Татьяна Благова

Письма из Новой Зеландии

Вот мои изыскания о четырех волнах эмиграции из России.

Первая волна началась сразу после Великой Октябрьской социалистической революции, продолжалась в период Гражданской войны и несколько лет после. До 1926 года выехало 1260000 человек. Примерно десять миллионов говоривших по-русски (русское население Бессарабии, Финляндии, Польши, Латвии и т. д.) оказались вне родины в силу международных договоров и отхода от России целых областей.

Эмигранты сознательно хотели вести русскую жизнь, работать и творить как неотъемлемая часть России, посланцами которой они себя считали. Они стремились доказать, что именно Россия за рубежом и есть подлинная Россия в культурном отношении. Я только что прочитала солидную монографию историка Ковалевского о культурно-просветительской работе Русского Зарубежья за полвека (1920—1970). Он кропотливо собирал данные о русских ученых в европейских обсерваториях, на зоологических станциях, в аэродинамическом институте в Париже, в Пастеровском институте. Но он написал не только об ученых, но и о молодежных организациях, приютах, школах, музыкальных обществах (консерватории им. Рахманинова), многочисленных издательствах в Париже, Праге, Берлине, наконец, об университетах.

Мне интереснее всего было читать о писателях и философах. Так я открыла мощного писателя исторических романов Марка Алданова. Куда там Вальтеру Скотту! В перестроечную волну были изданы многие писатели-эмигранты: Мережковский, Гиппиус, Тэффи, Ходасевич, Берберова, Одоевцева. А вот Алданов, а также Алексей Ремизов, Ариадна Тыркова — “не попали”. Придется им ждать очередной перестройки.

В 1922 году Ленин издал указ о высылке интеллигенции, несогласной с большевистской властью. Это был очень гуманный акт огромного исторического значения. На “философском пароходе” отплыли в Европу (было разрешено взять одну пару белья и пальто) наши выдающиеся философы и ученые — Николай Бердяев, Питирим Сорокин, Петр Струве, Семен Франк и другие — всего больше ста человек. Их труды еще тогда, в тридцатые годы, были переведены на европейские языки. Сорокин, который создал всеобъемлющую теорию социальной мобильности, считается в США американским социологом. Кто “не успел” на пароход, тот оказался в краю вечной мерзлоты. В эмиграции встретились люди разных политических убеждений, но всех их объединяла русская классическая литература. Они устраивали дни русской культуры, посвященные Пушкину и Достоевскому.

Вторая мировая война положила конец этой разнообразной и разветвленной деятельности за рубежом, которая кипела в 1919–1939 гг. Оккупация Чехословакии (в Праге было много русских ученых), потом оккупация Франции (Париж был Меккой русской творческой интеллигенции) разрушили установившиеся связи, учреждения, организации. Дети эмигрантов первой волны пошли воевать в движение Сопротивления.

Вскоре началась вторая волна эмиграции. Беженцы второй волны были в основном “перемещенные лица”. Часть из них до войны жила на Балканах и в Центральной Европе, и многие вновь бежали от Красной Армии. Среди эмигрантов были военнопленные, были угнанные в Германию мирные жители, а также те, кто воспользовался немецкой оккупацией и бежал от сталинского режима. Новые беженцы не стремились воссоздать Россию за рубежом. Они хотели наконец обрести безопасную жизнь. В начале пятидесятых годов они переместились в Канаду, Австралию, США.

В Америку же переместились из разрушенной Европы и известные русские ученые-гуманитарии, представители Серебряного века и философско-религиозного Ренессанса в дореволюционной России (1898–1917). Те, кто хотел работать для России, присоединились к “старому” поколению. Писатель Роман Гуль основал в Нью-Йорке “Новый журнал”, там же, в Нью-Йорке, возникло мощное издательство имени Чехова, которое до недавних пор печатало запрещенную в СССР литературу. Этим издательством пользовались и высланные из СССР представители третьей волны.

