Версия для печати

Как нас учили понемногу...

Простакова: Да зачем ему география, ежели есть извозчики?
(Д.Фонвизин, "Недоросль")

Есть три вещи в России, в которых разбираются все поголовно: политика, медицина и образование. Наверное, потому, что с этими социальными институтами сталкиваются в большей или меньшей степени все граждане — кто больше, кто меньше. Поэтому те, кто не высказывает об этом своего мнения, охотно обсуждает чужое — тем более, что недостатка в мнениях не наблюдается. Но практически все темы обсуждений образования так или иначе относятся к современному образованию — к тому, которое есть или могло бы быть. Многочисленные образовательные модели, концепции образовательной политики и эксперименты в области образования не сходят со страниц периодики, обсуждаются на высоком правительственном уровне, в педагогических сообществах и в предпринимательских кругах. Недостаток кадров служит основным фоном всех этих обсуждений — предполагается, что именно система образования должна последовательно разрешить проблему нехватки специалистов там, где их не хватает более всего, и обладающих именно теми профессиональными или личностными качествами, которые необходимы сегодня.

Но зададимся вопросом: так ли уж нова эта проблема? Если ее уже решали раньше — то, может быть этот опыт может пригодиться сегодня? Пусть не сам опыт — то хотя бы подход к решению проблемы? Новое — это хорошо забытое старое, не так уж банальна эта истина.

Однако при попытке изучить исторический опыт образования в России мы очень быстро упремся в верхний предел исследования: петровская эпоха, Навигацкая и Цыфирная школы — как точка отсчета российского образования. Все остальное — Шляхетский корпус, Пажеский корпус и Царскосельский лицеи, все университеты российские — уже впоследствии. И, казалось бы, именно ЭТОТ опыт и является единственным. То есть российскому образованию в том виде как мы его привыкли понимать — меньше трехсот лет. По сравнению с Болонским университетом, парижской Сорбонной или Краковским Ягеллонским университетом — мизер. Самый старый из них восходит к двенадцатому веку, самый "молодой" — к шестнадцатому. Складывается впечатление, что до Петра никакого образования в России не было, стало быть, никаких кадровых проблем тоже не было.

Но ведь существовала Московия, мощное и хорошо организованное государство, имевшее свои внутренние проблемы, которые так или иначе решались, были свои внешнеполитические интересы, которые кому-то приходилось защищать — для всего этого нужны кадры, причем весьма высоко квалифицированные. Их же готовили каким-то образом? Другое дело, что мы этого толком не знаем. Причем это незнание — следствие длительной и хорошо продуманной политики уже имперского государства, поэтому разобраться в сути вопроса тем более важно.

Академик А.Панченко очень точно определил СОБСТВЕННО ПОТРЕБНОСТЬ образования в государственном строительстве: "новые" образованные люди нужны там и тогда, где и когда правители осуществляют коренные изменения в судьбах народа и государства. Поскольку именно они, образованные люди, являются НОСИТЕЛЯМИ ПРОЕКТНОГО ЗАМЫСЛА реформатора. В истории страны таких событий было не так уж и много — поэтому и смыслы образования могут быть объяснены конкретными событиями. Первым из них А.Панченко называет принятие христианства, каковое сравнивает с реформами Петра. Новая вера, в отличие от всех языческих, была верой книжной, поэтому очень скоро понадобилась новая, "книжная" интеллектуальная элита. Как утверждает "Повесть временных лет", Владимир "нача поимати у нарочитые чада дети, и даяти нача на учение книжное". Согласия у этих неофитов — заметим, из социальной верхушки — никто не спрашивал, и "матере же чад сих плакаху по них, еще бо не бяху ся утвердили верою". Проще говоря, учение вколачивалось в сознание способом весьма эффективным и проверенным: не умеешь — научим, не хочешь — заставим. Однако каким же был замысел "проекта"? Тот же А.Панченко утверждает: в замысле князя киевского было ни много, ни мало ФОРМИРОВАНИЕ МОНОКУЛЬТУРЫ¹ , что могло быть осуществлено только при наличии единой национальной идеи, причем идеи историчной, развернутой во времени. Библейский миф о сотворении мира, о равенстве всех крестившихся перед Богом, о возможности каким-то образом влиять на мировые процессы, происходящие в том же христианском мире — все это давало сильнейший толчок в развитии государственного строительства, поскольку через него люди включались в исторический процесс "от сотворения мира до страшного суда". При этом устоявшиеся ценности язычества отнюдь не отметались напрочь : в делах мирских, а паче всего военных, князья совершенно не руководствовались моралью Нагорной проповеди или десятью заповедями. Таким образом, была заложена основа "учения книжного", которое с самого начала было свидетельством не столько богословского знания, сколько лояльности государственному курсу правителей. Отсюда и особенности такого образования: его элитарность, закрытость от сословий, способных изменить "государственную идею", приоритеты коллективизма перед индивидуализмом, поскольку индивидуализм воспринимался как форма ереси, формирование специфической интеллектуальной элиты, способной вести определенные "исследования" на заданную тематику. В качестве такой элиты могло выступать — и выступало — только духовенство, причем духовенство монашествующее² . Оно же учило — в очень ограниченном количестве — тех, кто мог со временем войти в состав этой элиты как новое поколение. Ни о каком "самообразовании" речи не идет. Кроме церковников грамотность нужна была лишь действующим политикам и купечеству, да и то лишь торговавшему с Европой. Практически все они были локализованы в крупных городах — Новгороде, Львове, Владимире-Волынском. Со временем все эти города — за исключением Новгорода — вошли в состав Великого княжества Литовского, то есть вошли в европейскую систему образования, интенсивно насаждавшуюся не только властями, но и католической церковью³ .

