Версия для печати

Загранично-церковная жизнь: Путин и Лавр. Патриарх в Эстонии. Следующие шаги

В последние дни имели место два события, которые можно назвать церковно-политическими событиями первого ряда. Это встреча В.В. Путина с руководством Русской Православной Церкви Заграницей (РПЦЗ), возглавляемой митрополитом Лавром, и поездка патриарха Алексия II в Эстонию. Их политический характер очевиден (хотя по конфигурации они, можно сказать, "зеркальны"): президент России в ходе своего визита в США приглашает к себе на серьезный разговор "местных" русских церковных иерархов; в свою очередь, первоиерарх РПЦ совершает визит в Эстонию по приглашению ее президента, и встречают его там на государственном уровне. (Плюс к этому оба президента — Российской Федерации и Эстонской Республики — православные.)

Конечно, эту параллель можно считать натянутой. И дело совсем не в "зеркальности конфигурации". Дело в том, что в обоих случаях события эти связаны со сложными и застарелыми проблемами — как собственно современного организационного устройства Православной Церкви (в мировом масштабе), так и государственно-политических аспектов этого устройства (или, скорее, неустройства).

О чем идет речь? Во-первых, о юрисдикционных вопросах, то есть определении территорий, на которые распространяется церковная власть автокефальных (самостоятельных, независимых) православных церквей, и их взаимном признании. Во-вторых, о заинтересованности государств в том или ином разрешении этих юрисдикционных вопросов. А проще говоря — о церковных расколах и их политическом измерении.

Начнем с РПЦЗ. Эта церковь является одной из "юрисдикций", образовавшихся в пореволюционном русском церковном зарубежье (две другие — приходы и епархии, сохраняющие верность Московской патриархии, и западноевропейский, т.н. "евлогианский", церковный округ, находящийся в юрисдикции Константинопольского патриархата). До 1943 года (встреча Сталина с тремя митрополитами), когда РПЦ громили, русское церковное зарубежье просто жило своей белоэмигрантской жизнью: ни у государства не было специального интереса к нему, ни у РПЦ не было возможностей с ним нормально контактировать (известно, что митрополит Сергий Страгородский в частном послании благословил "зарубежникам" устраиваться по своему усмотрению). Но после того как Сталин начал "конституировать" РПЦ в СССР, началась и активная иностранная церковная политика. И здесь задачи Московской патриархии и государства во многом совпадали: разобраться с русским церковным зарубежьем и наладить отношения с другими автокефальными церквами.

В 1940-е и позднее было сделано многое. Внутри — признана со стороны РПЦ автокефалия Грузинской церкви (самопровозглашенная в 1917). Вне: Оказана помощь в признании Константинополем автокефалии Болгарской церкви (ее разрыв с КП длился с 1870 по 1945). Проведено Всеправославное совещание в Москве (1948). Признаны автокефалия Польской церкви и автономия Финляндской (в юрисдикции Константинополя). Установлены контакты с Албанской церковью (тогда еще не разгромленной). Патриарх Алексий I ездил с визитами в другие церкви, посетил Святую Землю. Еще во время войны усилиями митрополита Вениамина (Федченкова; бывшего "белого" архиерея, ставшего "красным") ряд приходов в Америке вернули в московскую юрисдикцию. В 1948 почти вернули весь "евлогианский" округ (помешала смерть митрополита Евлогия). Наконец, уже в 1970 примирились с самостоятельной американской русской митрополией, даровав ей одновременно автокефалию.

Разумеется, во всем этом был и государственный интерес — РПЦ была подконтрольна власти…

РПЦЗ же оставалась бескомпромиссно антибольшевистской, непримиримой противницей "красной" Московской патриархии, "продавшейся большевикам". Более того, ее непримиримость обеспечивала ей самодостаточность: она, ничтоже сумняшеся, согласилась на изоляцию от мирового православия. Ни одна автокефальная православная церковь официально ее не признавала и не признает как самостоятельную, отдельную юрисдикцию (раз она "русская", значит, и относится к РПЦ), а ей — хоть бы хны, она и без РПЦ живет, и без общеправославного признания. Ей раскол — не раскол.

