Соборное послевкусие

Невероятно сладостно, быть с теми, кто дерзает знать замысел Отца о мире и волит привести всякую вещь к ее первозамыслу

Третий Евангельский (или I Ирпеньский) Собор смог доказать, что это не Собор иерархов, но Собор многообразных христиан. Собор для всех и любых, кто готов вынести многодневное предельное интеллектуальное напряжение, кто оказался готов к многочасовой молитве и к жертве своего мнения и опыта ради Единства. Единства, не требующего никакой апологии. Единства, переживаемого как неизбежное будущее и неутолимая жажда Церкви. 

Евангельский Собор – это Собор без регалий, ибо только в таких условиях проявляется всеобщее священство. Здесь всякое сугубое священство оставляется за порогом, как, видимо, оно и будет оставлено на Последнем Суде. 

Поэтому Евангельский Собор – это собрание христиан, снимающих пиджаки и сутаны. На нем происходит освобождение от тяжкой ноши представительства, и от тяжкого выбора форм такого представительства. Так, чтобы ничего более, только твои братья и сестры и "Христос посреди нас". И тогда приоткрываются Небеса, и приходит Дух Святой и ведет Собор. И уже не мы играем, но играет Христос. 

Собор наполнен духом игры. Ради того, чтобы быть как дети. Ради того, чтобы сложить новое, неожидаемое, нетривиальное. Ради того, чтобы услышать каждого. Это именно потому и Собор, что на нем оставлено место для спонтанности, неопределенности, загадочности конца, когда никто не может снять с повестки вопрос: куда нас поведет Дух Святой? То, что место Духу на Соборе оставили, стало ясно, когда организаторы отбросили программу прямо по ходу Собора, ради живого Голоса, вмешавшегося в ход событий.

Центральной темой Собора стала тема Церкви. 

Лютер вернул народы Европы к Писанию. Sola Scriptura стало бы безумием для первых веков, но для пятнадцатого века – это был воодушевляющий, предельно рациональный и нравственный принцип. Реформаторы XXI века свою задачу увидели в том, чтобы развернуть народы мира к совместному преображению планеты (а для поместных церквей хотя бы своих городов)! То есть сделать каждого христианина со-творцом великого исторического замысла, который по определению "у Бога". 

"Церковь без стен" – прекрасный и смелый образ открытости христианства современному миру. Но какой внутренней силой должна обладать община верных, чтобы отсутствие "церковной ограды" не сделало соль утратившей силу? 

Догматическое мышление раскрывается парадоксами. Догматическое мышление о Церкви вещает об абсолютной инаковости общины верных – экклесии и, одновременно, абсолютной ее жертвенности миру на пределе возможного. 

Другая экклезиологическая апория, сформулированная на Соборе: Церкви предстоит оставаться простой и радушной, и, одновременно, ей необходимо иметь структуру сложней, чем у господствующих в мире институтов. Без первого – невозможно говорить притчами, без второго – повелевать миром. Повелевать, не в том смысле как это происходило в эпоху папоцезаризма. Но в смысле предопределять историю, заквашивая сущность мирового развития. 

Практичный вопрос Собора: как Церкви всего лишь малой части современного города, стать градообразующей и градопретворяющей? 

Спустя три дня по завершении Собора можно говорить о послевкусии. Невероятно сладостно, что эти пять дней под Киевом я был с теми, кто дерзает знать замысел Отца о мире и волит привести всякую вещь к ее первозамыслу.