Однако сказанное относится к Киеву, а мы рассуждаем о Московии, начавшей свой исторический путь не ранее пятнадцатого века, со времен Ивана III⁴ , после падения Византии. Частично церковное учение перешло и в Московию — именно поэтому о нем следовало сказать как о носителе определенных образовательных стандартов — но многое было специфичным и своеобразным, чего не было в Киеве. Произошло это в силу целого ряда обстоятельств прежде всего внешнего свойства — а именно возникновению и стремительному укреплению громадной Османской империи, надежно перекрывшей торговые пути на Восток. Колоссальные убытки генуэзцев и венецианцев побуждали к практическим действиям — и направлением этих действий становилась Московия⁵ . Единственная государственная сила, способная стать реальным и сильным союзником в борьбе с османами, поскольку только Москва могла привлечь для этой цели громадные татарские резервы. Но вот незадача! Московские князья никакой для себя пользы в этом действии не видели. Москва знала торговые пути в Персию, и ей совершенно ни к чему было воевать за интересы Запада. Но и заполучить Запад в качестве противника Москве тоже не улыбалось. Иван III оказывался в очень сложном положении — и на этом сыграл Ватикан, затеявший и осуществивший проект под условным названием "Новая Византия", или "третий Рим". Об этом проекте пишет американский исследователь Эдвард Киннан (см. Е. Кіннан, "Російські історичні міфи" Київ 2001) . Кардинал Вессарион, действуя по прямому указанию Папы и при активной поддержке греческого духовенства, наиболее пострадавшего от турок, всеми силами способствовал заключению брака между московским князем и племянницей последнего византийского императора Софьей Палеолог. Вместе с ней в Москву пришла аура великой тысячелетней державы, "второго Рима", павшей под ударами нехристей-турок. Она же привезла в Москву итальянских зодчих, создавших московское архитектурное величие по образцу и подобию Флоренции, греков-униатов6, которые, действуя прежде всего в собственных интересах, убедили Москву в том, что именно ей предстоит принять на себя византийское наследство и стать "защитником православия". Именно тогда в Москву пришли и антиисламские настроения, которые значительно усились позднее, когда крымские татары стали грозной силой. Но Иван III, приняв все внешние атрибуты государственности, начиная с герба и заканчивая титулом, отнюдь не принял общей политической парадигмы антитурецкой войны. Однако подчинять соседей собственной власти начал весьма интенсивно, задав тон последующей колонизационной политике Москвы на несколько столетий вперед. В такой государственной системе нужны были совершенно иные специалисты — специалисты метрополии, способные осуществлять централизованную колониальную политику. Всякий, кто не соответствовал такому образцу или был не готов изменить собственные убеждения, отказаться от значимых ценностей — подлежал безжалостному уничтожению как потенциальный конкурент в борьбе за власть и — следовательно — за влияние в европейской политике. Более всего в этом смысле "не повезло" Твери и Новгороду⁷ . Готовили "специалистов" для подобной политики только при дворе царя, поскольку наука была сугубо практического свойства, и приобретенные "теоретические" знания тут же требовали воплощения на практике. "Книжная наука", то есть фундаментальное православие, постепенно и окончательно уходило в монастыри, где и оставалось, имея реальное значение только для тех, кто им непосредственно занимался. В реальной практической жизни тех, кого можно назвать — пусть с определенными допусками — государственной элитой, требовались новые знания и умения, связанные прежде всего с придворной политикой, с возможностями влияния на царя и извлечением из этого собственной выгоды. Грамотность отходит на второй план, а затем и вовсе становится ненужной для лиц придворного звания. При этом следует отметить особое качество такой "образовательной модели": она совершенно четко была ориентирована на САМООБРАЗОВАНИЕ, то есть на умение самостоятельно приобретать те знания, которые совершенно необходимы для собственного блага и придворной карьеры — а другой никакой попросту не было. Даже родовитость и персональное богатство не были гарантией высокого общественного положения: Иван Грозный практически уничтожил российское шляхетство руками тех самых "специалистов"-опричников, которых смог воспитать и "профессионально подготовить" в своей "системе образования". Практицизм образования становится его главной чертой, но образование при этом сильно отличается от того, каким мы его понимаем сегодня. Разделение его на "книжное" — церковное и "практическое" — светское становится совершенно очевидным. Соответственно меняется и отношение к образованию: практическое становится и более ценным, и более востребованным. Во всяком случае, искателей судьбы при дворе было гораздо больше, нежели уходивших в монастыри — даже если это был двор Ивана Грозного.