Действительно, РПЦЗ — это раскол внутри Русской Церкви. И РПЦ уже давно пытается этот раскол ликвидировать (12 лет, по словам патриарха Алексия II). Тем более что после учреждения приходов и епархий "РПЦ За границей" на территории России (что является нонсенсом в языковом отношении!) этот раскол стал еще более вредоносным (в юрисдикцию РПЦЗ в России уходили многие оппозиционеры и "отщепенцы" РПЦ). И вот теперь к уврачеванию раскола подключилось и Российское государство (которое, разумеется, имеет и свой интерес — ведь к РПЦЗ принадлежит множество русских людей, рассеянных по всему миру, о чем упомянул и президент Путин, в том числе и граждан РФ).

Путин пригласил митрополита Лавра в Россию — от своего имени и от имени патриарха Алексия II, что было принято с благосклонностью. И как сообщил представитель РПЦЗ, такой визит (практически на государственном уровне, а точнее — церковно-государственном) может состояться уже в начале будущего года. "Зарубежники" опознали в Путине "православного" и "патриота", что означает их готовность активно и позитивно откликнуться на его предложение воссоединиться с РПЦ (по отношению к Ельцину, конечно, такого и помыслить было нельзя). Для этого у них было время: первая, хотя и не столь официальная, встреча Путина с Лавром состоялась еще два года назад, и уже тогда Лавр был приглашен (но приезжал только частным порядком). Так что, кажется, дело почти сделано. Но возникает масса недоуменных "практических" вопросов…

Ну, допустим, митрополит Лавр (со свитой) приедет в Москву по "государственному приглашению" (совместному с Патриархией). Но что он будет здесь делать, если восстановление церковного общения еще не произошло? Ходить по улицам, не заходя ни в одну из церквей Московской патриархии? Посещать Кремль, но обходить Успенский собор (ныне действующий, "патриарший", храм)? Православный русский иерарх, находясь в России, не может не совершать богослужения, не молиться в древних храмах, не поклоняться московским святыням. Но в настоящее время он, согласно нынешней позиции РПЦЗ, не может всего этого делать, потому что пребывает в расколе и в противостоянии с МП. (Известен случай, когда американский — в прямом и переносном смысле — монах РПЦЗ, поклонившись мощам, кажется, преподобного Сергия, потом там, в Нью-Йорке, был запрещен своими церковными начальниками, следствием чего был переход всего монастыря в московскую юрисдикцию в Америке.) А если Лавр пойдет в Москве к "своим", в их "катакомбные" храмы, то тем самым лишь продемонстрирует свою неизжитую "непримиримость" и "параллельность" РПЦ.

Иначе говоря, приглашение митрополита Лавра в Россию — это приглашение не "совершить визит", но — наконец договориться о воссоединении с РПЦ , чтобы потом "запечатать", подтвердить его визитом "по полной программе". Если угодно, это достаточно жесткое требование к РПЦЗ разобраться: с кем вы? С возрождающимся (и возрождающим духовные традиции) Российским государством или с маргиналами разных мастей? Действительно ли вы русские, или — американцы русского происхождения? Действительно ли вы православные — в единстве с Мировым Православием (где РПЦ — одно из самых массивных "тел"), или какие-то "старостильники" (в переносном, так сказать, смысле)?

При такой интерпретации становится понятным известное единство — в данном случае — целей и задач Российского государства и РПЦ (ныне напрямую не зависимой от власти). Церковная юрисдикция за границей есть в каком-то смысле и "государственная" юрисдикция. Или, чтобы быть более точным: "русские православные" (как и россияне вообще) за рубежом являются предметом внимания и заботы Российского государства. (После встречи с митрополитом Лавром Путин встретился с епископом РПЦ в США Меркурием, с которым обсуждал духовное окормление русских в Америке, а затем поручил своему министру иностранных дел посетить кафедральный Никольский собор в Нью-Йорке, ныне реставрируемый.)

А теперь об Эстонии. Здесь ситуация в чем-то похожая, с одной стороны, но иная, с другой.

Эстония теперь (и не только теперь) — тоже заграница и тоже диаспора (русская и русская православная). Эстонский церковный кризис тоже оказался общей проблемой — для РПЦ и РФ. Не будем вдаваться в его подробности (о них можно прочитать в материалах на сайтах РПЦ, Седмица.Ру, Православие.Ру и других). Отметим только "отягчающие обстоятельства": патриарх Алексий II родился и вырос в Эстонии еще в "досоветский" период, а затем долгое время был там православным епископом, он свободно владеет эстонским языком ("по контрасту" со многими русскими в Эстонии).

