Версия для печати

В дивеевскую корзину

Преп. Серафим сказал: "цель жизни христианской состоит в стяжании Духа Святого Божиего", а остальное, "молитва, пост, бдение и всякие другие дела христианские ... суть средства стяжания Духа Святого Божиего".

 

Этими знаменитыми теперь словами он не только ответил на богоискательские вопрошания мирянина Мотовилова, но и на тогдашнюю русскую неясность — о лишних и нужных людях, о жажде деятельности и истинном предмете общего дела.

 

Вопрошая о цели жизни христианской, Мотовилов упот­ребил слово "цель", относящееся к целесообразному пове­дению, к деятельности. Отвечая на вопрос, Саровский Чудотворец не отринул и эту сторону вопрошания. Разъясняя свой ответ, он как будто нарочно прибегает к торговой, купецко-деловой словесности, намекая, что "приобретатель", как обозначил делового человека в "Мертвых душах" Гоголь, вовсе не обязательно должен перерождаться, по слову Ап. Григорьева, в "хижный тип". Новые люди, о которых еще долго будут еще спорить после временного успения преп. Се­рафима, не успели тогда еще стать "нигилистами", не на­родились в потребном для этого "изма" количестве. К тем же, кто народился, но еще пешком под стол ходил, он, восклицая ласково "сокровища мои", обратился затем с заветом о трудо­вой общине Дивеева. Изначально христианское "молись и работай" вновь задышало в лесах Арзамаса русским духом чистейшей пробы.

 

Говоря о "цели христианской жизни" и "средствах" ее достижения, Преподобный сохраняет в своем ответе и целесредственную структуру деятельности, и казавшийся уже тог­да проблематичным рационализм, но назвал подобающий сути своего дела критерий рациональности — духостяжательность.

 

Если же кто, едва успев вдохнуть, спотыкнется на инославном слове "рациональность", пусть вспомнит, что — буквально — оно означает разумность, целе- и смыслообразность наших деяний и, как таковое, отсылает к полноте "умного де­лания".

 

Отсылает — за вопросами и ответами.

 

Остановимся поэтому на той стороне серафимовых слов, которая в них относится к деятельности как таковой. К дея­тельности, которая важна для нас, живущих ныне, не только как досужая забава, свободная игра или вдохновенное твор­чество, но и как трудничество, служение, обрядовый долг; не только в личностном самоосуществлении или общении-приятельствовании, но и как деятельность родовая, общена­родная и общечеловеческая. Как общее и всеобщее, соборное дело.

 

Такая остановка не будет произволом. Или назидающим занудством. Ведь, говоря о делах христианских, Преподоб­ный менее всего имел в виду храмовые, приходские дела и со­путствующие им мысли. И собирая — словом и Молитвой — всю Святую Русь вокруг Дивеева, вовсе не хотел Он, чтобы русские сделались людьми, лишними жизни.

 

Два условия духостяжательности названы нам впрямую: условие непрестанного, длимого волею и сознанием "Ради Христа делаемого доброго дела" и условие пресечения молитвенного созерцания по достижении "полного без­молвия", по залучении "благодати Духа Святого Божиего".

 

Серафимово попечение о целях и средствах — и с созер­цательной, и с деятельной стороны умного делания — есть попечение о благе, о добре, обо всем том подлинном и ценном, что дает жизни оправдание и завершение. Таково вообще святоотеческое добротолюбие и добротоведение, именуемое ныне аксиологией (кстати сказать, тогда именно и зачина­вшейся в умственных утробах).

 

Тем существенней для нас сегодня завет Преподобного о несамостоятельности добра, которое потом примется оправ­дывать Вл. Соловьев. О его существенной зависимости от имени Христова: ибо лишь "ради Христа делаемое доброе де­ло, приносит нам плоды Святого Духа, дает благодать Божию", вводит "в сердца наши Царство Божие".

 

Про образ жизни, опирающийся на одно только тво­рение добра, без тщательного испытания, приносит ли оно — и сколько именно приносит — благодати Духа Божиего, в святоотеческих книгах, — напоминает Серафим, — говорится: "ин есть путь, мняйся быть благим в начале, но концы его — во дно адово".

 

Что значит "ради Христа"? С радостью о Христе. С родом Христовым, т.е. со всеми рожденными свыше Духом Святым. Находясь на дороге ко Христу. Надеясь стать Ему другом и братом, а не рабом только или наемником. Веруя стать рядом с Христом, по правую Его руку. Но также ...в пространстве Имени Христова, коим начинается Иисусова молитва, сопро­вождающая — горе — всякую мысль, любое дело. В состоянии непрестанного молитвенно-созерцательного делания о Нем.

