Последняя эмиграция?

1989-1990-е годы войдут в историю российского государства как годы "открывшихся границ". Их пересечение, часто незаконное и безвизовое, в этот короткий промежуток времени стало повсеместным и общепринятым. Совпав с трудностями снабжения в крупных городах, момент максимальной открытости нашей страны миру и распространения предельно прозападных настроений в российском обществе привел к возникновению нового социальной феномена — "экономической эмиграции", представители которой покидали Россию и уезжали на Запад не столько от преследований и гонений, сколько от трудностей жизни.

1991 годом начинается оформление новой российской государственности, порожденной сжатием России практически до рубежей XVII в. Достижения имперской эпохи оказались перечеркнуты борьбой отечественных демократов "за российский суверенитет" и последующими решениями "беловежских" вождей. Итогом этого процесса стал удаление России с пространства европейской истории и ее геополитическая изоляция в постсоветском пространстве, по выражению В.Л. Цымбурского, закамуфлированная речами "о возвращении в Европу". Думаю, не будет ошибкой назвать последующие пять-семь лет "домашним" периодом отечественной культуры, использовав характеристику О.Мандельштамом последней половины XIX столетия, начавшейся "сосредоточением" России после Крымской войны? Чтобы признать справедливость этих слов, вспомним моду на геополитику в последние годы, невероятную популярность как евразийства, так и цивилизационной модели С. Хантингтона и почти всеобщую — от Г.Зюганова до А.Мурашева — приверженность консерватизму не столько как конкретной идеологии, сколько как типу политического дискурса. Вообще, политический процесс последних лет во многом определялся сочетанием двух установок: на либеральные экономические реформы и политический традиционализм.

Однако этот процесс имел и другую сторону: процесс исхода из России продолжался, причем уезжали по большей части жители Москвы и Санкт-Петербурга. Последнюю волну российской эмиграции часто называют "колбасной". По слухам, это презрительное прозвище прикрепилось к ней с легкой руки одного из наиболее известных ее представителей, а впоследствии, пожалуй, самого именитого "возвращенца", актера и режиссера Михаила Козакова. С появлением колбасы на полках российских магазинов кличка эта, как ни странно, не исчезла, хотя никто теперь не решится сказать, что непрекращающийся поток эмигрантов из СНГ направляется в другие страны именно в поисках дешевых продуктов питания. Эпитет "колбасная" — явно неудачен, ведь наших сограждан увлекала в чужие края не заинтересованность исключительно мясными продуктами и даже не продуктами как таковыми, а отсутствие на Родине необходимых экономических условий для выживания. Поэтому нынешнюю эмиграцию правильнее характеризовать нейтральным термином "экономическая", отличая ее представителей от политических беженцев первой и третьей волн, а также евреев, бежавших в начале века в Америку не столько от нищеты, сколько от погромов.

Однако и термин "экономическая" не вполне удачен для обозначения бывших наших сограждан, ищущих за рубежом спасения от материальной нужды и иных бедствий постперестроечной России. Что-то все же отличает их от беженцев третьего мира, нанимающихся на дешевую и малоквалифицированную работу в странах Европы и США. Американские кампусы переполнены студентами и аспирантами из бывших республик Советского Союза и, пожалуй, едва ли не каждый университет или колледж США и Канады имеет среди своего преподавательского состава русскоязычных профессоров или научных сотрудников, работающих по долгосрочным контрактам. Поэтому постперестроечную волну правильнее всего называть "профессиональной" или "статусной". Действительно, "четвертую" (или точнее "пятую", если принимать во внимание и дореволюционный поток беженцев) волну составляют люди, либо ущемленные резким падением их служебного статуса после краха коммунистической империи, либо сознающие невозможность найти в постсоветских условиях адекватное применение своим профессиональным интересам и творческим способностям.

