Главная ?> Повестка дня ?> Президентская повестка 2000-х ?> Из материалов повестки: 2004-2007 ?> Оцифрованное государство и новая экономика
Версия для печати

Оцифрованное государство и новая экономика

Выживет ли гражданское общество в новой социально-экономической среде?

Сегодня в России в организационном аспекте наиболее динамично развивается бизнес. Он первым осваивает новые управленческие техники, внедряет новую корпоративную культуру. На отрезке в 5 — 7 лет, возможно, совершит рывок в совершенствовании государство. Что же касается гражданского общества, то оно  едва поспевает за организационными трансформациями российского бизнеса и государства. Рискуя отстать навсегда.

Оцифрованное государство

Размышляя сегодня об обществе вообще, и о гражданском — в частности, проектируя его, обсуждая сценарии его развития, следует помнить, что при этом мы неизбежно имеем дело с "оцифрованным" государством.

"Оцифрованным" оно является не потому, что посажено за компьютеры, пронизано информационными потоками, переплетено с базами данных и работает как система институтов управления и регулирования постиндустриального пространства. Государство можно назвать "оцифрованным", имея в виду, что оно управляет только цифрами , точнее, основным его объектом управления в современном мире становятся мобильные финансы и имущественные права, оцениваемые в показателях, денежных единицах.

Сегодня государство рулит статистикой. Почти исключительно.

Государственные чиновники об этом начинают догадываться. Потому-то все чаще они задают себе драматический вопрос: "Чем же мы управляем?". И все чаще с позиций традиционной власти отвечают: "Ничем!".

Однако слыша этот стон, важно помнить: в России подобная ситуация сложилась позже, чем на Западе. Ведь уже 1980-е годы в Великобритании обсуждали "кризис управляемости". Выяснилось, что власть государства как владение, физическое обладание материальными объектами и, прежде всего, территорией перестала функционировать. В хозяйственный оборот вовлекались не столько сами объекты, сколько виртуальные права на них, значимость предприятий стала измеряться не стоимостью фондов, а биржевым курсом акций, вес региона и государства в мире нашел свое выражение не в масштабах территории, а в совокупной капитализации экономики.

Но, вернемся в Россию. Здесь государственные и муниципальные чиновники всё еще могут делить последний оставшийся в их ведении вещественный объект — землю. Однако этот передел закончится в течение ближайших 5 — 6 лет. Ибо приватизация земельных участков под промышленными объектами уже идет, права частной собственности на эти участки оформляются, и скоро важно будет уже не то, где проходят муниципальные или региональные границы, а то, кому принадлежит земля, на которой расположены те или иные объекты. И земля эта будет частной! А ее собственник окажется уже не вполне подвластен национальному государству. Ибо его права будут гарантированны, в том числе, и международным правом. Вот тогда окончательно станет ясно, что в распоряжении нашего  бюрократического аппарата больше нет материальных объектов, которыми оно могло бы управлять. Правда, останется  еще бюджет объединенного Правительства — примерно 30-40% ВВП. Однако современных финансовых инструментов управления этой частью государственного достояния у современной бюрократии пока нет. Можно сказать мягче: бюрократия отстает от бизнеса в освоении практик финансового менеджмента, финансового планирования и т.п.

Итак, перед нами источник кризиса управляемости: то, чем традиционно управлял  государственный аппарат — территорией, природными ресурсами и т.п. материальными объектами — в глобальном мире стремительно эволюционирует, приобретая  форму финансового объекта (акций, облигаций, закладных, форвардов, фьючерсов и т.п.), а практики государственного управления как будто бы застыли в виде техник физического владения вещами.

При этом кризис усугубляется тем обстоятельством, что ряд объектов, которые все же остались в зоне государственного управления, государство (чиновничество) только обременяют, поскольку существуют в виде пресловутых основных фондов — школ, больниц, погранзастав, космодромов, которые нужно постоянно опекать, восстанавливать, ремонтировать, красить…

Крах социального монополизма

Раньше государственное владение обширным имуществом находило оправдание в том, что данное имущество было необходимо для оказания эксклюзивных сциальных услуг — дешевый транспорт, образование, здравоохранение, коммунальное хозяйство... Теперь же на рынке социального обслуживания с государством вполне успешно конкурирует бизнес. Бюджетное финансирование не является критически необходимым даже при строительстве масштабных транспортных инфраструктур, разработке и выпуске вооружений.

