Главная ?> Авторы ?> Бачинин -> Государственный секуляризм — стратегия, угашающая дух
Версия для печати

Государственный секуляризм — стратегия, угашающая дух

От эона Каина до эона Хама

На сущность секуляризма проливает свет притча Христа, в которой Он говорит о сеятеле, вышедшем сеять, и о появившемся следом за ним архивраге, который в ту же почву посеял свое. Секуляризм — это общее название всех тех взошедших семян, которые были посеяны архиврагом человечества.

Секулярный мир нового времени пережил в своей эволюции несколько эонов:

1) эон Каина — эпоха Возрождения, когда богоборческий антропоцентризм впервые открыто восстал и обрушился на теоцентрическую картину мира, положив начало цивилизации нового времени — цивилизации каинитов;

2) эон Вавилонского столпотворения — эпоха развития индустриального общества, когда успехи науки и промышленности стали источником иллюзии неограниченности человеческих возможностей в деле покорения мира;

3) эон Хама — эпоха постиндустриализма и одновременно апогея модерна с характерным для них упрощением и огрублением нравов, утратой духовного здоровья целыми нациями и народами.

На протяжении всех этих трех этапов секуляризм набирал силу. Каждый предыдущий эон продолжал существовать в последующем. Произведенные им отравленные духовные плоды питали людей нового эона. Росло число тех, кто привыкал жить в духовной самоизоляции от Бога и евангельских истин, а также тех, кто пребывал в прямом заговоре против Бога. В результате эскалации богоборческих настроений оказалось поставлено под угрозу духовное и физическое здоровье цивилизаций, которые сложились и обрели свое неповторимое лицо под определяющим влиянием христианства, — западной и российской. Печальное свидетельство тому — медленно вырождающаяся секуляризованная Европа и быстро вырождающаяся секуляризованная Россия. Под бременем секуляризма (а это тяжесть бесчисленных личных и общественных грехов) народы быстро стареют, утрачивают одухотворенность и творческую силу, тяжелеют, коснеют, пригибаются к земле и тем самым готовятся исчезнуть с ее лица.

На сегодняшний день известны две социально-исторические разновидности процесса секуляризации — самопроизвольная и насильственная. Первая имела место в императорской России, а вторая с максимальной отчетливостью оказалась представлена в политической практике советского режима.

К. П. Победоносцев хотя и не употреблял понятия секуляризации, но имел в виду именно ее, говоря о том, как изменились государственное и церковное сознание за несколько последних столетий. Его беспокоило появление политических учений, создатели которых настаивали на том, о чем ранее нельзя было и помыслить, — на решительном отделении церкви от государства и на праве государственного сознания быть свободным от каких бы то ни было верований.         Интеллигенция в лице философов-атеистов много сделала для того, чтобы лишить людей веры и дискредитировать Церковь. При этом их нимало не смущало то, что многие, утратив Бога, сохранили потребность в религии.

Секулярные идеи представлялись светским апологетам сильной государственности весьма привлекательными, поскольку обещали полную автономию, устраняли из борьбы за власть старинного оппонента государства — церковь. При этом защитников этих идей не волновало то, что секулярный мир предстает как разительно дисгармоничный антимир, в котором не просто нарушена должная иерархий ценностей, а утвердилась перевернутая шкала оценок, низшее заняло место высшего, государство вознеслось над церковью.

Идеи несимметричных отношений государства и церкви отвечала интересам революционных радикалов Для Победоносцева же она была не приемлема. Он выступал категорически против отделения церкви от государства. Это было для него равнозначно мысли о раздельном существовании души и живого человеческого тела. Равным образом он не допускал отделения церковной жизни от жизни гражданской. Его отличала твердая убежденность в том, что присутствие Церкви при важнейших таинствах человеческого существования — рождении, браке, смерти, — внушает людям уважение к семейным святыням и к тому, что их оберегает, т. е. к закону и власти.

