Версия для печати

Постколониальное развитие: особенности, опасности, возможности перспективы (Кавказский вариант)

Если рассматривать историческое развитие как капитализацию, то есть существенное удорожание территориальных ресурсов страны и интеллектуальных ресурсов социума, то мы сможем выявить и описать 2 наиболее общие модели этого процесса для его субъекта а именно: государство, политическая нация, бизнес — сообщество или интеллектуальная элита вынуждены либо колонизировать территорию и социум, либо принимать условия колонизации извне. Вся известная история развития государств, наций, идей и экономических систем — это история колонизации, рассматриваемая или с позиций подчинения, или с позиций подчиненности. Если допустить, что глобализация является продолжением некоей исторической функции или тенденции, то эта тенденция, предстоящая глобализации, и будет колонизацией. С древнейших времен до сегодняшнего дня неизбежно проявлялась идея общественного сознания о превосходстве одной культуры ( якобы цивилизованной) над другой ( якобы варварской), что неизбежно вело к стремлению в политике утвердить этот приоритет на более длительный срок. При этом критерии сравнения одной культуры по отношению к другой опять же определялись односторонне, исходя из заранее заданного приоритета собственного превосходства.

Вавилон колонизировал территорию от Персидского залива до Западного побережья Средиземного моря, корабли Афин и Милета дошли до Таврии и Колхиды, Александр Македонский довел свои войска до Египта, Памира и Индии — некоторые исследователи утверждают, что даже до Китая, Московия за шестьдесят семь лет прошла от Урала до Охотского моря, Китай колонизировал громадные пространства от Саян и Памира до Малакки и Индонезии, вся Латинская Америка говорит по-испански и по-португальски, в Британской империи не заходило солнце. Все эти колониальные процессы имели свои системные особенности, а завершением каждого колонизационного этапа становилась фаза постколониального развития, которая, в свою очередь, готовила и создавала условия для осуществления этого процесса на новом уровне.

К системным особенностям колонизации можно отнести три фактора, очень тесно взаимосвязанных друг с другом. Это факторы территориальный, экономический и демографический. Рассмотрим каждый из них.

Фактор территориальный. Имеется в виду тот предел территории, до которого социо-экономическая система способна развиваться под контролем государства или предпринимательского сообщества. Для Греции таким пределом стала территория от Македонии до островов Эгейского моря, на которую распространялась власть городов-государств, которые понимали язык друг друга и признавали право гражданства. Однако, по мнению большинства историков, уже к седьмому веку до нашей эры эти территории начали испытывать продовольственные проблемы, прежде всего — недостаток хлеба. Возникла необходимость расширения территории за пределы уже известной Ойкумены, туда, где говорили на других языках, исповедовали других богов и соблюдали иные обычаи, объяснить которые было очень затруднительно. Государство уже не могло в полной мере управлять этой территорией, и управление передавалось сначала предпринимательскому сообществу, которое было значительно менее ограничено в том, что называется соблюдением законов и лояльностью к правящей элите. Именно они и были главным колонизаторским контингентом, осуществлявшим колониальную политику страны. По мере «оседания» на отдаленных торговых форпостах там формировался новый социум, формировавшийся на ценностях межкультурной коммуникации и функционального общежития с носителями иной культуры. Так формировался колонизационный контингент, который осуществлял обеспечение возможностей господства колониальной культуры, но при условии ее адаптации к новым условиям. Главным из этих условий должна была быть ее привлекательность для местных жителей, ее известное преимущество по сравнению с автохтонной. Греки добивались этого условия прежде всего своими экономическими возможностями, а также за счет укоренения в общении своего языка, который стал к тому времени мировым и сохранил это качество более чем на тысячелетие. Бывали, впрочем, и другие варианты: если экономический ресурс колонизуемой территории требовал немедленного освоения, территорию просто завоевывали, оккупировали, и местное население, если оно не принимало приоритетов колонизаторов — а чаще всего так оно и было — попросту уничтожалось. Примерно так колонизировалась вся Латинская Америка. У территориального фактора была еще одна очень важная особенность, которую в разное время подметили Фернан Бродель, Евгений Тарле и сибирский ученый XIX века Н.Ядринцев, а именно: территории очень часто становились ареной столкновений различных колонизационных потоков. Такими, например, стали территории Юго-Восточной Азии, подвергшиеся одновременной колонизации арабской и китайской, таким был Памир, колонизуемый практически одновременно с разных сторон Китаем и Россией. В любом случае, была ли эта территория подвластна какому-нибудь государству или племенной знати, политическая элита в нем существовала, и от того, чью сторону она примет, во многом зависел исход колонизационного процесса. Наконец, еще одной особенностью территориального фактора была его транспортная конкурентность. В этом смысле если территория была кратчайшим расстоянием между двумя экономическими мирами, ее шансы как колониального приза становились многократно выше.