Третья волна была диссидентская. Когда хрущевская оттепель” сменилась брежневским наступлением на интеллигенцию, многие возроптали. Одновременно началась борьба за эмиграцию евреев и неевреев. Те и другие сначала сидели на Колыме, потом ехали в Нью-Йорк. Но некоторым удавалось сразу в Нью-Йорк. Так, например, Василий Аксенов поехал читать лекции в США, там и остался. Я встретила его в институте русских исследований в Вашингтоне. Он спросил меня, читала ли я его последний роман, кажется, “Лето московское”. Но я честно ответила, что не читала. Зато я читала “Крутой маршрут”, который написала его мать Евгения Гинзбург, отсидевшая 18 лет в лагерях. И это, пожалуй, самое сильное, что я читала о ГУЛАГе. Я так же, как все тогда, в возрасте от 14 и старше, читала в 1962 году в “Юности” его роман “Звездный билет”. Думаю, это был и его собственный “звездный билет”. После 1991 года Россия потеряла Просвещенного Читателя. В одночасье растворились 20 миллионов так называемой советской интеллигенции, остались несколько десятков тысяч, которые по прежнему читают “толстые" журналы: “Новый мир”, “Октябрь”, “Неву”.

В третьей волне был маленький ручеек, ничего общего не имеющий с инакомыслящими. Это были “комсомолки, спортсменки, отличницы”, студентки филологических факультетов. Они вышли замуж за англичан и прочих шведов и “вырвались на Запад”. Там они получили должности на кафедрах славянских языков и идеально приспособились. Для того чтобы печататься и “выйти в люди”, надо критиковать в пух и прах русскую литературу и доказывать, что она вовсе не великая. Чехов, мол, устарел, а сейчас есть Ерофеев — русский Маркиз де Сад. Ерофеев действительно может кое-что покруче опального маркиза порассказать. Он так и заявил со всей строгостью: “Я пришел разрушить русскую литературу”. Надеюсь, кишка тонка. А “дуньки”, которых пустили в свое время в Европу, умильно восклицают: “постмодернизм”.

Удалось ли третьей волне основать Русское Зарубежье Историк, эмигрант первой волны Марк Раев считает что нет. Я могу ошибаться, но думаю, что скорее роман "Веселые похороны” Людмилы Улицкой (“Новый Мир”, 1998, № 7) подкрепил мой положительный взгляд. Представители третьей волны сейчас пишут воспоминания о недавно ушедших знаменитостях: Иосифе Бродском, Андрее Синявском, Сергее Довлатове.

Четвертая волна началась буквально через 5–7 лет после третьей. Мне рассказывали, что актер Михаил Козаков назвал эту волну “колбасной”. Ну, если так, то это он не от большого ума сказал. Да и чванливо как-то: “Я, мол, уехал по идейным соображениям, а остальные о брюхе заботились”. По-настоящему четвертая волна началась, когда в магазинах уже все было, и колбаса, и все остальное. Но исчезла безопасность и даже надежда на стабильное будущее для детей.

Костяк этой волны составила интеллигенция, которая с энтузиазмом собиралась на стотысячные митинги в Лужниках в 1988–1989 годах. Любин муж, помню, пошел в представительство Литвы, отдал трудовые деньги, чтобы Литва быстрее отделилась. Язык заплетался от опьянения свободой, эйфория была потрясающая. Наконец все отделились, разделились, освободились. Двадцать пять миллионов русских оказались в бывших советских республиках на правах граждан третьего сорта. Но никто не возмутился, и Запад молчал насчет прав человека. Когда в 1993 году президент расстрелял парламент (несговорчивые ребята попались), Запад тоже промолчал. А я была на Калининском, когда шли танки. Молодежь наблюдала “спектакль” и хлопала в ладоши, когда подстреленный свалился с крыши. Для меня это был апофеоз, или апофигей, не знаю как лучше сказать в этом случае. Ясно стало одно, что правового, демократического государства надо ждать очередные 75 лет. Потом начались “мелкие” события семейного плана: дядю Веню разрезали на куски (грабитель перепутал квартиру), Сашу Жавнеровича избили ногами до сотрясения мозга, соседа по лестничной клетке искололи ножами прямо в парадном. А сейчас подрастает новое поколение “генералов песчаных карьеров”, и никакие замки не спасут от грабежа и насилия. А что делать, какой смысл учиться, работать? Слышала, что в бандах много молодых азербайджанцев. Это понятно. На Кавказе война, вот они и подались в Москву грабить. Короче, Великая криминальная революция и передел собственности продолжаются.

