Послевоенная нормализация отношений с Японией

После ратификации японским парламентом 28 апреля 1952 г. Сан-Францисского мирного договора МИД Японии потребовал прекращения функционирования Представительства СССР при Союзном командовании в Токио, поскольку Советский Союз отказался подписать договор в Сан-Франциско. Японское правительство под нажимом со стороны США, добившихся от Японии одновременно с Сан-Францисским мирным договором подписания американо-японского договора об обеспечении безопасности, направленного против Советского Союза, КНР и ДРВ, наложило запрет на торгово-экономические отношения и культурные связи с нашей страной, не выдавало виз на въезд в Японию советским представителям и членам семей остававшихся в Токио сотрудников советского Представительства.

11 сентября 1954 г. в интервью редактору японской газеты "Цюбу Ниппон" министр иностранных дел СССР В.М. Молотов от имени Советского правительства выразил готовность к установлению дипломатических отношений с Японией. 12 октября того же года правительства СССР и КНР опубликовали совместную декларацию, в которой выступили за всестороннее развитие своих отношений с Японией.

В конце 1954 г. на пост премьер-министра Японии был избран видный политический деятель Хатояма, сделавший нормализацию отношений Японии с СССР и КНР центральным пунктом своей предвыборной платформы.

Заручившись поддержкой общественного мнения страны, несмотря на противодействие влиятельных проамериканских кругов в правящей либерально-демократической партии, Хатояма после победы на выборах 14 декабря 1954 г. сделал официальное заявление о готовности правительства установить нормальные дипломатические отношения с Советским Союзом. Оно было положительно воспринято Советским правительством, поручившим находившемуся в Токио еще со времен Союзного Совета по Японии и.о. торгового представителя СССР А.И. Домницкому известить Хатояма о готовности советской стороны начать в Москве или в Токио переговоры о нормализации отношений между двумя странами. Под нажимом со стороны США японское правительство предложило проводить эти переговоры в Нью-Йорке, где американская администрация могла повседневно влиять на ход переговоров. После длительных консультаций было решено избрать местом переговоров Лондон.

Советское правительство уполномочило на ведение переговоров с японской стороной посла СССР в Великобритании Я.А. Малика — видного советского дипломата, в 1942-1945 гг. бывшего послом в Токио, а затем с 1948 по 1952 г. представлявшего нашу страну в Совете Безопасности ООН в Нью-Йорке.

Малик в беседах с сотрудниками Посольства СССР в Лондоне часто вспоминал о годах, проведенных им на дипломатической работе в Японии. Выбор Советским правительством кандидатуры Малика в качестве руководителя советской делегации на переговорах о восстановлении дипломатических отношений с Японией был весьма удачным, так как Малик хорошо знал приемы и методы японской дипломатии.

В состав советской правительственной делегации на переговорах о нормализации советско-японских отношений входили: И.Ф. Курдюков, заведующий Дальневосточным отделом МИД СССР, автор настоящих воспоминаний — в то время советник Посольства СССР в Великобритании, Н.В. Адырхаев, советник ДВО, Г.И.Павлычев, советник ДВО МИД СССР. На последующих стадиях переговоров в состав делегации вошел советник Договорно-Правового отдела МИД СССР Е.Н.Насиновский. Переводчиком делегации выступал сотрудник ДВО А.М.Рожецкин, блестящий знаток японского языка. В качестве экспертов и сотрудников делегации из Москвы прибыли сотрудники МИД СССР И.Г. Усачев. А.Ф. Сердюк, Н.И. Агеев. В.В. Белеволенский и П.А. Сергеев.

В японскую правительственную делегацию входили, кроме посла Мацумото Сюнъити, начальник Договорного Отдела МИД Японии Такахаси Мититоси, первый секретарь Посольства Японии в Стокгольме Ниидзэки Киния, первый секретарь посольства в Лондоне Сигэмицу Акира (приемный сын Министра иностранных дел), Канэмацу Такаси, Токура Эйдзи, Такаяма Редзо, Хонда Рюхэй. Переводчиком делегации выступал Хираока Тамацу, специалист-русист, многие годы работавший в прошлом в японском посольстве в Москве.