Если рассмотреть историю колонизации Кавказа с учетом территориального фактора этого процесса, картина получится следующей. Процедура колонизации была значительно облегчена тем обстоятельством, что закавказская Грузия вошла в состав Российской империи по собственному желанию, явственно начертив вектор колонизационного процесса. Удержание Закавказья так или иначе требовало обеспечение влияния на Северном Кавказе, влияния прежде всего военного. Результат был достигнут, но через 60 лет. Кавказская война как внутригосударственный конфликт вряд ли может быть квалифицирована как гражданская война, но в ходе ее в обществе появились и новое понимание взаимоотношений общества и государства, и признание новых, ранее неизвестных ценностей, впоследствии получивших общее название толерантности.

 Кавказ практически всегда в осязаемой истории был либо связующим звеном, либо полосой отчуждения между великими мировыми цивилизациями: эллинской и персидской, турецкой и российской, британской и российской. Каждая из этих стран преследовала свои цели на Кавказе, причем приоритет этих целей по времени менялся. От религиозной экспансии общих ценностей до прямого военного вторжения и экономической экспансии в интересах того или иного мира-экономики. Колонизация Кавказа с точки зрения его территориального фактора практически всегда была колонизацией военной, интерес в его экономическом развитии появился только в последней четверти девятнадцатого века, после начала интенсивной эксплуатации нефтяных месторождений. Иными словами, Кавказ — как и Дальний Восток, как и юг Средней Азии и Памир — более всего нужен был как плацдарм размещения военной силы для противостояния попыткам такой же колонизации со стороны потенциальных колонизаторов-конкурентов, в первую очередь Турции и Великобритании. Его роль сохранялась в этом качестве вплоть до 1941 года, то есть до введения советских войск в Иран.

Фактор экономический. Наиболее удачно этот колонизационный фактор определил английский экономист девятнадцатого века Ричард Мигль : «Вывоз работников и капитала из старых стран в новые, оттуда, где они имеют меньшую, туда, где они имеют большую производительную силу, что увеличивает сумму богатств старой и новой страны». Потребность в рыночном пространстве, в контроле над важнейшими торговыми магистралями, над источниками сырья — особенно стратегического — во многом определяет вектор колонизации. Испания, сумевшая на сто с лишним лет стать главным поставщиком серебра в Европу, определяла практическую возможность торговли с Дальним Востоком, где финансовым металлом было именно серебро. Польша практически сто лет была главным экспортером хлеба в Европе — только за счет колонизации громадных и прежде пустовавших территорий Волыни, Подолии и Прикарпатья. То же самое касается экономического интереса России в колонизации Сибири, поскольку именно Сибирь была главным источником мехов — главного экспортного товара страны в течение многих веков. Экономическая привлекательность Кавказа к моменту начала его колонизации была очень незначительной, поскольку практически весь производимый там продукт внутри Кавказа и потреблялся. Однако экономическая возможность контроля важнейших торговых путей в Персию через Каспий придавала значение и этому фактору колонизации. Финансовые вложения в Кавказ в первое время обеспечивали исключительно военные нужды, начиная со строительства Военно-Грузинской дороги и заканчивая Батумским портом. Капитализация Кавказа началась достаточно поздно, и темпы ее были совсем незначительными до начала нефтяного бума девяностых годов.

