничтожены не только частные хозяйства, но и вакуфная система, бывшая крайне важной для удержания мусульманского характера землепользования.

Четвертая связка: разрушение — период Великой Отечественной войны, с 1941 по 1944 годы, с ее вначале превентивным переселением более ста тысяч крымчан, в том числе всех немцев [25], геноцидом и депортациями фашистского режима, сталинскими депортациями крымских татар, болгар, греков, армян и малочисленных итальянцев и преобразование — период послевоенного советского развития региона, с 1944 по конец 1980-х годов.

Разрушения этого периода носили столь чудовищный характер, что послевоенный Крым можно назвать чем-то совершенно новым (мытарства крымских татар в этот период описаны в следующей главе).

Преобразования. В 1959 году удельный вес русских в Крыму возрос до 71,4% — это был и остается самый высокий показатель количества этнических русских в истории региона; более половины украинцев своим родным языком называли русский; можно с уверенностью констатировать, что практически все население полуострова к тому времени стало русскокультурным. Таким образом, преобразования достигают такого уровня, что «географический анклав» не только понижается в административном статусе (с автономной республики до области), уравниваясь с другими территориальными единицами хоумленда[26], но и передается в состав другой республики (из РСФСР в УССР).

Кратко отметим: массовым (но избирательным) порядком меняется топонимика[27], осуществляются грандиозные инвестиции в ВПК, что позволило некоторым авторам назвать «почти-что-остров» «непотопляемым авианосцем», достигает своего пика развитие инновационного комплекса: авиа-космический сектор, новинки сельского хозяйства и Северо-Крымский канал; наконец, достигает своего апогея массовая рекреация (в конце 1980-х в Крым прибывает на отдых до 10 млн. рекреантов в год).

Пятая связка (текущая): разрушение (в социо-культурном смысле — украинизация, в экономическом — деградация и стагнация, в демографическом — старение) — постсоветский период, с 1991 года и на некоторую перспективу, и преобразование — пока в будущем, причем достаточно не определенном.

Разрушения этого периода, с точки зрения возможностей сменяющегося СК-стандарта, минимальны. Да, упала урожайность, но не настолько, чтобы привести к голоду; да, сократился рекреационный поток, но не настолько, чтобы не позволять рекреационным баронам обогащаться, а прибрежному населению — «летом год кормить»; да, снизились объемы промышленного производства, но не настолько, чтобы вызвать массовый исход населения в другие, более благополучные регионы (хотя отхожий промысел в сторону России в Крыму, как, впрочем, и на всей Украине возродился). Наконец, да, в Крым вернулись крымские татары, но при этом никто не привнес ни новый стандарт расселения (магистральное расселение — новинка в рамках существующего стандарта), ни ведения хозяйства, ни новых предпринимательских схем (все это — постсоветский культурный фон).

Преобразование. Принципиальный вопрос — кто станет СК-лидером новой волны освоения? — остается открытым.

Важно понимать, что «разрушение» — это не только войны (хотя войны и различного рода массовые насилия, как-то: геноцид, депортация или этноцид — самые эффективные средства для решения подобных задач), а «преобразование» есть не всякое «созидание», а лишь с учетом привносимого стандарта. Нет возможности привнести стандарт — не будет и никакого созидания, что сегодня и происходит в Крыму (когда СК-лидер не выявлен) или на Балканах, на территории Сербии и Косово (в отличие от Хорватии и Словении, где на вопрос «кто в доме хозяин» ответ давно найден, а, следовательно, сложился принципиально иной инвестиционный климат).


[1] Николаенко Д. Социо-культурные миры. Том 2. Формирование европейской буферной зоны.

[2] По другому источнику, часть из тех, кто вернулся на родину, смогли сделать это якобы по приказу Потемкина.

[3] 12-13 тысяч греков бежали в Крым из Турции, спасаясь от геноцида в годы 1-й мировой войны (их называют «новогреками»). На полуострове греки жили небольшими компактными группами рядом с болгарами, русскими, украинцами, татарами и др. в городах и 398 селах и деревнях, занимаясь преимущественно огородничеством, бахчеводством, табаководством и торговлей, а также виноградарством и рыболовством. В 1939 в Крыму проживало 20.652 грека.

[4] Крым: Путеводитель. — Симферополь, 1914.

[5] Крым: Путеводитель. — Симферополь, 1914.

[6] Кабузан В.М. Русские в мире. Динамика численности и расселения (1719-1989). Формирование этнических и политических границ русского народа. — СПб, 1996.

[7] Крым: Путеводитель. — Симферополь, 1914.

[8] Данные 1917 года.

[9] Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей. Из истории гражданской войны в Крыму. — Симферополь: Таврия, 1997. — со ссылкой на Москвича Г.

[10] По данным 1890 гг., фабрик и заводов насчитывалось около 200. — Крым: Путеводитель. — Симферополь, 1914.

[11] С прокладкой в Крым железной дороги получают второе дыхание южнобережные местечки. Так, Алушта становится и климатическим курортом. Землевладельцы строят в городе дачи, дома для приезжих, рестораны. В 1902 Алушта была преобразована в заштатный город, в ней проживало 2.800 человек, а к 1914 — уже 5.800, имелось 52 гостиницы, ночлежный дом на 200 мест.

[12] Крым: Путеводитель. — Симферополь, 1914.

[13] Крым: Путеводитель. — Симферополь, 1914.

[14] Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. там же (из Крым: Путеводитель. — Симферополь, 1914).

[15] Крым: Путеводитель. — Симферополь, 1914.

[16] Зарубин А.Г., Зарубин В.Г., там же.

[17] Интересно, что постперестроечные сводки практически ничем не отличались: мало ли крупнейших предприятий полуострова, чьи мощности в эти годы были задействованы едва на треть?

[18] Опять же, в настоящее время численность рабочего класса упала куда сокрушительнее, после фактического уничтожения индустриального производства на полуострове.

[19] Интересно, насколько урожайность зерновых упала в наши дни по сравнению с советским периодом?

[20] Зарубин А.Г., Зарубин В.Г., там же.

[21] Зарубин А.Г., Зарубин В.Г., там же.

[22] Крымское Экономическое совещание // Зарубин А.Г., Зарубин В.Г., там же.

[23] Зарубин А.Г., Зарубин В.Г., там же.

[24] Характерная ситуация для последующего введения «новой морали».

[25] По некоторым свидетельствам крымских старожилов, выселение немцев из степного Крыма за пределы полуострова имело место уже в 1939 году.

[26] С точки зрения формального признака (устранения национальных особенностей населения полуострова), упразднение автономного статуса — вполне закономерный шаг, но этот шаг также свидетельствует о том, что уровень СК-переработки Крыма действительно достиг определенной планки.

[27] Сегодня в Крыму существует удивительная смесь топонимов: несколько исторических слоев — античности, средневековья, русского периода освоения. Фактически сохранились те тюркские топонимы, которые к этому времени закрепились в поэтическом и мифологическом словаре — несмотря ни на какую «враждебную» политику Советов. К тому же, по существующей международной практике, не менялись названия географических объектов — рек, водопадов, горных вершин и т.д., — в то время как населенные пункты с замещенным населением подверглись переименованию.


Часть II. Освоенческая политика России в отношении крымскотатарского этноса

Основное население Крыма на всем протяжении XVIII века составляли крымцы с ногайцами (тогда еще не слившиеся в единый этнос; крымцы к последним относились так же, как оседлые казанцы — к кочующим башкирам). Их численность все это время зашкаливала за 90%. Греки, армяне, евреи, караимы, крымчаки и др. этнические группы, а также появившееся в самом конце века, после аннексии Крыма, русские и украинцы (на тот момент мало чем друг от друга отличавшиеся) составляли каждый в отдельности в общем-то незначительный процент населения полуострова. В XVIII веке численность населения Крыма, сменившего своего СК-доминанта, с неизбежностью сократилась.

Таб.3. Численность и этнический состав населения Крыма в XVIII веке (тыс.чел. / %) [реконструирована по данным, собранным Кабузаном]

Народы

Первая четверть

%

60-70-е

%

1778
(по факту переселения)

82 г.

85 г.

%

93 г.

%

Татары

444,0

95,1

411,5

92,6

 

~110*

~80**

84,1

112,2

87,8

Греки

12,0

2,6

18,0

4,0

18.393

     

2,5

2

Армяне

10,0

2,1

13,6

3,1

12.613

     

0,6

0,6

Евреи

1,0

0,2

1,6

0,3

       

1,6

1,2

Цыгане

— ***

 

         

3,3

2,6

Русские

Только в качестве невольников

       

6,4

5

Украинцы

       

0,9

0,7

Итого:

467,0

100

454,7

100

   

46,5 м.п.

 

127,5

100

* 55 тыс. душ мужского пола (вместе с караимами и евреями). В конце 1783 г. было учтено всех — 56,8 тыс. душ м.п.

** 39,1 тыс. душ м.п., таким образом крымские татары (с небольшим числом казахов) составляли 84,1% всех жителей Тавриды.

*** известно, что цыгане во времена ханства подверглись исламизации (ассимиляции) и потому могли при подсчетах приписываться к титульной нации (татарам).


1. Первая волна массовой эмиграции (1778-1785 гг.)