Мы бежали, хотя, конечно, был выбор. Можно было остаться и противостоять, как библиотекари, врачи, медсестры, журналисты, учителя, актеры, инженеры и т. д. Но мы тоже противостоим, хотя и в гораздо более легких условиях. Замечательная женщина Марина организовала вольную прессу за границей. Наша газета “Ветер” — документ будущей историографии эмиграции четвертой волны, теперь уже в Новой Зеландии. “Москва—Крайстчерч—Лос-Анджелес” объединились в один колхоз — так, или почти так, пелось в старом шлягере.

***


Эмиграция всегда была частью экономики Новой Зеландии. Для того, чтобы производство “крутилось”, нужен определенный уровень потребления. В маленькой стране это означает и определенный уровень населения. В результате эмиграции последние 3 года рост населения увеличивается более чем на 20 тысяч в год. Чем больше потребляется товаров и услуг, тем больше их производится, тем больше налогов платят производители, интенсивнее движутся денежные потоки, расширяется производство и появляются новые рабочие места, правительство планирует в ближайшие 5 лет увеличить ценность населения за счет эмиграции до четырех миллионов человек.

Итак нас, эмигрантов из СССР, больше 11 тысяч человек, из них более 6 тысяч живут в Окленде, 4 тысячи в столице Веллингтоне, почти 2 тысячи — в Крайстчерче. Община в Окленде — самая организованная. Там есть русская вечерняя школа для детей, где продолжают изучать русский язык и литературу и — более углубленно — математику, физику. Они организуют олимпиады по этим предметам, конкурсы на лучший рисунок и т. д. у нас есть спортивный центр, где бывший заслуженный тренер по гимнастике тренирует будущих гимнастов, которые уже занимают первые места в региональных соревнованиях. Там же издается газета “Ветер” на русском и английском языках сразу. В Окладе и Веллингтоне действует телефонная связь. Можно бесплатно позвонить и послушать все политические и культурные новости из России. В нашем городе этой связи пока нет, но мы собираемся обратиться в городской совет с просьбой выделить деньги (примерно 2 тысячи долларов) на этот проект. Новости на русском языке интересны всем, но особенно людям старшего поколения, которые приехали жить к своим детям и вряд ли овладеют английским настолько, чтобы читать газеты и понимать теленовости. Во всех трех городах действуют русские клубы и православные церкви. В Окладе есть синагога, которая вывезла несколько десятков еврейских семей в 1990—1991 годах и помогла им адаптироваться в новых условиях. Правительство разрешило это сделать с условием, что семьи не будут обращаться за бенефитом по безработице. Таким образом, эта часть эмигрантов прошла тест на выживаемость: физики-теоретики гнули проволоку на фабриках, экономисты мыли посуду и т. д. Но, получив новозеландский опыт и хорошие рекомендательные письма, они все в течение двух лет нашли хорошую работу и даже по специальности.

Но и мы в Крайстчерч не лежим на боку. Во-первых, у нас есть футбольная команда, объединяющая игроков от 10 до 50 лет. Играем каждое воскресенье, и это поднимает настроение и разгоняет уныние. Во-вторых, мы с удовольствием встречаемся в нашем New Zealand — Russian and CIS association, то есть в клубе дружбы. Встречаемся мы в старинном зале с лепными потолками, предназначенного для зимних балов. Владелец бара предоставляет нам помещение бесплатно с условием, что хотя бы некоторые купят по кружке пива.

В-третьих, мы сейчас обдумываем, как бы создать свои курсы интенсивного английского языка, то есть овладеть рабочим языком (етр1оуable English). Акцент и слабый словарь отпугивают работодателей, и многие не могут получить работу именно из-за этого. В целом, люди, прожившие два года, внедрились в жизнь и чувствуют себя уверенно. Это же подтвердил опрос, проведенный среди эмигрантов. Итак, в нашем городе среди опрошенных 100 человек от 18 до 50 лет: 36 работают или имеют свой бизнес; 22 — учатся в университете и Политехе; 13 человек живут на средства, привезенные из России или на средства супруга; остальные — пока на пособии по безработице. Но и они либо учат язык, либо работают по недавно введенному правилу 20 часов на общественных работах, организованных “етрlоутепt service”.