Фактор демографический. Мир-экономика, как отмечал Фернан Бродель, ограничен помимо территории и экономической инфраструктуры еще и оптимальным количеством собственников материальных ресурсов. Это оптимальное количество является неким отношением потенциальных и реальных собственников имущества, при котором смена собственника происходит не настолько часто, чтобы это могло нанести вред экономической стабильности. Государство и предпринимательское сообщество прилагали значительные усилия к тому, чтобы обеспечить экономическую стабильность собственности. Известно множество государственных актов и цеховых кодексов, которые жестко регламентируют право наследства и сохранение значительных ресурсов, гарантирующих высокую прибыльность и налоговую значимость. В силу этого обстоятельства в каждой социальной системе на разных этапах ее развития возникают социумы, которые в сложившихся условиях данной территории и экономики не могут получить достаточного количества материальных ресурсов для нормального существования, не говоря уже о социальном развитии. Такие люди заинтересованы в переселении на новое место жительства, а государство заинтересовано в том, чтобы вывести их за пределы своего мира-экономики, но при этом сохранить в поле своего властного влияния. Возникает колонизационный социум, который на Кавказе назывался казаками, в Америке — пионерами, в Сибири — землепроходцами. Их укоренение на новой территории обеспечивает с одной стороны освоение колонизируемого пространства, с другой — тесную связь с метрополией. Однако в колонизации Кавказа этот фактор оказался едва ли не роковым. Из-за достаточно высокой плотности населения и крайне незначительных земельных ресурсов закрепить себя в новом мире-экономике смогли только первые поселенцы, да и тем приходилось пахать с винтовкой за плечами. Демографическая напряженность, конфессиональная и национальная чересполосица, наличие множества лидерствующих элит на незначительном политическом пространстве во многом затрудняло процесс колонизации. Казачество — как поселившееся на Кавказе в шестнадцатом веке, так и расселенное уже после турецких войн на Кубани и Тереке — постоянно ощущало демографический прессинг как со стороны автохтонов, так и со стороны новопришлых поселенцев, которые устремились на Кавказ после отмены крепостного права. Демографический фактор колонизации во многом стал миной замедленного действия, которая взрывалась всякий раз, когда государство не могло военной силой обеспечить реальность своего влияния.

Колонизация как правило объяснялась мессианскими задачами: либо приобщение к истинной вере и «цивилизованной» культуре, либо пресловутый экономический прогресс, когда «развитые» страны могут «более эффективно» использовать природные и социальные ресурсы колонизируемых территорий и социумов. В такой ситуации у колонизируемого социума был довольно жесткий выбор: либо ассимиляция в культуру метрополии на условиях определенного социо-культурного консенсуса (главным образом это сохранение религии и прав национальной элиты), либо физическое истребление. Был еще один выход, достаточно редкий, но на Кавказе имевший место: исход с исторической родины.

         Интересы сначала Московии, а затем Российской империи на Кавказе формировались как раз в период, когда территориальная колонизация и военная экспансия были единственной формой государственного развития. Заметим: колонизация Кавказа и Сибири началась примерно в одно время — на закате царствования Ивана Грозного. Пик колонизационных процессов пришелся на расцвет колониальных захватов, при этом Кавказ стал яблоком раздора между Российской и Британской империями, таким же, какими впоследствии стали Дальний Восток и Средняя Азия.

Инструментом колониальной политики были армии, поэтому первый фазис колонизации — колонизация военная. Главным статусным сообществом, осуществлявшим колонизацию Кавказа, было казачество. Именно казакам приходилось выполнять главные функции колонизатора: водворение, хозяйственное освоение и военная защита новых территорий и формирование социо-культурного консенсуса с местным социумом. В известной мере это удалось, что отмечалось и исследователями, и писателями дореволюционного периода. Однако состояние «завоеватели — покоренные горцы» оставалось в общественном мнении превалирующим до самого крушения Российской империи, при этом господствующее положение «завоевателей» по отношению к «завоеванным» утверждалось еще и экономическими привилегиями — прежде всего землевладением и гарантией государственной защиты. Упразднение казачьего сословия наравне со всеми другими сословиями России в 1917 году создало определенные возможности для примирения, однако ненадолго. Стремление выйти из статуса «покоренных» сначала Российской империей, а затем советской властью оставалось главным мотивом политического действия и главным принципом социальной организации северокавказских народов. Для утверждения этой точки зрения в общественном сознании и подсознании как нельзя более применимо то, что принято называть «национальными традициями» и «традиционным правом». Причем это было присуще и остается присущим обеим сторонам: и наиболее консервативной части казачьего сообщества, считающего себя правопреемниками завоевателей Кавказа, и национальным традиционалистам, утверждающим, что родовые адаты важнее Российской Конституции. Для уравнивания сторон в противостоянии казаки современной России нашли довольно своеобразный выход, а именно — попытки самоопределиться как этнос (или как субэтнос русского этноса), что еще более запутывает дело. К уже имевшимся этническим лидерским элитам добавляются новые, претендующие на то или иное политическое самоопределение, начиная с социокультурной автономии и заканчивая возрождением дореволюционного статуса казачества. При этом казачьи сообщества, сами того не замечая, начинают постепенно закрываться от общества, теряя тем самым общественную поддержку. И некоторые политические силы этим умело пользуются.