 

Стяжание? Цели и средства? Нужные, действующие люди? А как же нестяжание, что вкупе с целомудрием и пос­лушанием? Как бы в предответ тем, кто станет отрицать ду­ховно неизбежную связь творческой любознательности и дерзновености — с целомудрием и смирением, а деловой предприимчивости, приобретательства — с нестяжанием цен­ностей и благ, противных согласию сердца и ума, сказано бы­ло на лесной поляне: "Сам Дух Святой вселится в души наши, и это-то самое вселение в души наши Его, Вседержителя, и сопребывание с духом нашим Его Троического Единства и да­руется нам лишь через всемерное с нашей стороны стяжание Духа Святого, которое и предуготовляет в душе и плоти на­шей престол Божиему всетворческому с духом нашим сопре­бывание, по непреложному слову Божиему: "вселюся в них и похожу, и буду им в Бога, и тии будут люди мои".

 

Тут важны не дела сами по себе, какими бы добрыми они не казались нам, "но получаемая через них во внутрь естества нашего благодать Всесвятого Духа Божия, претворяющая оное (т.е. естество наше — О.Г.) ... от тления в нетление, от смерти душевной в жизнь духовную, от тьмы во свет, от вер­тепа существа нашего ...в храм Божества, в пресветлый чертог вечного радования о Христе Иисусе нашем, Творце и Из­бавителе и Вечном Женихе душ наших".

 

Тут голос дивеевского наставника вплетается в беско­нечную, как время, цепь свидетельств — через "Гиту", Ака­дем, "Критику способности суждения" — о бескорыстном деянии, как условии освобождения и спасения.

 

Но и дела важны, коль скоро благодаря им можно по­лучить "во внутрь естества нашего благодать Всесвятого Духа Божиего". Причем, все возможные дела, подразумеваемые общежительским "работай и молись". Все, поскольку в состо­янии умного делания "ради Христа" любая деятельность, осу­ществляемая в нем, может стать духостяжательной. Не это ли подразумевал безымянный автор "Откровенных рассказов", говоря: "Молись и делай, что хочешь?".

 

В этом немалая надежда бегущих от приходских одеревенелостей, верящих в спасительную плодотворность напря­женного усилия. В высшее достоинство "в работе пребывающих", как называл себя — не напрасно — царь Петр Алексеевич.

 

Но именно "работай и молись", а не только "работай". Всегда так работай, чтобы сама работа, ее терпение и сосредо­точие стала молитвой и созерцанием.

 

А если нет такой работы? Если даже творчество, защита земли, уход за детьми и стариками часто оборачиваются теперь обузой, наемным трудом и делом корысти? Если нет, — или кажется, что нет, — такой деятельности, такого образа жизни, где спасительный труд достижим "здесь" и "теперь"?

 

Тогда — отвлеченная от жизни, и деятельности молитва, пригодная на сей малоподобный случай. Все, "творимое ради Христа, дает благодать Духа Святого, но более всего, — на­ставляет преп. Серафим, —дает молитва, потому, что она как бы всегда в руках наших, как орудие стяжания благодати Ду­ха ... на нее всякому и всегда есть возможность".

 

Остановимся и дух переведем. В завете о Дивеево, как трудовой общине, деятельность, работа — первичное, непре­менное, неустранимое условие спасения. В Дивеево молитвенное созерцание — не дополнение внешнего трудничества внутренним, не восполнение работы на досуге, не отдельная — во времени и пространстве — деятельность, лишь временно и пространственно (в храме или келье) ставшая целью. Нет, здесь — единое бытие сознания — воли в потоке и среде жизнедеятельности, именуемое подвигом, подвижниче­ством. Соборному, т.е. собранному, цельному бытию, ус­ваивается соборное же, цельное и общее дело. Именно дело, деятельность, труд.

 

Это откровение о труде долго будет раскрываться потом русской мыслью и жизнью. Философией и искусством в кон­цепции творчества как теургии. Наукой — в постижении "мира как хозяйства", в усилии "овладения временем" и пространст­вом. Практикой труда как синергии, сотворчества человека —Богу. Это продолжение теозиса, обожения мира — в обожении его человеческой работой, творчеством. Ибо человек — по исходе из Рая — есть существо работающее своему спасению, а не просто ждущее его.