1 июня 1955 г. в Лондоне до официального начала переговоров состоялась встреча глав делегаций Я.А. Малика и Мацумото, в ходе которой был решен ряд процедурных вопросов, в частности, было условлено, что заседания делегаций будут проводиться два раза в неделю (вскоре, однако, Мацумото, получив указание от Сигемицу, что "не нужно спешить с японо-советскими переговорами", внес предложение сократить число встреч до одного раза в неделю). Подобное указание Сигемицу носило отнюдь не процедурный характер и во многом предопределило весь последующий ход лондонских переговоров.

3 июня в здании советского Посольства в Лондоне, расположенном в центре города, около Гайд-парка, на закрытой для сквозного проезда и прохода "частной" улице Кенсингтон пэлес гарден, на которой также находилось посольство Японии и посольства ряда других стран, начались официальные советско-японские переговоры. Посол Малик, открывая переговоры, приветствовал членов японской делегации и от имени советского правительства выразил готовность к тому, чтобы нормализовать отношения с Японией, что "позволит рассмотреть конкретные вопросы отношений между двумя странами" и "явится существенным вкладом в дело мира на Дальнем Востоке и во всем мире".

В своей речи глава японской делегации посол Мацумото выразил радость по поводу начала переговоров и отметил, что "прошло почти 10 лет с того дня, когда, к сожалению, между обоими государствами возникло состояние войны. Японской народ от души желает разрешения ряда открытых вопросов, возникших за эти годы, и нормализации отношений между обоими государствами". Он высказал надежду на то, что предстоящие переговоры будут проходить в духе взаимопонимания и сотрудничества, Мацумото одновременно выразил глубокое удовлетворение тем, что советским представителем на переговорах является посол Малик — "один из наиболее выдающихся советских дипломатов наших дней, человек, глубоко понимающий Японию, мой старый знакомый".

Стороны условились, что встречи делегаций будут проходить дважды в неделю, попеременно в советском и японском посольствах.

На второй встрече глав делегаций, состоявшейся 7 июня, Мацумото зачитал и передал текст речи Сигемицу в парламенте Японии, произнесенной 26 мая 1955 г., а также передал составленный на основе содержания этой речи меморандум, который японская сторона предлагала положить в основу предстоящих переговоров. В японском меморандуме выдвигались предварительные условия восстановления отношений между обеими странами: удовлетворение территориальных притязаний правящих кругов Японии, включающих передачу Японии Курильских островов и Южного Сахалина, возвращение осужденных в Советском Союзе японских военных преступников и положительное разрешение вопросов, связанных с японским рыболовством в северо-западной части Тихого океана, а также допуск Японии в ООН и др. Сам факт выдвижения японской стороной предварительных условий, содержавшихся в меморандуме, не способствовал целям создания необходимой атмосферы реалистического и конструктивного подхода к переговорам. Одновременно с текстом речи Сигемицу в парламенте и меморандумом японской делегации Мацумото передал Малику текст парламентского запроса депутата от либеральной партии Охаси в связи с переговорами в Лондоне и ответ на этот запрос премьер-министра Хатояма. В запросе депутат утверждал, что "согласованные действия между государствами западного мира окажут величайшее влияние на результаты настоящих переговоров". Передавая эти материалы, Мацумото недвусмысленно давал понять, что стремление Японии пересмотреть статью Сан-Францисского мирного договора, где констатируется отказ Японии от всех прав, правооснований и претензий на Курильские острова и Южный Сахалин, будет поддержано западными державами, и, в первую очередь, США, поскольку Япония имеет в отношении этих стран определенные обязательства.

На третьем заседании 14 июня советская делегация внесла на рассмотрение свой проект мирного договора с Японией. Проект предусматривал прекращение состояния войны между двумя странами и восстановление между ними официальных отношений на основе равенства, взаимного уважения территориальной целостности и суверенитета, невмешательства во внутренние дела и ненападения; он подтверждал и конкретизировал действующие международные соглашения в отношении Японии, которые были провозглашены Потсдамской декларацией (1945 г.). Советский проект предусматривал также последующие переговоры сторон о заключении отдельных договоров и конвенций о торговле и мореплавании, рыболовстве, культурном сотрудничестве, консульским отношениям и по другим практическим вопросам развития советско-японских двусторонних отношений и взаимовыгодного сотрудничества.