Однако с такими же проблемами в разное время встречались все метрополии — и Франция, и Великобритания, и Голландия. Мы по уже устоявшейся российской традиции испытываем все эти проблемы с некоторым запозданием. И есть смысл поучиться тому, что является постколониальным развитием определенных территорий.

Прежде всего, это признание того факта, что колонизация имела место. Именно это условие делает возможными рассуждения о необходимости перехода к новому, постколониальному этапу взаимоотношений. Здесь кроется несколько сложностей. Прежде всего, отрицательная окраска самого слова «колонизация». Однако колонизация — не есть просто завоевание или покорение. Это перемещение значительного демографического ресурса оттуда, где он стоит дешевле, туда, где он стоит дороже — то есть по сути капитализация социума, что является бесспорным фактором развития. Именно таким путем формируется и новый человеческий капитал, и новая политическая элита — пусть даже противостоящая «поработителям». Интересно отметить, что новая элита вынуждена принимать как минимум язык «колонизаторов», что дает ей возможность заявить о себе достаточно широко и весомо. То есть колонизация так или иначе дает возможность выйти из замкнутого социума в открытое сообщество.

Постколониальное развитие — это по сути новая капитализация уже сложившегося социального ресурса, прежде всего интеллектуального продукта и форм социальной организации. Очевидно, именно эту задачу и пытаются решить сторонники глобализационных трансформаций. При этом именно капитализация социума, возникновение новых типов человеческого капитала и возникающие как продукт этого процесса антропотоки и есть главный постколониальный вызов современного мира. Обратное перемещение значительных масс людей, стремящихся произвести «обратную» колонизацию более развитых территорий — то есть тех, где они как трудовой ресурс стоят дороже — порождает значительные проблемы и для переселенцев, и для территорий их устремлений. При этом до тех пор, пока не возникнет возможность их занятости на месте проживания, причем с гарантиями не только устойчивого дохода, но и сохранения национальной идентичности — эта проблема будет разрастаться и постепенно трансформироваться в серьезную угрозу социальной стабильности. Примеры удачной реализации модели постколониального развития служат «азиатские драконы»: Малайзия, Корея, Таиланд, Индонезия. Но для осуществления этой функции на Северном Кавказе необходимо пересмотреть очень многие устоявшиеся позиции, утвердившиеся в общественном сознании мифы — многие из которых давно утратили свое значение. Вопрос в том, готовы ли участники этого процесса к разрушению этих мифов в собственном сознании и формированию на их месте новых, в которых будут существовать носители новых, общих ценностей, так сказать «герои завтрашних дней». Началом такой работы могло бы стать написание новой энциклопедии «Большой Кавказ» (название условное), в которой будут отображены основные этапы и проблемы региона и социума в свете новых исторических реалий — в частности, того, что новая попытка колонизации Кавказа, на этот раз колонизации духовной, уже заявила о себе в полной мере и угроза ее дальнейшей экспансии будет сохраняться в дальнейшем. Видимо, следует вести речь о формировании новой региональной элиты, способной сформировать единые критерии оценок культурной самобытности, государственной принадлежности и предпринимательской ментальности. Ее воспитание и обучение — дело не одного десятилетия, при этом мир не будет стоять на месте. И попытки сохранить традиционные сообщества, примером чего может служить длящаяся 12 лет ролевая игра, именуемая «возрождением казачества», могут лишь ограничить возможности развития. Новые элиты не ставят перед собой задачи установить социальное партнерство в интересах будущего поколения, отстаивая либо интересы прошлых исторических эпох, либо сиюминутные интересы определенной части социума.

Постколониальное развитие по отношению к России звучит несколько неожиданно и не совсем привычно. Как сказал в свое время один из выдающихся сибирских ученых Григорий Потанин, колония — есть памятник народно-исторической творческой работы и способностей народов. История освоения громадной территории не может быть ничем иным, кроме ее колонизации. Можно с известной долей уверенности предполагать, что одним из стратегических направлений развития территории и социума является капитализация имеемых материальных и интеллектуальных ресурсов новыми, инновационными методами — по сути, новая колонизация Кавказа в интересах его самого, Российской Федерации и мирового сообщества.