Закономерный вопрос: где нашли работу эмигранты? Несколько программистов быстро устроились в различные компании, Света — художница, имеет студию, шикарную клиентуру. Ей заказывают портреты и натюрморты. Саша, судовой электрик, пока грузит ящики в аэропорту за 10 долларов в час, но когда овладеет языком и начнет работать по специальности, то будет зарабатывать 50 долларов в час. Галя работает незарегистрированной медсестрой в доме для пожилых людей (rest home), Эрик красит доски на лесопилке, Фарид и Марат работают на фабрике, Рушана и Лена переквалифицировались на косметологов.

Инженеры испытывают трудности, поскольку новозеландские работодатели не представляют уровня их знаний и навыков. Что касается врачей, для работы надо быть зарегистрированным, то есть пройти специальные экзамены, которые организует Medical Council. Это бы ничего, так как наши люди привыкли сдавать экзамены, но тут за них надо заплатить 7 тысяч долларов. Врачи — самая высокооплачиваемая категория. Они не хотят конкуренции и держат “closed shop”; то есть закрывают двери перед врачами из СНГ, Египта, Индии. Фактически сдать экзамены почти невозможно. Но есть варианты: можно и без экзамена работать в государственном госпитале в отдаленном районе Австралии или сдать американский экзамен и уехать а США. Но это глупо, так как в Новой Зеландии малооплачиваемые люди с хроническими болезнями записаны на “waiting list”; то есть ждут очереди к специалисту. Поэтому я хочу рассказать вам о своей приятельнице Люде, которая интересным способом преодолела эти барьеры. Люда Николенко — гинеколог с докторской степенью и опытом работы в Алжире. Она быстро поняла, что пытаться сдавать экзамены — только деньги тратить. У нее еще есть диплом в нетрадиционной медицине, включая ирридиологию. Они с мужем нашли очень симпатичный магазин "Natural foods; где продаются лекарства из трав, а также свежие соки и недрожжевой хлеб. Они арендовали там второй этаж. На удивление, дело пошло, и сейчас у нее запись, люди в очереди ждут.

Недавно я познакомилась с супругами Николаевыми. Они — пчеловоды из Иркутска. В России они запатентовали какой-то препарат, который получили из пчелиного яда. Но в Новой Зеландии им пришлось снова доказывать важность своего изобретения. В конце концов, они получили приз за “лучшую идею в бизнесе” и теперь создают свою фирму. Те, у кого нет изобретений, тоже не сидят без дела. У многих “открылись” таланты: кто-то вышивает картины, кто-то пишет романы или поет в хоре.

Я рада за всех, кто нашел работу по специальности. Вообще от бывших советских людей Новой Зеландии только польза. Мы привезли им здоровых и смекалистых детей, которые сейчас хорошо учатся, а в недалеком будущем внесут свою лепту в экономику и культуру страны.

***

Попытаюсь, как могу, объяснить Вам, что такое статус беженца. Вопрос этот интересен и для меня, так как только в Новой Зеландии я узнала, что существует комиссия по проблемам беженцев при ООН (United Nations Rights Refugee Commission). В задачи этой международной организации входит помощь людям, оказавшимся без паспорта, без средств к существованию, вне родины и при этом опасающихся вернуться на родину по ряду причин. Главные из этих причин — угроза жизни и безопасности. Таким образом, беженцы — это люди, которые бежали из своих родных мест вследствие военных конфликтов, или вследствие преследования по политическим, религиозным, расово-этническим признакам. Новая Зеландия, как и другие стабильные демократические страны первого мира, имеет обязательство каждый год принимать и устраивать в своей стране 750 беженцев. Учитывая, что все они вскоре вызывают своих родственников, число это увеличивается в 5—7 раз. Только в нашем городе Крайстчерче я встретила беженцев из разных регионов, например, венгров, бежавших после подавления советскими войсками восстания в Будапеште в 1956 году; чехов, бежавших после разгрома “Пражской весны” в 1968 году; чилийцев, бежавших после разгрома режима Альенде в 1973 году, а также индусов, пакистанцев, сомалийцев.

