Главная ?> Авторы ?> Биография Георгия Петровича Щедровицкого

Биография Георгия Петровича Щедровицкого

Георгий Петрович Щедровицкий принадлежал к тому редкому отряду подвижников и возмутителей спокойствия, для которых все еще длится «первый день творения».

В нем редким образом сочетались любовь к чистому мышлению и всепоглощающая страсть к активной деятельности. Недаром он ввел в оборот слово мыследеятельность, к которому прибегал, размышляя об окружающем ли мире или о самом себе.

Прожитое им было настолько полно трудами и борениями, что трудно понять, как их смогла вместить одна, сравнительно короткая жизнь. После себя он оставил обширное и разнообразное идейное наследие, школу и движение, учеников и последователей (и, неизбежно, противников и оппонентов). Огромно число людей, на которых он прямо или косвенно оказал мощное влияние, захватывая в орбиту своей неутомимой мыследеятельности.

Какой же должна быть творческая биография Г.П., если творческая биография есть, по сути дела, не что иное, как подведение итогов? Обозначились ли итоги его подвижнической жизни? Можем ли мы уже сейчас подвести черту под ней, свести концы и начала, оценить истинный смысл всего содеянного и его значение, если не в отдаленной, то хотя бы в ближайшей перспективе?

На эти вопросы приходится однозначно ответить: нет, не можем. Слишком мала дистанция, разделяющая нас, чтобы можно было охватить эту жизнь целиком, во всех или по крайней мере основных измерениях. Слишком разнообразна и динамична была его творческая активность, породившая множество программ и подходов, разработанных и намеченных интеллектуальных систем, идейных и организационных замыслов и их воплощений, личностных поступков и культурно-значимых акций.

Поэтому все, о чем мы могли бы здесь написать, это еще не творческая биография, а только ее самый общий абрис.

К тому же наряду с содержательными существуют и чисто технические трудности, преодолеть которые при подготовке настоящего издания не было реальной возможности. Основная из них связана с тем, что работа по упорядочению и изучению обширного личного архива (4000 папок) только началась. А это означает, что на многие вопросы, неизбежно возникающие при написании объективной творческой биографии — основанной на подлинных документах, установленных фактах и компетентных свидетельствах, а не на мнениях, слухах и смутных воспоминаниях, — пока невозможно получить окончательные ответы. Это одновременно означает, что разные этапы его творческой биографии известны нам сейчас с разной степенью подробности и достоверности.

Поэтому, отдавая себе отчет в ограниченности нашего замысла, мы склонны рассматривать его лишь как определенный и неизбежный этап в работе по созданию творческой биографии Г.П., которая, как мы уверены, будет продолжена.[1]

***

Георгий Петрович Щедровицкий родился в Москве 23 февраля 1929 года [2].

В 1937 г. он поступает во второй класс 2-й средней школы и учится в ней до эвакуации семьи в г. Куйбышев. Время жизни в Куйбышеве — это не только продолжение учебы в школе, но и работа санитаром в госпитале и шлифовальщиком на военном заводе. В 1943 г. семья возвращается в Москву, и Георгий продолжает учебу в 150-й школе, которую и оканчивает с серебряной медалью в 1946 г.

Школьные занятия давались ему легко, оставляя немало свободного времени, которым он мог распорядиться по своему усмотрению. Он делит его между тремя увлечениями — спортом, общественной работой и самообразованием.

Его первой страстью стала история, любовь и интерес к которой сохранились на всю жизнь. А началась она с восьмитомной «Истории XIX века» Лависса и Рамбо, подаренной восьмикласснику на день рождения дядей. История Человечества, как он позже признавался, стала для него той первой, а в некоторых отношениях и единственной реальностью, в которой и ради которой он жил. Многим хорошо знакомо это настроение — юношеский романтический максимализм с его желанием посвятить себя, «пока сердца для чести живы», непременно «великому делу». Но для большинства все ограничивается неопределенными мечтаниями и ожиданием этого дела, ради которого и стоит жить. Для Г.П. же не было ничего более чуждого, чем пассивное ожидание. Он стал готовить себя, и готовить всерьез [3], к историческим свершениям.