Государству же остается управлять национальным бюджетом — финансами. Но готово ли оно к этому? Владеет ли необходимыми технологиями преобразования государственных активов в форму, позволяющую рулить ими как сгустками финансовой энергии, сообщающей жизнь экономике?

Разумеется, спрашивая "готово ли государство?", мы имеем в виду чиновников. И вновь сталкиваемся колоссальным разрывом, обусловленным тем, что хотя в распоряжении государства имеются значительные финансовые ресурсы, но управлять ими чиновники не умеют.

Между тем, вне государственного сектора имеются субъекты, успешно живущие и действующие в мире финансов ("вертикальные интегрированные компании", "олигархи" и т.п.) располагающие финансами, структурами, технологиями и опытом их использования. Так что нет ничего удивительного в том, что эти структуры стремятся использовать эти, оказавшиеся по сути бесхозными, 30% ВВП. Просто потому что использовать их больше никто не умеет.

И вот уже общество делится на две группы: тех, кто имеет доступ в сферу современных финансовых технологий, и тех, кто его лишен. В этих условиях процесс формирования социальных слоев зависит от того, в какой среде живет человек и как он управляет своими активами. А чем он занимается — физическим трудом, творчеством, наукой или управлением — не так важно. Чем более высокое социальное положение человек занимает, тем большими располагает мобильными активами, способными свободно двигаться в глобальном пространстве. А если отстал в освоении техники "оцифрованной" жизни, оказавшись привязан к сфере материального (производство, строительство, сельское хозяйство и т.п.), значит, утрачиваешь влияние не только на экономическую жизнь общества, но и на политику, на сферу государственных финансов — тех самых 30% ВВП.

Перечисленные фундаментальные разрывы являются причинами отчуждения значительной части людей от современных государства и бизнеса. Часто, не находя себе места в новых потоках виртуальных объектов , именно к государству люди обращаются за защитой, но не получают ее. Как государство может выступить эффективным защитником от напастей того мира, в котором само имеет весьма слабые позиции? Только вернув далеко убежавших вперед на "землю", в мир материальных объектов, туда, где физическое обладание по прежнему является основной техникой управления?

Заданные вопросы фиксируют грань между разными социальными измерениями современного мира. Есть люди, держащие в кошельке или чулке несколько купюр, и желающие, чтобы их охранял городовой. А есть те, кто плывет в финансовых потоках, и не видит бумажных денег, но в защите чиновника не нуждается (точнее, какого-то конкретного национального чиновника). Но им — плывущим в этих потоках и управляющим ими — доступно совокупное накопленное богатство всех стран! Ибо их активы переведены в максимально мобильное состояние и перемещены в финансово-виртуальный мир, ключи от которого пока еще (или уже?) не в руках государства.

Ответ мирового арьергарда

Что же это означает?

Те, кто не стал новым правящим классом, имеет право на представление своей версии того, как должен быть организован мир. В частности, что неизбежно появляется некто, кто из самого сердца самых отдаленных джунглей, например, Мексики, где живут самые бедные люди, выступает против культуры денег, неолиберализма и глобализации. Используя при этом не столько устаревающее автоматическое оружие, сколько современные информационные технологии. Ибо в Мексике, в полной мере ощущаешь влияние власти денег на собственную жизнь. В частности — драматическую десинхронизацию темпов развития.

В мире, всегда были те, кто опережал остальных. И те — кто отставал. Конфликты между ними разрывали общество. А "зашивать" разрывы приходилось государству.

Вспомним историю. Франция, XVII век. Страну сотрясает серия крестьянских бунтов. А репрессивные меры, принимаемые против них государством, не приносят результатов!

Но почему бунтуют-то?

Именно в тот момент, активы, существовавшие во Франции, обретали новые формы. Главным активом была земля, правовой статус которой крестьян решительно не устраивал ! Бунтовали они потому, что устаревшее законодательство пришло в противоречие с развивающимися формами собственности, и в рамках старого права конфликт с сеньорами просто не мог быть урегулирован!