Как пишет проживающая ныне в Новой Зеландии философ Татьяна Благова, "костяк этой волны составила интеллигенция, которая с энтузиазмом собиралась на стотысячные митинги в Лужниках в 1988–1989 годах" . Действительно, большая часть "пятой" волны — это те самые интеллигенты, чьими усилиями в значительной степени и была создана нынешняя российская политическая система. Закономерно, что подавляющее большинство "новых эмигрантов" — в особенности представители научно-технической интеллигенции — достаточно критически относясь к нынешней российской власти, не испытывают при этом никакой ностальгии по прежнему строю (публикуемая в настоящей подборке статья политолога Георгия Дерлугьяна — хороший тому пример), видя и в его наследии — источник своих проблем.

Каждая из "волн" русской эмиграции — это цена, которую вынуждена была заплатить Россия за резкие переломы в своей истории. "Первой" — дореволюционной — волной Россия расплатилась за проведенную Витте форсированную индустриализацию, обострившую социальные и национальные противоречия на окраинах; "вторая" (то есть, по традиционному именованию, "первая") — предъявленный историей счет за кровавую большевистскую революцию; сталинский "великий перелом" и чистки 1937 г. обошлись стране в сотни тысяч беженцев из СССР и так наз. "перемещенных лиц" во время немецкой оккупации, не пожелавших возвращаться в царство Сталина; укрепление советского режима на имперско-национальных основаниях привело в конечном счете к массовой еврейской эмиграции, продолжавшейся – во многом по инерции — и после 1985 г. Наконец, "пятая" эмиграция — это цена за катастрофический крах империи и попытку ускоренными темпами вписаться в мировое цивилизованное сообщество, стать "нормальным" демократическим государством. Я охотно допускаю вероятность и "шестой", скажем путинской или постпутинской, "волны", которую породит попытка новой российской власти изменить негласные правила игры между государством и бизнес-элитами, сложившиеся за годы правления Ельцина. Впрочем, делать прогнозы по этому поводу рано и весь вопрос в том, насколько этот перелом окажется радикален. После гипотетической победы Зюганова на президентских выборах 1996 г. "шестой" поток образовался бы немедленно, причем за границей он наверняка объединился с "пятым" в общем неприятии коммунистического реваншизма.

Парадокс "пятой" эмиграции в том, что она, не будучи антикоммунистической, не является в то же самое время и коммунистической, будучи образована в целом теми же людьми, кто в недавнем прошлом голосовал за Ельцина и "Демократическую Россию". Идеологический спектр представителей "пятой волны" довольно широк, но колеблется он в диапазоне от "яблочного" разочарования в демократических вождях до разочарования уже в России как стране, не способной "стать нормальной" ни при каких даже самых прогрессивных правителях. Любопытные примеры такого рода гиперкритичности можно найти на форуме различных эмигрантских сайтов. Так один из участников дискуссии "Russians in America" в электронном журнале "Русский Сиэтл" некто Константин, оспаривающий призывы В. Фридмана к "новому возвращенчеству" из не оправдавшей надежды Америки, так пишет об оставленном им Отечестве: "Что меня больше всего угнетает в современной России это то, что эта страна, где практически начисто отсутствует уважение к человеческой личности да и жизни со стороны государства. Это страна, которая, не задумываясь, воткнет тебе нож в спину и пройдет по твоей голове. Сегодня это страна, где царит полнейший беспредел и анархия, где не соблюдаются законы, а действует только один закон джунглей — каждый сам за себя. Что можно сказать о стране, где старики и дети абсолютно социально незащищены, где президент-алкоголик, выступая по ЦТ, заявляет о начале выплаты задержанных зарплат с таким пафосом, как будто он открыл новый элемент в периодической таблице, в то время как в любой цивилизованной стране это и так понятно, что человеку нужно платить за труд".

