Версия для печати

Массовая культура как способ видения будущего

Понятие массовой культуры достаточно расплывчато: даже в Америке, которую считают ее родиной, нет единых критериев оценки этого явления: Бодрияр и Фукуяма определяют ее в совершенно разной терминологии и методологии. Однако на уровне стереотипа массовая культура воспринимается как нечто противостоящее культурам национальным, классическим и традиционным. Как принято считать, массовая культура порождена обществом потребления, условия для возникновения которого сформировались менее ста лет тому назад. С этой точки зрения романы викторианской эпохи или новеллы Возрождения таковой культурой не являются, поскольку были ориентированы на некую элиту, сложившуюся к моменту их возникновения. Функция их состояла в формировании неких ценностей, способных стать нормой поведения, а впоследствии — традицией, которая и является основой сохранения той или иной культурной формы. В этой связи массовая культура рассчитана не на элиту, а на толпу, нетребовательную к своим ценностям и запросам, она разрушает идеалы аристократической добропорядочности, низводит к примитиву высокий штиль предшествовавших эпох. Наиболее привычная форма воплощения массовой культуры — реклама, сериалы, коммерческое кино, карманная литература, где действуют одинаковые персонажи, воссоздаются примитивные коллизии и проповедуются низменные инстинкты сегодняшнего дня. Эта культура не думает о вечном.

Так — или примерно так — рассуждают о массовой культуре очень многие наши соотечественники. Об американизации нашего кинематографа, о примитивизме книжной макулатуры, издаваемой сотнями тысяч экземпляров, об утере высоких идеалов национальной русской культуры говорят и пишут очень много. Вместе с тем, скрепя сердце, вынуждены признать, что именно в эту сферу приходят самые значительные инвестиции, — как следствие, в массовой культуре действуют самые дорогостоящие специалисты, причем их цена год от года возрастает. Это косвенно подтверждает, что массовая культура способна не только поглощать средства, но и производить продукт, то есть вовлекать инвестиции в оборот, приносящий прибыль. Зададимся вопросом: а что, собственно, является продуктом этой системы, за что готовы платить инвесторы? И что они готовы заказывать этой системе? За что будут платить авансом, в кредит?

В предшествующих номерах «Со-общения» не раз поднимался вопрос о необходимости создания системы коммуникаций между предпринимательским сообществом и обществом как таковым — в данном случае называть его гражданским не совсем уместно, это из терминологии другой деятельности. Как мне кажется, именно массовая культура призвана решить эту задачу наиболее эффективно: быстро и с приемлемыми затратами, поскольку возникла она в эпоху расцвета массовых коммуникаций. Вложение капитала в массовую культуру — это плата за тот образ будущего, который эта культура способна создать, утвердить как ценность и закрепить в общественном сознании. Проблема предпринимательского сообщества в том, что в нем самом пока не закрепились те ценности, которые должны быть внесены в общественное сознание. Проще говоря, идеологии собственной стратегии предприниматели не осознают. Массовая культура современной России либо принимает уже отработанные — и порядком истасканные — американские образцы, или пытается создать собственные по их меркам и шаблонам — та же компьютерная Масяня без комплексов. Формируя, главным образом, общество потребления образца Соединенных Штатов Америки примерно 1956 года, когда цены на телевизоры стали приемлемыми для среднего американца. Причем американскую массовую культуру это более чем устраивает: ее продукция будет иметь длительный и гарантированный сбыт.

Однако здесь есть одно «но». Роль Америки как фабрики грез начинает постепенно снижаться. Американский образ жизни далеко не везде воспринимается как единственно правильный, а в некоторых обществах он даже не воспринимается как приемлемый — как, например, в мусульманских странах. Стало быть, массовую культуру ждет кризис, близкий к тому, который имел место в середине шестидесятых, воплотившись в движение хиппи. Первые признаки такого кризиса видны уже хотя бы в том, что массовая культура начинает постепенно элитаризовываться, отступая от общепринятого стереотипа собственного восприятия и пытаясь таким образом этого кризиса избежать. Наиболее наглядный тому пример — фэнтэзи. Это уже далеко не культура толпы, но и назвать ее национальной или традиционной не получается. То есть это некая переходящая стадия к новой культуре, или, если угодно, первые локус, архетипы восприятия будущего в форме фантазийного образа. Например, идея формирования новых этносов, высказанная во «Властелине колец», более чем прозрачный намек на реальные процессы, происходящие в обществе, причем процессы эти стараются не замечать, поскольку сам факт их осуществления выходит за рамки общепринятого понимания исторических процессов. Считается, что время национальных государств и политических наций, порожденных, как правило, предшественниками — этносами, безвозвратно уходит в прошлое. То же самое относится к созданию новых норм этики взаимоотношений, новых религиозных догм, новых ценностей информационной эпохи. И фэнтэзи — лишь один из множества примеров такого «проецирования» будущего.