Правда, какими они должны были стать, он тогда еще толком не знал. Многое было ему интересно, и за что бы он ни брался, все получалось — если не само собой, то покоряясь воле и усилиям, которых всегда было не занимать. В то же самое время не было ярко выраженных «природных» склонностей и способностей, естественно образующих особую направленность личности и для самого человека, и для окружающих. Ясно было лишь одно: интеллектуальное, мыслительное начало будет в нем преобладающим.

Начиная с седьмого класса у Г.П. появляется собственная образовательная программа, и, возвращаясь из школы домой, он усаживался за письменный стол, чтобы предаться собственным штудиям. Благо в его распоряжении была обширная домашняя библиотека, любовно собранная отцом. Здесь, за письменным столом, закладывались основы той работоспособности и самодисциплины, которые не переставали удивлять всех знавших Г.П. и работавших с ним в последующие годы.

И, быть может, предчувствуя род будущих занятий, он всерьез усаживается за «Капитал» Маркса, штудирует «Историю философии» Виндельбандта и «Историю естественного права» Новгородцева. Что, впрочем, не помешало ему учиться на подготовительном отделении МАИ и затем, уже было собравшись стать студентом МАТИ, поступить на физический факультет МГУ.

Почему именно на физический, он, может быть, и сам толком не знал. Но это, наверное, и не имело большого значения: для Г.П. всегда была характерна деятельная убежденность, что важно не столько то, чем человек занят, сколько то, что он сам сделает из своего занятия.

Может быть, немальчишеское усердие, с которым он работал над собой, стало бы прологом к биографии книгочея и эрудита, если бы не ярко выраженный общественный темперамент и организаторская жилка. Как и большинство сверстников, он вступает в комсомол (1941) и не только ради «чистоты биографии» (необходимой предпосылки любой карьеры в советском обществе), но и по идейной убежденности. И с той же серьезностью, с какой садился после школы за свои заветные занятия, отдается «общественной работе» комсорга класса и члена комитета комсомола школы (да еще участвует в драмкружке). В общем, на первый взгляд, ведет себя как «кондовый» советский общественник. Однако слишком всерьез он относится к этой своей общественной деятельности, и ее результатом, как правило, оказывается не социальная адаптация, а социальная отчужденность и от начальства, и от сверстников. Этой серьезности в отношении к делам, которые давно уже никем не принимались всерьез, Г.П. был обязан многими неприятностями.

Он и в годы учения в университете сохраняет верность себе, совмещая образование с активной «общественной работой» [4].

Казалось бы перед нами биография многообещающего функционера, если бы не одно смущающее обстоятельство. Отличительной чертой функционерства является непременное умение извлекать из всего личную выгоду. Бурная же общественная деятельность Г.П. приносила ему одну неприятность за другой, и он победно шествовал от поражения к поражению. За три года учебы на физическом факультете два раза ставился вопрос о его исключении из комсомола (а значит, по неписанным законам того времени, и отчислении из университета). И оба раза источником конфликта была сверхнормативная активность и отсебятина, столь противопоказанные лояльному советскому человеку. Вспоминая те годы, Г.П. говорил, что он был загадкой и для начальства, и для товарищей, которые все никак не могли решить: то ли он «карьерист» с неуемной активностью, то ли «дурачок», принимающий всерьез идеологические декорации советской жизни [5].

Сама учеба на физическом факультете не вполне удовлетворяла Г.П.: не давая необходимого научного кругозора, она в то же время не отвечала и духовным запросам его деятельной натуры. К тому же на третьем курсе его принудительно распределили на спецотделение атомной физики, что означало реальную перспективу работы в закрытых учреждениях МВД над атомным проектом. Г.П. наотрез отказался и после конфликта с администрацией перевелся на второй курс философского факультета МГУ.

Так, в 1949 г. началась учеба на философском факультете, где сферой интересов Г.П. становятся сначала философские вопросы естествознания, а затем логика и методология науки.