Советская сторона выражала готовность обсудить как свой проект договора, так и японский, если он будет представлен японской делегацией, постатейно. Такой порядок, как мы считали, отвечал всем требованиям демократической процедуры, давал возможность по-деловому и плодотворно проводить работу по согласованию статей будущего мирного договора.

Обе делегации, как это было видно из складывавшейся вначале на переговорах атмосферы доброжелательности, исходили из целесообразности проведения переговоров в спокойной и конфиденциальной обстановке при строгом соблюдении правила взаимного согласия сторон на обнародование данных о ходе и результатах обсуждений. Однако после получения советского проекта мирного договора министр иностранных дел Японии Сигемицу, не считаясь с достигнутой между обеими делегациями договоренностью о конфиденциальности переговоров, провел совещание заведующих политическими отделами главнейших японских газет, на котором отрицательно отозвался о советском проекте и пессимистически оценил перспективы японо-советских переговоров в Лондоне. Заявление Сигемицу было явно рассчитано на то, чтобы помешать переговорам, создать вокруг них неблагоприятное мнение японской и международной общественности.

Глава советской делегации Я.А. Малик на очередной встрече с Мацумото квалифицировал заявление Сигемицу как нарушение достигнутой ранее договоренности двух делегаций и международного обычая — недопущения публикации сообщений о ходе переговоров без взаимного согласия сторон. Мацумото признавал в связи с этим в своих мемуарах, что он тогда оказался в весьма трудном положении и не знал, что ответить советской делегации.

На четвертой, пятой и шестой встречах глав делегаций Мацумото неизменно поднимал вопрос о репатриации из Советского Союза японских военнопленных, хотя их репатриация в основном уже была закончена еще в начале 1950 г. В СССР оставалась лишь сравнительно небольшая часть отбывавших свое наказание японских военных преступников. Советская сторона передала японской делегации на переговорах в Лондоне списки на 1016 бывших военнопленных и 357 гражданских лиц, отбывавших в Советском Союзе наказание за военные преступления.

Руководствуясь искренним стремлением облегчить переговоры по основным положениям проекта мирного договора, Советское правительство, хотя согласно установившейся международно-правовой практике и имело право отложить репатриацию до подписания соответствующего акта о прекращении военных действий, тем не менее, оно продолжало репатриацию японских военных преступников, не ожидая нормализации советско-японских отношений, параллельно переговорам, проходившим в Лондоне. Этот шаг, казалось, должен был быть воспринят японской стороной как проявление гуманности и дружественный жест со стороны Советского Союза. К тому же советское правительство заявило, что оно передаст японским властям всех оставшихся японских военных преступников сразу же после восстановления дипломатических отношений между СССР и Японией. Поэтому требование японских представителей о безусловной и немедленной репатриации всех военных преступников скорее походило на ультиматум, чем на логичную позицию страны, подписавшей акт о безоговорочной капитуляции и стремящейся теперь к заключению мирного договора со страной-победительницей.

На неприемлемую позицию, которую заняла японская сторона на переговорах, по этому вопросу, обратили внимание исследователи из третьих стран. Так, индийский историк С. Вишванатан отмечала: "Тон заявлений японского представителя в ходе переговоров о восстановлении дипломатических отношений был такой, что неоднократно вынуждал советского представителя напоминать ему о том, что Япония проиграла войну и безоговорочно капитулировала".

И хотя Мацумото продолжал настаивать на приоритетном рассмотрении вопроса о репатриации отбывающих наказание в СССР японских военных преступников, для участников переговоров с той и другой стороны было очевидным, что он действовал вопреки логике вещей, выполняя навязанную ему со стороны Сигемицу миссию по искусственному затягиванию переговоров.

Переговоры в Лондоне довольно скоро убедили советскую делегацию, что позиция японской делегации во многом определялась не национальными интересами, а политическим нажимом со стороны США.