Мощная эмиграционная волна состояла из крымских и ногайских татар и была вызвана предопределенностью, а позже фактом аннексии Крыма Россией. Кабузан, ссылаясь на турецкую статистику, зарегистрировавшую численность татар, расселившихся в европейской части Порты (в основном, в Румелии), предполагает, что речь можно вести о двухстах тысячах (с другой стороны, Паллас утверждал, что число выселившихся татар в 1790 г. достигло 80 тыс.). Остается неизвестным количество переселенцев в другие районы и военные потери. Согласно данным, предоставленным Кабузаном, население Крыма к концу периода «переоформления прав владения» сократилось не более чем наполовину, как можно встретить в некоторых источниках, а в 4 раза (см. Табл.1.).

Порядок переселения[1]. Если о количестве ушедших из Крыма крымцев и ногайцев существуют только косвенные данные, то о христианах, переселенных в Азовскую губернию, сохранились подлинные архивные ведомости, подписанные Александром Суворовым. Всего Крым покинуло 31.386 чел.

Переселение началось в августе 1778 г. Вначале переселили городское население из Кафы, Бахчисарая, Карасубазара, Козлова, Ак-Мечети и Старого Крыма (5 августа — 1.122 души, 15 августа — порядка 3 тыс.душ). Затем переселили сельское. Уже 18 сентября (за полтора месяца!) все было завершено. Среди переселенцев преобладали греки (18.393 чел., или 58,5%) и армяне (12.613 чел, или 40,2%). До начала переселения эти христиане размещались в 74-х населенных пунктах. В городах преобладали армяне, особенно много их было в Кефе (5.514), Карасубазаре (2.809) и Кезлеве (1.306). Греки предпочитали южный берег Крыма, где были рассеяны по большому количеству селений (самые крупные из них: Большая Каракуба — 1.423 чел., Стела — 1.228, Мангуш — 773, Сартани — 743, Бишуи — 686, Керменчи — 477).

Новые места явно уступали старым крымским и по красоте, и по природным условиям. Но процесс СК-переработки этнокультурного состава и хозяйственной структуры начался, и поэтому правительство даже после присоединения Крыма не разрешило грекам и армянам возвратиться (лишь немногим из них удалось вернуться на малую родину).

Сегодня появились тексты, в которых переселение христиан в 1778 году именуется «депортаций». Не будем спорить о терминах (хотя эмоциональная нагрузка этого слова никак не может не учитываться), но доподлинно известно, что только на само переселение русским правительством было затрачено 75 тыс. рублей; кроме того, в начале 1779 г. хан Шагин-Гирей получил вознаграждение за ушедших христиан в размере 50 тыс. рублей, и такая же сумма была выделена братьям хана, беям, мурзам и ханским чиновникам[2]. Фактически единоверцев выкупали (хорошенько заплатив за «депортацию»). Каковы были цели данного проекта? Наверное, правильно предположить наличие как прагматических (заселение новоприобретенных земель Приазовья с одновременным подрывом экономики ханства[3]), так и этических (убережение их от «мстивого ятагана») оснований. На наш взгляд, немалую роль играло и то, что все это население было встроено в существующую систему расселения и хозяйствования, большинство греков было татароговорящими, немало армян участвовало в самом прибыльном бизнесе тех дней — работорговле и т.д.

2. Технология комплементарной кооптации населения ханства в империю

Поучительны методы, с помощью которых империя кооптировала население — вельмож, духовенство, селян — Крымского ханства. Нельзя сказать, что применяемые методы были какими-то особыми: к тому времени Россия накопила богатый опыт комплементарной кооптации наследства Золотой орды.

Во-первых, отношение трона к включенному в Наследие империи было зафиксировано манифестом, провозглашавшим аннексию территории бывшего ханства, от 8 апреля 1783 года, где говорилось: «…Обещаем свято и непоколебимо за Себя и Преемников Престола нашего, содержать их наравне с природными нашими подданными, охранять и защищать их лица, имущество, храмы и природную веру и дозволять… каждому… все те правости и преимущества, каковыми таковые в России пользуются…».

Во-вторых, местная аристократия была кооптирована в сословие наследственного дворянства империи. Аналогичным образом двумя веками ранее Москва поступила в отношении казанских татар как также оседлого народа (в отношении кочевых башкир, ногайцев, калмыков и народов, остававшихся в основном оленеводами и охотниками, подобный механизм не применялся).

В-третьих, структура управления ханством была во многом сохранена, но подчинена губернатору края. Российские чиновники работали совместно с татарской верхушкой, чьи права на земельную собственность и привилегии были гарантированы.

В-четвертых, наряду с участием в местном самоуправлении знати была предоставлена возможность службы в императорской армии (с момента административного освоения был взят курс на формирование национальных подразделений[4]).

В-пятых, простые татары сохраняли свои земельные владения и статус свободных государственных «крестьян», не находящихся в крепостной зависимости.

Наконец, за мусульманским духовенством были оставлены вакуфные земли и имущество, оно было структурировано посредством «Таврического Магометанского Духовного правление», что выводило его из подчинения стамбульскому халифу.

Такая прагматично-мягкая политика имела одно неоспоримое достоинство: в отличие от казанцев и башкир, крымцы никогда не участвовали в вооруженных восстаниях (за исключением случаев коллаборационизма).

3. Вторая волна массовой эмиграции 1859-61 гг. крымцев и ногайцев

Мысль о необходимости перемещения крымских татар, «живущих близ моря», (что указывало на необходимость укрепления зоны вероятной высадки неприятельского десанта) в глубинные губернии России (т.е. отдаленные от возможного театра военных действий — в некотором смысле «от греха подальше», ибо официальная формулировка гласила: «с целью… лишить неприятеля возможности приобретать у них разного рода довольствие»; собственно, секрета из того, что татары неизбежно будут относиться сочувственно к туркам, с которыми являлись единоверцами и, хоть и на вассальном положении, но прожили несколько веков, не делалось; а значит — сотрудничество[5]) возникла у имперской администрации в 1854 г.

Надо признать, что реализовалась эта политика лишь частично. В мае 1855 г. были выселены татары, живущие в 25-верстной прибрежной полосе между Перекопом и Альмою, и размещены (по всей видимости, временно) в Симферопольском и Перекопском уездах. Тогда же из оккупированной англичанами части Евпаторийского уезда в Добруджу (в то время входившую в Порту) было вывезено около 15 тыс. татар. Считается, что это и стало началом новой волны крымскотатарской эмиграции.

Что касается дальнейшего переселения крымских и ногайских татар вглубь России, оно было приостановлено, так как против выступил наместник Новороссийского края князь М.С.Воронцов, который доказывал своим оппонентам, что «в последние 60 лет горная и лесная часть Крыма за Салгиром, Альмою и Кагою и особливо южный берег сделали важные успехи в приращении государственного богатства», якобы исключительно благодаря проживающему там татарскому населению. Более того, в период Крымской войны «только самое малое число татар предалось неприятелю, между тем как большинство осталось верным своему долгу и исполняло обременительные повинности». (История повторится в XX веке, когда вновь столкнутся мнения тех, кто считал, что народ в ответе за свое активное меньшинство, и тех, кто такие обвинения называл расточительными, несправедливыми, нецелесообразными и, наконец, преступными.) Мингосимущество также признало нецелесообразным выселение татар, причем его аргументация была вполне рациональной: «Все доныне предпринимаемые русскими помещиками попытки к водворению русских крестьян в Крыму были неуспешны и недействительны, а потому неосторожно и невыгодно было бы вывести татар из Крыма без убеждения в возможности заселить оставляемые ими земли русскими…».

Тем не менее, ни для кого не было секретом, что тайные чаяния крымских татар — это именно поражение России в Крымской войне, ибо с таким поражением связывалась надежда на восстановление утраченной государственности или, в худшем случае, вхождение в состав Турции. Но Россия победила. Кажется, дряхлеющая Порта поняла, что Крым утрачен окончательно. К тому же продолжала действовать запущенная накануне войны (в основном, через духовенство) турецкая пропагандистская машина: нет житья мусульманам в России — напротив, в Турции братьев по вере ждут всевозможные блага. Слухи о неизбежном выселении татар из Крыма множились; раздираемая противоречивыми мнениями, царская администрация не противодействовала этим слухам, отчасти даже способствовала их распространению: выселенные в Симферопольский и Перекопский уезды татары не получали разрешения вернуться в свои «домы на брегу моря». Так решимость покинуть Крым нарастала. Татары чаяли получить в Турции землю и волю. Питали надежды напрасно, но тогда, на рубеже 60-х, именно они (а также возрастающее малоземелье и обезземеливание) сыграли решающую роль в обретении эмиграцией массового характера.

Одним из механизмов переработки туземного населения был механизм обезземеливания. Так, в начале XIX века в руках крымскотатарских земледельцев находилось около 600 тыс. десятин земли (30% всего земельного фонда). К 1850-м размеры их землевладения сократились наполовину, хотя численность татар за этот же период выросла со 137 до 242 тыс. чел. В начале XX в. — 149 тыс. десятин. В 1860-е гг. доля безземельных татарских селян составляла 52%, а в начале XX в. — 64%[6].

К весне 1860 г. идея переселения в пределы Османской империи была принята большинством мусульманского населения. Особенно активно откликнулись ногайцы. В конце 1859 г. в ногайских селениях Бердянского и Мелитопольского уездов зазимовали 16 тыс. кавказских ногайцев, уже получивших разрешение на переселение в Турцию. Их пример вдохновил татар и ногайцев Тавриды, которые немедленно взялись за ликвидацию своих хозяйств. (Так, весной 1860 г. ногайцы уже не засевали свои поля, а батраки нанимались на сроки не позже 15 апреля.) Большая часть татар и ногайцев выбыла в Османскую империю в течение апреля-октября 1860 г. Турецкие власти разместили крымских татар в южной Добрудже, а кавказских и таврических ногайцев — в Малой Азии[7]. Всего в Турцию эмигрировало 192,4 тыс.чел. (в 1860 — 165,6 тыс., или 86,1% всех эмигрантов; в 1861 — 24,9 тыс./13%; в 1862 — 1,9 тыс./0,9% [8]).