Время учебы на философском факультете определило не только основную сферу его научных интересов, но в значительной мере и круг будущих друзей и единомышленников, и образ будущей деятельности, и всю дальнейшую жизнь.

Студенческие годы на философском факультете — это и начало его официальной трудовой биографии. В 1951–1958 гг. Г.П. работает школьным учителем: преподает в разные годы логику, психологию и физику.

Здесь, в школе, вероятно, и зародился тот неослабевающий интерес, с которым Г.П. на протяжении всей своей дальнейшей научной деятельности относился к педагогической науке и образовательной сфере общественной жизни [6].

Здесь развился и укрепился его учительский дар, то педагогическое мастерство, с которым он в дальнейшем овладевал вниманием любой аудитории. Отсюда и то умение работы с коллективом, которое станет неотъемлемой и, может быть, самой существенной чертой всей его будущей творческой деятельности.

Но школьное учительство при всей его значимости для будущего — это лишь малая толика того, чем он занят в эти годы. Уровень преподавания на философском факультете был чрезвычайно низок, но само пребывание там открывало неограниченные горизонты для самостоятельной работы — самые благоприятные условия для человека такого склада, как Г.П. И он с головой уходит в изучение философской классики, истории науки и истории логических учений.

Занятия философией не сводились к чтению книг. Важнейшим, а в некоторых отношениях и определяющим для стиля жизни многих студентов послевоенного философского факультета было свободомыслие, «идеально-содержательное» (по выражению М.К.Мамардашвили) дружеское общение. Многие из тех, кто учился там в эти годы, вспоминают прежде всего особую идейную и дружескую атмосферу — атмосферу содержательной заинтересованности, которой было проникнуто их общение (при всей идеологизированности и казенщине официальной жизни факультета).

В ходе такого общения в 1952–1954 гг. складывался первый круг единомышленников — А.А.Зиновьев, Б.А.Грушин и Г.П.Щедровицкий (чуть позже М.К.Мамардашвили) — и зарождались те формы интеллектуального взаимодействия, которые сначала стали характерными для Московского Логического Кружка (МЛК), а затем составили регулярную основу его непосредственного продолжения — Московского Методологического Кружка (ММК).

Поначалу совместная интеллектуальная работа носила характер спонтанных обсуждений, но вскоре их участники выступают единым «фронтом» на дискуссии по проблемам логики, проходившей на философском факультете и вырабатывают совместную программу логических исследований и разработок.

К этому времени учеба на философском факультете была уже позади. В 1953 г. Г.П. его заканчивает и получает диплом с отличием по специальности «философия» [7].

Тема дипломной работы — логико-методологическое исследование генезиса научных понятий на материале истории физики [8].

Формально (как окончивший с отличием) Г.П. получает распределение в аспирантуру, но его студенческая биография к тому времени была настолько «подмочена» (своей неуемной активностью и бескомпромиссностью он настроил против себя почти всю факультетскую профессуру), что поступить в аспирантуру он смог бы только после ухода с кафедры логики всех (или почти всех) преподавателей. Его тщетно уговаривали поступать в аспирантуру плехановского института, но он стоял на своем и в результате остался «ни с чем» — школьным учителем.

Поначалу ведущая роль в МЛК принадлежала А.А.Зиновьеву, старшему и по возрасту, и по «научному стажу» [9], а сама программа совместной работы была унаследована от Гегелево–Марксовой традиции и ориентировалась на результаты дискуссий 40-х годов в философских кругах о соотношении формальной и диалектической логик.

Зиновьев тогда занимался анализом логики «Капитала», и результаты его работы первоначально служили своего рода образцом, по которому каждый из участников объединения выверял свою собственную работу.

Согласно принятой программе работа должна была строиться рекуррентно: сначала теоретический дискурс относительно исходных средств анализа, затем логико-эмпирический анализ оригинальных философских и научных текстов, запечатлевших «работу мысли», с использованием конструктивно оформленных средств, потом рефлексия полученных результатов и вновь методологическое разворачивание средств анализа в ходе нового теоретического дискурса, и т.д.