Мацумото, члены и советники японской делегации в неофициальных беседах с членами советской делегации давали понять, что территориальный вопрос, вопрос о международных обязательствах и военных союзах Японии, а также о режиме прохода военных судов через японские проливы — все это были области, по которым Япония не могла принимать самостоятельных решений без согласия США. Эти вопросы фактически были изъяты Соединенными Штатами из ведения правительства Японии. По словам Мацумото, на переговорах в Лондоне они являлись самыми "трудными" для достижения договоренности. Однако это вовсе не означало, что Япония не хотела бы решить "трудные" вопросы исходя из позиций своих собственных интересов. Но именно здесь во время переговоров в Лондоне обнаружился на практике кабальный для Японии характер договора с США об обеспечении безопасности. Например, предложение Советского Союза запретить прохождение военных кораблей через японские проливы для государств, не граничащих с Японским морем, отвечало интересам мира и безопасности на Дальнем Востоке, в том числе и безопасности самой Японии. Однако это предложение противоречило агрессивным устремлениям США, и поэтому японская делегация, выступая против включения в мирный договор с Советским Союзом статьи о проливах, выражала не свои, а американские интересы.

Не решаясь затронуть на переговорах в Лондоне чувствительную для США область, связанную с их военно-стратегической концепцией, Мацумото заявлял, что "если Советская сторона не снимет своих предложений о проливах, то вряд ли можно рассчитывать на успешное завершение переговоров". Он даже считал, что "по территориальному вопросу можно договориться, однако вопрос о проходе военных кораблей может оказаться "камнем преткновения".

После десятого заседания глав делегаций 9 августа 1955 г. Малик, беседуя с Мацумото в саду японского посольства в Лондоне, сообщил, что Советское правительство готово пойти навстречу пожеланию японской стороны о передаче Японии близлежащей к Хоккайдо группы островов Хабомаи и острова Шикотан при условии окончательного тем самым урегулирования территориальных недоразумений между обеими странами при подписании мирного договора. Малик заявил также, что советская сторона не ставит условием нормализации советско-японских отношений и заключения мирного договора отказ Японии от ее обязательств, вытекающих из имеющихся у нее международных договоров. (В первую очередь, под этим, естественно, подразумевался договор с США о взаимном обеспечении безопасности). Советская сторона, учитывая реально сложившуюся международную обстановку на Дальнем Востоке и стремясь помочь правительству Хатояма и миролюбивым демократическим силам Японии, сделала шаг исключительной важности по пути достижения договоренности о нормализации советско-японских отношений и заключения мирного договора.

По заявлению Мацумото, этот шаг советской стороны был "воспринят японским правительством с большой радостью". Позднее в своих мемуарах Мацумото писал, что он "подумал тогда о сближении взглядов сторон и о близости завершения переговоров". Вместе с тем он понимал, что позиция Японии в вопросе о так называемых "северных территориях" (под этим японская делегация имела в виду не только Шикотан, Хабомаи, но и Итуруп, и Кунашир) зависела от США, и поэтому опасался того, что американцы снова могут помешать достижению договоренности сторон.

В 1989 г. в Токио, в журнале МИД Японии "Гайко форум" было опубликовано интервью бывшего члена японской делегации на лондонских переговорах К. Ниидзэки, в это время уже посла в отставке, директора Института международных отношений при МИД Японии. В этом интервью Ниидзэки признавал, что японская делегация никак не ожидала подобной уступки со стороны СССР (т.е. согласия на возвращение Японии острова Шикотан и группы островов Хабомаи одновременно с подписанием мирного договора). Ниидзэки связывал неожиданное заявление Малика с тем, что, будучи в июле 1955 г. в Москве на пленуме ЦК КПСС, он, якобы, получил соответствующее указание от Н.С. Хрущева.

Нам также представляется, что Малик таким образом прореагировал на недовольство Хрущева медленным ходом переговоров, и, не посоветовавшись с остальными членами делегации, высказал в беседе с Мацумото имевшуюся у делегации с самого начала переговоров утвержденную Политбюро ЦК КПСС запасную позицию, не исчерпав до конца под нажимом нетерпеливого Хрущева защиту основной позиции, чем вызвал сперва недоумением, а затем радость и дальнейшие непомерные требования со стороны японской делегации. Ниидзэки в упомянутом выше интервью признавал, что советская делегация на переговорах располагала тремя крупными козырями: японские военнопленные, доступ в ООН и разрешение на лов рыбы в Охотском море, но не использовала их в полной мере.