С 1861 года власти начинают ограничивать эмиграцию татар и ногайцев, так как создается реальная угроза обезлюдения Крымского полуострова. Более того, в том же году возникает обратное движение татар из Турции — познавших уже все прелести чужбины; они-то и рассказали не успевшим эмигрировать о том, что турки для въезжающих отводят плохие, неудобные земли, дурно обращаются с ними и т.п. В результате часть татар, уже получивших паспорта на выезд, не воспользовались ими и остались [9]. В 1862 г. из Таврической губернии выехало менее 2 тыс. — жалкие остатки некогда мощного миграционного потока. К 1 января 1863 года в Тавриде оставалось чуть более 103 тыс.чел. Это составляло 34,9% уровня 1 января 1860 г., когда в губернии проживало максимальное для XIX века количество татар и ногайцев. В уездах материковой части (Бердянский, Днепровский, Мелитопольский) ногайское и татарское население практически исчезло. В Перекопском его осталось 10,3% от уровня 1860 г., в Феодосийском — 39,8%, в Симферопольском — 57,3%, Ялтинском — 74,7%. Характерно, что Ялтинский уезд практически не подвергся эмиграционному воздействию, тогда как северные уезды продемонстрировали «высокую результативность» (Евпаторийский уезд по общему числу выселившихся в 1861-62 гг. находился на первом месте в губернии). В результате этой волны татары и ногайцы полностью оставили 784 селения в Таврической губернии[10] (в Бердянском уезде — 68, Мелитопольском — 9, Перекопском — 278, Симферопольском с Ялтинским — 20, в Евпаторийском — 196[11]).

Кабузан, со ссылкой на Сергеева: «Немыслимые страдания обрушились на бедных татарских и ногайских мигрантов сразу же после того, как они покинули Россию. Только две трети их благополучно добрались до турецких берегов. Около 60 тыс. погибло в Черном море от качки, голода и крушения судов». — Очень характерный отрывок. Во-первых, он явно напоминает описания (стилистика, поражающее число жертв) периода депортации 1944 года. Во-вторых, от этого отрывка так и веет мифом: пересекая Черное море, при всем желании умереть от голода — крайне сложная задача. Опять же, ногайцы, еще недавно кочевые народы, прекрасно знали дорогу вдоль побережья по степям — и именно она должна была стать самым первым, естественным путем в пределы Османской империи, особенно когда добираться нужно было до Добруджи. Из других источников мы знаем, что именно таким путем отправились ногайцы Северного Кавказа, к ним присоединялись ногайцы и, видимо, татары Таврической губернии. Потом, сколько же судов нужно было снарядить, чтобы 60 тысяч человек погибло в негостеприимных водах Понта Эвксинского?

Тем не менее, приходится признать, что при всех очевидных минусах положение татар и ногайцев в Российской империи было куда более благоприятным, чем в Османской. Притеснения и безземелье остались, к тому же турки показали себя куда боле жесткими ассимиляторами по сравнению с русскими.[12] Мытарства переселившихся в Добруджу на том не завершились. В 1878 г., после поражения Турции в войне с Россией, северная Добруджа отошла Румынии, а южная — Болгарии. Как следствие, более 40 тыс. татар, бывших крымчан, вновь вынуждены были уходить вслед за уползающими границами Турции, где они и подверглись окончательной ассимиляции. Переписи 1927 и 1955 гг. не регистрировали в Турции ни татар, ни ногайцев. В последнее время, в связи с новой игрой за Крым и за влияние на крымских татар, последних вдруг обнаружилось в Турции чуть ли не 5 млн. В 1935 г., по невесть каким путем полученным статистическим данным, количество татар в Турции составляло 16 тыс., а в 1959 — 10 тыс.[13]

Массовый исход татар и ногайцев обезлюдил Крым, поэтому правительство, добившись разрушения сложившейся системы хозяйствования, энергично взялось за созидательные преобразования. Стало поощряться возвращение уехавших (так, в 1863 году начинается обратное движение ранее бежавших). Но поскольку казенные земли были заселены быстро, власти разрешили возвращаться только тем, кто сможет заключить договора с помещиками о поселении на их землях. Желающих оказалось не так много.

В концу века татары перестали быть этническим большинством, составляя лишь около 1/3 населения. В Крыму, по замечанию Кабузана, начала формироваться русская этническая территория.

Выводы периода:

Процесс СК-переработки Крыма был частью впечатляющего социо-культурного проекта империи. Вызванные этим проектом миграционные потоки во второй половине XIX века можно разбить на три составляющие:

1. переселение жителей европейской части России в Азию и на Кавказ (около 4 млн.чел);

2. приток иноземных подданных в Россию (2,6 млн.);

3. эмиграция подданных (и не успевших принять новое подданство) России за рубеж (1,7 млн.).[14]

Поэтому и татары, и ногайцы оказались вовлеченными в единый миграционный поток — наряду с евреями, поляками, немцами (отметим, что встречный поток немцев из Германии и Австро-Венгрии был гораздо большим), финнами и литовцами — поток, связавший судьбы окраинных народов европейской части России. Империя раздвигала собственные пределы и, желая обезопасить свои границы, приступила к переработке восточно-европейской и северно-причерноморской буферных зон.[15]

4. Просветительская деятельность Гаспринского и эмиграционный всплеск 1902-03 гг.

Связаны ли деятельность Гаспринского и появление новой национальной интеллигенции с возникновением очередного эмиграционного всплеска — остается вопросом. Возможно, уезжали как раз те, кто не мог встроиться в современный ни русский, ни мусульманский мир, в новую жизнепрактику джадидизма, — и в этом смысле они оказывались бесполезными не только для модернизирующейся России, но даже для русского мусульманства. В таком случае просветительская деятельность Гаспринского носила амбивалентный характер: она не только подняла на небывалый уровень национальное самосознание тюрок, в частности крымских татар, но и сделала шаг в деле их СК-переработки, содействуя дальнейшему вписыванию этноса в русскокультурный мир.

Итак, в начале XX века (пик пришелся на 1902-03 гг.) возникла еще одна, относительно небольшая — около 13 тыс. — эмиграционная волна крымских татар в Турцию[16]. Считается, что вызвана она была экономическими причинами, в первую очередь продолжающимся массовым обезземеливанием. Из 600 тыс. десятин казенной земли, находившейся в руках крымских татар-землевладельцев в начале XIX века, к началу XX в. осталось 145 тыс. Число безземельных татар в Крыму достигло 64% (в Евпаторийском уезде — 91%, Перекопском — 82%, Феодосийском — 51%, Симферопольском — 50%[17]). Власти, не заинтересованные в массовой эмиграции, прекратили выдачу паспортов.

На наш взгляд, такое чисто экономическое объяснение активизации эмиграции оставляет немало неясностей. В частности, к началу века, когда Крым вышел на очень уверенные экономические позиции, в городских центрах крымских татар Бахчисарае и Карасубазаре Гаспринским и его последователями была развернута масштабная программа просвещения (один из главных упреков Гаспринского русскому правительству заключался в том, что оно уделяет недостаточно внимания образованию и просвещению мусульманства, держит его в «темноте неведения»…). В то же время известно, какая травля Гаспринского была организована мусульманским духовенством, поэтому не исключено, что эмиграция состояла из людей, не готовых принять модернизационные изменения, не только исходящие от российской империи, но и от своих же соплеменников. Единственное, что оставалось этим людям, — бежать за «милым» прошлым (по слухам, таковое сохранялось в Турции).

В начале XX века по абсолютной численности русскоязычные выходят на первое место (41,2%), с одновременным понижением доли татар (до 28,7%) и украинцев (8,6%). Численность татар при этом возросла до 215 тысяч, а украинцев не изменилась (64 тыс.). Последнее объясняется ассимиляцией украинцев в Крыму, уже в то время складывающимся как русскокультурный анклав. Доля евреев также выросла — до 6,7%.

Этноструктурные итоги двух волн освоения Тавриды (и трех волн крымскотатарского /и ногайского/ исхода)[18]:

Русские стали преобладающим этносом (1792 г. — 5%, 1917 — 41,2%), в городах — около 60%. В сельской местности русские абсолютно преобладали в Керченском градоначальстве (63% населения) и относительно — в Перекопском и Феодосийском уездах.

Татары, напротив, позиции сдали (с 87,8% до 28,7%). Абсолютное преобладание они сохранили только в горной сельской местности Ялтинского уезда (82,7%), а относительное — в Симферопольском (40,3%) и Евпаторийском (30,7%).

Украинцы, интенсивно осваивающие материковые уезды — Мелитопольский, Днепровский и Бердянский,— Крымом интересовались куда меньше. Они стали селиться на освободившихся северных и северно-западных землях после массового исхода с них татар (в результате второй эмиграционной волны). Удельный вес их вырос с 0,7% до 8,6% (в сельской местности — 12,5%, единственно в Евпаторийском уезде они превысили число русских поселенцев — соответственно 25,9% и 22,6%, а в «столичных» городах полуострова, Симферополе и Севастополе, доля их оставалась крайне низкой — 0,8%).