В конце Второй мировой войны в Германии на территории, занятой войсками США и Великобритании оказались сотни тысяч советских граждан — displaced people. В 1949 году началась компания по их переселению, в частности, в Австралию и Новую Зеландию. Они приехали в благодатные с экономической точки зрения времена. Это был период очень высоких доходов, получаемых сельским хозяйством. Создавая высокие тарифы на ввоз промышленных товаров, правительство поддерживало местную индустрию, которая бурно развивалась в 1950–60-е годы. Новая Зеландия была в этот период на пятом месте по доходам на душу населения. “Набегавшись” по немецким лагерям и оккупированным фашистами территориях, беженцы из СССР с облегчением вздохнули под Южным Крестом. У всех было, как минимум, среднетехническое образование, и их знания и навыки оказались очень нужны стране. Сейчас они живут в своих ухоженных домах на скромные сбережения и пенсию. Их дети “обновозеландились” и почти все говорят только по-английски, внуки — тоже.

Следующая волна беженцев началась в 1991 году или чуть раньше из зоны военных, межнациональных конфликтов: Армении, Азербайджана, Узбекистана, Чечни. "Современные” беженцы — молодые люди 25—35 лет, которым удалось получить работу на одном из рыболовецких судов, работающих по контрактам с Новой Зеландией. Добравшись до суши, они “спрыгнули”. Конечно, вам интересно знать, что за люди "прыгуны”. Большинство из них окончили морские училища или хотя бы курсы и уже плавали раньше в России. Те, кто решает остаться, принимает это решение еще на родине и заранее запасается всеми документами: свидетельством о рождении, свидетельством об образовании, о разводе. Наверное, половина моряков “спрыгнула” еще и потому, что и на семейном фронте произошел развал. О русских моряках в Новой Зеландии идет дурная слава. То один другого ножом пырнул, то в пьяном виде свалился со скалы в море, то, опять же по пьянке, на машине врезался в дерево и непредумышленно убил дружка-пассажира. Как утверждают сами моряки, примерно 30% молодежи в России — с криминальным уклоном, и, соответственно, на корабле всегда есть хотя бы несколько ребят с таким уклоном. Кто-то сходит с парохода и удачно начинает новую жизнь, а кто-то не может избавиться от старых привычек и попадает в тюрьму. О каждом случае подробно пишут новозеландские газеты, так что стереотип "русские пьяницы и дебоширы” все время подкрепляется.

Мне приходилось разговаривать с моряками, которые еще раньше, до распада СССР, ходили в Новую Зеландию. Тогда никто не оставался, просто любовались фруктовыми садами, цветниками, дельфинариями и возвращались домой. После распада Союза начался беспредел. Если корабль возвращается из рейса, то порт сейчас оцеплен автоматчиками в бронежилетах, чтобы моряков не ограбили и не убили. Те, кто возвращается самолетом, тоже рискуют. Уже не раз автобус, отъехавший от Шереметьево, останавливали, и рэкетиры “предлагали” поделиться зарплатой (обычно 2000—3000 USD), заработанной адским трудом в течение нескольких месяцев. Новозеландская сторона платит нормальную зарплату, но она оседает в главке пароходств. Иногда, когда это выгодно, пароходства, например Карелрыбфлот, объявляют себя банкротами, и люди вообще остаются без денег. В Новой Зеландии им не дали пропасть, собирали деньги, еду, приносили сигареты, а в суде права моряков бесплатно защищал адвокат. Но это отдельная история. По словам ребят, капитан их обычно не удерживает и отдает паспорт моряка. Но внутренний паспорт остается на родине: во Владивостоке, Находке, Мурманске, Севастополе. Итак, у “прыгунов” уже есть официальная причина, чтобы подать на статус refugee. В этот момент они находятся в стране легально, то есть по прежней рабочей визе, а когда моряк получает статус беженца, то жизнь становится вообще спокойной.