В прошлом, когда безверие еще не стало массовым общественным состоянием, существование индивида вне Церкви расценивалось как проявление безумства. Сам же безумец, выглядевший в глазах окружающих опасным и отвратительным существом, предавался сожжению. Теперь неверующему ничто не угрожает. Не имеющий возможности уйти из-под власти государства, он, однако, уклоняется от власти церкви, и та не имеет сил, чтобы воспрепятствовать этому.

Худшие опасения Победоносцева, касающиеся негативных последствий секуляризации оправдались. В результате происшедших с Россией катастрофических перемен, а затем тотального военно-полицейского и идеологического террора, народы СССР, не имевшие общего для всех культурного прошлого и единого религиозного пространства, стали объектом консолидирующих усилий государства, сделавшего ставку на богоборческий марксизм. В результате была сотворена гигантская химерическая конструкция единой для всех секулярной идеологии. Это духовно-практическое новообразование стало главным средством, с помощью которого индивиды должны были адаптироваться к данному типу государства, к его утопическим целям и неправовым задачам по их достижению.

Создав царство интеллектуальной и моральной несвободы, коммунистическая идеология с ее специфическим языком и характерной символикой встала между христианством и массовым сознанием. Религиозная вера была заменена идеологической «подкованностью», а этическая мотивация социального поведения оказалась вытеснена принципами «коммунистической убежденности». В результате сложилось массовое безрелигиозное сознание, способное существовать в плену иллюзий и достаточно индифферентно воспринимавшее все предложенные ему подмены — идеологию вместо религии, несправедливость вместо справедливости, неправовой авторитаризм вместо права, режимное существование вместо свободы и т. д.

Секуляризм, если его рассматривать в теологическом свете, демонстрирует духовное бессилие падшего человека. Это парадигма, пронизанная богоборческим духом антихристианского мятежа, следствиями которого явились разрушения троякой направленности — а) деструкция нормативно-ценностных структур религиозного сознания; б) брутализация, огрубление и ожесточение морального сознания; в) инволюция, глубокая деградация правового сознания. Из-за повреждений и разрушений этих сложных духовных структур во всех сферах социальной жизни начали доминировать структуры нижележащие, более простые и примитивные, напрямую связанные с демоническим миром.

То состояние, в котором Россия оказалась к концу ХХ века, — это результат действия демонического секуляризма. Она не устояла перед соблазном, аналогичным второму диаволову искушению Христа. Вспомним Евангелие от Матфея: «Потом берет Его Диавол в святой город и поставляет Его на крыло храма. И говорит Ему: если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: «Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею». Иисус сказал ему: написано также: «не искушай Господа Бога твоего» (Мф. 4, 5 — 7).

Диавол аналогичным образом предложил России броситься в бездну богоотрицания, безумной авантюры, сокрушительной революционной ломки всех устоев нормальной, цивилизованной человеческой жизни. При этом ей было обещано, что она не только не разобьется, а будет подхвачена и вознесена на невиданную высоту и перед ней откроются заманчивые дали светлого будущего. На протяжении десятилетий, предшествовавших трем революциям, диавол искушал ее через политику, науку, литературу, искусство, философию. И Россия не устояла. В отличие от Христа, противопоставившего логике диавола логику Бога-Отца, она, забывшая о Господе, не нашла ни одного достойного возражения искусительной силе «развратительных идей». И, мечтая о взлете ввысь, она ринулась, очертя голову, вниз. Однако, ее надежде на то, что найдутся силы, которые удержат ее от падения, не суждено было сбыться. Поддавшись диаволову соблазну, она искусила Господа. И тут же Бог от нее отступился и предал ее в руки врага человеческого. И она рухнула в страшную бездну, ломая костяки своих духовных, культурных, государственных и гражданских структур. И архивраг тут же завладел ее душой, в пределах которой погас высший свет. Теперь она оказалась целиком во власти сатаны и готова была служить ему. Ее народ разделился на «каинов» и «авелей», и первые начали убивать вторых вначале в открытой гражданской войне, затем в тайных заговорах невиданных по своим масштабам голодоморов и, наконец, в организованном, хладнокровном и циничном терроре «каинов» в форме НКВД против миллионов своих же братьев и сестер.