Хрущев, как отметил Мацумото на заседании делегаций в Лондоне 7 февраля 1956 г., в беседе с членами японской парламентской делегации 21 сентября 1955 г., посетившей Советский Союз, заявил, что "Хабомаи и Шикотан настолько близко подходят к японским островам, что надо учесть интересы Японии" (т.е. с нашей точки зрения пошел на необоснованную территориальную уступку Японии). Свое негодование ходом переговоров в Лондоне Хрущев высказал в упомянутой беседе с японскими парламентариями от 21 сентября в такой тональности, которую можно было расценить и как критику не только японской, но и советской делегации . "У нас складывается такое впечатление, — говорил Хрущев японским парламентариями, — что японская сторона не проявляет особой заинтересованности в нормализации отношений между Советским Союзом и Японией и поэтому искусственно затягивает переговоры... Представители пьют чай, ведут между собой дружеские беседы, убеждают друг друга, что и та, и другая сторона хочет мира, хочет ликвидировать состояние войны и установить дипломатические отношения. Я думаю, что четыре месяца — срок вполне достаточный для того, чтобы договориться".

Сейчас, спустя 40 лет после лондонских переговоров, у меня сохраняется твердое убеждение в том, что эта "запасная позиция" советской делегации, утвержденная Хрущевым, предусматривавшая уступку островов Шикотан и Хабомаи в случае согласия японской стороны на заключение мирного договора, — была непродуманным волюнтаристским поступком Хрущева, который в свою бытность руководителем страны, не считаясь с общественным мнением страны и нормами международного и отечественного права, произвольно менял также и границы между союзными и автономными республиками Советского Союза (передача Крыма Украине, ряда российских территорий — Казахстану и Чечне и т.д.). В случае с Японией им был юридически размыт не только ялтинская договоренность глав СССР, США и Великобритании о передаче СССР Курильских островов, но и Сан-Францисский договор, предусматривавший, что Курильские острова не входят в территориальный состав Японии. Шикотан и Хабомаи даже на японских картах включались в состав южной части Курильских островов.

Таким образом, нынешнему, длящемуся уже 40 лет тупику в российско-японских отношениях, возникшему из-за японских притязаний на т.н. "северные территории" (наряду с островом Хабомаи и Шикотан, по мнению японской стороны, также включающими крупные острова Итуруп и Кунашир) — мы обязаны недальновидности и самоуправству Хрущева.

11 августа 1955 г. в Лондон прибыл министр сельского хозяйства и рыболовства Итиро Коно, ближайший сторонник премьер-министра Хатояма. Мацумото информировал Коно о ходе переговоров с советской делегацией, подчеркнув, что они "проходят вполне удовлетворительно и имеют хорошие перспективы". Коно выразил удовлетворение ходом переговоров, но на жалобы Мацумото по поводу антисоветской позиции МИД Японии и лично Сигемицу, ответил, что "обстановка в Токио весьма сложная". "Правительство Хатояма опиралось на незначительное меньшинство в правящей партии и всегда находилось между двух стульев, — писал позднее Мацумото. — Справа на него давила либеральная партия, а слева — социалистическая. В силу этого возможности Хатояма как руководителя были весьма слабыми, и ему пришлось сполна испить всю горечь судьбы правительства, опирающегося на партийное меньшинство. Это обстоятельство сильно сказывалось и на японо-советских переговорах".

16 августа 1955 г. через два с половиной месяца после начала переговоров в Лондоне, японская сторона представила свой проект договора. В нем выдвигалось абсурдное во всех отношениях территориальное требование — передать Японии советские земли — Южный Сахалин и Курильские острова. Статья 5 японского проекта гласила: "1. На территориях Японии, оккупированных Союзом Советских Социалистических Республик в результате войны, в день вступления в силу настоящего Договора, будет полностью восстановлен суверенитет Японии. 2. Войска и государственные служащие Союза Советских Социалистических Республик, находящиеся в настоящее время на указанных в пункте 1 настоящей статьи территориях, должны быть выведены в возможно более короткий срок и, во всяком случае, не позднее чем по истечении 90 дней со дня вступления в силу настоящего Договора". Такая формулировка не только шла вразрез с решением Крымской и Потсдамской конференций глав союзных государств, но и с положениями, зафиксированными в Сан-Францисском мирном договоре 1951 г., по которым Япония отказывалась от суверенитета над Южным Сахалином и Курилами.