Евреи, городские жители, чья численность в городах достигла 14,5% (в сельской местности — всего 0,2%), стали второй после русских по численности группой городского населения (в Симферополе доля евреев составила 25,6%). Общий удельный вес их к 17-му году составил 6,4%.

Немцы, прекрасные колонисты, полностью отсутствуя еще в XVIII веке, к 1917 году составляли 4,9% (в Перекопском уезде — 24,8%, в Евпаторийском — 18,5%). Таким образом, опустевшие ногайские территории правительством заселялись в основном украинцами и религиозными сектантами — меннонитами, собственно и привнесшими высокий стандарт освоения территории.

Прочие — доля остальных народов многонационального Крыма была невелика. Некогда многочисленное греческое и армянское население полуострова после правительственной акции 1778-79 гг. оставалось небольшим (соответственно 2,9% и 1,56%). Болгары, перебравшиеся в Крым в XIX веке, составили 1,4% населения. Численность поляков и караимов — соответственно 0,8% и 0,7%. В 60-е гг. XIX в. в Перекопском уезде поселилось немного чехов и эстонцев.

Таб.4. Численность и этносостав населения Крыма по переписи 1917 г. [составлена по материалам Кабузана]

   

Всего (тыс.чел.)

Всего (%)

Симферополь

Севастополь

 

Русские

309,2

41,24

40,3 (50,8%)

62,1 (83,8%)

Татары

215,3

28,71

8,4 (10,6%)

0,8 (1,1%)

Украинцы

64,6

8,62

0,6

0,6

Евреи

48,1

6,42

20,3 (25,6%)

5,0 (6,7%)

Немцы

36,9

4,92

1,1

0,2

Греки

22,0

2,93

1,3

1,5

Армяне

11,7

1,56

2,7

0,7

Болгары

10,5

1,40

0,1

Поляки

6,0

0,80

1,3

1,3

Караимы

5,4

0,72

1,0

0,6

Прочие

20,1

2,68

2,2

1,3

ВСЕХ

749,8

100,0

79,3

74,1

5. Погромы, интервенция, красный и белый террор, голодомор

Всплеск национального самосознания в период революционных пертурбаций и гражданской войны, открывшиеся, как казалось, бесконечные возможности вылились в очередной соблазн восстановления крымскотатарской государственности. Одной из основных линий «государственного строительства» стало заигрывание с Киевом. Вот что об этом пишут Зарубины[19]:

В конце августа (1917 года — авт.) крымскотатарская делегация присутствовала, уже официально, на так называемом Съезде народов в Киеве. Здесь вопрос о судьбах Крыма получил большую определенность. Ч.Челебиев напомнил на делегатском съезде крымских татар 1-2 октября: «Мы нашли необходимым спросить у Рады: «входит ли Крымский полуостров в пределы вашей территориальной автономии». (…) После десятидневного обсуждения на этом съезде народов, между прочим, была вынесена резолюция о том, что Крым принадлежит Крымцам. На это я смотрю как на наш тактический успех, с чем они нас и поздравили, заявив: «можете управлять Крымом так, как вам заблагорассудится…».

Приняв 7 ноября III Универсал, в котором провозглашалась независимая Украинская Народная Республика (УНР), Центральная Рада довела до сведения Мусисполкома, что Украина не имеет территориальных претензий к Крыму и поддерживает национальное движение крымских татар.

В то же время, бездумная установка одного из лидеров крымцев Дж.Сейдамета[20] на разделение войск Совета народных представителей (правительства Крыма) по национальному признаку — после создания крымскотатарских эскадронов — привела к формированию греческого батальона, еврейского отряда, армянской и польской рот. При том, что Черноморский флот был русско-украинским (с небольшим добавлением эллинской «закваски»), а поддерживавшие большевиков военные формирования состояли из славян и евреев — Крым был поставлен на грань масштабного межнационального конфликта. Уже самые первые столкновения Гражданской войны приняли особо кровопролитный характер (греко-татарские погромы на Южнобережье первой половины 1918 г., в результате которых «на всей территории от Ялты до Алушты не осталось ни одного греческого семейства»[21]). Разгорание тотального межнационального противостояния перебил социально-классовый характер гражданской войны. Очень точную, на наш взгляд, оценку лидерам Первого курултая дал Юрий Османов[22]:

«В качестве примера решающих тактических политических просчетов, совершенных этой блестящей плеядой интеллектуалов, можно было бы указать на их решение формировать национальные крымскотатарские части. Это был роковой шаг, не только поставивший под нож их самих, но позволивший залить кровью широкие массы крымскотатарского народа»[23].

Таким образом, первый этап Гражданской войны в Крыму (до установления Республики Тавриды) носил в значительной степени характер межнационального противостояния: в большинстве военных столкновений татарские эскадронцы представляли одну из противоборствующих сторон. На втором этапе межнациональное противостояние было подавлено красным террором, сопровождавшим установление большевистской Республики Тавриды. Идеология социально-классовой борьбы вышла на первый план. Затем надвинулась интервенция, которой национальная крымскотатарская элита постаралась воспользоваться, начав закулисные переговоры с Берлином[24].

Осенью 1918 года, после капитуляции Германии и Турции в 1-й мировой войне, крымскотатарское национальное движение практически сходит на нет (чему предшествовал самороспуск курултая 13 сентября «по случаю праздника Курбан-байрам»). Причины тому — ориентация национального движения исключительно на внешнюю силу, но Германии, где разразилась революция, явно было не до Крыма, а Стамбул к тому времени «заимел роман» с красной Москвой. Очевидно, что национальная элита, еще остававшаяся на полуострове, просто не знала, что делать: все ставки оказались биты.

В дальнейшем крымскотатарское национальное движение перестало играть сколько-нибудь самостоятельную роль. Из всех сменявшихся впоследствии на полуострове «игроков» только большевики учли просчеты национальной политики, и в правительство «летней республики» — Крымской ССР — уже были включены 5 крымских татар (Фирдевс, Меметов, Идрисов, Арабский, Боданинский).

«Ю.Гавен буквально заклинал Ленина извлечь уроки из трагических событий начала 1918 г. И они были извлечены. В ЦК РКП(б) четко была поставлена задача вовлечения крымских татар в руководящие органы создаваемой республики, что и было сделано. Документы правительства, ревкомов, ЧК грозили карами за «призывы и выступления против отдельных наций» вплоть до расстрела. Крымскотатарский язык признавался государственным наряду с русским. Появилась крымскотатарская печать (газета «Ени-Дунья»), была легализована Милли-фирка, заявившая о признании Советской власти. 12 июня Совет обороны Крыма постановил «для защиты Крымской республики сформировать мусульманские войсковые части из представителей пролетарского, беднейшего и революционно настроенного к Советской власти татарского населения…» Областная конференция мусульман-коммунистов… призвала трудящихся мусульман встать на защиту Советской власти. Была учреждена особая мусульманская военная коллегия. Большевики сумели сформировать две турецко-татарские сотни и мусульманскую роту…»[25]

75 дней КССР были последним «светлым часом» для крымскотатарских националистов в годы Гражданской войны. Пришедшие на смену большевикам правительства уже полностью игнорировали интересы крымских татар; «белые» репрессии обрушились на ту их часть, что «засветилась», сотрудничая с большевиками. Такая ситуация сохранилась до окончания военных действий на полуострове. Репрессии «красных» после окончательного их водворения в Крыму по большому счету не затронули крымскотатарское население.

После того как стало очевидным, что ни Первая мировая, ни Гражданская войны в основном не коснулись крымскотатарского населения, разразился чудовищный голодомор. Только с 1921 по 23 гг. население Крыма сократилось с 720 тыс. до 570 тыс. (по другим источникам — 580 тыс.). По городам: в Карасубазаре численность населения упала на 48%, в Старом Крыму — на 40,8%, в Судакском районе — на 36%, многие деревни горной части Крыма вымерли полностью[26]. Что бросается в глаза: наиболее беспощадно смерть прошлась по «татарским» районам Крыма. Председатель КрымЦИКа В.Ибраимов подвел итог на XII облпартконференции (январь-февраль 1927 г.): «…По данным статуправления, во время голода погибло около 76 тысяч татарского населения».[27] Кроме социо-культурного смысла этого явления нельзя обойти и другой, отмеченный в материалах Крымского Экономического совещания: «…Татарин молча, без ропота, без протеста, без борьбы умирал в своих деревнях, зачастую даже не выходя из хаты»[28]. И в этом сказывалась не только традиционная для мусульман вера в судьбу — «кысмет», — но и факт куда меньшей приспособленности к экстремальным условиям выживания, неготовности к сопротивлению.

Погромы и террор количественно не сильно затронули крымскотатарское население и уж точно не подорвали его демографическую структуру, но зато в самой существенной степени способствовали созданию атмосферы страха, абсолютно парализующей волю людей, делающей невозможной какую бы то ни было созидательную активность или сопротивление дальнейшим драматическим обстоятельствам (нам кажется, отчасти отсюда — пассивное поведение крымских татар во время голодомора, их обреченная готовность принимать безропотно удары судьбы). Национальная интеллигенция, которая именно в такие моменты и выполняет свою историческую роль, эту роль не исполнила, ибо была деморализована сокрушительным поражением собственной ложной стратегии и тактики в предшествующие годы.