Но это было еще не все. Демонизированное государство, в котором уже невозможно было узнать прежнюю Россию, утратило свое первородное имя и двинулось по пути угашения духа и убивания душ своих граждан.

Всё это были следствия того, что Россия не устояла перед вторым диаволовым искушением, не выдержала экзамена на право называться христианским государством. Отступив от Христа, она оказалась в гибельных объятиях князя тьмы. Были разрушены тысячи церквей, закрыты сотни молитвенных домов. Число людей, входящих в организацию воинствующих безбожников, достигло к 1932 году 5,5 миллионов. Партийными и государственными властями поощрялись все виды богохульства и святотатства.

Был наложен запрет на издание христианской литературы, евангелизационную, миссионерскую и благотворительную деятельность, а также на публичные проповеди Евангелия в общественных собраниях, в печати, по радио и в частном порядке. Нарушители этих запретов подвергались преследованиям и репрессиям.

Запрещалось иметь Библию в личном пользовании. Книги Ветхого и Нового Заветов хранились только в самых крупных библиотеках и выдавались в читальные залы лишь при наличии у читателя специального разрешения, получить которое было очень трудно.

Власти при помощи грубого шантажа заставляли священнослужителей сообщать им требуемые сведения о членах их церквей. Граждане других государств, желающие проповедовать Благую Весть, не могли преодолеть железный занавес, отгораживавший СССР от всего остального мира.

В этих условиях духовной резервации историческая судьба «нового человека», лишенного религиозного сознания и утратившего адекватные представления о сущем и должном, оказалась трагической. Чрезмерные социальные невзгоды и несчастья, плен длительного самообмана, отчужденность от своей человеческой сущности деформировали его душу, а с ней и его моральное, правовое и политическое сознание. Его существование стало напоминать страшную и жалкую пародию на судьбу библейского Иова: в условиях всевластия демонических сил, приносящих тяжкие страдания, множество «советских людей» продолжали славить своих темных властелинов и установленный ими режим насилия.

Государственное безбожие

Отделение церкви от государства не стало благом для России, а затем и Советского Союза. Оно развязало руки властям и дало им возможность целенаправленно преследовать верующих, уничтожать храмы, предметы культа и многое другое, реализуя тем самым стратегию построения абсолютно секулярного государства.

Конфессиональная политика большевизма стала одним из наиболее одиозных проявлений государственного безбожия. В большевистской интерпретации принципы христианской нравственности и естественного права представали как фальшивые и лицемерные, предназначенные эксплуататорскими классами для обмана трудящихся.

В новом идеологическом контексте стали возникать удивительные морально-политические парадоксы, об одном из которых напомнил митрополит Иоанн в книге «Самодержавие Духа» (СПб., 1995). Речь в ней шла о том, как пришедшие к власти большевики решили установить в г. Свияжске памятник первому и главному богоборцу — Люциферу. Но, посчитав его фигуру несовместимой с материалистическим мировоззрением, они остановили свой выбор на Каине. Однако, этот библейский антигерой был признан исторически недостоверным. В итоге был поставлен памятник Иуде Искариоту как первому восставшему против Христа революционеру.

 Теоретики и практики большевизма, встав на путь откровенного сатанизма, пошли по пути изъятия у человека его естественных прав и свобод — свободы вероисповедания, права на собственность, на свободное волеизъявление, личное достоинство и даже права на жизнь, развернув невиданные по масштабам репрессии, в том числе против тысяч служителей церкви.

В результате подобной варварской практики совершился исторический откат общества во внехристианское и одновременно в доправовое состояние, при котором государство, призванное по своей природе оберегать основы цивилизованности, собственность, свободу и жизнь граждан, большей частью отнимали их.