Подобная позиция японской стороны противоречила здравому смыслу и была направлена на срыв переговоров. Она резко контрастировала с гибкой и реалистической позицией Советского Союза на переговорах. Территориальные притязания в японском проекте мирного договора в корне отличались от официальных заявлений представителей японского правительства, которые они делали в начале переговоров. Теперь же Сигемицу, находясь с очередным визитом в Соединенных Штатах, прямо заявил в пресс-клубе в Вашингтоне, что "Япония не намерена устанавливать дружественных отношений с Советским Союзом". Глава японской делегации Мацумото впоследствии оценил такого рода заявления Сигемицу как "обструкцию" переговорам.

Советская делегация проявила большую выдержку и терпение и продолжала работу по согласованию других статей проекта мирного договора. В результате этих усилий в ходе Лондонских переговоров сторонами было одобрено 9 из 12 статей советского проекта договора. В частности, была достигнута договоренность по преамбуле мирного договора, по статьям о решении международных споров мирными средствами, об отказе от репараций и взаимных претензий, о невмешательстве во внутренние дела договаривающихся сторон по статьям об экономических отношениях и о заключении соглашения по рыболовству, а также по заключительной статье о порядке ратификации и времени вступления в силу мирного договора.

Переговоры в Лондоне не привели к нормализации советско-японских отношений.

Премьер-министр Японии Хатояма был фактически отстранен министерством иностранных дел Японии от руководства переговорами в Лондоне и даже не получал из-за саботажа, проводимого его противниками — проамерикански настроенными деятелями либерально-демократической партии и чиновниками МИД — полной информации о ходе этих переговоров.

Япония в то время делала лишь первые робкие попытки проводить самостоятельную внешнюю политику, а внутри правящих кругов Японии имелись серьезные разногласия по вопросу о будущем японо-советских отношений. Группа сторонников бывшего премьер-министра Иосида, недовольная приходом к власти Хатояма, активно противодействовала всем мероприятиям нового кабинета, стремясь вынудить его уйти в отставку. Министр иностранных дел Японии Сигемицу рассматривал как свои предвыборные обещания, так и заявления премьера Хатояма о нормализации отношений с Советским Союзом лишь как маневр, обеспечивший им большинство голосов избирателей на парламентских выборах в 1954 г.

Японский представитель на переговорах в Лондоне Мацумото, хотя и был сторонником Хатояма, но все же находился под постоянным нажимом противников нормализации японо-советских отношений в МИД и в парламенте и по этой причине не проявлял никакой инициативы, занимая выжидательную позицию. Будучи одновременно и дипломатом, и депутатом парламента, Мацумото прислушивался не только к инструкциям премьер-министра Хатояма и министра иностранных дел Сигемицу, значительно отличавшимся друг от друга, но и к парламентским дебатам в Японии, а также заявлениям различных политических деятелей и представителей деловых кругов по вопросам, зачастую имевшим весьма косвенное отношение к переговорам в Лондоне.

На столе переговоров по нормализации советско-японских отношений лежал целый пакет конструктивных предложений, выдвинутых советской делегацией. Деловое обсуждение этих предложений, учитывавших интересы обеих сторон, могло бы незамедлительно вывести переговоры из создавшегося тупика и привести к восстановлению нормальных отношений между двумя соседями еще в то время.

Однако японская сторона продолжала вплоть до весны 1956 г. тактику затягивания переговоров. После 23-х совместных заседаний сторон 20 марта 1956 г. лондонские переговоры были прерваны на неопределенный срок. В своем заключительном выступлении на заседании 20 марта Мацумото говорил, что "стороны имеют большие успехи, что видно из того факта, что десять статей проекта мирного договора уже полностью согласованы. Стороны почти полностью пришли к общей точке зрения и по статье о торговле и мореплавании, за исключением нескольких уточнений. В целом же и эту статью можно считать согласованной. В связи с тем, что переговоры вступили в нынешнюю стадию, он, Мацумото, получил от своего правительства указание временно выехать в Токио для доклада правительству о ходе переговоров и получения новых инструкций по их дальнейшему ведению".