Основная предпосылка первых работ Г.П. состояла в том, что мышление является как бы «двухплоскостным» движением, т.е. движением одновременно в «плоскостях» обозначающего и обозначаемого, и что генетическое исследование мышления требует анализа и знаковой формы языковых выражений, и объективного их содержания, без понимания которого невозможно действительное выявление структуры языковых выражений. Предлагались методы анализа объективного содержания элементарных знаний, данного в предметно-практических сравнениях изучаемого «объекта» с «объектами-эталонами» и закрепленного затем в знаковой форме знания.

Тем самым мышление и знание в содержательно-генетической их трактовке с самого начала рассматривались в двух аспектах: во первых, как образ определенных объектов, как фиксированное «знание», во-вторых, как процесс (или «деятельность»), посредством которого этот образ формируется, а потом и используется. Именно процессуальная, или деятельностная, сторона мышления выдвигалась здесь на первый план — сначала в форме предметно-практических операций с реальными объектами, а затем в форме операций со знаками самого языка как с особыми абстрактными объектами, замещающими реальные объекты практического оперирования. В результате формировался подход к мышлению как деятельности особого рода, восходящей по ступеням (плоскостям) знакового замещения.

Позже этот этап своей деятельности и работы МЛК–ММК Г.П. называл этапом содержательно-генетической логики, или эпистемологии.

В качестве эмпирического историко-научного материала использовались классические работы Аристотеля и Аристарха Самосского, Евклида и Галилея, Ньютона и Декарта. Анализ подобных образцов научного мышления находился в центре интересов МЛК. Работы шли широким фронтом, захватывая понятия и модельные представления молекулярно-кинетической теории газов, структурные модели органической химии и химфизики и т.д.

Однако первоначальное идеально-содержательное объединение существовало недолго, и к 1957 году дороги его участников разошлись [10]. Причиной тому были как идейные, так и организационные разногласия. К тому времени у каждого из основных участников первоначального объединения, с одной стороны, оформились собственный образ и программа деятельности [11], а с другой, выработалось свое отношение к самой организационной форме работы.

Для Г.П. наметившийся образ совместной деятельности, предполагавший не только интеллектуальную, но и социальную активность, оказался самоценным и продуктивным. Именно в нем он тогда увидел — скорее интуитивно угадал, чем рефлексивно опознал — новую, перспективную форму организации мышления и деятельности как таковых.

Необходимо отметить и еще одно существенное обстоятельство, которое сейчас, в исторической перспективе, выглядит многозначительным. В отличие от своих друзей-единомышленников, Г.П. уже тогда мало считался с традиционными предметно-дисциплинарными рамками и тесно сотрудничал с психологами (представителями педагогической психологии).

Опыт изучения, с одной стороны, процедур и процессов мышления на материале истории науки и, с другой стороны, формирования мыслительных навыков в процессе обучения был отрефлектирован в идее и программе разработки новой логики. Отправным пунктом стала констатация того, что как для традиционной, так и для современной формальной логики исходным является «принцип параллелизма формы и содержания мышления»; отказ же от этого принципа требует разработки содержательной, или содержательно-генетической, логики [12].

Вместе с тем такое осознание опыта работы сопровождалось все более отчетливым пониманием, что реальная исследовательская практика МЛК не вмещается в пределы собственно логики ни в традиционном, ни в новом ее понимании. Речь шла, по сути дела, о новой «технологии» мышления, связанной с выработкой, рефлексией и трансляцией средств преодоления самых разнообразных противоречий (разрывов) научно-познавательной и учебной деятельности, т.е. о методологии как таковой. Поэтому распад первого круга единомышленников — это одновременно и превращение кружка логического (МЛК) в методологический (ММК). А вместе с тем и зарождение новой школы — школы Г.П.Щедровицкого

Между тем в 1958 г. Г.П. оставляет преподавание в школе и переходит в Издательство АПН РСФСР, где сначала работает в редакции педагогического словаря, а затем в редакции педагогики. Он редактирует труды Крупской, Блонского, позже Пиаже, ряд книг по теории и истории педагогики. Работу в издательстве он совмещает с работой в отделе теории журнала «Вопросы психологии».