6. Коллективизация: окончательное уничтожение вакуфной системы и поголовная грамотность по стандартам страны Советов

Этот период характеризуется такими основными событиями и процессами, как: учреждение Крымской АССР[29]; коллективизация (повлекшая окончательное уничтожение вакуфной системы землевладения и землепользования); переселение малоземельных татар предгорий и горной части в степные районы полуострова; коренизация (включавшая в том числе и «игры» с алфавитом) и формирование национальной советско-партийной элиты с последующими ее чистками (так была окончательно разгромлена Милли-Фирка); политика поголовной грамотности по стандартам страны Советов.

Последнее представляется весьма важным, поскольку традиционная система мусульманского образования, сохранившаяся в основных чертах нетронутой со времен Крымского ханства, в принципе таковой (системой образования) совершенно не являлась, но безусловно способствовала сохранению и консервации традиционного уклада. Хотя прохождение курса мектеба (начальной школы) было обязательным для детей обоего пола, а длительность обучения там могла составлять от 3 до 6 лет, грамотных среди крымских татар оставалось крайне мало. Что касается других учебных заведений для крымских татар, предоставим слово путеводителю:

«Сила, значенье медресе — не столько в обучении, сколько в воспитании. По существу, преподаватели — крайне невежественны, но воспитательная сторона стоит весьма высоко. Путем беспрерывной, неослабной дрессировки учителя, действительно, создают из своих учеников себе подобных по духу, по направлению и даже по складу мышления. Всякое душевное движение, всякое его проявление до манеры держать себя включительно — одним словом, вся жизнь софт до последних мелочей регламентируется правилами, хитроумно и витиевато выведенными из писания. В этом отношении медресе очень напоминают древние иезуитские школы. Содержатся медресе на вакфные средства.

Первые русские школы для татар в Таврической губернии (тогда еще жили ногайцы в Бердянском уезде) были учреждены в числе 5-ти в 1845 году «для подготовления сельских писарей». Школы предназначались преимущественно для сирот. Школы эти имели так мало успеха, что через 4 года были упразднены. С 1870 года учреждаются по особому положению русские школы для татар. Одновременно учреждена в Симферополе татарская учительская школа. В 1907 году в русских школах для татар разрешено обучение в первое время на родном языке и употребление родного языка вообще при преподавании. В 1913 году во всех русско-татарских школах Крыма (60) обучалось 2.299 мальчиков, 284 девочек, всего 2.583. В 1905 году, с разрешения министра народного просвещения Фон-Кауфмана, было учреждено несколько т.н. мектебов-руштие (нечто вроде двухклассных училищ), в которых преподавались на родном и русском языке и общеобразовательные предметы. Школы эти в 1909 году упразднены.»[30]

Следует, однако, отметить, что ни коллективизация, ни раскулачивание, ни партийные чистки не носили национальной окраски — это были процессы, в одинаковой мере затронувшие все группы населения не только Крыма, но и страны в целом (при этом не вполне понятно, как обезземеливание крымских татар, имевшее место все годы имперского правления, могло в дальнейшем сочетаться с их раскулачиванием: насколько глубоко раскулачивание затронуло именно крымскотатарское сельское население — еще вопрос). Репрессии же советской власти конца 20-х — 30-х годов однозначно коснулись в основном национальной элиты, достаточно немногочисленной.

Тем не менее, параллельно с глубокой трансформацией всего уклада жизни крымских татар шло дальнейшее снижение их доли в общей численности населения полуострова (см. Таблицу №5). Все меньше становилась доля татар в городах Крыма: если в 1897 г. среди городских жителей их было 21,3%, то в 1920-м — 11,6%, 1926-м — 11,8%, 1939-м — 10,2%. В сельской местности: 1897 г. — 45,7%, 1917 — 41,9%, 1920 — 37,8%, 1926 — 36,6%, 1939 — 29,5%. Тем не менее, к началу войны татары оставались доминирующей этнической группой в Ялтинском и отчасти в Симферопольском и Евпаторийском районах.

7. Период 2-й мировой войны: сотрудничество, надежды, депортация

Депортация была совершена после того, как оказалось, что даже столь разрушительные в отношении русских территорий (в Крыму это Керчь и Севастополь — русские города-герои) действия как 2-я мировая война почти не коснулись «коренного» населения. Скорее, наоборот: за время оккупации Крыма произошел только отрыв установок, чаяний и в целом идеологии национальной крымскотатарской интеллигенции, остававшейся на полуострове во время оккупации, от того, что собственно и называлось «советским народом».

“... к началу ноября 1941 года Крымский полуостров был оккупирован немецкими войсками. 12 декабря 1941 года вышел 1-й номер газеты “Голос Крыма” (“Die Stimmeder Krim”), которая открывалась словами передовицы: “Граждане! Перед вам открывается новая свободная жизнь. Необходимо общими усилиями преодолеть временные затруднения”. По иронии судьбы и недостаточной грамотности редакции пропущенная между словами “новая” и “свободная” запятая стала символическим знаком...

И все же некоторые иллюзии и призрачные надежды на то, что не столько с помощью оккупантов (какая уж там помощь!), сколько, используя момент смены власти и смены политических парадигм, крымским татарам удастся осуществить хотя бы часть своей давней, выработанной еще Первым Курултаем 1917 года программы культурного, религиозного, национально-государственного возрождения, освобождения от установленного с момента российской аннексии Крыма в 1783 году колониального режима, превратившегося с исходом гражданской войны в ненавистный тоталитарный советский режим, безусловно, оставались — и не только в начале войны, но вплоть до ее решающего перелома, до весны 1944 года. Пожалуй, даже до последней развязки военной трагедии и краха гитлеровского рейха, на обломках которого до самого конца держались последние крымскотатарские батальоны, сражавшиеся под Берлином и в Альпах, но не за безумные идеи безумного фюрера, а за свой потерянный Крым.

Несколько обстоятельств способствовали рождению и укреплению этих иллюзий. Во-первых, это сильнейшая энергия антисоветского, антикоммунистического противостояния. В борьбу — гражданскую и вооруженную — были вовлечены тысячи крымских татар, еще помнивших кровавые погромы, чинимые в Крыму “победителями” на исходе гражданской войны, переживших репрессии сталинского режима, кошмары коллективизации, раскулачивания, “борьбы с нацдемовским уклоном”, “велиибраимовщиной” и “националистической” партией Милли Фирка, террор 1937 года. Во-вторых, это возможность хотя бы частичного самоуправления, которая была предоставлена крымским татарам в условиях немецкой оккупации и которой они были совершенно лишены в Советском Крыму. В-третьих, это авторитетное влияние ведущих деятелей крымскотатарской эмиграции, покинувших Крым с приходом большевиков и вернувшихся “на штыках” германского вермахта. Наконец, в-четвертых, это фактор исламского и национально-культурного возрождения, не слишком умело, не слишком последовательно, но все же включенный оккупационными властями в систему официальной риторики, демагогии и реальной религиозно-культурной политики в Крыму.»[31]

Приведенные отрывки весьма показательны, поскольку написаны человеком (Светланой Червонной), безусловно симпатизирующим крымским татарам и, как известно, последовательно отражающим их собственную позицию. Во-первых, бросается в глаза негативная роль «авторитетных» деятелей крымскотатарской эмиграции, вернувшихся «на штыках вермахта» и с теми же штыками благополучно покинувших Крым. Думается, они не могли не осознавать, что в случае поражения вермахта и нереализации планов возрождения национального государства самой попытки будет достаточно, чтобы спровоцировать совершенно предсказуемую реакцию сталинского режима. (Столь же основательные сомнения вызывает и то, что нацисты, после завершения «победоносного блиц-крига» планировавшие превратить Крым в «немецкую Ривьеру» и расселить там немецкоязычное население Южного Тироля[32], всерьез собирались восстанавливать крымскотатарскую государственность[33].) Учитывая, что часть крымских татар в это же время самоотверженно сражалась против нацистов на фронтах Великой Отечественной войны, коллаборационизм части национальной интеллигенции реально создавал ситуацию гражданского раскола, противостояния внутри самого этноса.[34]

О том, что раскол этот в национальном сознании так и не преодолен, свидетельствует современная крымскотатарская пресса, то гордящаяся, что едва ли не 2/3 командиров партизанских отрядов в Крыму были крымскими татарами, то воспевающая крымскотатарские батальоны, отстаивавшие «свой потерянный Крым» под стенами Берлина («Голос Крыма»).

Предоставленная оккупационными властями возможность местного самоуправления и национального (в т.ч. культурного) возрождения расходится с утверждениями того же автора о национальном характере Крымской АССР, равно как и с известными фактами существования в Крыму национальных крымскотатарских районов, статусом крымскотатарского языка как второго государственного (и, следовательно, обязательного к изучению всем населением Крыма)[35].

Следовательно, коллаборационизм части крымскотатарской интеллигенции преследовал цели, по факту антисоветские и потому антигосударственные: речь шла не столько о самоуправлении и культурном возрождении, сколько о собственной этнической государственности. Игра была крайне опасной, ставки в ней были сделаны предельные, драматический исход этой игры был не столь уж непредсказуемым — и в этом следовало бы признаться хотя бы современной крымскотатарской интеллигенции, вновь настаивающей — уже сегодня — на восстановлении государственности своего народа.