Чтобы вывести из тупика переговоры о нормализации отношений, Советское правительство использовало приезд в Москву делегации японских рыбопромышленников для переговоров о заключении соглашения о рыболовстве и спасении терпящих бедствие в северо-западной части Тихого океана. Ее возглавлял один из самых близких сторонников Хатояма — министр сельского хозяйства и лесоводства Коно. На встречах с Коно советские руководители обусловили вступление в силу соглашения о ловле рыбы японскими судами в Охотском море возобновлением в ближайшее время переговоров о нормализации отношений между обеими странами. Одновременно было получено согласие Коно на приезд в Токио советского дипломата — главы Советского представительства в Токио, в котором к тому времени оставалось всего 5 человек технических работников (не считая возвращавшегося на родину и.о. торгпреда Домницкого с семьей).

В апреле 1956 г. я находился в отпуске в Москве и мне предложили пост главы Представительства в Токио, поскольку я участвовал в лондонских переговорах и был знаком с проблематикой советско-японских отношений. По указанию В.М. Молотова я представился Коно, остановившемуся в гостинице "Советская", и, получив его согласие, сразу после майских праздников 1956 г. вылетел в Стокгольм, где в японском посольстве получил дипломатическую визу на въезд и пребывание в Японии. До отъезда мне был присвоен внеочередной дипломатический ранг Чрезвычайного и Полномочного Посланника 1 класса (до этого я имел ранг Советника 1 класса).

Через десять дней после моего прилета в Токио в японской печати появилось провокационное сообщение из США о том, что я, будто бы, являясь специалистом по японским делам, долгие годы работал в лагерях среди японских военнопленных в Советском Союзе и прибыл в Японию с заданием вести среди возвратившихся на родину японских военнопленных антиправительственную работу (в действительности же, первыми в моей жизни японцами, с которыми мне довелось встретиться, были члены японской делегации на переговорах в Лондоне).

Хотя американская провокация поначалу и затрудняла в какой-то мере установление мною контактов с представителями японской общественности, политических и деловых кругов, однако не смогла достичь цели. У меня вскоре сложились хорошие отношения с членами парламента от социалистической партии Ходзуми и Мацумото, с представителями японских рыбопромышленников, возглавлявшимися Хирацука, представителями научных и культурных кругов. Большую помощь в установлении контактов с руководством префектур Японии, расположенных на побережье Японского моря и неизменно заинтересованных в торгово-экономических отношениях с нашей страной, оказал видный общественный деятель доктор М. Кан, председатель Всеяпонской ассоциации за восстановление дипломатических отношений с Советским Союзом и Китайской Народной Республикой.

Сотрудники МИД Японии рассматривали наше Представительство в Токио как "Представительство Советского Союза по осуществлению соглашения о рыболовстве и спасению терпящих бедствие в северо-западной части Тихого океана", однако не решались открыто препятствовать моим контактам через министра сельского хозяйства и рыболовства Коно и члена Кабинета начальника Планового Бюро при правительстве Такасаки, выходившими прямо на правительственный уровень.

Тем временем нажим американской администрации на японское правительство по вопросу о восстановлении дипломатических отношений с Советским Союзом продолжался.

12 июля 1956 г. в комиссии по иностранным делам нижней палаты японского парламента начались ожесточенные дебаты по вопросу о предстоящих переговорах с Советским Союзом. 13 июля все японские газеты сообщили о новом нажиме на Хатояма со стороны противников нормализации японо-советских отношений. 50 членов парламента подписали заявление, в котором требовали отставки Хатояма с поста премьер-министра, возлагая на него ответственность за неудовлетворительные, с их точки зрения, итоги выборов в верхнюю палату парламента и неспособность найти достойного кандидата на пост главы делегации на предстоящих переговорах с Советским Союзом.