Большевистская идеология изгнала из своего лексикона концепт гражданского общества, поскольку, согласно ее постулатам, полная, безраздельная власть в стране должна принадлежать не религиозно-общественным организациям, а партийно-государственным институтам. Секуляризованное правоведение советского периода обрело исключительно «государствоцентристскую» ориентацию, ставившую на первое место не права и свободы личности, не интересы гражданского общества (о котором и не упоминалось), а интересы государства как механизма, управляющего всем ходом социальной жизни. Была, по существу, возрождена идея государства как «земного бога», относящегося к индивидам как к средствам достижения своих политических целей. Она напоминала символический образ демонического, богопротивного государства, которое изображено в виде устрашающего зверя в «Откровении» Иоанна Богослова: «И поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему? И кто может сразиться с ним? И даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно… И отверз он уста свои для хулы на Бога, чтобы хулить имя Его, и жилище Его, и живущих на небе. И дано было ему вести войну со святыми и победить их; и дана была ему власть над всяким коленом, и народом, и языком, и племенем. И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира» (Откр. 16, 4 — 8).

Крупнейшим теоретиком и практиком политики государственного безбожия явился И. В. Сталин. Этот диктатор, с именем которого связано утверждение одного из наиболее жестоких в истории нового времени политических режимов, окончил духовное училище в Гори, учился в тифлисской духовной семинарии. В 20-летнем возрасте стал членом первой в Грузии социал-демократической организации "Месаме-даси" и был исключен из семинарии. После Октябрьского переворота стал народным комиссаром по делам национальностей, членом Политбюро. После смерти В. И. Ленина стал фактическим главой партии и государства.

Духовное образование, полученное диктатором в юности, дало парадоксальный результат. Усвоив внешний догматический тон православного катехизиса, враг религии и нравственности, узурпатор права и свободы, апологет атеизма и материализма, облек в догматические формы свои публичные и печатные выступления. Догматизм соответствовал и объективному положению дел в условиях утверждающегося тоталитарного режима, требующего общего идеологического монизма, нуждающегося в том, чтобы массовое сознание опиралось на компендиум абсолютных истин, не подлежащих критическому анализу, исключающих какие-либо сомнения. Работы Сталина были канонизированы при его жизни, возведены в ранг высших откровений, открывшихся "гению всех времен» и «отцу всех народов".

Диктатор руководствовался в своих выступлениях принципом социально-политического манихейства. Используемая им классическая идея раздвоения единого на противоположности и борьбы между ними, придала черно-белую окрашенность его модели социального мира. В сталинизме, как некогда в манихействе, мир разделился на два противоположных лагеря, один из которых оказался во власти сил зла, а другой — во власти добрых начал. Антитезы прогрессивного и реакционного, революционного и контрреволюционного, коммунизма и империализма и т. д. обрели в сталинских работах парадигматический характер. Сквозь их призму рассматривались сущее и должное, сферы экономики, политики, идеологии и культуры. Ее логическим следствием стало обоснование необходимости непримиримой борьбы со всем «реакционным», где бы оно ни обнаруживалось. В ряду наиболее «реакционных», т. е. враждебных режиму институтов, оказались религия и церковь.

Церковь под пятой государства

В истории мировой цивилизации достаточно редки случаи, когда какое-либо государство пыталось совершенно отстранить церковь от решения проблем, стоящих перед верховной властью. Чаще всего оно прибегало к ее помощи, возлагало на нее определенные надежды и действительно получало серьезную поддержку в деле установления и сохранения стабильного социального порядка, в социализации подрастающих поколений, в обслуживания сферы высших духовно-экзистенциальных потребностей граждан. При этом наиболее оптимальной оказывалась модель паритетного взаимодействия государства и церкви. Однако, она всегда требовала достаточно высокого уровня цивилизованности общественных отношений. Там же, где этот уровень оказывался низок, их взаимодействие государства и церкви разворачивалось по иным сценариям. Так, в Европе нового времени, внутри большей части молодых государственных организмов преобладало хищное стремление светской власти подчинить себе все сферы общественной жизни. В условиях нежелания государства делиться своей властью с кем бы то ни было церковь оказывалась, как правило, в подчинении у него.

На протяжении нового времени положение дел усугублялось еще и динамикой секуляризации, когда авторитет религии и церкви неуклонно понижался в общественном сознании, а христианские ценности оттеснялись все дальше и дальше на периферию социальной и духовной жизни. Это давало государству дополнительную возможность грубо подавлять всей своей массой церковь и все дальше отодвигать ее от ключевых социальных ролей.