Впрочем, оккупационные власти тоже не долго церемонились с сокровенными чаяниями покоренного народа:

Нежелание турецкого руководства вступить в войну на стороне Германии явилось основанием для прекращения обсуждения вопросов о будущем статусе тюркских народов, проживавших на оккупированных территориях Советского Союза. На крымских татар перестали смотреть как на связующее звено в германо-турецких отношениях. Руководству крымских мусульманских комитетов даны были новые инструкции. Так, на торжественном заседании в Симферополе, прошедшем 22 июня 1943 г., член симферопольского комитета Велиджанов заявил: «Пускай мы погибнем, но на нашу землю уже никогда не ступит нога кремлевских убийц ... Рабами мы быть не хотим! Мы будем вольными людьми! Победа или смерть! Плечом к плечу с Русской Армией мы пойдем на борьбу за наше общее освобождение».[36]

Не делали нацисты секрета и из того, на каких условиях они готовы предоставить крымским татарам некоторую свободу местного самоуправления:

3 января 1941 г. в Симферополе, в здании, занимаемом айнзацгруппой, состоялось заседание с участием представителей германских оккупационных властей и крымских татар. Решено в городах и районах Крыма создать комиссии из представителей айнзацгруппы «D» и «проверенных» татар, на которые возложить вербовку и учет татарских добровольцев. Уже 10 января 1942 г. в Ханской мечети состоялось избрание Бахчисарайского мусульманского комитета (17 членов), которому была поручена организация добровольческих отрядов. В январе-марте 1942 гг. во всех городах Крыма (кроме Севастополя) были созданы Мусульманские комитеты. Согласно Статуту, комитеты подчинялись полицайфюреру Крыма (он же — командир полиции безопасности и СД) и работали под его надзором. Правление и члены утверждались им же. Основной задачей, стоявшей перед комитетами, являлась энергичная поддержка интересов Вермахта, немецкой гражданской администрации и немецкой полиции и представление интересов татарского населения. В секретных инструкциях германским командованием предписывалось ни в коем случае не допускать сотрудничества и совместных выступлений мусульманских комитетов и «отрядов самообороны». Мусульманским комитетам была запрещена какая-либо политическая деятельность. ….

Особо …подчеркивался пропагандистский характер этих действий: текущие обещания и уступки отнюдь не предвосхищают решений, которые будут приняты в отношении крымских татар после победы.[37]

Тем не менее,

…народ, насильственно отлученный от своей религии в большевистском атеистическом государстве, за считанные годы и даже первые месяцы оккупации получил возвращенные общинам верующих и хотя бы частично отремонтированные после вандальских разрушений мечети (по данным, опубликованным в послевоенном Берлине, в Крыму в годы оккупации было восстановлено 50 мечетей, закрытых и частично разрушенных в годы советской власти), обрел утраченную возможность проводить традиционные мусульманские праздники, пятничные коллективные намазы, читать на родном языке запрещенные при советской власти стихи, молитвы, вспомнить старые гимны. Все это имело огромное мобилизующее значение.

В городах и деревнях вновь открывались “народные школы” с преподаванием на родном языке по методике Исмаила Гаспринского, уже подвергнутого остракизму советской идеологией. С 11 января 1942 года в Симферополе под редакцией М.Куртиева начала выходить на крымскотатарском языке газета “Азат Кырым” ( «Azat Kirim» — «Свободный, или освобожденный Крым»)[38], украшенная исторической эмблемой с тамгой крымских ханов. С июля 1943 года началось издание крымскотатарского журнала “Ана Юрт” (“Отчий дом”). Возобновилась деятельность татарского национального театра, первой постановкой которого (весной 1942 года) был спектакль “Лейла и Меджнун”, а последующий репертуар включил пьесы В.Шекспира, Ф.Шиллера, произведения азербайджанской драматургии и казанских татар Ф.Бурнаша и К.Тенчурина, и ансамблей песни.

К художественному творчеству обращаются курсанты татарских добровольных воинских соединений (будущих батальонов) в Крыму, и их выставки, на которых демонстрируются музыкальные инструменты и декоративная резьба по дереву (шкатулки, деревянные чаши, блюда, шахматы, табакерки, украшенные резьбой, орнаментальные “доски” и художественное панно, например, с изображением дикой козы в горах), пользуются успехом и освещаются в печати.

Народу возвращается литературное наследие писателей, репрессированных сталинским режимом; очень часто (с невиданной по сравнению с печатью довоенного периода, нарастающей энергией) публикуются стихи современных, в том числе молодых, прежде неизвестных поэтов, в которых звучит национальная романтика, призыв этнической консолидации, мобилизации внутренних сил (“Проснись, татарин!” Джемиля Абдурешита, “Тебе говорю, сын татарина” и “Я — татарин” Мемета Муедина и многие другие). В поэтических памфлетах Зия-эфенди утверждаются идеалы воинской доблести, единения нации в борьбе за свободу, возрождение Отчизны (“Миллетим — Ватаным!” — “Моя нация — моя Родина!”: “Татарский джигит, выронивший из своих рук (в 1783 году) знамя свободы! Теперь вся надежда моего народа — на тебя! Зажги потухший, растоптанный очаг”).

Уже к началу лета 1942 года газета “Голос Крыма” могла констатировать: “При помощи германских властей культурная жизнь среди крымских татар постепенно возрождается. Разработаны программы для начальных татарских школ, вышли из печати правила орфографии на основе латинского алфавита. Идет подготовка к переводу всей татарской письменности на латинский шрифт. С 10 мая при мусульманском комитете работают курсы изучения немецкого языка. Действуют драматическая труппа и ансамбль песни и пляски крымских татар. По инициативе мусульманского комитета объявлен конкурс на лучшее литературное произведение из жизни крымских татар в форме сценария для кинофильма”.[39]

По всему Крыму создавались «мускомы» — мусульманские комитеты, возвращались и восстанавливались мечети, возрождались традиции Курбан-байрама.

29 декабря (1941 года), впервые после ряда лет, магометанское население Бахчисарая собралось в мечети старого Ханского дворца на торжественную службу, посвященную большому магометанскому празднику Курбан-байрам. После богослужения собравшиеся направились к помещению местной комендатуры и в молении на открытом воздухе благодарили Адольфа Гитлера и германское командование за освобождение от большевизма и за вновь предоставленную верующим магометанам возможность открыто молиться (...) При этом они заверили коменданта в том, что тысячи (татарских) горожан и крестьян всегда готовы стать с оружием в руках на защиту вновь завоеванной свободы.[40]

Искушение оказалось роковым. Оно продемонстрировало советскому режиму сохранявшуюся угрозу отторжения крымскотатарским населением русскокультурных стандартов (в их конкретном на тот момент — советском — варианте). Стало очевидно, что наиболее эффективный способ решения проблемы — по возможности полная замена населения полуострова, а не просто изменение структуры его этносостава (что применялось прежде). Невозможно дать количественную оценку всем игравшим в этом сценарии процессам: довоенные выселения (в частности, в октябре-ноябре 1941 г., накануне начала основных боевых действий, из Крыма выселяется более 100 тысяч человек, в т.ч. все немцы); призыв в советскую армию и гибель на фронтах Великой Отечественной; геноцид и депортации в Германию немецких властей (135 тыс. крымчан было замучено в годы оккупации); партизанское движение и военные действия на полуострове (в т.ч. оборона Севастополя, керченско-феодосийские десанты); депортация после освобождения (в целом порядка 260 тысяч[41]);[42] наконец, послевоенный голод.

Количественная оценка депортированных крымских татар — особая тема, которой мы не хотим касаться детально. Есть данные НКВД, которые подвергаются сомнению крымскими татарами с той аргументацией, что власти пытались утаить истинное количество жертв. Вопросы «от кого?» и «зачем?» скрывать тайной полиции государства-победителя эти данные в то время, когда еще продолжались военные действия и, к примеру, на взятие Берлина было без сожаления положено порядка 1 млн. человеческих жизней, — остаются без ответа. Также не вполне понятно, каким тогда должен был быть естественный прирост крымскотатарского населения в годы войны, если основная часть мужчин детородного возраста сражалась на фронтах или в партизанских и карательных отрядах (напомним, что перепись 1939 года, результаты которой никто сомнению не подвергает, зарегистрировала 218,5 тыс. крымских татар). Тем не менее, мы оставляем вопрос открытым и приветствуем любую критику или сведения, которые помогут его разъяснить.

8. На высылке

Высылка сыграла положительную роль для консолидации национального самосознания крымских татар: в ситуации ослабленного (после смерти Сталина и расстрела Берии) властного прессинга возникло разветвленное национальное движение, способное к долговременному сопротивлению бюрократической государственной машине. Однако менялись и формы СК-переработки этноса: если в начале этого периода продвижение по социальной лестнице для крымских татар было полностью заказано, то затем власть предоставила отдельным представителям «социальные лифты», и к моменту заката советской системы обнаружилось, что крымские татары есть и среди физиков-теоретиков, и среди директоров республиканских архивов, и даже среди членов среднеазиатских ЦК партии — вполне лояльные советские люди.

В целом же, к началу массовой репатриации крымские татары превратились из социальных «аутсайдеров», которые даже в советские годы оставались преимущественно людьми сельскими, в урбанизированное население (по переписи 1989 года, 69% крымских татар проживало в городах), с одним из самых высоких процентов лиц с высшим образованием, преобладающей нацеленностью на изучение русского языка, постепенным занятием определенной социальной ниши (фактически они стали советскими «белыми воротничками»[43]), что привело к одному из самых высоких жизненных уровней по сравнению с другими народами Союза[44]. Все это, конечно же, можно считать результатом еще одного витка СК-переработки.