Беспорядки продолжались несколько десятилетий. И вдруг, как по мановению волшебной палочки, прекратились. Воцарился социальный мир. Но каким образом?

Дело в том, что мятежные земледельцы не только жгли замки, отказываясь платить подати, не только бились с усмирителями… Они еще и нанимали юристов! И пока пылали усадьбы, в судах продолжались тяжбы! А одновременно — менялось законодательство. Как только судебная практика устоялась, и спор между сторонами стал разрешим правовыми средствами, все мгновенно успокоилось. Государство, освоив новые технологии, стабилизировало ситуацию.

Команданте Маркос и его крестьянская армия в сегодняшней Мексике тоже бунтует против социальных порядок, не устраивающих людей и неразрешимых существующими государственно-правовыми институтами.

В борьбе обретешь ты право свое

Возможно, что мы, на другом социальном материале и в другую историческую эпоху, имеем дело с еще одним следствием десинхронизации социально-экономического и государственно-правового развития. Мы живем в эпоху изменений в правовой системе. Ведь право, действующее нынче в России, если его поскоблить, окажется… германским правом XIX века! И система подготовки наших юристов — всё та же система подготовки юристов в германских университетах XIX (!!!) столетия… Немцы уже изменили этот порядок. А мы еще действуем по правилам позапрошлого века!

В каждую эпоху существуют отрасли права, вокруг которых сплетается узел проблем, требующих правового урегулирования. Когда-то таким узлом было семейное право, регулирующее вопросы собственности и наследования. Вспомним популярные лозунги буржуазных революций, их правовые преобразования, и станет ясно: первые и наиболее яркие достижения буржуазных революций заключались в том, что место семейного права занимало право гражданское и конституционное , отменялись сословные привилегии, уравнивались личные права граждан, родовой статус утрачивал юридическое значение.

Но какая же отрасль права является ключевой в мире свободных финансовых потоков? Казалось бы, ответ очевиден. Право будет развиваться в двух направлениях. Первое — движение финансовых активов (в том числе придание государственному управлению характера финансового регулирования). Второе направление — интернационализация правовых систем (движение мобильных активов, неподвластных контролю национального государства, будет регламентироваться международным правом). Это — в перспективе. Пока же важнейший фундаментальный разрыв, с которым мы имеем дело,  все еще не зашит! Речь идет о кризисе национальных суверенитетов.

Классики конституционного права немецкой школы, считали, что "суверенитет, это — право решать в последней инстанции, невзирая на конституцию". То есть, суверенитет существует тогда, когда имеется некто, наделенный правом и обладающий возможностью решать вопросы в последней инстанции. Но кто же обладает ими сегодня? Есть все основания сомневаться, что это — национальное государство. Очевидно, что классические определения государственного суверенитета больше не работают и должны быть критически переосмыслены.

В то же время есть основания полагать, что современная трансформация государственного суверенитета обеспечило гражданскому обществу в странах Запада возможность занять, осмыслить и заявить свою позицию в отношении финансовых вопросов. А эта фиксация  обеспечила условия для его реального диалога с бизнесом государством.

Дилеммы гражданского общества

Но это — на Западе. А Россия, как это часто бывает, оказалась в особом положении. В нашей стране основным источником доходов выступают сырьевые ресурсы, и власть производит перераспределение национального достояния путем лицензирования права на добычу и продажу природных богатств. Вроде бы российский бизнес в последние годы существенно нарастил свою проектно-инструментальную мощь в области управления мобильными финансами, смог сконцентрировать их источники в своих руках, существенно обогнав по этим параметрам государство.

Но парадокс России заключается в том, что крупный российский бизнес напрямую связан с самым несовременным источником финансов в современном мире — с природным сырьем, с землей, территорией. А управляет ими по-прежнему государство. Причем управляет, пока обходясь старыми техниками — физического владения. Это позволяет (хотя и гипотетически) в любой момент вернуть "зарвавшийся" бизнес из виртуального пространства глобальных финансов в реальный мир лицензий, землеотводов, экологических платежей, доступа к принадлежащей государству "трубе" для прокачки нефти или газа.