В России в эпоху петровских преобразований царь-реформатор лишил церковь возможности участия в принятии важнейших государственных решений. Требуя от духовенства полного, безоговорочного повиновения, Петр I не оставил для церкви социального пространства, где она чувствовала бы себя независимой и сознавала бы свою незаменимость. В результате подобного усекновения прав, она превратилась в подобие обычного учреждения, чья деятельность должна была отвечать практическим интересам государства.

При большевиках церковно-государственные отношения приобрели наиболее драматический характер, превратившись в отношения гонимого и гонителя. Реализовалось пророческое замечание поэта Генриха Гейне, утверждавшего, что будущее торжество коммунизма окажется господством «мрачных иконоборцев», которые вырубят олеандровые рощи и станут на их месте сажать картофель.

Власти, имевшие возможность стереть с лица русской земли все христианские храмы, однако, этого не сделали. Некоторая, весьма малая часть действующих соборов, церквей были все же сохранены. Возникает вопрос: почему и для чего они это сделали? На истинные причины этой кажущейся непоследовательности коммунистов-богоборцев указала еще мать Мария. В 1937 г. она писала: «Есть сейчас одно зловещее явление, происходящее в советской России. Там Церкви запрещено всё — проповедовать, учить, заниматься благотворительностью, организационной работой, объединять верующих для совместной жизни, разрешено лишь одно — совершать богослужения. Что это — случай или недосмотр? А может быть, это, наоборот, очень тонкий психологический расчет, основанный на том, что православное богослужение без дела любви, без явленной подвижнической жизни, без Слова Божия способно напитать только уже верующих, только уже что-то постигших и бессильно явить обмирщенному и обезбоженному человечеству Христову правду? Духовно голодный человек переступит порог храма и отдаст должное красоте, в нем свершаемой, но на голод своей пищи не получит, потому что он хочет не только красоты, но и любви, и ответа на свои сомнения. Таким образом, власть своим требованием замкнула церковные двери… Может быть, в этом смысле Церкви было бы полезнее не иметь официального разрешения на богослужения, а собираться тайком, в катакомбах, чем иметь разрешение только на них и тем самым не иметь возможности являть миру всю любовь Христову во всем опыте своей жизни» (Кузьмина-Караваева Е. Ю. (Мать Мария). Жатва духа: Религиозно-философские сочинения. СПб., 2004. С. 146 — 147).

Секуляризм — причина проклятий, заставляющих страдать целый народ

Все живое, пребывающее в мире, лежащем во зле, может в любой момент оказаться добычей боли и страданий. Русский философ Константин Леонтьев, считавший способность испытывать боль универсальным свойством живой материи, писал: «Все болит у древа жизни людской… Болит начальное прозябание зерна. Болят первые всходы, болит рост стебля и ствола; развитие листьев и распускание пышных цветов (аристократии и искусства) сопровождаются стонами и слезами. Болят одинаково эгалитарный быстрый процесс гниения и процесс медленного высыхания, застоя, нередко предшествующий эгалитарному процессу. (Например, в Испании, Венецианской республике — во всей Италии высыхание XVII и XVIII веков предшествовало гниению XIX.) Боль для социальной науки — это самый последний из признаков, самый неуловимый; ибо он субъективен, и верная статистика страданий, точная статистика чувств невозможна будет до тех пор, пока для чувств радости, равнодушия и горя не изобретут какое-нибудь графическое изображение, какое-нибудь объективное мерило…» (Византизм и славянство. М., 2001. С. 99).

При Леонтьеве молодая социологическая наука, делавшая во второй половине XIX в. свои первые шаги, еще не выработала универсального измерительного средства, позволяющего создавать графические изображения «статистики страданий». Впрочем, и впоследствии ей не удалось создать что-либо подобное. Объясняется это во многом тем, что большинство западных и российских социологов, психологов, антропологов являлись в прошлом и продолжают оставаться и сегодня обладателями секулярного мышления. Не признавая за Священным Писанием безусловного авторитета, а за сакральным миром права на существование, они в данном вопросе неизбежно заходят в тупик. Между тем, у социогуманитарных наук имеется возможность резко раздвинуть пространство своих объяснительных возможностей, если они смогут отказаться от плоских стереотипов секулярного мышления и возвыситься до уровня христианского миропонимания, чтобы тем самым проникнуть в тайны феномена социальной боли.

