Версия для печати

Антропоток: проблематизация понятия

Материалы экспертного опроса

Сладков Дмитрий Владимирович,
кандидат архитектуры (Саров).

1. Как Вы полагаете, оправдано ли введение термина "антропоток" для обозначения совокупности процессов (миграция, падение или увеличение рождаемости и т. д.), ведущих к фундаментальным изменениям качественных и количественных характеристик населения той или иной страны? Какие виды управленческой деятельности, на Ваш взгляд, может использовать государство для контроля над антропотоками?

Лично мне термин "антропоток", скорее, не нравится. На русский слух есть в нем что-то не очень человеческое. Какое-то "антропо ток-шоу". Навязчивая фонетическая закольцованность греческого и славянского корней говорит об искусственности словесного конструирования. По размышлении понимаешь, что слово это по своей внутренней структуре на самом деле медийное, пиарное, а значит — изначально вызывающее недоверие. В то же время внятное и правильное именование того направления деятельности, которое в близкой перспективе должно стать важным предметом политики (в этом я полностью солидарен с г-ном Градировским и его коллегами), является делом весьма существенным. Поскольку политика эта будет не только кабинетной, чисто технократической, но и публичной, то и название ее должно иметь соответствующую словесную энергию.

На мой взгляд, уместнее здесь был бы более традиционный и привычный слуху русскоязычный термин, такой, например, как "народонаселение". А что? Министерство народонаселения.

Что касается конкретных методов, пригодных для эффективного контроля над состоянием и потоками народонаселения, большая часть их хорошо известна и уже названа в текстах, размещенных на сайте "Русский Архипелаг", в том числе в обзорах отечественного и зарубежного опыта.

Если же говорить о становлении управленческой деятельности в этой области как некоторой целостной сферы, то, на мой взгляд, речь в первую очередь должна идти об оформлении "состояния и потоков народонаселения" как специального предмета проектирования.

В советской госплановской и госстроевской практике такой предмет в некоторых случаях присутствовал, пусть в ублюдочном, сплющенном виде "планируемой профессионально-квалификационной структуры населения". Теперь же мы оказались вообще вне какого бы то ни было идеального предмета, "в потоке живой жизни", которая идет, как идет. И от нашей управленческой практики неизбежно запаздывающего реагирования до внятных представлений о желаемом и должном — как до Луны.

Проектирование в сфере управления народонаселением должно появиться, но его основания должны принципиально измениться по сравнению с прежней подсоветской практикой. Представляется, что в основу этой проектности должна быть положена опорная структура идентификации — наши святыни, живые и конкретные, существующие, данные нам историей, определяющие общность нашей судьбы, наше лицо. Без этой опоры мы оказываемся в плену чужих произволений по нашему поводу, а наши рассуждения о "социокультурном ядре" с очевидностью не зацепляют реальности. С этой же опорой — получаем возможность отстраивать самих себя сколь угодно современным и даже авангардным образом, но — себя, а не неизвестно кого.

2. В какой мере правильно организуемая и осуществляемая миграционная политика может представлять ресурс для развития государства?

В очень большой, по некоторым направлениям — в решающей. И не только государства, но и общества.

За последние 10-15 лет мы прошли определенный путь в области становления (или возрождения?) общественной жизни. Мы проходили этот непростой путь под знаменами построения гражданского общества. Но в последнее время мне все чаще кажется, что по отношению к понятию "общество" определение "гражданское" не является единственным. Быть может, оно не является и самым важным. Гражданское общество — это общество, состоящее из граждан. Но мы не только граждане. Не переставая быть гражданами, мы одновременно — отцы и дети, мужья и жены, учащие и учащиеся, верующие и неверующие, любящие одно и не любящие другого, умеющие пятое и не умеющие десятого. Нас очень много разных. И нас объединяют не только интересы, как уже привыкли мы было говорить. В не меньшей мере нас объединяют ценности, идеалы. И, опять-таки, не только они. Нас объединяет общая судьба. И тех, кто сейчас внутри сегодняшних границ, и многих, кто оказался вовне.

Быть может, столь чаемое многими "гражданское общество", это лишь необходимая ступень, техническое средство, на пути к становлению в наступившем двадцать первом веке народа России.

Народа, который скреплен не прежним монолитно-безразличным "одобрямс", а тонко и сложно устроенным единством в многообразии. В непременном и реальном многообразии. Но столь же непременным и реальным единством. Мы — наРОД и РОДина, а не безразличное к передвижениям через него ньютоновское пространство, плоская эвклидова плоскость. Приехать сюда — это существенно, это не просто так. Вот тебе и "миграционная политика" как ресурс развития. Слова, конечно, для чаемых целей откровенно неудачные. Все-таки, слова-названия должны быть не случайно-чужие, а наши, несущие символическую нагрузку воссоединения с домом. Твоим домом, какой бы национальности ты ни был и где бы прежде ни жил. Здесь было бы уместно осваивать опыт Израиля, трансформируя его для достижения наших целей. Опыт не столько организационный или законодательный, сколько культурный, символический. Далеко не все евреи хотят жить в Израиле, но большинство туда стремится душой.