Новая работа способствовала укреплению и расширению контактов с психологами, приобретших регулярный характер начиная с 1954–55 гг. Это были контакты как с уже известными (А.Н.Леонтьевым, Б.М.Тепловым и др.), так и с молодыми психологами (Л.А.Веккером, В.В.Давыдовым, В.П.Зинченко, Я.А.Пономаревым и др.).Сотрудничеству с ними Г.П. стремится придать организационные формы, так или иначе уже отработанные в логическом кружке, и предпринимает ряд попыток создать семинар по системному изучению явлений психики. Эти попытки завершились в 1958 г. организацией (совместно с В.В.Давыдовым и под патронажем П.А.Шеварева) так называемой Комиссии по психологии мышления и логике Общества психологов СССР, первого междисциплинарного объединения — пока еще в основном философов и психологов, но объединения не на логической, а на собственно методологической основе. С образованием этой Комиссии ММК получил официальное право на социальную жизнь, т.е. стал не подозрительным сборищем, а легальным объединением, что в условиях роста числа участников стало необходимым.

Своего рода программой работы Комиссии можно считать опубликованную в 1958 г. (совместно с Н.Г.Алексеевым) работу «О возможных путях исследования мышления как деятельности» [Щедровицкий, Алексеев 1957], в которой получили дальнейшее развитие и конкретное приложение идеи, выработанные в ходе анализа научного мышления и связанные с противопоставлением двух планов, или аспектов, изучения мышления — плана «образов» (или знаний) и плана «процессов» (или деятельности). В ней утверждалось, что подлинное и полнообъемное изучение мышления невозможно без установления взаимопереходов и объединения этих двух аспектов в единое, внутренне расчлененное представление, и ставилась задача операционально-деятельностного анализа понятий и знаний, позволяющего, исходя из формы какого-либо сложившегося понятия или знания, сводить его к системе операций и действий, порождающих содержание этого понятия или знания. А в качестве одного из основных принципов, регулирующих подобный анализ, вводилась методологическая оппозиция «объект —?предмет».

Сама эта оппозиция фиксировала опыт изучения связи языка и мышления, попытки создать новый предмет — «теорию мышления». Для решения этой задачи Г.П. пытается соединить средства и методы логики и лингвистики, психологии и социологии. Исходным моментом теоретического дискурса в этом случае становилась связь языка и мышления, которая объективировалась в качестве особого синтетического объекта — «языкового мышления», а собственно «язык» и «мышление» трактовались как особые частные и частичные предметы исследования «языкового мышления» [13].

Подобная постановка вопроса и способ введения исходных абстракций превращали логическое исследование в методологическое, отправной точкой для которого становилась оппозиция «объект-предмет» и связанный с ней подход к анализу сложных синтетических (органических) целостностей, изучавшихся разными науками и входивших в разные системы знания. Первые результаты подобного подхода содержались в статье 1957 г. «Языковое мышление и его анализ» [Щедровицкий 1957]. С этой работы начинается линия языковедческих, лингво-семиотических методологических исследований Г.П., проблематика строения знака и знаковых систем, смысла и значения знаков, соотношения парадигматики и синтагматики, и т.д.

В 1960 году Г.П. становится научным сотрудником лаборатории психологии и психофизиологии НИИ дошкольного воспитания АПН РСФСР. Переход на работу в исследовательский институт создавал предпосылки для организации новых форм сотрудничества с психологами и педагогами, основанных на программе операционально-деятельностного подхода к изучению и развитию мышления. Идеи подобного подхода начали широко использоваться в психолого-педагогических исследованиях ситуаций обучения и воспитания, процессов развития в условиях обучения, взаимоотношений детей в условиях совместной деятельности и т.д. В этой работе в те годы принимали участие Н.Г.Алексеев, В.В.Давыдов, В.И.Дубовская, В.А.Лефевр, А.С.Москаева, Н.И.Непомнящая, Н.С.Пантина, С.Г.Якобсон и др. Часть полученных результатов была затем обобщена в коллективной монографии «Педагогика и логика» [14].