Однако события, происходившие в Европе, не могли не коснуться Московии. Прежде всего, Московия была единственным путем на Восток, и интересы многих европейских государств лежали именно в этой плоскости реализации. Поэтому колониальные процессы были для нее столь же естественными и оправданными, как для Англии или Голландии: благо, до Сибири можно было дойти по суху, а ходить — не плавать. Кроме того, мощнейшие импульсы реформации и контрреформации, потрясавшие Европу более полувека, создали у Москвы иллюзию относительно возможности распространить свое влияние не только в Азию, но и в Европу — прежде всего в сторону Балтики, на земли окончательно порабощенного Новгорода. Ливонские войны Грозного ничего не дали, но казну подорвали окончательно. Династический кризис довершил дело, страна впала в Смутное время. Выйти из него она смогла не только с большими потерями, но и с большими амбициями, в новом государственном качестве.

Прежде всего, новая Московия заметно приближается к Европе: именно в это время к нам едут первые "иностранные специалисты" — прежде всего из семей, более других пострадавших от религиозных преследований у себя на родине⁸ . Первые русские "студиозусы" были отправлены для научения еще Борисом Годуновым, но при Алексее Михайловиче их становится намного больше: в Европе государственное управление уже давно было не "Промыслом Божьим", а профессиональной деятельностью, и даже выдающиеся люди своего времени — такие, как герцог Ришелье, например — тщательно штудировали книгу флорентийца Никколо Макиавелли "Государь" — первый учебник практической политологии. В стране происходили очень сложные политические процессы, так или иначе ломавшие многовековую психологию значительных социальных пластов. Как сказал о них академик А.Панченко, на глазах различных поколений Русь кардинально преобразовывалась, меняла культуру — веру на просто культуру как таковую. Бог, бывший целью и смыслом земного существования, замещался бренным человеком. Перенести это они были не в силах, им казалось, что благодать иссякла, что они живут в конце времен, что антихрист то ли у порога, то ли уже воцарился. Разрешилось это противоречие церковным расколом, окончательно отделившим религиозный фундаментализм от государственной религии. Ему предшествовал период европейских революций, одна из которых — в Речи Посполитой — имела самое реальное влияние на Московию, поскольку в результате этой революции возникло новое государство — Гетманщина, которая вошла в состав России в 1654 году⁹ . А это означало, что европейское университетское образование входило в российскую действительность: КИево-Могилянская коллегия к середине семнадцатого века была достаточно известной и высоко академичной. Достаточно сказать, что выходцы из этого учебного заведения — Симеон Полоцкий, Стефан Яворский, Св. Дмитрий Ростовский — были наиболее просвещенными людьми своего времени, хотя и считались в московской церковной среде "латинцами". Но именно эти "латинцы" были реальными европейцами, которых так не хватало Московии в ее новом качестве. Противостояние новой и старой веры привело и к разделению образовательной среды: староверы отказались признавать не только новые образовательные модели, но и новый, гражданский алфавит, печатные книги, новые иконы. Новая вера принимала государственный курс, не препятствовала государственной политике нового, европейского типа. В страну активно проникали новые идеи, новая мода — в среде "продвинутого" московского дворянства считалось неприличным не знать польского языка. Образованным начинал считаться не только удачливый царедворец, но и человек культурный, причем культурный в европейском понимании. Царевна Софья в Великий Пост 1685 года издает знаменитые 12 статей против староверов — предусматривавших очень жесткие меры против них. Сама царевна была очень образованной дамой, однако общее число таких людей было незначительным.

