Версия для печати
Ф. И. Тютчев и Николай I: прожект неовизантийской империи
Провидению было угодно, чтобы русский поэт Федор Иванович. Тютчева оказался причастен к политическому прожекту создания неовизантийской империи. Эта причастность не была случайностью. Поэт и дипломат, проведший треть жизни на дипломатической службе за границей, много размышлял о проблемах, которые сегодня называют геополитическими. Его волновала судьба российской цивилизации и следы этих раздумий мы обнаруживаем в его статьях, письмах и даже стихах.
Ни один исследователь творчества Тютчева не обходит вниманием эту особенность его духовной жизни. Политика интересовала его гораздо больше поэзии. Он считал себя профессиональным политиком, но к профессиональным поэтам он себя не относил.
Современники отмечали, что в социально-политических воззрениях Тютчева ощущалось влияние идей графа Ж. де Местра, католика, иностранного дипломата, много лет прожившего в Петербурге. Некоторые даже называли его «православным де Местром». Это влияние особенно заметно в таких статьях Тютчева, как «Россия и Революция» (1849) и «Папство и римский вопрос» (1850).
Политическое мышление Тютчева отличалось двумя особенностями — европеизмом и геополитизмом. Россия была для него хотя и Восточной Европой, но все же Европой, а не Азией. Восток его почти не интересовал. Связи России с Азией тоже его не занимали.
Тютчев много размышлял над проблемой взаимодействия двух религиозно-социальных миров — православного и католического. Что касается его отношение к протестантизму, то он считал, что Реформация не была социальной аномалией. Он видел в ней закономерный результат действий католической церкви. Более того, она была неизбежным этапом того пути, по которому двигалась западная цивилизации.
Для нас в данном случае важен Тютчев — создатель оригинальной геополитической концепции, выстроенной при помощи христианских социальных категорий. Для поэта-дипломата политическая история народов, цивилизаций и государств одухотворена высоким смыслом, суть которого в том, что она, история, вершится не столько усилиями людей, сколько волей Провидения.
Тютчев высоко ценил византийское наследие. Он считал, что его присутствие в духовном опыте России — это сугубо положительный фактор. Для него Россия — прямая восприемница Византии. Древнее прошлое должно повлечь за собой великое будущее России, которая виделась ему великой православной империей с центром в Константинополе. Древняя Византия была для Тютчева всего лишь предтечей грядущей, истинной православной империи. Он писал, обращаясь к противникам идеи православной державности:
Венца и скиптра Византии
Вам не удастся нас лишить!
В исторической судьбе России поэт видел немало загадочного, неординарного и многообещающего. В ее образе для него было заключено много поэзии, которую может заметить и прочувствовать только русское сердце. Так, сочетание житейской повседневности с православной обрядовостью Тютчев воспринимал не как общественно-церковную данность, но как поэтическую реалию. К вольной или невольной поэтизации всего, что связано с родиной, Тютчева привело длительное пребывание вдали от отечества. И хотя он ценил европейскую культуру, любил европейский комфорт и европейский климат, к России он был искренне и глубоко привязан. Ностальгические переживания его чуткой души и привели к поэтизации и романтизации всего того, что связано с Россией. Этот романтизм нашел свое причудливое воплощение и в области политических воззрений поэта, в его представлении о будущности восточно-христианской сверхдержавы. Эта будущность должна быть грандиозной:
Москва, и град Петров, и Константинов град –
Вот царства русского заветные столицы…
Но где предел ему? и где его границы —
На север, на восток, на юг и на закат?
Грядущим временам судьбы их обличат…
Семь внутренних морей и семь великих рек…
От Нила до Невы, от Эльбы до Китая,
От Волги по Ефрат, от Ганга до Дуная…
Вот царство Русское… и не прейдет вовек,
Как то предвидел Дух и Даниил предрек.
Геополитические воззрения Тютчева далеко не во всем совпадали с официальной политической доктриной российского правительства. Это относилось прежде всего к его идее вселенской монархии. Русский политический романтик был уверен, что мировая империя рано или поздно непременно возникнет, поскольку империи существовали всегда, начиная с времен персидских войн, македонских походов и римских завоеваний.
Генезис глобальной восточно-христианской империи начался с императора Константина. Современная Россия восприняла от него историческую эстафету. По прогнозам поэта через 400 лет после падения Византии, т. е. в 1850-е гг. Константинополь должен опять стать столицей мирового православия. Он будет сердцем восточного, греко-российского христианства.
Православная империя должна поглотить Австрию. Она подчинит себе Италию и превратит ее в протекторат. Она осуществит воссоединение Восточной и Западной Церквей. На римский престол воссядет православный Папа. И он будет подданным православного императора, русского царя.
Все эти процессы не должны встретить серьезного сопротивления Запада. Европа смертельно больна. Она заражена революционным сатанизмом. И только восточно-христианский мир сохранил духовное здоровье. Он-то и сможет спасти ее от гибели.
Оставалось предпринять несколько решительных политических шагов. В первую очередь надо было убедить европейских политических лидеров в том, что Константинополь следует освободить от турок.
Царю Николаю I эти идеи не казались утопическими. Он не видел серьезных причин тому, чтобы отвергнуть их и решил действовать в этом направлении. В начале 1853 г. он писал о том, что следует послать сильный флот в Босфор, к Царьграду. По его мнению, дело могло, решиться весьма скоро. Главное заключалось в том, чтобы неожиданно войти в Босфор и овладеть Царьградом.
Однако, эти намерения не осуществились. Вмешались европейские державы, разыгралась Крымская война. В ней Россия потерпела сокрушительное поражение. Оно сыграло роковую роль в судьбе самого российского императора, принявшего вскоре яд. Таким образом, Николай I так и не стал властелином неовизантийской империи. Тютчев тоже тяжело переживал все эти политические перипетии. При этом он во всех неудачах обвинил царя. В одном из его стихотворений есть такие строки:
Не Богу ты служил и не России,
Служил лишь суете своей,
И все дела твои, и добрые, и злые, —
Все было ложь в тебе, все призраки пустые:
Ты был не царь, а лицедей.
То, чего желали и Тютчев, и Николай I, было геополитической утопией, которая в принципе не могла быть реализована. Утопическое прожектерство политического романтика во многом черпало вдохновение из области мистических грез. В его сознании господствовала формула «в Россию можно только верить». Однако, реализации прожекта препятствовала само состояние российской действительности. Тютчев впоследствии сам признавался, что оно вызывает у него смешанное чувство горечи и жалости, поскольку повсюду видны знаки разложения. Уже одно то, что в правительственных сферах бессовестность достигла чудовищных размеров, наводит на тяжелые и мрачные раздумья. Власть в России не признает и не допускает иного права, кроме своего, бюрократического. И это право исходит не от Бога, а от материальной силы самой бюрократической машины. Тютчев сознавал, что Россия движется к пропасти не от излишней пылкости, а просто по нерадению. Таким образом, все эти мысли и переживания поэта-политика укладывались в формулу утраченных иллюзий.
Источник: "Христианская мысль: социология, политическая теология, культурология". Том I, Санкт-Петербург, 2004 г.
|