 

Утверждается изначальная неразделенность умного де­лания, практического и теоретического разума, дела и слова. И лишь там, где общее дело оказывается — в самой жизни — поперек Спасенья, там молитва становится делом самодовле­ющим.

 

Верим, — неустанно напоминает преп. Серафим, — бла­женны будут те, кого в последний час "обрящет ...Господь бдящим, и полноте даров Духа Его Святого. Тогда мы сможем ... надеяться быть восхищенными ... во сретенье Господа на воздусе, воздати коего жду по делам его", тем самым делами, кои вознамерились мы ради Него делать. Но и сейчас уже, не дожидаясь последнего часа своего, "молитвою мы с Ним Самим, Всеблагим и Животворящим Богом и Спасом нашим беседовать удостаиваемся".

 

Однако, молиться и всматриваться надо лишь до тех пор, "пока Бог Дух Святой не сойдет на нас в известных Ему мерах небесной своей благодати".

 

"Когда же соизволит Господь Бог Дух Святой почесть нас и придет к нам в полноте неизреченной Своей Благодати, то надобно и от молитвы упраздниться" и надлежит тогда ду­ше "быть в полном безмолвии, слушать явственно и вра­зумительно все глаголы живота вечного, которые Он тогда возвестить соизволит. Надлежит при этом (для этого — О.Г.) быть в полном трезвении и души, и тела и в целомудренной чистоте плоти."

 

Так вот, по уяснении непрестанности умного делания, излагается условие "упразднения молитвы". Ибо есть стяжание-вопрошение, поиск, выбор и обретение, а есть обретенность, стяженность, найденность, "в меру небесной благодати" доступная каждому отдельно. Как вкушение, причастие, в котором "видехом свет истинный, прияхом Духа Небесного".

Вкушаем плод благословенный. Не плоды добрых дел, предназначенных для других, не ответную благодарственную мзду, но дары Духа Святого, составляющие единственную цель и единственный смысл любого совершаемого нами де­яния.

 

Эта-то свершительность и говорит нам о том, что умное делание не искание, не "предварительное действо". А налич­ное, — хотя для нас лишь случающееся, а не пребывающее, бытие.

Свершенность, энтелехийность и есть, видимо, один из смыслов непрестанности. Когда отцы-аскеты говорили о не­престанной молитве и созерцании, не одна настойчивая, уп­рямая непрерывность имелась в виду. Насильно свят не будешь, хотя Царство Божие силою, т.е. энергией, действием берется. Какое-то странное единство непрерывности и дискретности, свершения и свершенности. Улавливаемое, пожалуй, лишь в символо-ритмах дыхания, поклонов, крест­ных знамений, соотнесенных с символо-ритмами природы, с вибрациями очень тонкого мира.

Итак, детушки, — говорит нам, меньшим братьям своим великий во святых преп. Серафим Саровский, — "стяжевайте благодать Духа Святого ... всеми... Христа ради добродете­лями, торгуйте ими духовно, торгуйте теми из них, которые вам больший прибыток дают ... и таким образом о всякой до­бродетели даваемой ради Христа рассуждайте". Сами, не дожидаясь подсказок и понуждений. Надо, чтобы "вы сами стяжали тот приснонеоскудевающий источник благодати Божией и всегда рассуждали себя, в Духе ли Божьем вы обре­таетесь и по какой причине Господь Бог Дух Святой изволил оставить нас, и снова искать и доискиваться Его и не отставать до тех пор, пока истинный Господь Бог Дух Святой не сыщется и не будет снова с нами Своею благодатию".

 

Простые и сильные слова о "цели жизни христианской", о смысле ее и ценности. Но и по сию пору вызывают они сму­щение и даже как бы замалчиваются. Видимо и впрямь, — как на этот случай предсказал Преподобный, — так далеко "мы удалились от простоты первоначального христианского ве­дения, что нам уже кажется неудобопостигаемым то, о чем древние ... ясно разумели". И уже "не ищем благодати Божией, не допускаем ее, по гордости ума нашего, вселиться в души наши: и потому не имеем истинного просвещения от Господа, посылаемого в сердца людей, всем сердцем алчущим и жаждущим правды Божией".

А ведь молили искать прежде всего Царствия Божиего и правды Его. Ибо все прочее — приложится.

Источник: "Промета". Опубликовано: "Поводы и намеки". М.: Путь, 1993 г.