Петр решил создать общенациональную систему образования, причем начать решил с образования мореходного, наиболее развитого в Европе того времени. Однако опыт его вряд ли можно считать успешным, поскольку реальной потребности в образованных людях в стране попросту не было. Учебные заведения Петра быстро превратились в обычные государственные учреждения, служащие для прокормления тех, кто ими руководит. До создания Московского университета образовние не считалось не только необходимым, но даже сколько-нибудь заслуживающим внимания занятием. Знаменитый "Недоросль" в свое время был скорее иронией на преувеличенное значение образования, нежели сатирой на необразованность. Ведь в реальности российскому обывателю образование действительно не было нужно — нужна была практическая жизненная наука, которая постигалась отнюдь не в школьных аудиториях. Вплоть до Французской Революции, которая многими в России понималась как итог "безбожного просвещения", "образовательными проектами" занимались в основном масонские ложи — своего рода образовательные клубы, крепко приправленные мистикой. Вместе с тем, уже при Екатерине было учреждено Вольно-экономическое общество — первая общественная организация в Российской Империи, ставившая своей задачей в том числе и просвещение дворянства — что говорит об изменившемся отношении к образованию и образованности. Однако уже Павел Первый, а следом за ним и Александр начали серьезно задумываться о необходимости реальной образовательной политики, прежде всего для подготовки военных кадров для войны с Наполеоном. Уже в 1809 году выходит Указ о необходимости университетского образования для всех, кто намеревался занять место в системе государственной службы, учреждается Школа колонновожатых, впоследствии ставшая Академией Генерального штаба. Чуть позже были учреждены Пажеский корпус и Царскосельский лицей, образовывавшие русскую государственную элиту — военную и гражданскую, поскольку только теперь, когда Россия достигла апогея собственного расширения¹⁰ , ей действительно впервые пришлось задуматься о необходимом числе профессиональных управленцев. Помимо университетов, значительное место в образовательной политике занимали средние учебные заведения, а также Русское географическое общество, основанное Николаем Первым в 1845 году. К началу первой русской индустриализации в восьмидесятых годах девятнадцатого века система образования в стране реально стала кузницей кадров этого процесса. Практически не изменившись за последующие сто двадцать лет.

Каким же должен быть вывод из этого небольшого экскурса в российское образование? Во-первых, весь исторический опыт доказывает очевидность смен образовательных моделей по мере значительных изменений, происходящих в мире и сознании, формирование новых объективных вызовов, на которые следует реагировать в первую очередь изменениями внутренней политики — в том числе и образовательной. ВО-вторых, потребность в образовании должна быть осознана не только как культурная ценность, но и как практическая необходимость. И, наконец, в третьих. Индустриальная модель образования, готовящая множество специалистов по единому стандарту, уже утрачивает ценность в общественном мнении: россияне должны иметь реальный выбор на рынке образовательных услуг. При этом нужно учитывать, что выдержать конкуренцию в этом бизнесе можно только при условии значительной переориентации капитала, изменения стандартов и подходов в целом. Роль государства в определении социального заказа на образование постепенно снижается — значит, соответственно должна возрастать роль предпринимательского сообщества в этой процедуре. И со знанием истории, поскольку история — и есть высшее знание обо всем, как утверждали те же просветители...

1 Современник сказал бы: ФОРМИРОВАНИЕ ОСНОВ ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАЦИИ ЧЕРЕЗ СОЗДАНИЕ ЕДИНОЙ ИДЕОЛОГИИ.

2 Практически вся государственная идеология как Киева, так и Московии создана не политиками, а церковниками — начиная от Феодосия Печерского и заканчивая Феофаном Прокоповичем.

3 В отличие от веры православной, осуществлявшейся по сути на современном славянском языке, вся католическая служба велась по-латыни. Для ее осуществления нужно было не просто научить читать, но научить читать на другом, неродном языке. Чему и служили европейские университеты с их схоластикой и богословием.

4 "Неразрывная связь Киевской Руси" с Московией автором подвергается большому сомнению — подробнее см. М. Кутузов "История : замысел вперед" , "АРХЭ", Барнаул.

5 Особенно после того, как генуэзские крепости в Северном Причерноморье утратили свой статус торговых форпостов, что произошло после падения Византии.

6 Мало кому известно, что инициатором первой унии между православной и католической церковью выступил православный византийский император Иоанн. После падения Византии традиция требовала продолжения — и была завершена Брестской унией 1596 года. При этом следует отметить, что блестящими победами при Грюнвальде в 1410 году и при Хотине в1622 Европа обязана именно тому, что православные и католики выступали союзниками, а не противниками.

7 Что совершенно неудивительно: оба эти государства были самым тесным образом связаны с Западной Европой. Тверская княжна Ульяна была матерью великого князя литовского, впоследствии короля Речи Посполитой Ягайла, а Новгород был членом Ганзейского союза, обладал мощным торговым флотом и был, по сути, реально интегрирован в европейскую экономику, проводил собственную колонизационную политику — вплоть до Обской Губы и Шпицбергена. Жестокость, с которой московские князья боролись с этими государствами, сравнима со зверствами конкистадоров в Америке.

8 Назовем хотя бы некоторых: шотландцев Лермонта, Бейтона, немцев Корфа, Корна.

9 Общепринятое, хотя и совершенно некорректное наименование этого события — "добровольное воссоединение Украины и России".

10 Российские пределы простирались от границы со Швецией на западе до границы ... с Испанией в Калифорнии.