В этот же день правительство, уступая нажиму со стороны проамерикански настроенного генерального секретаря либерально-демократической партии Киси, назначило в качестве главы японской делегации на переговорах в Москве министра иностранных дел Японии Сигемицу. Проявленная Сигемицу готовность возглавить делегацию в Москву не вызвала энтузиазма у Хатояма и Коно, поскольку деятельность Сигемицу давно служила объектом резкой критики со стороны не только оппозиции, но и многих депутатов парламента от либерально-демократической партии. Сигемицу, отражая настроения крайне правых проамериканских элементов в партии, по-прежнему стремился продолжать ранее проводившуюся МИД "лондонскую" тактику затягивания переговоров.

С целью обеспечения точного выполнения Сигемицу инструкций кабинета Хатояма решил направить на переговоры одновременно и второго полномочного представителя — депутата нижней палаты Мацумото, ранее представлявшего Японию на переговорах с Советским Союзом в Лондоне. Таким образом достигался определенный компромисс между конфликтовавшими группировками в либерально-демократической партии и правительстве Японии. По этому поводу Мацумото Сюнити писал в своих мемуарах: "То, что в Москву выехали Сигемицу и я, вызвало всеобщее удивление, ибо в одну повозку были впряжены две совершенно различные лошади."

Как сообщали некоторые осведомленные органы японской печати и как пишет в мемуарах Мацумото, утвержденные кабинетом инструкции для отправлявшейся на переговоры в Москву делегации предусматривали в самом начале переговоров повторное предъявление территориальных притязаний Японии на Южно-Курильские острова Итуруп и Кунашир. По получении отказа советской стороны (а в том, что японские территориальные притязаний будут вновь решительно отвергнуты Советским Союзом, никто в правительстве не сомневался) делегация должна была запросить дальнейших указаний из Токио. Такая тактика, по мнению некоторых членов правительства, позволяла смягчить нападки на кабинет со стороны противников нормализации отношений с СССР, обвинявших Хатояма в нежелании добиваться передачи Японии всех Южных Курил. По получении телеграммы от Сигемицу, подтверждавшей неизменность позиции Советского Союза в территориальном вопросе и запрашивавшей дальнейших указаний, Хатояма намечал провести специальное заседание кабинета в присутствии представителей всех группировок либерально-демократической партии для утверждения новых инструкций, предусматривавших достижение соглашения с СССР на основе передачи Японии лишь Шикотана и островов Хабомаи.

Вечером 25 июля 1956 г. в токийском аэропорту Ханеда состоялись официальные проводы Сигемицу и Мацумото, вылетавших в Москву в сопровождении советников, экспертов и многочисленных представителей прессы. Среди провожавших делегацию были члены правительства, депутаты парламента, члены либерально-демократической, социалистической и коммунистической партий, многочисленные представители деловых кругов и общественных организаций, глава советского Представительства в Токио, а также главы некоторых посольств и миссий, аккредитованных в Токио. Все свидетельствовало о том, что это было событие большого политического и национального значения. В руках у провожавших были плакаты с пожеланиями счастливого пути, успешного завершения переговоров. Это была демонстрация горячего стремления японского народа к дружбе со своим соседом — Советским Союзом. Выступая на пресс-конференции перед отлетом в Москву, Сигемицу и Мацумото обещали оправдать доверие провожающих.

31 июля 1956 г. в Москве возобновились советско-японские переговоры. На заседании 1 августа японская делегация предложила, чтобы в тексте мирного договора, в частности в статье, посвященной территориальному вопросу, было записано согласие Советского Союза на передачу Японии Южно-Курильских островов Итуруп и Кунашир при условии отказа Японии от претензий на Южный Сахалин и остальные Курильские острова. Это предложение мало чем отличалось от предложений, сделанных год назад Мацумото в Лондоне и еще тогда решительно отвергнутых советской делегацией. Естественно, что советская сторона на переговорах в Москве вновь отвергла японское предложение как совершенно безосновательное и идущее вразрез суверенному праву Советского Союза на указанные земли, как с исторической точки зрения, так и на основании международных соглашений — постановлений Ялтинской конференции, Каирской и Потсдамской деклараций, а также акта о капитуляции Японии.

Источник: "Азиатская библиотека", 2000 г.