Пока позволяет… Пока земля в России не оформлена в качестве мобильного актива в соответствии международными стандартами и не вовлечена в глобальные потоки финансов. Потом такую "землю" нельзя уже будет отнять. Потому что сувереном, управляющим глобальными потоками, выступает уже не национальное государство…

Но где в этих сложных взаимоотношениях место российского гражданского общества? Существует весьма распространенная точка зрения, что поскольку российское гражданское общество сегодня вне игровой площадки, на которой состязаются реальные вершители судеб, притязающие на новую власть, постольку данное общество может попасть на эту площадку, только став частью одной из команд. Оно может быть ангажировано либо большим бизнесом, либо государством, либо игроками-нерезидентами, давно уже освоившимися в глобальном мире ("фондами", "центрами", "движениями", церквями и пр.). Гражданское общество страны в этом смысле — инструмент в чужих руках. Оно лишено собственной позиции.

Правда, есть и другая точка зрения: гражданское общество сегодня организационно перестраивается точно так же, как бизнес и государство. Каковы при таких обстоятельствах могут быть основания для формирования гражданской позиции? 

Уже давно идут дискуссии о транснациональном гражданском обществе, выстраивающем  взаимоотношений с элитой новой экономики, живущей в финансовых потоках. Однако элита оторвана от конкретных стран. А гражданские общества к странам пока что привязаны. Таким образом, получается, что сегодня финансовая элита претендует на то, чтобы совместить в собственном лице статус, роль и миссию мирового гражданского общества.

И это делает актуальной новую тему — тему договора между национальными государствами и гражданскими обществами — с одной стороны, и мировой элитой (транснациональным гражданским обществом) — с другой. Без такого договора в их отношениях возникает все больше проблем. Но при этом важно ответить на вопрос: по поводу чего может быть заключено такое соглашение? Ведь оно во многом конституировало бы создание нового мира ! Если угодно — то и утверждение нового типа государства на базе проектируемого нового международного права (экологического, операционного, торгового), регулирующего новые глобальные нормы поведения, за соблюдением которых предстоит наблюдать органам государственного управления эпохи информационного общества, которые предстоит сформировать.

И вот тут-то вновь требует внимания проблема "опережения-отставания".

Сегодня наиболее динамично развивающимся (организационно, управленческо-технологически) сектором российского общества является бизнес. На отрезке в 5 — 7 лет по темпам развития на этом направлении бизнес, возможно, догонит государство. А гражданское общество в его теперешнем виде развивается медленнее всего, едва поспевая за мировыми процессами и рискуя отстать навсегда . То есть лишиться спроса на свои услуги, перестать быть нужным…

Это грустно. Потому что в процессе отставания оно будет сильно терять в качестве.

И осознание запрограммированного отставания повлечет за собой протест против глобализации, обусловленный состоянием сознания людей, предпочитающих жить в индустриальном обществе, а не в новой экономике. Научившись более-менее успешно использовать некоторые ее инструменты (Интернет, мобильный телефон, платежные карты), они, тем не менее, не приемлют ее как понятную и комфортную новую социально-экономическую окружающую среду. И отсутствие внятного ответа на вопрос: "почему развивающаяся новая экономика создает мне проблемы, не принимая во внимание мои интересы?" вызывает сначала шок и невроз, а затем — протест, выражающийся в беспорядках, атаках на магазины и офисы транснациональных корпораций, террористических авантюрах и репрессивных акциях.

Думается, сегодня миссия гражданского общества состоит в том, чтобы максимально ускорить собственное движение вперед. Прежде всего — к уходу от роли игрушки в руках государства или бизнеса, и переходу к роли посредника между ними. А для этого совершенно необходимо его включение в новую экономику и позиционирование в качестве одного из её субъектов.

2004 г.

Актуальная репликаО Русском АрхипелагеПоискКарта сайтаПроектыИзданияАвторыГлоссарийСобытия сайта
Developed by Yar Kravtsov Copyright © 2020 Русский архипелаг. Все права защищены.