Подробный разговор на эту тему состоялся в Санкт-Петербурге, на конференции «Административные системы управления будущим», проходившей 25-26 сентября этого года. В ней принимали участие не только управленцы, исследователи, ученые, но и писатели-фантасты, студенты и аспиранты петербургских ВУЗов, издатели и бизнесмены. В ходе обсуждения докладов и сообщений, прозвучавших на конференции, отчетливо выявились несколько важных тем, о которых есть смысл поговорить подробно.

Прежде всего, участники конференции согласились с выводом относительно управляемости образом будущего, как базовым процессом собственно управления.. Поскольку именно воображение способно создать тот идеал, к которому будут устремлены реальные действия — в том числе и управленческие, именно он и является главным предметом идеологического действия. При этом мы попадаем в ситуацию, когда образ будущего отдельных социальных групп и индивидов не всегда совпадает с образом будущего, формируемого государственной властью. Мало того, многие социальные группы не мыслят для себя никакого образа будущего вообще, предпочитая принять тот, который может быть создан кем — то на основе защиты всеобщих интересов и всеобщего блага. Политика, работающая с социальным сознанием, именуется идеологией, и сегодня эту составляющую стратегии развития государство осуществляет чрезвычайно слабо. Общество полусознательно осуществляет скорее антиидеологию, пытаясь по мере сил и возможностей защитить себя от всепроникающего влияния новых культурных стандартов, о которых говорилось на предыдущей странице. Предпринимательское сообщество в этой сфере себя никак не позиционирует: ни стратегии, ни идеологии предпринимательства в современной России нет. Как следствие, нет национальной идеи, нет критериев и принципов культурного отбора, нет специалистов, способных об этом говорить. В этой ситуации управление будущим берут на себя люди искусства, люди творческие, способные фантазировать и работать с образами. К слову, выяснилось, что теория образа разработана всего лишь в двух-трех театральных и художественных ВУЗах, поэтому даже начал методологии работы с этим «объектом» у управленцев нет. Функция деятелей культуры, таким образом, определяется хоть и забитым, но совершенно справедливым определением «бойцов идеологического фронта» — хотя мне больше по душе «предприниматели на ниве идеологической конкуренции»,— по крайней мере, конкуренция звучит не так кровожадно. Делая первый вывод, отметим: КОНКУРЕНЦИЯ ОБРАЗОВ БУДУЩЕГО И ЕСТЬ ГЛАВНЫЙ ПРОЦЕСС, ОСУЩЕСТВЛЯЕМЫЙ В РАМКАХ ТОГО, ЧТО НАЗЫВАЕТСЯ МАССОВОЙ КУЛЬТУРОЙ — это отметили многие участники в своих выступлениях.

Теперь попробуем разобраться с шоу-бизнесом, который, без преувеличения, можно назвать главным инструментом массовой культуры. Помимо множества непоняток, происходящих внутри этой очень капитализированной системы, существуют очень ясные и совершенно конкретные деятельности, направленные на подчинение общественного восприятия конкретной задаче — например, позиционированию себя в пределах какой-то мега-культуры: рока, рэпа, эстрады, классики, модерна, постимпрессионизма и тому подобное. Шоу-бизнес — это не только концерты раскрученных звезд, это и художественные выставки, и музейные туры, и рекламные фестивали. Образы, формируемые им в общественном сознании, в известной мере приуготовлены предшествующим восприятием тех, кто их олицетворяет: популярный певец, поющий гимн Украины — к слову, очень красивый и напевный, с легко запоминаемым текстом — сильное средство воспитания национального патриотизма. Точно также популярный художник, подписывающий громкое политическое заявление, привлекает к нему — заявлению — внимание собственным именем, как торговой маркой. Шоу бизнес имеет сильнейшие средства воздействия на общественное сознание, сильнейшие возможности управления им — чему подтверждением служат любые выборные кампании по всей России.