В Веллингтоне беженцам помогает “Союз моряков”, а раньше — Православная церковь в лице отца Амвросия, который бесплатно поселял всех ребят в доме при церкви (сейчас дом продан). В Крайстчерч моряков встречают добровольцы мормонской церкви, которая находится тут же в порту.

В городе есть и государственная организация, помогающая беженцам, называется РЕЕТО (Pacifies Education Employment Trade Organization). Она была создана в начале 1980-х годов, когда увеличилось число беженцев с островов Тихого океана, прежде всего с Самоа. С этим государством у Новой Зеландии есть соответствующий договор. Дело в том, что страна использовала самоанцев как сезонных сельскохозяйственных рабочих. В связи с серьезными структурными изменениями в экономике спрос на неквалифицированный труд стал падать, и все больше самоанцев оставались в Новой Зеландии. Patric O'Connor, тогда молодой и энергичный преподаватель, обратился в Министерство образования с обоснованным предложением финансировать учебный комплекс РЕЕТО, который через несколько лет стал гостеприимным домом для беженцев из многих стран, например из Сомали, Курдистана, бывшей Югославии, а также бывшего СССР. Поскольку среди них есть и мои друзья, то меня приглашают на праздники, в автобусные поездки на пикники, в зоопарк и т. д. В самом здании — домашняя атмосфера, всегда горячий чай и кофе, удобная гостиная. Здание вмещает только 80 студентов, а на очереди стоит как минимум двести.

В РЕЕТО действуют несколько курсов различных уровней. Студенты узнают о законах страны, об экономике, географии, но также получают навыки и по специальностям, позволяющим начать поиски работы. Директор также договорился и о волонтерской работе на рабочих местах с целью получения опыта. Однако в условиях роста безработицы даже для коренных новозеландцев найти работу беженцу трудно. Есть и другие государственные организации, помогающие беженцам в плане адаптации, воссоединения семей, медицинского обслуживания и т. д. Сейчас все организации объединены в один центр, что позволяет более целенаправленно использовать государственные ресурсы в плане помощи беженцам. Раз в полгода собирается Форум, то есть расширенный комитет по проблемам беженцев, в который входят представители церквей, полиции, общества охраны здоровья матери и ребенка (Flanker Society) и другие. Как мне кажется, беженцы вниманием и льготами не обижены.

Однако статус беженца получают далеко не все подавшие на него. Вопрос обычно рассматривается в течение одного года и можно два раза подавать на апелляцию, опротестовывая отказ. Конечно, для этого нашим морякам, например, надо доказать факт угрозы для жизни при возвращении на родину. Большинство моряков не ждет окончательного решения, а ищут себе новозеландскую невесту. И находят, и остаются. Я знаю три удачных брака и двадцать неудачных. Многое зависит от желания женщины создать теплый, уютный дом. Но, в конце концов, и в России разводятся.

***

О своей жизни я уже писала и сейчас хочу рассказать о жизни нашей общины, вернее, о тех хороших людях, которые занимаются проблемами эмигрантов.

Наш город был основан выходцами из Великобритании, поэтому и название города и названия улиц (Cambridge, Oxford, Victoria etc.) напоминают о бывшей метрополии. Много датчан появилось после Второй мировой войны, но город в целом остался monocultural.

Культурная палитра города стала меняться 10—15 лет назад, когда увеличился поток эмигрантов из Японии, Кореи, Китая. С 1990 года визу по новозеландской системе “points” получили выходцы из Румынии, Сербии, Словении, Чехословакии, бывшего СССР.

Статистические данные указывают, что 7% жителей города — “новые эмигранты”, то есть люди, приехавшие за последние 8 лет. Это все-таки большой процент. И городской совет, а также некоторые партии, прежде всего лейбористская, решили, наконец, подумать над созданием целостной программы адаптации эмигрантов.