"Эстонский церковный узел" обращает наше внимание к проблемам межправославного взаимодействия и, шире, современного устройства мировой Православной Церкви. И здесь параллель с американской церковной ситуацией уместна и интересна. Потому что если проблемы с РПЦЗ (центр и большинство приходов которой находится в Америке) — это, с точки зрения других православных церквей, "внутренние" проблемы РПЦ, то, скажем, автокефальный статус Православной Церкви в Америке (т.н. OCA; то есть бывшей епархии РПЦ, получившей от нее в 1970 этот статус) до сих пор является предметом спора в православном мире. С точки зрения Константинопольского патриархата и его "сателлитов", ОСА — это тоже часть РПЦ за границей и ее "внутреннее" дело, и ее автокефалия остается доныне не признанной ими. Потому что, в случае признания того, что в Америке появилась самостоятельная, организованная по территориальному признаку поместная церковь, очень крупная американская епархия КП должна, по логике вещей, влиться в ОСА (и таким образом КП теряет "львиную долю" своей власти в православной диаспоре). Другие, "промосковские" в этом отношении, поместные церкви готовы признать автокефалию ОСА, но — все-таки через достижение общеправославного консенсуса.

О чем здесь идет речь? В чем "узел"? — В вопросах церковной власти (юрисдикции) в диаспоре (то есть за пределами "канонических территорий" автокефальных православных церквей). Константинополь проблемы РПЦЗ и ОСА не волнуют — потому, что это "русские дела", и потому, что у КП в Америке есть "своя церковь". (В скобках отметим, что константинопольская епархия в Америке образовалась после русской революции 1917, когда русское церковное зарубежье оказалось отрезанным от московского церковного центра; до этого всё "американское православие" входило в юрисдикцию Православной Российской Церкви, и будущий патриарх Тихон был в начале века его правящим архиереем.)

Но Константинополь волнует всё, что происходит на территориях, которые можно рассматривать как диаспоральные. И таковой оказалась Эстония — снова , после обретения во второй раз государственной независимости. Напомним, что в первый раз Православная Церковь в Эстонии получила автономию (только внутреннее самоуправление) от Всероссийского патриарха Тихона в 1920, но уже в 1923 "перекинулась" к Константинополю, получив теперь уже от него автономный статус. В межвоенный период эстонское православие фактически стало диаспорой, как и православие в Финляндии (там была создана своя поместная церковь в юрисдикции КП; после войны этот ее статус, который она сохраняет поныне, был признан МП). То есть пока Финляндия входила в состав Российской империи, как и "наша" Прибалтика, как и Польша, на них всех распространялась российская церковная юрисдикция, но как только эти страны стали независимыми государствами, их территории в церковном отношении оказались спорными. И в этот спор вступал Константинополь.

Почему он вступал? Потому что такова его "экклезиологическая доктрина". Суть ее в том, что КП претендует на церковную власть (юрисдикцию) на всех диаспоральных территориях. Конечно, ему приходится считаться и он считается с существованием "этнических" иностранных приходов и епархий, которые учреждают в диаспоре Церкви-Матери для своих эмигрантов. И он сам "держит власть" над всеми греками за пределами Греции. Но там, где возникает возможность, он заявляет свои права на вселенскую юрисдикцию (тем более, если уже имел место факт перехода какой-то церковной территории под его власть, как это было в Эстонии).

Но в Эстонии имел место и другой факт — прекращения юрисдикции КП в 1940 после ее аннексии Сталиным. И здесь политическое и церковное очень тесно переплетаются. Постсоветское, аффектированно "антиимперское" (в смысле антироссийское) Эстонское государство, само воссоздание которого происходило на националистической волне, конечно же, не хотело никакой "московской" церкви на своей территории. И потому оно в начале 90-х активно организовывало "свою" православную церковь, канонически легитимировать которую можно было только через восстановление уже бывшей (но насильственно прерванной — вместе с государственным суверенитетом) автономии под Константинополем.

Здесь всё понятно — как со стороны эстонского правительства, так и, в свою очередь, со стороны Московской патриархии, которая, конечно же, никак не могла смириться с лишением или ограничением ее вполне исторических (если иметь в виду более давнюю историю) юрисдикционных прав на территорию современной Эстонии. Понятны и интересы РФ, если учесть, что большинство православных в Эстонии — это русские.

Но вот позицию и действия КП можно понять, только если допустить, что у него есть свои собственные интересы — помимо общеправославных. Что его преимущественным интересом является тяжба за диаспору и за свое первенство в православном мире. Что он готов хватать любой отрезанный ломоть, забывая о целом — об общеправославном единстве и взаимодействии (в том числе и перед лицом, как говорится, разнообразных современных вызовов).

