Версия для печати
Компетенции ради развития
К пониманию природы компетенций
1. Понимаем ли мы интуитивно компетенции как умения и навыки, или как способности и установки, про компетенции наверняка можно сказать, что они осуществляются на стыке технологической и социально-институциональной организации деятельности[1].
1.1. При этом технологической организации всегда подлежит процесс, представляемый как последовательность действий, а целью технологизации[2] является возможность конструирования цепей деятельности из стандартизированных операций.
В докомпьютерную эпоху пределом техничности считалось автоматизированное выполнение установленной в ходе технологизации цепи операций (роботом, киборгом или человеком в системе «человек/машина»).
В IT-эпоху речь чаще идет уже не об инструментальной, а об информационной технологизации: автоматизированном проектировании IT-модели процесса деятельности (вместе с потребными для его практической реализации модельными компетенциями).
1.2. Институциональная организация деятельности чаще всего понимается как структура, состоящая из приемлемых и доступных — для нас в данный исторический момент — институтов (что не исключает понимания институционализации как целенаправленно предпринимаемой, и даже проектируемой деятельности[3]).
1.3. Как в случае технологической, так и в случае институциональной организации, её, организацию, также можно понимать в двух залогах: как организованность, т. е. актуально данный порядок, и как деятельностно выраженное упорядочение, организовывание. Так что и технологизация, и институционализация суть организационно-деятельностные феномены.
1.4. А раз так, то и компетенции суть столь же деятельностные, сколь и организационные сущности.
И поэтому о тех или иных компетенциях можно осмысленно говорить лишь в определенных организационно-деятельностных контекстах (например, в контексте корпоративного развития).
1.5. Отсюда и формулировка миссии класса программ «Компетенции ради развития»: исследование спроса на новые типы занятости и построение компетенций для целей корпоративного развития.
Типика институциональной организации
2. Для более внятного понимания этой (или иной какой) миссии важно понять, что институционализация может протекать не одним каким-то, а многими путями, и что ее результаты могут воплощаться в разных «социально-антропологических морфологиях».
Для того состояния организационно-проектной развитости, на котором мы себя сейчас ощущаем, можно начать с различения:
- инфраструктурной,
- социальной-коммуникативной,
- культурно-ценностной,
- когнитивной,
- и, наконец, экзистенциально-прагматической (персональной) разновидностей институционализации.
2.1. Деятельность неустранимо телесна, а потому неотделима от перемещений человека в пространстве, посещении им тех или иных мест или постоянного присутствия в них.
В материально-телесном горизонте человеческого жития-бытия инфраструктурная институционализация — это привязка к узлам и каналам различных инфраструктур, размещенность их в физическом пространстве, включенность в потоки, протекающих в физическом времени[4].
Таковы не только транспортные инфраструктуры или каналы связи, но и сети торговых точек, учреждений культуры (клубов, музеев …), судов, кладбищ или церковных приходов.
Когда представления об инфраструктурах из физического пространства (и времени) переносится в знаковые, символически выраженные, «виртуальные» пространства, их ныне принято называть «сетями», а процессы в них протекающие «потоками»[5].
Специфика инфраструктурной институционализации определяется именно тем, что инфраструктурам (и сетям) одновременно присуща пространственность и специальная функциональность[6].
2.2 Социальные институты организуют деятельность и отношения человеческих сообществ (коммуниумов) — групп, классов, страт,
популяций, этносов, диаспор и т.д.— разного масштаба, разной породы и «деятельностной назначенности» (функциональной определенности).
Для коммунитарной версии социологии важно, что сообщества (и их целое, именуемое обществом) — это своего рода живые множества, структурированные множества живых людей. И потому развиваться коммунитарная социология, в отличие от других версий социологического науки, может лишь в русле витальных онтологий.
Коммуниумы, с одной стороны, динамически и коммуникативно взаимодействуют между собой, а с другой, стационарно закоммутированы (соединены заведомо надситуационными связями взамодеятельности).
Этот второй аспект коммуникативно-коммунитарной реальности отсылает нас к социологии социальной структуры, а она, в свою очередь, к социологии культурно-ценностных оснований жизни и деятельности.
Нам сейчас — в контексте понимающего подхода к представлениям о компетенциях — важно, что в социальном горизонте институционализации организационно-деятельностный анализ обычно замыкается на понятие о нормах: юридических или культурных, о стандартах, правилах и т.д.
2.3. О третьем, «культурологическом», культурно-ценностном горизонте институционализации речь правомерно заходит в тех случаях, когда институты соотносятся с культурными традициями и практиками, когда трансляция деятельности поведенчески и символически структурируется отношениями типа наставник/послушник, мастер/подмастерье, учитель/ученик… родитель/ребенок.
Поскольку культурно-ценностному горизонту присущи характерные именно для него типы рациональности (например, ценностная рациональность), мы вправе говорить об ориентированных именно на него стратегиях институционализации.
Кое что об этом сюжете становится ясно при анализе практик понимающего управления[7].
2.4. При когнитивной институционализации взаимоотношения между действующим людьми, их сообществами и любыми субъектами деятельности устанавливаются в «сфере мысли», в «смысловых пространства», в «материи мысли», и деятельно осуществляются посредством логико-семиотического оперирования со «значеними», «значимостями» и «созначностями».
Прибегая к метафоре, можно сказать, что смысл есть то, структурой чего является сознание, а процессом чего — мышление; напротив, сознание и мышление — это структура и процесс того, что известно нам в качестве смысла.
2.5. Персональная институционализация, названная нами также экзистенциально-прагматической, реализуется в рамках свойственных европейским культурам института личности и созначных с ним межличностных отношений.
Они дают о себе знать в практиках ценностной ориентации (и мотивации), личностного — как индивидуального, так и соборного, «гиперличностного» — самоопределения.
2.6. Названные разновидности институциональной организации, перечислены в порядке нарастания уровня их рефлексивности и выраженности в личностных самообразах.
2.7. А указание на этот порядок позволяет заметить, что интересующие нас компетенции развиваются (и осваиваются) на всех уровнях институциональной организации деятельности параллельно и во многом независимо друг от друга — с помощью соответствующих им технологических оснасток.
[1] Генисаретский О.И. Воображаемая предметность и воображаемая деятельность: заметки к педагогике воображения // Навигатор:методологические расширения и продолжения. М.: Путь, 2002. С.505-526.
[2] Синонимами «технологизации», т. е. терминами, вкупе с ней входящими в общее семантическое поле, являются «операционализация», «опроцедуривание», «инструментализация».
[3] Противопоставление «процесса» и «структуры» относится к категориальной парадигме системного подхода и само является категориальным. Поэтому в этом тексте речь пока идет о категориальной схеме понятия компетенции, а не о построении самого понятия.
[4] В современной практике менеджмента для управления инфраструктурными процессами развита особая технология, именуемая «логистикой».
[5] Любопытно, что процессы в виртуальных пространствах могут протекать в реальном времени, что и позволяет говорить о виртуальных реальностях.
[6] В этой связи для нас особый интерес представляют административно-территориальные инфраструктуры.
[7] Генисаретский О. И. Пространственное развитие и стратегическое управление // Стратегическое планирование в муниципальном управлении. Введение в предмет. М.: Московский общественный научный фонд, 2000.
Источник: Форум "Стратегии регионального развития", 2003 г.
|