В библейском понимании боль, которую способны испытывать люди, — это их отрицательное приобретение в результате грехопадения. Отпрянув от Бога, люди, обрекли себя на множество болезненных ощущений, от мук деторождения и до мук умирания. Падший человек практически не способен совершенно избежать страданий.

В отдельных случаях боль и сопровождающие ее страдания могут быть посланы Богом не только конкретному человеку, но и целому народу для того, чтобы не только наказать их за грехи, но и одновременно заставить переосмыслить свое поведение, свою жизнь в прошлом и настоящем, произвести необходимую переоценку ценностей и встать на путь, открывающий возможность спасения.

Страдания не безосновны; они представляют собой справедливое возмездие со стороны Бога, наказание за недостойное поведение. В отдельных случаях гнев Бога может распространиться и на потомство виновного грешника, на его детей и на детей детей до третьего и четвертого рода (Исх. 34, 7). Целый народ может пострадать за свое вероотступничество и вынужден будет какое-то время нести бремя испытаний.

В 1995 г. в Нью-Йорке была опубликована книга американского ученого Даниэля Ранкур-Лаферрьера «Рабская душа России: проблема нравственного мазохизма и культ страдания». В преамбуле автор приводит разные примеры бедствий и страданий, обрушивающихся на русских людей, и спрашивает, как русские выносят такую боль и какие особенности их ментальности позволяют им выживать в условиях, при которых им уготована роль жертв? Далее автор ведет свое рассуждение в категориях психоанализа и трактует русскую ментальность и культуру как мазохистскую.

В этой работе, далеко отстоящей от христианского взгляда на вещи, примечательна констатация непомерных страданий в качестве существенного атрибута социальной жизни русского народа. Действительно, на протяжении ХХ века в России случилось столько социальных катастроф, а в самом типе человеческой личности, в ее психике и мышлении произошли такие негативные мутации, что это заставляет многих современных ученых говорить о нисхождении массового российского человека на более низкую ступень социокультурного развития. Это нисхождение сопровождалось тяжелейшими страданиями десятков или даже сотен миллионов людей, ставших жертвами процесса, получившего название антропологической катастрофы.

Если безрелигиозное сознание не принимает во внимание сакральных предпосылок антропологической катастрофы, то христианское сознание воспринимает ее как следствие гнева Божьего. Любая социальная катастрофа имеет теологический подтекст, перед которым бессильна светская наука, но который может быть вскрыт в результате богословского анализа.

Священное Писание содержит немало примеров, служащих образцами такого видения крупномасштабных катаклизмов. Так, гибель городов Содома и Гоморры явилась следствием нечестивого поведения людей, которые сами своими поступками призвали гнев Божий на свои головы. То же самое следует сказать и о десяти казнях египетских, явившихся следствием богопротивного поведения фараона, а также о вавилонском пленении евреев, отвернувшихся от Бога.

России пришлось в ХХ веке испить в полной мере чашу гнева Божьего прежде всего потому, что несколько поколений россиян оказались поражены грехом личного безверия. К ним могут быть обращены слова Священного Писания: «…Они солгали на Господа и сказали: нет Его» (Иер. 5, 12). За грех лжи на Господа всякий человек неизменно несет прижизненное наказание или посмертное возмездие.

 Когда настроениями безверия оказалось охвачено массовое сознание всех слоев населения, не испытывающих уважения к религии, не верящих в Божественное мироустройство, с легкостью пренебрегающих Божьими заповедями, позволяющих себе богохульства и святотатства, это не могло пройти бесследно и остаться без наказания.

 Люди, бросившие вызов Богу, уподобились дерзким рабам, пожелавшим низложить господина. В результате их отступничества все вокруг изменилось самым роковым образом, а также неузнаваемо изменились и они сами. Духовное пространство, в котором когда-то в прошлом господствовали христианские ценности, предстало в виде сумрачного «антимира», наполненного перевернутыми социокультурными смыслами. И в нем власть имущим ничего не стоило называть зло добром, тьму светом, казнить праведников и возвышать преступников.