Член парламента Tim Bamet занимается проблемами эмигрантов. Это человек с опытом (он до этого занимался теми же проблемами в Лондоне) и желанием на деле помочь новым гражданам страны быстро внедриться в ее жизнь. Во-первых, он на свои деньги организовал опрос разных общин: из Египта, Индии, Бангладеш, Румынии, Сербии, Словении и СНГ. Из всех общин наша самая многочисленная. В предложенной анкете были разные вопросы, касающиеся оценок школьной системы, медицинского обслуживания аренды дома и его утепления, дискриминации при найме на работу по возрасту и этнической принадлежности, наконец, вопрос воссоединения семей, так как большинство стремятся вызвать своих родителей, взрослые детей, братьев и сестер. Данные опроса резидентов из бывшего СССР убедили члена парламента в том, что в страну приехали высококвалифицированные люди, и часто их потенциал не используется из-за предрассудков работодателей, которые опасаются взять на работу человека, говорящего с сильным акцентом. Тим разработал программу, которую он назвал 10 practical actions to tackle the job crisis among new migrants and refugees. Программа действительно очень деловая и в случае воплощения она решит насущные проблемы. Первая из них — это выведение языка на рабочий уровень, Тим предлагает оказать помощь в возможности пользоваться лингафоном и иметь квалифицированных преподавателей из членов общины. Он также предлагает помочь эмигрантам стать членами профессиональных клубов и таким образом встречаться с людьми своей профессии. И самое важное — он предлагает создать условия для работы эмигрантов на общественных началах в фирмах и компаниях по специальности. Последнее особенно важно потому, что “доброволец” в таком случае приобретает опыт, знакомится с людьми в своей профессиональной сфере, чувствует себя полезным членом общества. Все это сильно увеличивает возможности найти работу. Как и везде, работодатель предпочитает дать работу человеку с хорошими рекомендательными письмами, с опытом работы в Новой Зеландии, а еще лучше, по рекомендации знакомых из той же сферы. Тим задумал создать специальное учреждение — Development Corporation, — которое будет “продвигать” эмигрантов в плане поиска работы, убеждая работодателей в полезности и целесообразности приема на работу эмигрантов из СНГ, Египта, Индии и других стран. Тим намеревается получить поддержку (финансовую в том числе) на осуществление этого проекта. Дай Бог.

Есть еще учреждение, которое помогает эмигрантам. Это Small Business Enterprise Center. Цель его — помогать людям, решившим начать свое собственное дело. В принципе, в Новой Зеландии весьма просто начать свое дело. Надо составить бизнес-план, в котором указать материалы, оборудование, затраты, выгоды, конкурентные фирмы и т. д. Организация Business Growth выделит деньги на год (обычно в размере 16 тысяч долларов) — и вперед. Но чтобы успешно вести дело, надо знать законы, уметь вести бухгалтерский учет, подсчитывать налоги и т. д. Всему этому можно научиться на курсах Small Business Center, которые финансируются из государственного бюджета. В этой организации работают замечательные люди. Они тратят свое личное время, что бы научить эмигрантов писать эту пресловутую Curriculum Vitae и умело отвечать на вопросы интервью при приеме на работу. Они даже организовали для корейской и нашей общины семинары с переводом на родной язык. Жизнь становится интереснее, когда помогаешь другим людям. А в саду зреют сливы и персики, и мы будем делать из них джем на зиму. Можно, конечно, и готовый купить, но свой лучше, потому как без консервантов и прочих химических добавок.

***

Отвечаю на Ваш вопрос о подписке на газету "Ветер". Подписка для граждан России стоит 40 долларов. Я легко могу это сделать, и каждый месяц Вы будете читать вести из страны под Южным Крестом. Как Вы уже поняли из газет, которые получили от меня, вести эти всегда приятные. Наоборот, из Петербурга приходят только мрачные известия: убийства политических деятелей, коррупция, бедность. Я помню Петербург (Ленинград) совсем другим. Ну, не будем о грустном.

Я хочу рассказать, как начиналась наша газета. Еще накануне отъезда я задумалась: а хорошо бы иметь свою газету, но это была только мечта. А вот Марина приехала из Иркутска с идеей и блестящими навыками программиста. Скоро стал выходить маленький "боевой листок" на двух страничках. В них уже "красной нитью" проходила основополагающая идея: помочь новой волне эмигрантов быстрее внедриться в новозеландскую жизнь, не давать людям унывать. Кругом солнце, море, цветы, но люди чувствовали себя первое время, как вырванные с корнем деревья. Почти все потеряли свой весьма высокий статус директоров научно-исследовательских институтов, профессоров, режиссеров, полковников, главврачей и прима-балерин. Была острая необходимость в газете, которая помогла бы сориентироваться.