3. Каково, по Вашему мнению, должно быть оптимальное направление российской миграционной политики? К какому варианту она должна тяготеть — либеральному (ориентированному на поощрение миграции), консервативному (ориентированному на сдерживание миграции), стабилизационному (направленному на поддержание миграционного притока на определенном уровне)?

Ни к тому, ни к другому, ни к третьему. Разумную, с моей точки зрения, политику можно было бы назвать выборочной или избирательной. Она должна представлять собой соединение двух компонентов: а) весьма консервативной политики, ориентированной на сдерживание миграции в целом, и б) политики, активно и всеми возможными средствами стимулирующей миграционный приток именно тех категорий людей, которые нужны России сегодня и будут нужны ей завтра. Вряд ли такую избирательно стимулирующую политику можно назвать либеральной, но многое из арсенала технических средств либеральной политики, она, видимо, сможет и должна использовать.

Понятно, что решающим здесь является вопрос о конкретных механизмах определения "въездных" категорий. Ответ простой — идти надо от проекта (см. ответ на вопрос 2).

На поверхности лежит возражение против такой избирательной по своему характеру политики, связанное с тем, что принятие избирательных решений чиновниками повысит коррупцию. Может быть, и так, но из этого никак не следует, что политика должна "сплющиваться", становиться менее сложной, дифференцированной. С моей точки зрения, это означает только то, что против коррупции надо принимать адекватные, то есть весьма жесткие меры. Одновременно для тех категорий людей, которым на данный момент отказано во въезде в Россию, следовало бы выстраивать на территории сопредельных государств определенные ориентированные на Россию ниши, культурные и экономические. В пределе — своего рода фактические эксклавы, на манер маленьких калининградов, только без наших официальных органов власти (зато с нашим местным самоуправлением — общественным). Проникновение российского капитала в экономику ряда стран СНГ создает для такой политики хорошие предпосылки, надо лишь суметь ими с умом воспользоваться. Здесь важен союз нашего государства, крупного российского бизнеса и общественности. Важную роль могла бы взять на себя в этом деле Русская Православная Церковь и ее структуры (приходы, братства, издательства). Это, однако, уже переход к ответу на четвертый вопрос.

4. Как Вы относитесь к перспективе формирования вокруг российского государства особого геокультурного мира по типу британского Содружества наций? Как России следует выстраивать взаимоотношения со странами и народами, входящими в этот мир?

Эта перспектива является естественной и, по большому счету, единственно возможной и разумной. Если ее не будет, неизбежными через какое-то время станут силовые действия по перекройке нынешних границ, с очевидностью искусственных и нестабильных. Вариантов такой перекройки два — либо столько раз выставлявшееся в качестве пугала, но от этого не ставшее менее реальным дальнейшее дробление нынешнего остатка Большой России, либо, при возможном усилении государства, российская территориальная экспансия. Магистральный путь здесь — мирное расширение границ дипломатическими средствами. Однако эффективная политика по формированию Русского мира может привести к тому, что значимость нынешних границ не то чтобы уменьшится, но качественно изменится. Стабилизация и освоение границ могут быть произведены без их изменения на карте.

При этом надо постоянно помнить о том, что совершенно аналогичные этому, но не наши, а внешние, чужие проекты могут также начать воплощаться на нашей и сопредельных территориях, активно и целенаправленно изменяя роль существующих границ, однако, не в нашу пользу. Такое возможно и, скорее всего, уже осуществляется. Возможность мирного, дружественного и взаимополезного встречного освоения территорий друг друга разными геокультурными мирами, конечно, обсуждаема. Почему бы не представить себе Россию, ядро сильного и живого Русского мира, одновременно и как периферию большого Тюркского мира. Или Великоханьского. Кто-то, наверное, так себе Россию и представляет, не забывая при этом, однако, о ее сегодняшней реальной слабости и имея эту слабость в виду. Такое, впрочем, уже было, и не раз. Изменились лишь технологии. Выиграть на этом поле, отстояв в полной мере себя и одновременно став нужным и полезным для соседа, можно одним лишь образом. Единственно крепкая основа создания "Русского мира" и формирования отношений с входящими в него странами и народами — это привлекательность образа России как "матери тысячи народов", это ее реальная сила, духовная, культурная, экономическая, политическая. И это наличие внятного и убедительного глобального проекта, с полной определенностью альтернативного т.н. западному.

По моему глубокому убеждению, такой проект может быть создан только на основе предъявления наших святынь миру, перевода святоотеческого наследия на языки современной культуры, его транспонирования в тональности современной жизни. Все остальное — средства, а они могут быть многообразны и переменчивы.