Пребывая в пространстве советской цивилизации, человек мог воспринимать собственную безбожность как благо, ощущать падение как взлет, считать себя созидателем, сея разрушения и т. д. В итоге злая историческая ирония привела миллионы людей совсем не туда, куда им хотелось бы. Вера в гений политических вождей-узурпаторов обернулась горькими разочарованиями. Надежды на светлое будущее превратились в прах и пепел. Пафос собственной избранности, питаемый богоборческой дерзостью и гордыней, трансформировался в чувства отчаяния и духовной опустошенности.

Содержание духовного пространства российской цивилизации, превратившейся в советскую, изменилось на всех уровнях, от макрополитического до микросоциального, повседневного. Люди, долго и настойчиво разрушавшие среду своего духовного обитания, остались в итоге наедине с собственной греховной природой и обступившими их силами тьмы, а их родная советская повседневность превратилась в удручающее и одновременно устрашающее подобие земного ада.

Русский поэт Игорь Холин (1920 — 1998), мастер поэтических зарисовок советского быта, оставил лаконичные и, вместе с тем, чрезвычайно красноречивые картинки, изображающие повседневность советских людей в ее соотнесенности с библейским интертекстом. Вот одна из них:

         Адам –

         Слесарь-инструментальщик.

         Ева — токарь-верстальщик.

         Место работы —

         Завод «Пеношлак».

         Место жительства –

         Общежитье,

         Барак.

         Хуже ада!..

Слова Адам, Ева, ад вносят особый настрой в этот, внешне незамысловатый стих. Они позволяют рассматривать бытовую зарисовку-характеристику в качестве советской версии песней «Ада» из «Божественной комедии» Данте. Только здесь все выглядит более гнетущим, поскольку герои нашего поэта оказались в аду уже при жизни. И это ад не трансцендентный, а посюсторонний, земной, социальный. Более того, это ад узнаваемый, рукотворный, российско-советский, созданный нами самими.

В другой зарисовке язык поэта максимально приближен к тем низменным формам существования, в которые погружены его герои:

         Рыба. Икра. Вина.

         За витриной продавщица Инна.

         Вечером иная картина:

         Комната,

         Стол,

         Диван.

         Муж пьян.

         Мычит…

         …Храпит.

         Инна не спит.

         Утром снова витрина.

         Рыба. Икра. Вина.

Здесь приземленный социальный контекст замкнут, закольцован и из него нет выхода. Герои обречены на пожизненное заключение в тюрьме советской повседневности, где они по-своему страдают.

Но иначе и быть не могло: царившие над ними антихристианские идеологические фальшивки, подделывавшиеся под идеалы и святыни, рано или поздно должны были обнажить свою истинную суть. Словесная мишура политических демагогов должна была осыпаться. Идеологическое опьянение доверчивых «совков» должно было смениться состоянием отрезвления с признаками тяжелого духовного отравления. Страдания при этом не исчезли, а лишь изменили свой характер. Боль не ушла, а переместилась в другие части социального организма. И теперь, когда появилась возможность говорить вслух о сокровенном и открыто вопрошать, зазвучали вопросы: «Почему страдаем? За что нам такие муки?»

Однако, у обладателей секулярного мышления нет вразумительных ответов на вопросы такого рода. У христиан же они имеются. В «заповедях блаженства» из Нагорной проповеди говорится: «Блаженны плачущие, ибо они утешатся» (Мф. 5, 4). При этом Иисус нигде не утверждает, что блаженны все, без исключения, плачущие. Среди тех, кто страдает и плачет, всегда много тех, о ком нельзя сказать, что они блаженны. На них, живущих не по заповедям Бога, а по своему хотению, нет Божьего благословения. Поэтому они не утешатся и не наследуют Царства Небесного. Их ждет другое место, где они будут еще больше плакать. Об этом месте сказано в Писании, что оттуда слышны «плач и скрежет зубовный». Кто попирал Божьи заповеди и не раскаивается в этом, демонстрируя тупую самодостаточность или безумную дерзость неверия, не избежит возмездия. Тот же, кто богобоязнен и мудр, будет спасен.