Бесплатный боевой листок уверял, что выбор был сделан правильный, что у экологически чистой Новой Зеландии большое будущее и у наших детей тоже. Всем нужны были политические и культурные новости о России. Мы их стали находить на этих двух страничках "Ветра": анализ выборов президента, пять бесед с Борисом Стругацким, наконец, список русских видеофильмов, привезенных семьей Машаровых для некоммерческого пользования. Это было великолепное начинание. Скоро и в нашем городе появились "Небеса обетованные", "Покровские ворота", "Утомленные солнцем", "Россия, которую мы потеряли", — всего 50 фильмов, включая мультики и "Ералаш". Дальше больше: появились юридические рекомендации — как подсчитывать налоги, где переводить документы. Появились даже объявления о рабочих местах: например, хореограф для сборной по спортивной гимнастике и другие.

Скоро информационный бюллетень превратился в газету "Ветер" на четырех полосах. Марина обратилась с просьбой подписываться на газету и продолжала расширять тематику. На страницах газеты появилась информация консула российского посольства, заведующего кафедрой русского отделения в Окленде, доктора химических наук, генерального директора научно-производственной фирмы "Гумат", который приехал в Новую Зеландию налаживать производство своего замечательного стимулятора роста растений и т. д.

Газета стала действительно коллективным организатором. Вокруг нее был создан Центр российской культуры и спорта, школа, детский сад. Она проводит олимпиады по математике и русскому языку, организует конкурсы "Графоман" на лучший рассказ.

В Новой Зеландии можно сравнительно легко получить денежную помощь от разных организаций, если деньги направлены на развитие культурной и деловой жизни общины. Так были выделены деньги на Russian Infoline в Окленде и Веллингтоне. Опять же эту бесплатную телефонную линию с ежедневной политической информацией из России организовала Марина. Вероятно, вы подумаете, какие мы там в Новой Зеландии собрались совестливые, организованные, социально активные. Но это не так. К глубокому сожалению, совсем не так. Газету выписывают только 600 человек, а вся община — примерно 12000 человек. Газета не может быть прибыльной в свободной продаже, так как у нее специализированная аудитория: русская община и новозеландцы, интересующиеся русской культурой и изучающие русский язык. Редакция и все корреспонденты работают бесплатно, но денег на печатание газеты все равно не хватает. Газета, кстати, теперь выходит цветная, на 20 страницах и на двух языках, причем английская половина не повторяет русскую, так как рассчитана на новозеландских читателей. Только политический обзор дается на двух языках, и это интересно для обеих категорий читателей и полезно в языковом отношении.

Когда приходит новый номер, я сразу "кидаюсь" на политический обзор, кстати, всегда глубокий и взвешенный. Потом читаю короткие культурные новости и "перлы" высказываний наших политиков. Почти в каждом номере редакция сообщает о русских эмигрантах разных периодов: от "шанхайских русских" до новоприбывших и нашедших работу по специальности ученых и инженеров. Последнее всегда воодушевляет: могут ведь наши люди. Конечно, воодушевляет не всех, поскольку выдающаяся черта многих бывших советских граждан — зависть к успехам своих. Именно из зависти и вредности они и на газету не подписываются. Плоское размышление: "у нее (Марины) есть свое дело, а у меня — нет. Не буду им помогать, а газету возьму у придурков, которые не пожалели 25 долларов". "А что я с этого буду иметь? — спрашивает меня эта категория бывших советских. Вопрос совсем не умный, между прочим, так как поодиночке никто ничего иметь не будет. Но газета все-таки продолжается, несмотря на трудности, и я рада, что ее читают теперь и в Петербурге.

1999 г.

Актуальная репликаО Русском АрхипелагеПоискКарта сайтаПроектыИзданияАвторыГлоссарийСобытия сайта
Developed by Yar Kravtsov Copyright © 2020 Русский архипелаг. Все права защищены.