То есть, имея столь сильный механизм воздействия, нужно соблюдать немалую осторожность при обращении с ним — это тоже была одной из тем, которую обсуждали на конференции. Речь шла о внедрении в общественное сознание образов, которые были сформированы в иные исторические эпохи, для иных социально-политических задач, — говоря словами Андрея Макаревича, о «героях вчерашних дней». Такие мифы, как мессианская роль России, как традиционность социальной культуры и якобы неприемлемость для России либеральных ценностей — все это рассматривалось в контексте конструирования прошлого как способа управления будущим. Ведь любой образ будущего — не само будущее, и даже не его модель, а именно образ будущего — своим «строительным материалом» имеет образы прошлого, поскольку иным способом, кроме как в историческом контексте, будущего представить не может. Чтобы понять, что есть лучше, нужно сравнить с тем, что было так же хорошо, или с тем, что было совершенным антиподом этого состояния — с целью не допустить его повторения в будущем. Процесс конструирования прошлого идет в современном мире очень интенсивно, и мы являемся свидетелями нешуточных баталий на поле исторической науки и исторической практики. Академические круги исторической науки с яростью гладиаторов времен Нерона и Калигулы ринулись отстаивать чистоту истории, созданной патриархами. Им оппонируют люди, предлагающие от толкования истории как догмы перейти к ее исследованию с применением новых научных методик, междисциплинарных полей знания, наконец, с позиций нового мифотворчества. Здесь следует дать некоторое пояснение: мифотворчество не есть сочинение сказок, миф — это место, где живут герои, олицетворяющие собой определенные ценности, превносимые в общественное сознание. Мифы, к сожалению, имеют свойство устаревать, даже умирать — как умер миф о том, что учение Маркса бессмертно, или о том, что Америка неуязвима для нападения. Но на место ушедшего мифа обязательно должен прийти новый — иначе теряется осмысленность бытия. Нет героя — некому подражать, пока он не проявиться — некуда двигаться. Да и само движение куда — либо представляется совершенно бессмысленным. Именно на сломе мифологий и проявляется наиболее эффективное проявление того, что мы называем массовой культурой и шоу бизнесом.

Однако массовая культура также вынуждена приспосабливаться к требованиям времени — зомбирования общественного сознания уже не получается. Доступ современного человека к источникам информации значительно упрощен, и интересующемуся темой достаточно просто разрушить тот миф, что казачество, например, всегда было враждебным исламу или иудаизму. Поэтому использовать определенные слои общества в интересах определенных политических сил, заинтересованных в таком противопоставлении и противостоянии, может быть достаточно сложно. Необходимо, чтобы заданная мифологема выглядела несомненной, чтобы рыться в архивах и Интернете не возникало желания, более того — потребности. Один из возможных способов добиться желаемого — сочинить миф об автохтонности казачьего населения на Кубани (или где-нибудь в другом месте), дабы устремления убрать из экономики и политики сильного и консолидированного конкурента были обоснованы «историческим прецедентом». Дальше — дело техники. Тиражируются во множестве подходящие тексты, и на концерте в Москве один из множества казачьих ансамблей — к слову, очень хорошо раскрученных — поет о том, что всех славян объединяет Русь святая. Сидевший со мной рядом поляк — достаточно известный в своей стране специалист именно в истории казачества — был немало озадачен столь безапелляционным заявлением, даже высказанным в песенной форме. Он совсем не стремился к тому, чтобы поляков с белорусами или словаками объединяла «Русь святая» — при этом ему, католику, святость Руси представлялась… скажем, несколько преувеличенной — именно так он сказал в антракте. Поляки недаром слывут самой воспитанной нацией в Европе.

Однако в России даже не задумаются над смыслом сказанного. То, что славяне могут быть не только православными, не умещается в сознании. А миф о «миссии третьего Рима» все еще живет. И им умело пользуются…

Очень важно отметить, что вопросы управления будущим через конструирование отношения к прошлому уже давно не являются темой одних лишь научных исследований и теоретических разработок. Англичане и французы согласуют свои исторические взгляды уже более десяти лет в рамках специально созданной комиссии — уже в фильме «Жанна Д Арк» с Милой Йовович можно видеть несколько непривычное для французов отношение к своей национальной героине — во всяком случае, ожидать такого десять — двенадцать лет назад не приходилось. Даже если фильм снят не только французами, сам подход уже многое значит. Такие же комиссии работают между Польшей и Украиной — фильм «Огнем и мечом» о гражданской войне в Речи Посполитой в середине семнадцатого века подает нам совершенно непривычные образы и Богдана Хмельницкого, и Михаила Вишневецкого. В прошлом году такая комиссия создана между Россией и Украиной, курирует ее вице-премьер Н.Матвиенко — уровень проблемы говорит сам за себя. Обращение татарской интеллигенции к Президенту по поводу оскорбительного для татар празднования годовщины Куликовской битвы — кстати, сам факт таковой ставится под сомнение все большим числом исследователей — тоже весьма симптоматично. От того, какими воспринимали татар в прошлом, во многом зависит, какими их будут воспринимать в будущем — а это уже очень сильный козырь в руках политических игроков.

Что касается роли в этом процессе массовой культуры, мне она кажется весьма значущей. Растиражированные миллионами носителей мифы о прошлом способны очень серьезно влиять на ожидания будущего. Америку из кризиса вывели не только реформы Рузвельта, но и Скарлетт О Хара со своей фразой «Завтра будет новый день». Сегодняшняя историческая культура общества далеко не соответствует современному уровню: наша история полна догм и домыслов, мифов, ставших сказками, толкователей, усердно пересказывающих предшественников и не способных к исследованию исторического пространства. Думается, эта тема еще не раз будет обсуждаться на страницах нашего журнала, поскольку ее стратегическая важность для управления долгосрочными процессами очевидна.