Парадокс "пятой" волны еще и в том, что ее представители заинтересованы и в сохранении прав и свобод, декларированных новым законодательством (прежде всего, права на свободный выезд за рубеж, гарантированном законом от 1 января 1993 г.). Следует учесть, что многие из тех, кто находится за границей — формально эмигрантами не являются. Работая за границей, постоянно продлевая свою визу, они остаются гражданами России или даже СССР, и возвращаться в полицейское государство, способное при удобном случае объявить их "врагами" или "агентами влияния", они также, естественно, не собираются. Ни у кого из эмигрантов или полуэмигрантов "пятой волны", наверное, нет особого желания быть объявленным у себя на родине "пятой колонной". Но, с другой стороны, следя за дискуссиями в эмигрантских изданиях и лично общаясь с осевшими за границей россиянами, я не заметил, чтобы кто-либо из них воспринимал свой отъезд за рубеж как, в принципе, нормальное для цивилизованного мира явление, а не как свидетельство ущербности собственного государства.

Существует важное отличие "пятой" эмиграции от той, которую обычно называют "третьей" и которую, по нашей классификации (включающей и беженцев из царской России), следовало бы назвать "четвертой". Те, кто принадлежал к последней, бежал от государства, его карательной силы, его удушливого могущества, нынешняя "утечка мозгов" происходит уже не из-за силы государства, а по причине его долговременного отсутствия: люди боятся властвующих над российскими городами криминальных банд, опасаются невыплаты заплат, вообще не хотят становится второсортными людьми в том обществе, откуда, как сказал когда-то В.В. Розанов, "начальство ушло". Можно, конечно, подобно Максиму Соколову, счесть такую причину исхода достойной презрения. Наш знаменитый фельетонист в декабре 1999 г. в журнале "Огонек" заклеймил негодных "колбасников", склонных предаваться после своего отъезда из либерально-демократического рая "дьяволизации бывшего отечества". Статья Соколова производит тягостное впечатление. Дело не только в его нечуткости к проблемам не самых бесполезных для России людей, вынужденных в тяжелых условиях для себя и своих ближних приспосабливаться к обстоятельствам, не только в оскорблении десятка тысяч соотечественников (с 1993 г. из России эмигрировало около 100 тысяч человек в год). Проблема в том, что своим равнодушием к "новой" диаспоре Россия устами таких публицистов, как г-н Соколов, отбрасывает от себя людей, чей научный, экономический и просто жизненный опыт отнюдь не бесполезен.

Пятая эмиграция в целом неплохо устроилась за границей. Я имею в виду даже не суперзвезд науки, спорта, искусства: Роальда Сагдеева, Вячеслава Иванова, Родиона Щедрина, Ольгу Корбут, Евгения Нестеренко и не таких гигантов литературы и информационных технологий, как Гонкуровский лауреат Андрей Макин или создатель одной из крупнейших поисковых систем в Интернете Googol Сергей Брин. Большое число выходцев из СНГ прекрасно адаптировались к американской жизни, сумев за короткое время стать топ-менеджерами, программистами, веб-дизайнерами и т.д. — короче говоря, включились в тот процесс, который принято называть глобальной экономикой. И, поскольку глобальная экономика требует интернационализации хозяйственных связей, деятельность этих людей за границей могла бы способствовать развитию российских компаний. Это, не говоря уже о значении "пятой" эмиграции для отечественной науки, которой также необходимо войти в мировое сообщество, по выражению Владимира Пастухова, не только "в качестве донора, но и в качестве спонсора". Я, конечно, далек от наивной мысли, что устами российских профессоров и ученых мы сможем пропагандировать русскую философию или русскую литературу. Достоевский и так известен всему миру, а Бердяева или Булгакова вряд ли кто-нибудь перескажет лучше их самих. Однако наличие культурного лобби за границей, — того, что политолог Михаил Ильин назвал "хоритикой", своеобразной ауры государства, нуждающейся в культурно-информационной подпитке со стороны метрополии — неплохой козырь страны в геоэкономических и геополитических играх XXI столетия.