На фоне мифологизации Крыма и ничем не обоснованных ожиданий еще более лучшей жизни на исторической родине (что многими естественно понималось лишь как дальнейшее повышение своего жизненного стандарта) реальность, с которой столкнулись репатрианты в Крыму, оказалась для национальных ожиданий катастрофической.

9. Период 90-х гг. XX столетия

Ситуация, сложившаяся после репатриации, подробно рассматривается нами в 4-й главе исследования «СОЦИО-КУЛЬТУРНАЯ ПЕРЕРАБОТКА и КРЫМСКОТАТАРСКИЙ ВЫБОР», поэтому здесь мы обозначим только основные контуры проблемы.

Что сразу бросается в глаза, так это повторение сценария, уже разыгранного в годы Гражданской и Великой Отечественной войн, причем инициатором «де-жа-вю» вновь стала национальная интеллигенция: все те же предельные, непомерные требования, та же национальная замкнутость, приторное заигрывание с новыми «хозяевами» полуострова (на этот раз киевскими) с целью договориться о «разделе влияния»; повторяется даже история с алфавитом (переход на латиницу).

Репатриация — социально-политическая процедура, которая может привести как к возрождению национального самосознания с будущим культурно-политическим решением национального вопроса, так и стать частью беспощадного ассимиляционного процесса. На таких «развилках» особенна важна роль интеллигенции: ее ошибки ложатся проклятием на весь народ. Исходя из простых человеческих чувств, можно лишь сожалеть о том, что наблюдаемое всеми поведение национальной элиты с неизбежностью ведет к очередному витку ассимиляции, но необходимо отметить и куда более опасную тенденцию: это же поведение в течение последнего десятилетия несет заряд (потенциал) конфликта, способный накрыть очередной волной страданий весь крымскотатарский народ.

Так и хочется процитировать мудрые слова Д.С.Пасманика, редактора газеты «Таврический голос», обращенные к курултаевцам в 1918 году: «Вы не научились ценить действительную свободу, равную для всех, а под влиянием ваших неумных вожаков вы увлеклись жаждой власти, вас научили не нуждаться в братстве, а стремиться к господству, к диктатуре. Отсюда все зло! Жизнь, построенная на ненависти и беспощадной борьбе, заканчивается неизбежным деспотизмом и реакцией, будь то слева, или справа».[45]

Поэтому происходящее мы определяем не только как (а) очередную стадию СК-переработки, но и как (б) нарастающую угрозу очередной ассимиляционной волны в результате недальновидного поведения национальной элиты (причем этого вполне можно было избежать при правильно выбранной стратегии).


[1] Кабузан В.М. Население Крыма во второй половине XVIII в. — середине XIX в. // 3 глава монографии Института Российской истории РАН.

[2] Маркевич А. Краткий очерк деятельности генералиссимуса А.В.Суворова в Крыму.

[3] Вся эта прагматика вполне условна. По крайней мере, нам не известно, чтобы кто-то на цифрах показал, каким образом и насколько переселение 7% инородного населения могло подорвать экономику ханства, завязанную на грабеж (набеги и полон) и работорговлю. Столь сомнителен экономический выигрыш и от заселения новоприобретенных земель — переселить с затратами на одни земли, оголив другие… Совсем другое дело, если взглянуть на эти события сквозь призму СК-переработки новоприобретенной, достаточно специфической территории.

[4] Подробнее об этом см.: Измаил Мурза Муфтийзаде. Очерк военной службы крымских татар с 1783 по 1899 год (Из «Известий Таврической ученой архивной комиссии». 1899. № 30.)

[5] Эта готовность к сотрудничеству с врагами России всегда будет камнем преткновения в отношениях крымских татар с русскими.

[6] Кабузан В.М., там же.

[7] Кабузан, со ссылкой на Сергеева А.А. Уход таврических ногайцев в Турцию в 1860 году. ИГУАК, №49. 1913.

[8] Несколько искажает представленную картину тот факт (и на это указывает Кабузан), что 11,4 тыс.чел. не успели уехать в 1860 г. и выбыли в следующем, но в зафиксированных документами данных все эти люди были включены в состав переселенцев 1860 года.

[9] Что также внесло некую путаницу в статистику миграционных потоков.

[10] «Масса татарских селений опустела совершенно (более 600). Эмиграция шла особенно сильно в северных уездах; так, в Перекопском уезде из 320 селений было покинуто 278. Полагают, что тогда выселилось из Крыма 40; или даже 60% всего татарского населения. Причины эмиграции были те же: разорение, невежество, религиозные убеждения. Горных татар, — более культурных и более обеспеченных, эмиграция коснулась мало. В эти годы образовалось в Крыму наибольшее количество русских, немецких и др. поселений.» (Крым: Путеводитель. — Симферополь, 1914.)

[11] Кабузан, со ссылкой на Скальковского А. О ногайских колониях Таврической губернии. — Памятная книжка Таврической губернии. Вып.1. Симферополь, 1867.

[12] Что, кстати, было подтверждено участниками группы Национального движения крымских татар под руководством Юрия Османова, посетившей Турцию в 1993 году.

[13] Численность и расселение народов мира. М., 1962.

[14] Данные приводятся на основе расчетов Кабузана (Русские в мире...)

[15] Еще более радикальный, чем в Крыму, процесс шел во второй половине XIX века на Северном Кавказе. Порядка полумиллиона представителей горских народов Западного Кавказа и ногайцев покинуло эти земли, уйдя в 1860-65 гг. преимущественно в Османскую империю. Одновременно более 900.000 человек переселилось на освобождавшиеся земли из российского центра и Левобережной Украины (в Кубанскую область — 619,1 тыс., в Ставропольскую губернию — 156,7 тыс., в Терскую обл. — 92,3 тыс.). Кроме того, у жителей этих мест с их благоприятным климатом, соблазнительными условиями для земледелия и бодрящей дух вольницей — при отсутствии крепостнических пережитков — всю вторую половину XIX века наблюдался один из самых высоких в империи показателей естественного прироста (уступая только Новороссии). Так, с 1961 по 1900 гг. население России в ее современных границах за счет естественного прироста увеличилось на 27,7461 млн. чел., а Северного Кавказа — на 1,4201, что составило 5,1%. В то же время, в общем населении страны Северный Кавказ составлял в 1858 2,7%, а в 1897 — 3,1%. Доля русских на Северном Кавказе повысилась с 16,9 до 42,5%. В совокупности русские и украинцы достигали в 1858 г. одной трети, а в 1897 г. — трех четвертей населения всего описываемого региона. (Кабузан В.М., там же.)

[16] «Последняя вспышка татарской эмиграции была в 1902-03 году, когда временами ежедневно отправлялось в Турцию до 600-800 татар.» (Крым: Путеводитель. — Симферополь, 1914.)

[17] Кабузан В.М., там же.

[18] Кабузан В.М., там же.

[19] Зарубин А.Г., Зарубин В.Г., там же.

[20] Член Первого курултая и национального правительства, организатор Крымского революционного штаба, лидер «непримиримых». С 1918 в эмиграции. Дожил до 1960-го года, умер в Стамбуле.

[21] Зарубин А.Г., Зарубин В.Г., там же.

[22] В конце 80-х — начале 90-х один из самых ярких лидеров Национального движения крымских татар, буквально растерзанный осенью 1993 года, накануне президентских выборов в Крыму.

[23] Арекет, №10, 29.11.1994.

[24] Все повторится 20 лет спустя: в апреле 1942 г. «группа членов Симферопольского МК (Керменчикли Ильми и др.) разработала устав и программу Крымского татарского комитета, используя программные требования «Милли Фирка»: 1. Восстановление в Крыму деятельности «Милли Фирка». 2. Создание самостоятельного татарского национального государства под протекторатом Германии. 3. Создание татарской армии. Устав и программа комитета были направлены в Берлин, но утверждения не произошло. В Крым направлено предложение распустить Симферопольский МК и организовать в городах и районах местные комитеты с подчинением СД на правах отделов по агитации и пропаганде среди татарского населения. В Симферопольском Мусульманском комитете прошли перевыборы правления.» (Ефимов А.В. Некоторые аспекты германской оккупационной политики в отношении крымских татар в 1941-1944 гг.)

[25] Зарубин А.Г., Зарубин В.Г., там же.

[26] Зарубин А.Г., Зарубин В.Г., там же.

[27] Зарубин А.Г., Зарубин В.Г., там же.

[28] Зарубин А.Г., Зарубин В.Г., там же.

[29] Образована постановлением ВЦИК и СНК РСФСР 18.10.1921 г. как часть РСФСР в границах Крымского полуострова. Считается, что Конституция Кр.АССР отменяла все существовавшие ранее национальные и национально-религиозные привилегии и ограничения, утверждая территориальный принцип построения республики.

Крымская АССР стала фактом национальной политики Советов доиндустриального периода развития. Когда страна приступила к ускоренной модернизации с целью совершения догоняющего индустриального рывка (особенно в его второй фазе — научно-технической, когда понадобились физики-теоретики), когда понадобился один язык и единая школа, — тогда политика коренизации уступила место совсем другой политике.

[30] Крым: Путеводитель. — Симферополь, 1914.

[31] Червонная С. Татарский Крым в пламени второй мировой войны // Голос Крыма, №25 (344), 16.06.2000.