Всегда праведен гнев Божий, направленный против тех, злостно нарушает Его заповеди. Бог, милостивый и благоволящий тем, кто любит Его, суров по отношению к грешникам, не желающим каяться. Поскольку на протяжении всей истории человечества люди постоянно грешили, Бог обнаруживал Свой гнев по отношению к виновным. При этом Он мог обрушить Свою ярость не только против язычников, как это было, например, в случае с казнями египетскими, но и против избранного народа. Священное Писание говорит о том, что евреи, многократно обнаруживавшие нечестивость и непокорность по отношению к Богу, понесли тяжкое наказание за свое богоотступничество. В ХХ в. с народами России произошло тоже самое.

Однако, земные страдания народов, как и отдельных людей, не бессмысленны и не бесцельны. Они насылаются Богом для того, чтобы народы осознали свою вину и вернулись к Нему. В подобных обстоятельствах потрясения общественного организма и страдания людей играют роль болевого шока, встряхивающего душу народа, пробуждающего его к покаянию и к новой жизни. Тем самым Бог стремится спасти страдающих через их страдания.

Страдания, как путь к исцелению, предполагают чувство виновности перед Богом, глубокое недовольство собой за содеянный грех и желание очиститься от его скверны, получить прощение. Они несут в себе возможность духовно-нравственного очищения. Поэтому истинно верующий не должен относиться к ним как к чему-то отрицательному. «Наказания Господня, сын мой, не отвергай, и не тяготись обличением Его; ибо кого любит Господь, того наказывает, и благоволит к тому, как отец к сыну своему» (Пр. 3, 11-12).

Только искреннее и глубокое раскаяние грешника может отвратить от него карающий гнев Господа и избавить его от страданий. К тем духовным последствиям, которые страдания способны порождать, приложимо понятие реанимации, используемое в медицине в тех ситуациях, где речь идет о возвращении человека к жизни посредством специальных врачебных действий. В буквальном смысле оно означает «возрождение души». «восстановление души», «воскрешение души». В подобных случаях возрождается, разумеется, не душа, которая бессмертна, а тело, организм. Однако, смысл понятия реанимации шире значения этого, сугубо медицинского термина. Оно применимо и к сфере духовной, религиозно-нравственной жизни, поскольку предполагает два принципиально разных состояния человеческой личности. Первое — это погруженность в грех, полное забвение своего высокого предназначения, своего богоподобия. В этом состоянии в душе вымирают добрые чувства, иссыхают родники веры. Она пребывает в запущенном, захламленном состоянии, и в ее внутреннем пространстве вместо добрых злаков произрастают сорняки. Густая, непроходимая поросль терниев лишает душу отзывчивости к добру и справедливости, к свету и истине. Лишенная этой чуткости, она становится похожа на мертвое тело, утратившее чувствительность к внешним воздействиям.

Если грех отдаляет людей от Бога, то раскаяние уничтожает значительную часть образовавшегося отрыва и приближает их к Христу. Глубокое раскаяние в содеянном, искреннее сокрушение влекут за собой, как правило, существенную внутреннюю реорганизацию душ и умов.

Наряду с понятием раскаяния существует родственное ему слово покаяние, также производное от глагола каяться. В Новом Завете покаяние понимается не просто как раскаяние по поводу некоего конкретного деяния, но и как духовное возрождение, коренное изменение сердечного настроя и умственного состояния.

Если раскаяния является нравственно-психологической универсалией и характеризует жизнь как религиозного, так и секулярного сознания, то покаяние присуще только верующему. Оно предполагает серьезное намерение падшего человека не просто встать на ноги, но возвыситься над своей греховной природой, духовно возродиться, призвав на помощь Христа.

Актуальная репликаО Русском АрхипелагеПоискКарта сайтаПроектыИзданияАвторыГлоссарийСобытия сайта
Developed by Yar Kravtsov Copyright © 2020 Русский архипелаг. Все права защищены.