Однако для реализации какой бы то ни было осмысленной стратегии в отношении бывших соотечественников государству необходимо перестать смотреть, в духе Максима Соколова, на эмигрантов последнего десятилетия, как на человеческий шлак экономической модернизации. В том случае, если государство откажется от заведомо критического отношения к собственной диаспоре, Россия впервые обретет за границей усиливающую ее группу поддержки, а не проникнутую враждебностью к метрополии нестройную рать бывших соотечественников.

Нельзя сказать, что высказанные здесь идеи отличаются особой новизной. В обращении ко Второму международному Конгрессу русскоязычной прессы Борис Гершунский и Эдуард Лозанский высказались за образование в США "российского лобби", способного если не влиять на внешнюю политику Вашингтона, то способствовать созданию "благоприятного имиджа России за рубежом". Шанс на появление такого рода силы у России имеется: одних только сетевых изданий на русском языке в США около сотни, что есть, вообще говоря, показатель хорошей организованности русских общин, а различных организаций и объединений, профессиональных, художественных — более тысячи. И хотя "пятая" эмиграция не образует самостоятельного культурного поля, находя в целом неплохое взаимопонимание со своими "предшественниками", все же "сетевое пространство" русской диаспоры — преимущественно ее детище.

Итак, Русский Архипелаг начинает проект "Последняя эмиграция?". Мы полагаем, что в информационную эпоху имеются все возможности для того, чтобы преодолеть барьер между метрополией и диаспорой, включить бывших соотечественников в культурную жизнь страны. Но для этого необходимо услышать голоса тех людей, кто в начале 90-х годов покинул Россию, понять причины их отъезда и их нынешнее отношение к Русскому миру. Смогли ли они стать гражданами других культурных миров? Хотят ли, чтобы их дети и внуки сохраняли русскую идентичность? Одним словом, реализуя этот проект, мы попытаемся ответить себе на вопрос, есть ли у нас основания надеяться на то, что Русский Мир переживет XXI столетие.

Разговор о судьбах "последней волны" русской эмиграции XX в. начнут политолог, профессор Северо-Западного университета (г. Чикаго) США Георгий Дерлугьян, создатель и главный редактор старейшего сетевого русскоязычного журнала в США "Лебедь", философ Валерий Лебедев, а также публицист и поэт Федор Николаев, поселившийся в начале 90-х годов в Дании. Мы ожидаем, что к дискуссии присоединятся и другие бывшие наши сограждане, которые смогут поделиться с нами собственным опытом эмигрантской жизни.

Мы предлагаем всем представителям "последней эмиграции", желающим участвовать в нашем разговоре, попытаться ответить на следующие вопросы:

1. В чем были общие причины Вашего отъезда из России?

2. Продолжаете ли Вы так или иначе участвовать в российской научной (художественной, культурной, политической, спортивной и т.п.) жизни? Если нет, то хотели бы Вы в ней участвовать?

3. Удалось ли Вам вписаться в культурную (экономическую, научную, политическую, спортивную и т.п.) жизнь страны Вашего пребывания?

4. Согласны ли Вы с определением "пятой эмиграции" как "колбасной"?

5. Считаете ли Вы возможным дать другую характеристику "пятой волны"?

6. Существует ли взаимодействие представителей различных "волн" эмиграции в стране их пребывания? Вписываются ли "новые" эмигранты в уже существующий "Русский мир" или они образуют свой собственный?

7. Существуют ли специфические формы коммуникации "новой" русской диаспоры (общественные организации, журналы, сетевые издания, газеты, радиостанции, клубы и т.д.)? В какой мере русский язык сплачивает выходцев из Советского Союза различной национальности?

Если размышления на эти темы сложатся у вас в небольшой текст, отправьте его на адрес: , для публикации на сайте "Русский Архипелаг", в подборке материалов "Последняя эмиграция?" рубрики "Путеводитель по Русскому Миру".