[32] «В июне 1942 г. Альфред Фрауенфельд направил на имя А.Гитлера обширный меморандум о будущем устройстве Крыма, в котором он предложил переселить в Крым немецкое население из Южного Тироля. 2 июля 1942 г. Гитлер заявил, что считает это предложение весьма полезным. Также предполагалось разместить на полуострове 140 тысяч немцев из Трансистрии и 2 тысячи немецких переселенцев из Палестины. Однако впоследствии решено было использовать заднестровских немцев для германизации всей Украины. В предложениях о преобразовании Крыма в 1942-43 гг. недостатка не было: так, руководитель Трудового фронта и шеф организации «Kraft durch Freude» Роберт Лей предлагал превратить полуостров в гигантский курорт для немецкой молодежи.» (Ефимов А.В., там же).

[33] Даже несмотря на то, что условием вступления Турции в войну на стороне Германии было обещание германской администрации о том, что «после окончания военных действий в Крыму будет сформирована администрация, в которой бы в значительной степени участвовали крымские татары… В июле 1942 г. германское руководство окончательно отказалось от плана представления крымским татарам самоуправления. 27 июля в ставке «Вервольф» во время ужина с постоянным представителем МИД бригаденфюрером Вальтером Хевелем А.Гитлер заявил о своем желании «очистить» Крым». (Ефимов А.В., там же.)

[34] До марта 1942 г. немцам удалось завербовать для участия в полицейско-карательных операциях для борьбы с партизанами и советской армией 20 тыс. человек из числа крымских татар (на это указывают и Кабузан, и Ефимов) — вероятно, о них же речь идет, когда упоминаются «крымскотатарские батальоны, сражавшиеся под Берлином и в Альпах» (Червонная). Заметим, что переписью 1939 г. в Крыму было учтено порядка 220 тыс. крымских татар; произведем простой расчет: естественный прирост за два последующих предвоенных года вряд ли составил более 10-ти тысяч; примерно половину этого числа составляли женщины — это /-115 тыс.; по утверждению современных крымскотатарских СМИ, порядка 50 тыс. крымских татар было призвано в армию и сражалось на фронтах; из оставшихся примерно 65-ти тысяч крымских татар мужского пола, понятное дело, немалую долю составляли несовершеннолетние дети и глубокие старики; таким образом, получается, что едва ли не все оставшееся на полуострове здоровое мужское население сотрудничало с оккупационными властями. Как иначе это можно назвать, если не подлинным расколом нации?!

А.В.Ефимов (там же) приводит не столь умозрительные, как наши, данные, однако вывод из его расчетов можно сделать аналогичный: «Работа вербовочных комиссий завершилась в феврале 1942 г. Благодаря их успешной деятельности в 203 населенных пунктах было зачислено около 6.000 человек и в 5 лагерях для военнопленных — около 4.000 человек (в Николаеве 2.800 чел.); всего около 10.000 добровольцев. К 29 января 1942 г. в германскую армию рекрутировано 8.684 крымских татар, остальные были разделены на маленькие группы по 3-10 человек и распределены между ротами, батареями и другими войсковыми частями, дислоцировавшимися под Севастополем и на Керченском п-ове. Также, по данным Симферопольского Мусульманского комитета, старосты деревень организовали еще около 4.000 человек для борьбы с партизанами. Кроме того, около 5.000 добровольцев предстояло позже убыть для пополнения воинских частей. Согласно германским документам, при численности населения около 200.000 человек, крымские татары «выделили» в распоряжение германской армии около 20.000 человек. Если учесть, что около 10.000 человек были призваны в Красную Армию, то можно считать, что все боеспособные татары в 1942 г. были полностью учтены.»

[35] Что касается риторики “возрождения народных школ” и т.п., можно сослаться на тот же “Голос Крыма” (№43 (362), 20.11.2000), где в статье С.Берберова “Размышления по поводу двух “не круглых” дат” приводятся следующие данные, касающиеся положения дел в Кр.АССР в 1920-30-е гг.: “Крымскотатарский язык получил на полуострове статус государственного наряду с русским. Уже к середине 20-х годов численность неграмотных среди крымских татар уменьшилась в 8-10 раз, они составляли более половины слушателей и студентов в сети подготовки и переподготовки педагогических работников, был создан и специальный татарский педтехникум. В 1930 году созданы национальные сельсоветы, из которых татарских — 144. И, наконец, тогда существовали пять крымскотатарских районов: Судакский, Алуштинский, Бахчисарайский, Ялтинский и Балаклавский… Нельзя не отметить и рост национального издательства. Например, в 1927-28 годах Крымгиз выпустил литературы на крымскотатарском языке 1.255.333 листа, в то время как на русском — 443.757…”

[36] Ефимов А.В., там же.

[37] Ефимов А.В., там же.

[38] С весны 1942 — орган Мусульманского Комитета Крыма, провозглашающий на своих страницах лозунг «Единство — в языке, мышлении и вере».

[39] Червонная С., там же.

[40] Червонная С., там же.

[41] Около 210 тыс. крымских татар; 21 тыс. греков; 15 тыс. болгар; 13 тыс. армян и др.

[42] К началу лета 1944 г. в Крыму остались лишь русские, украинцы и евреи; всего — около 380 тыс. (по Кабузану, там же).

[43] Таким образом, крымские татары заняли промежуточную нишу между «туземным» населением и «белым» — ситуация, в истории народов не столь уж редкая: например, подобную нишу заняли индусы в ЮАР, превратившись в массовую прослойку клерков и не желая ни смешиваться с черными, ни конкурировать с белыми.

[44] Вяткин А.Р. Миграционные процессы и проблемы адаптации // Крымские татары: проблемы репатриации. (Под ред. А.Р.Вяткина, Э.С.Кульпина) — М., 1997.

[45] Зарубин А.Г., Зарубин В.Г., там же.


Выводы

Что касается СК-преобразования территории Крыма, то основной результат его — превращение полуострова в русскокультурный анклав.

Что касается СК-переработки самих крымских татар, налицо следующие изменения:

1.      Трансформация системы расселения: создание нового каркаса городов, изменение специализаций и административных ролей существовавших населенных пунктов, что привело к принципиальной трансформации всей системы расселения и в конце концов (после репатриации) — к концентрации крымских татар в основном в «магистральных» и пригородных поселениях (возникшие после репатриации крымскотатарские населенные пункты в основном расположились вокруг городов и вдоль ключевых транспортных артерий полуострова, что подтверждает потребность переселенцев в урбанизированных формах жизни).

2.      Принципиальное изменение хозяйственной специализации: от набегов и работорговли, затем животноводства и садоводства к «белым воротничкам» (современная ситуация лишь свидетельствует о неспособности Украины творчески переработать наследие «старшего брата», в результате чего крымские татары вынуждены осваивать нехарактерные для них роли рыночных торговцев и мелких земельных собственников[1]).

3.      Изменение социальной структуры общества: уничтожение традиционного сословно-родового характера крымскотатарского общества; деградация институтов и механизмов местного самоуправления; возникновение нуклеарной семьи, следование иным стандартам демографического поведения (повышение возраста вступления в брак, снижение норм детности).

4.      Вписывание в пространство русской культуры: поголовное русскоязычие, появление специфической для России социальной прослойки — интеллигенции[2], включение в пространство русской (научной, инженерно-технической и пр.) мысли.

Результаты СК-переработки этноса:

1. Этнос слит.

Первые периоды освоения, особенно миграция 1859-61 гг., привели к тому, что ногайцы как отдельная общность степной части Таврической губернии и других образований Северного Причерноморья исчезли, превратившись в субэтническую группу крымских татар. Слияние близких (тюркских) общностей стало первым этапом СК-переработки. Кстати, это пример того, как более слабый этнос абсорбируется более сильным и не обязательно это должен быть «этнос» СК-доминант — русский (аналогичный пример — с чувашами, которых в XVIII в. легко ассимилировали казанские татары, тем самым увеличив численность своей группы).

Второй этап — уничтожение субэтнических особенностей внутри крымскотатарского этноса. Так, именно связка депортация-репатриация привела к утрате субэтнических особенностей. До депортации исследователи различают три субэтнические группы — степные (ногайцы), горные или предгорные (тат или татлар), южнобережные (ялыбайлю) татары; после репатриации все группы оказались перемешаны, их различия по факту стерты (во всяком случае, пока никак не проявились — ни в хозяйственных специализациях, ни в системе расселения).

Остается открытым вопрос: уменьшение внутреннего разнообразия — это свидетельство дальнейшего снижения потенциала народа в его противостоянии процессу ассимиляции или, напротив, консолидации в целях более успешной этнической мобилизации?

2. Расширен ареал распространения этноса: «от Москвы до самых до окраин» (крымские татары теперь свои не только в Крыму, но и в Новороссийске, Москве и Средней Азии, где на сегодня проживает многочисленная диаспора). Этнос фактически вписан в российское социо-культурное пространство.

3. Внедрен иной стандарт мобильности этноса, изменился («расщепился» — Турция, Россия, Средняя Азия) вектор миграционных потоков.

4. Этнос приобрел качества носителя русской культуры. Произошла прокультурация, в результате которой был совершен полный отход от традиционных социальных стандартов и структуры.

 


[1] История с рас-(и пере-) паеванием.

[2] В том качестве, в каком это не характерно ни для западного мира, ни для мира ислама.

Актуальная репликаО Русском АрхипелагеПоискКарта сайтаПроектыИзданияАвторыГлоссарийСобытия сайта
Developed by Yar Kravtsov Copyright © 2016 Русский архипелаг. Все права защищены.