Одной из предпосылок этого цикла экспериментально-педагогических работ был принцип несовпадения предметного и операционально-деятельностного содержания обучения; с опорой на этот принцип была предпринята попытка определить основные фазы и этапы развития ребенка в соответствии с освоением им операционально-деятельностных, а не предметных содержаний обучения.

Другой предпосылкой являлось представление, что концептуальной базой для анализа «живой» мыслительной деятельности и тем более для построения приемов и способов обучения правильно организованному мышлению должна быть «объективная структура мыслительной деятельности», реконструируемая методологическими средствами.

Метод такой реконструкции получил название «метода нормативного анализа деятельности». Экспликации этого метода, с одной стороны, его уточнению в реальных психолого-педагогических исследованиях, с другой, был посвящен круг работ, выполненных на материале решения детьми (дошкольниками и школьниками) арифметических задач.

Эта линия теоретико-экспериментальных логико-педагогических и логико-психологических исследований объективной структуры мыслительной деятельности со стороны ее эмпирического содержания (мыслительная деятельность детей вплетена во все другие формы их поведения и деятельности и является их органом) выводила к более широким горизонтам соотношения логического (методологического) и психологического в педагогике, проблемам соотношения обучения и развития ребенка, к другим видам и формам (не учебным, или не только учебным) детской активности.

В свою очередь в концептуальном плане на одно из первых мест по значимости — на место системообразующей категории — стала выдвигаться категория «нормы», или «культурной нормы», превращая операционально-деятельностный подход в нормативно-деятельностный [15].

Возникала насущная потребность в разработке теоретических представлений, концептуальных схем, приложимых и к игровой деятельности как основной форме детского поведения, и к широкому разнообразию видов социально значимой деятельности вообще.

С самых первых своих самостоятельных исследований Г.П. так или иначе имел дело с анализом и теоретическим конструированием сложных предметных целостностей, отраженных в системах знания, принадлежащих разным научным дисциплинам, и использовал категории, концептуальные схемы, принципы анализа-синтеза структурного и структурно-функционального характера. В его творческой лаборатории наметился и все более проявлялся тематизм системно-структурных исследований и разработок. С осознанием и специальной разработкой соответствующих концептуальных средств связано становление еще одной идеи и направления — методологии системно-структурных исследований и разработок.

Мы уже отмечали, что с некоторого времени для творческой деятельности Г.П. стало характерным, что любую из возникающих тем, каждое из направлений работы он стремится превратить в коллективные мышление и деятельность по образу и подобию тех форм, которые складывались в ММК [16].

Поэтому в 1962 г. он организует (совместно с В.Н.Садовским и Э.Г.Юдиным) междисциплинарный семинар по структурно-системным методам анализа в науке и технике при совете по кибернетике АН СССР. С 1964 г. этот семинар становится официальной «крышей» и для всего ММК.

На семинаре обсуждаются зарубежные варианты системно-структурного подхода, прежде всего общая теория систем (ОТС), восходящая к работам Берталанфи, и закладываются основы для собственных, оригинальных исследований и разработок.

Результаты, полученные Г.П. в предыдущие годы и апробированные в ходе работы семинара, были обобщены и представлены в 1964 г. в монографии «Проблемы методологии системных исследований» [Щедровицкий 1964] [17].

Для самого Г.П. эта работа во многом символизировала окончание одного этапа развития ММК —этапа «содержательно-генетической логики (эпистемологии) и теории мышления» — и начало другого — этапа «деятельностного подхода и общей теории деятельности».

