Версия для печати

Антропоток: проблематизация понятия

Материалы экспертного опроса

Маняткин Евгений Юрьевич,
эксперт ЦСИ ПФО.

1. Как Вы относитесь к понятию "антропоток"? Вносит ли это понятие новый смысл по отношению к принятым в науке понятиям "миграция", "перемещение людей"? Какие виды управленческой деятельности должна, на Ваш взгляд, использовать политика по управлению антропотоками?

К  введению в теорию любого нового термина я всегда отношусь с большой осторожностью, помня  о «бритве Оккама». Если можно не удваивать сущности, то делать этого не стоит. Иначе путаница в употреблении терминов превратит общение между специалистами  в общение глухого с немым. Однако в данном случае употребление нового  термина — «антропоток» — мне кажется вполне уместным. Объясняется это тем фактом, что понятия миграции, эмиграции, иммиграции, используемые в научной среде и языке чиновников, занимающихся данной проблематикой, за последние десять лет нивелировались.  Термины, указывающие на разнонаправленность потоков —  «эмиграция» и «иммиграция», — заменены на более общий по содержанию а, следовательно, менее детализированный термин — «миграция». И в документах ведомств, отвечающих  за данную сферу работы, таких как МВД, ФПС, мы уже встретим термин «миграция». Вновь созданная служба в структуре  МВД получила название «Федеральная миграционная служба». Однако термин «миграция» слишком широк для анализируемого явления. В этих условиях введение нового понятия «антропоток», на мой взгляд, может продемонстрировать:

1. новое качественное состояние проходящих сегодня миграционных процессов, когда они касаются новых государств, т.е. бывших союзных республик, и когда они в новых исторических условиях затрагивают  судьбы миллионов  людей;

2. новую позицию государства, понимающего значимость миграционных процессов для судеб России в условиях депопуляции;

3. сам термин более органичен и историчен, более емок, и в тоже время более предметен для отображения познаваемой сущности рассматриваемых процессов.

Трудности в адаптации нового термина будут вызваны прежде всего тем, что ему придется вытеснить термин «миграция». Но надежда есть. Введение в общественный оборот термина «антропоток» вполне оправдано и может прижиться.

2. В какой мере правильно организуемая и осуществляемая миграционная политика может представлять ресурс для развития государства?

Чтобы ответить на вопрос о роли правильно организуемой миграции для государства, стоит посмотреть на четыре государства, которые сделали миграционную политику важнейшей для себя — это в первую очередь мировой лидер США, которые являются страной эмигрантов. В середине 90-х годов в США проживало более 11 млн. иммигрантов. Они зарабатывали 240 млрд. долл. в год, из которых 90 млрд. отдавали в казну в виде налогов.

Это Китай, сделавший хуацяо источником своего внутреннего развития и внешнего продвижения. Это Израиль, также возникший на основе миграционной политики, вначале мирового сообщества, а затем и собственной. Это ФРГ, осознавшая риск стать страной с турецким населением и  в течение 10 лет возвратившая домой на историческую родину миллионы и миллионы немцев. Комментарии, как говорится,  излишни. Если Россия не возьмет этот опыт на вооружение, она  резко ослабнет или переродится, а  может  и исчезнет как государство.  Но, используя миграцию как ресурс развития, необходимо знать меру. Излишнее использование любого ресурса способно принести вред. Поощряющая неограниченную миграцию страна может стать другой, с другой культурой и языком, а может и распасться на национальные государства.

3. Каково, по Вашему мнению, должно быть оптимальное направление российской миграционной политики? К какому варианту она должна тяготеть — либеральному (ориентированному на поощрение миграции), консервативному (ориентированному на сдерживание миграции), стабилизационному (направленному на поддержание миграционного притока на определенном уровне)?

На мой взгляд, вопрос поставлен не совсем корректно. Россия, безусловно, в силу сложившихся социально-демографических и экономических причин должна поощрять миграцию, но это не значит, что миграционная политика должна быть либеральной. Посмотрите на опыт других стран: США, Германии, Израиля  — стран, где потоки мигрантов были и находятся не только под жестким контролем, но и формируются правительственными и проправительственными организациями. Потоки мигрантов в эти страны призваны решить  возникшие здесь проблемы: подготовки научных и высококвалифицированных кадров, подготовки рабочей силы. Мигранты титульной национальности в мононациональное государство служат источником национального развития. Миграционная политика России должна отвечать интересам российского государства и общества. Мы, россияне, — многонациональный народ. Привлечение на национальную родину представителей коренных российских национальностей, проживающих за границей России, безусловно, должно приветствоваться. Точно также следует относиться и к возможному приезду в Россию русскоязычных, проживающих в государствах СНГ и Балтии, где они испытывают прессинг со стороны титульной нации. Сегодня пришло «время собирать камни». Китай может позволить себе  «разбрасывать  камни». Мы — нет. И,  с другой стороны, сегодня политика сдерживания миграции должна быть реализована в отношении  тех, кто не владеет русским  языком, российской культурой. Возможно, что для таких потенциальных мигрантов приобщение к языку и культуре должно начинаться у них дома, в специально созданных российских культурных центрах.

4. Нужно ли учитывать при разработке миграционного законодательства и планировании миграционной политики идентичность принимающей страны? Может ли считаться одной из приоритетных целей данной политики сохранение социокультурного ядра страны? Как Вы относитесь к перспективе формирования вокруг российского государства особого геокультурного мира по типу британского Содружества наций?

Безусловно,  разрабатывая российскую миграционную политику, мы должны учитывать российский менталитет, прогнозировать будущие взаимоотношения между мигрантами и коренными россиянами. Иначе, решив  с помощью мигрантов  свои сегодняшние проблемы, мы получим завтра проблемы еще более сложные. Что касается социокультурного ядра российского общества, отдельной российской семьи, и, наконец, личности и его учета  при проведении миграционной политики, то  здесь  не так все просто. Прежде всего, социокультурное ядро необходимо определить. А как определить русскую душу? Понять Россию умом? Что входит в содержательную основу российской национальной идентичности  у русского или бурята, калмыка или украинца, дагестанца или казаха,  являющихся российскими гражданами? Исторический опыт принятия в гражданство свидетельствует: знание государственного языка; законов принимающей страны; определенное время проживания в стране (иногда длительное), за которое происходит овладение основами культуры; определенная экономическая самостоятельность — вот критерии, по которым можно оценивать готовность мигранта принять новую культуру страны пребывания. Определять же социокультурное ядро в многонациональной России в условиях динамично меняющегося мира сложно. Боюсь, что «сухой остаток» будет слишком мал.

Вопрос о формировании вокруг российского государства, прежде всего  со странами СНГ, особого геокультурного мира  чрезвычайно интересен. Для этого сегодня есть хорошие предпосылки. Есть многомиллионная  русскоязычная диаспора, есть десятилетия совместного пребывания в едином государстве, социальные, экономические и культурные связи, а также многое другое. Создание такой культурной общности может стать в перспективе одной из главных задач российской миграционной политики.