Версия для печати

Антропоток: проблематизация понятия

Материалы экспертного опроса

Макаренко Виктор Петрович,
заслуженный деятель науки РФ, доктор философских и политических наук, профессор, заведующий кафедрой политической теории Ростовского университета

1. Как Вы полагаете, оправданно ли введение термина «антропоток» для обозначения совокупности процессов (миграция, падение или увеличение рождаемости и т.д.), ведущих к фундаментальным изменениям качественных и количественных характеристик той или иной страны? Какие виды управленческой деятельности, на Ваш взгляд, может использовать государство для контроля над антропотоками?

Если термин «антропоток» призван подчеркнуть естественность процессов миграции, то он достаточно нейтрален для описания. Если термин «антропоток» означает применение антропологической концепции нации для полемики с политическим и этническим пониманием нации во всех формах практического воплощения в постсоветской России и СНГ, то он вполне продуктивен. Но сразу возникает вопрос: можно ли в отношении к истории государств ХХ в. говорить о естественности миграции? Я имею в виду множество фактов, из которых напомню пару-тройку: систематический сгон коренного населения с территорий в России – от Кавказской войны в Российской империи до российско-чеченской войны в Российской Федерации; переселение громадных человеческих масс под влиянием войн и революций; политическая эмиграция (внутри страны и между странами); в начале ХХ в. в Германии сложилась Zweikindersystem, которая на протяжении столетия почти не изменилась в развитых государствах Европы; уже в период первой мировой войны США (демократическое государство) ввели квоту на прием эмигрантов, которая существует до сих пор; в странах Евросоюза в последние десятилетия ХХ в. сложились конкурирующие модели миграционной политики, каждая из которых отражает сложившийся в данной стране тип экономической культуры (об этом я писал в статье: Экономическая аксиология: сравнительный анализ экономических культур // Общество и экономика. 2002, № 6)) и в обозримом будущем вряд ли изменится; ситуация в сопредельных странах Азии требует особого анализа, но в них государственные границы всегда были забором, через который при желании можно пролезть, несмотря на запреты правительств.

Короче говоря, говорить о естественности «антропотока» можно с большой натяжкой. Я бы предложил рассматривать эти процессы в контексте проблемы государственных границ, переселенческой политики вообще и империй (Оттоманской, Австро-Венгерской и Российско-советской) в особенности. Под проблемой «государственных границ» я имею в виду не их официальное существование, а изучение опыта пограничья (жизнь, быт и нравы профессиональных контрабандистов, формы связи населения с пограничной стражей, отношение пограничных анклавов к конкурирующим государствам, расположенным в пределах одного огорода и т.п.), для которого миграция была и остается образом жизни. Никакое государство не добилось полного его искоренения. Из этого факта и можно исходить. Если в мире сегодня около 200 государств, то это 200 площадок для полевых исследований.

2. В какой мере правильно организуемая и осуществляемая миграционная политика может представлять ресурс для развития государства?

Из сказанного вытекает мое отрицательное отношение к любому типу «контроля антропотоков» и «миграционной политики». Каждый из них в большей или меньшей мере связан со стремлением государства нажиться на человеческой нужде. А время освоения диких пространств прошло и почти никого не увлекает. Прецедент можно найти в истории СССР: даже еврейские организации стремились добиться поселения в Крыму и в кубанских плавнях, нежели ехать в Биробиджан. Быть может, современные китайцы, готовые осваивать Сибирь, добавят нечто новое в этот опыт? Но что-то не встречал я еще в Сибири китайцев с топором и лопатой, приехавших из Пекина для постройки избы и корчевания леса под огород.

3. Каково, по Вашему мнению, должно быть оптимальное направление российской миграционной политики? К какому варианту она должна тяготеть – либеральному (ориентированному на поощрение миграции), консервативному (ориентированному на сдерживание миграции), стабилизационному (направленному на поддержание миграционного притока на определенном уровне)?

«Оптимальное» в смысле В. Парето (с которым я согласен) означает: то, что не нуждается в улучшениях. Любой из предложенных вариантов российской миграционной политики (либеральный, консервативный, стабилизационный) предполагает существование особых контор на центральном, региональном и местном уровнях и воспроизводит модель бюрократического национализма, описанную Б. Андерсоном в отношении царской и советской России. Мое отношение к этой модели изложено в книге: Главные идеологии современности. Ростов-на-Дону, Феникс, 2000, с.390-398.

4. Как Вы относитесь к перспективе формирования вокруг российского государства особого геокультурного пространства по типу Британского содружества наций? Как России следует выстраивать взаимоотношения со странами и народами, входящими в этот мир?

Британское Cодружество наций нам не указ. Именно записной либерал Б. Дизраэли обосновал необходимость защиты границ империи за тысячи миль от Лондона. Потом тот же аргумент повторили русские либералы (типа Струве и Милюкова), воплотили в жизнь «польшевики» (как говорил мой сосед из детства) и продолжают мусолить некоторые круги московской бюрократии и интеллигенции. Я думаю, пора проявить элементарное любопытство к соседним странам, народам и культурам. Это значит — неторопливое освоение окрестных культур на основе принципа равенства. Конкретно, если начать с северо-запада: освоение культур Норвегии, Финляндии, Швеции, Эстонии, Латвии, Литвы, Польши, Чехии и Словакии, Венгрии, Румынии, Болгарии, Турции, Ирана, Афганистана, Монголии, Китая, Японии. В культуре каждой из них можно найти то, что интересно само по себе и отличается от русской культуры. Я — за развитие контактов с соседями и против попрошайничества и приживальчества перед Штатами и другими законодателями политических мод. Как раз соседние страны лучше всех знают на своей шкуре достоинства русского солдата и чиновника. Напомню, что даже башкирские повстанцы в ХVIII в. и кавказские народы в ХIХ в. называли русских грязными свиньями. Поэтому все соседи сдержанно относятся к нам и по-своему правы. Освоение культуры соседних народов — задача, как минимум, на столетие. Что знает средний русский человек о культуре перечисленных стран? Ничего. В массе по-прежнему господствует отношение к ним как москвичей к рязани косопузой. Но в культуре нет господ и слуг. Прежде чем создавать особый геокультурный мир вокруг России, надо спросить соседей: что они думают по поводу этого мира? В обозримом будущем они будут бежать от него, как черт от ладана. Калашниковыми и танками, нефтью и газом отношения не наладить.