Впрочем, аргументов и с той, и с другой стороны "межъюрисдикционного фронта" можно привести, опять же, как говорится, вагон и маленькую тележку. Беда, что в межправославных спорах за этими деревьями-аргументами уже трудно увидеть лес, то есть Единую Церковь — в мировом масштабе. И здесь опять хочется вспомнить нью-йоркскую встречу Путина (а, может быть, и — отдаленно — организованный Сталиным московский всеправославный съезд 1948 года): а не пора бы Вселенскому Православию разобраться с самим собой? Определить — не кто главный, а хотя бы процедуры эффективного взаимодействия и, соответственно, способы разрешения конфликтов? Не говоря уже об общей миссии в современном глобализирующемся мире, в котором Россия ("православная Россия" в разных смыслах этого выражения) неизбежно должна искать и занять свое собственное место?

Что же мы имеет в результате — принципиально, но пока не до конца — разрешенного "эстонского церковного конфликта"?

Говоря ригористически, можно было бы сказать, что РПЦ, под совместным натиском эстонского правительства и Константинопольского патриархата, в конце концов, сдала свои позиции. Она признала возможность двух легитимных православных юрисдикций. Что на канонической территории является нонсенсом (хотя такой нонсенс продолжает иметь место в первом случае: общины РПЦЗ в РФ), а в диаспоре — своего рода нормой.

Однако, с точки зрения прагматической и "политической", этот результат можно считать, скорее, победой РПЦ в Эстонии. РПЦ взяла курс на компромисс — с целью получить максимум прав, возможных в конкретно-исторической ситуации. Она "держалась" до конца — пока не получила официальной регистрации и хотя бы часть собственности в "практическое" владение. Это, так сказать, реалистический результат. Принципиально права защищены, а за укрепление и расширение своих прав — будем бороться дальше (вплоть до Страсбурга).

И реальные возможности для этого есть. По существу (как отмечали и некоторые наблюдатели) визит патриарха Алексия II в Эстонию радикально изменил ситуацию совсем не в пользу КП. "В последний день Первосвятительского визита 30 сентября 2003 года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II принял в своей резиденции главу церковной структуры Константинопольского Патриархата в Эстонии митрополита Стефана по его просьбе", — так сообщили информагентства. Стефан, бывший викарный епископ во французской епархии КП, получивший в свое время "повышение" в Эстонию, конечно же, не игрок. На "эстонском поле" Московский патриарх не то, чтобы выиграл, — он прошел по нему как по своей малой родине, как уроженец Эстонии, ее "сын", а не "иностранец". Даже принял государственный орден (против чего не преминули протестовать борцы с КГБ СССР).

Патриарх приехал в Эстонию и был принят не просто как глава РПЦ, но как российская политическая фигура первого ряда. И это "урок" Константинополю (как своеобразным "уроком" в более узком, но одновременно и в более широком смысле был и церковный демарш Российского президента в Америке).

Межъюрисдикционные споры и распри — это дело, конечно, внутрицерковное (как и патриарх Алексий II сказал по поводу воссоединения РПЦЗ с РПЦ), но и политика здесь имеет немаловажное значение: она вольно или невольно провоцирует церковные разделения, но и она же включается в процесс их преодоления.

Пофантазируем: каковы могут быть следующие стратегические шаги "православного президента" России на международной церковной арене (если использовать известное языковое клише)? Совместные с Патриархией церковно-государственные шаги?

Ответ, как представляется, лежит на поверхности: шаги, имеющие целью всеправославную консолидацию. Нет, не под "жесткой" эгидой Москвы (как задумывал Сталин). Но — при активном участии РПЦ и "православной России", которую со своей стороны (вместе и параллельно с представителями государства) РПЦ по определению представляет (во всяком случае, должна представлять) в общеправославном, общехристианском, даже общерелигиозном, а также в международном пространстве.

Иными словами, речь идет о двойном политико-церковном факторе — неслиянном и в то же время нераздельном (если вспомнить известную формулировку христологического догмата Халкидонского собора; впрочем, богословские аналогии не надо воспринимать слишком "буквально" — они требуют более серьезного рассмотрения). Кто-то же должен заняться, наконец, Мировым Православием и конституировать его (в том числе религиозно и политически) в качестве реального "фактора", представляющего древнюю и великую христианскую церковную традицию в глобальном мире?

Источник: "Религия и СМИ",  2 октября 2003 г.