Место этой работы в контексте развития идей ММК как одного из направлений методологического движения вообще существенно определено тем обстоятельством, что в ней, с одной стороны, подведены первые итоги развития методологии как самостоятельного направления и в определенной степени самостоятельной «дисциплины», а с другой — намечены перспективы дальнейшего ее развития, своего рода программа такого развития. Эти перспективы непосредственно связывались с разработкой методологии системно-структурных исследований и созданием понятийного аппарата системного анализа в качестве одного из основных инструментальных средств методологического мышления и деятельности.

Предложенное в работе понятие «система» основано на различении и противопоставлении «связи» и «отношения». Согласно Г.П., «отношение» может быть установлено практически между любыми качественно однородными объектами за счет отнесения к объемлющей их системе (среде). «Связь» же — всегда результат анализа-синтеза (реального или мыслимого). Она результат операции, «обратной» разложению некоторого целого на элементы, и вводится для восстановления утраченной исходной целостности.

Совокупность модально однородных связей целого образует «структуру» объекта (или предмета), а то в них, что объединяется структурой как особой формой, или то, что остается, если абстрагироваться от структуры, есть «организация» объекта.

В свою очередь, «система», или, вернее, представление объекта как системы, предполагает, что объект является композицией организованных структур — процессуальной, функциональной, морфологической. Такого типа представления и получили название системно-структурных.

Намеченные в монографии категориальные средства и модельные представления методологии системно-структурных исследований были развиты затем в ряде других работ этого периода [18].

Монография подводила итоги и определенного этапа понимания смысла и значения методологии как таковой и методологической деятельности. Если до этого методологическое движение мыслилось в основном как направление в контексте научно-познавательной деятельности (методология науки), то здесь впервые методология трактовалась как «теория человеческой деятельности», предмет которой «принципиально отличен от предмета всех других конкретных наук; это деятельность познания, мышление, или, если говорить более точно, вся деятельность человечества, включая сюда не только собственно познание, но и производство».

С одной стороны, для методологии как теории деятельности важнейшим вопросом становилась разработка самого представления о деятельности, ее модельных схем, а с другой — развитые в рамках методологии системно-структурные представления и методы анализа становились затем непременным условием и средствами решения всех других проблем, гарантируя определенный теоретико-методологический уровень их постановки и решения.

Линия методологических исследований, связанная с разработкой теории деятельности как междисциплинарной концепции, была намечена уже в упоминавшейся выше работе «О возможных путях исследования мышления как деятельности», а в наиболее развернутом виде категория деятельности и теоретические представления о деятельности, сложившиеся в ММК на этом этапе, обсуждались в работе 1966 г. «Об исходных принципах анализа обучения и развития в рамках теории деятельности» [Щедровицкий 1966 b].

Отдельные положения и понятия этой «теории», модельные представления и структурные схемы обсуждались в целом ряде работ Г.П. [19] и других членов ММК.

В них вводились в оборот важнейшие для всего дальнейшего развития ММК категории: «воспроизводство» (категория, выражающая содержание основного процесса, конституирующего деятельность как таковую), «естественное» и «искусственное» и т.д. Рассматривались, в частности, представления о частной и массовой деятельности, а также концептуальные схемы разной степени общности и категориальной определенности, позволяющие анализировать разные формы и виды социально значимой деятельности.

Создаваемая в рамках ММК теория деятельности —методологическая концепция деятельности, охватывающая всю область «методологической действительности» (полнообъемные структуры деятельности со всем набором их элементов и структур), —должна была, по мысли ее создателей, обеспечить возможность прогнозирования и управления развитием разных форм социально значимой деятельности. В этом своем качестве «наука о деятельности» рассматривалась как метаметодологическая дисциплина, последнее основание всякой методологической работы.

В 1965 г. Г.П. уходит из НИИ дошкольного воспитания и переходит на работу во Всесоюзный научно-исследовательский институт технической эстетики (ВНИИТЭ). Обладая самостоятельным вектором развития, он, как уже отмечалось, всегда, рано или поздно, начинал «шагать не в ногу», задевать чьи-то интересы, вступать в конфликтные отношения с начальством. При этом, не отказываясь от компромиссов, он шел на них только до тех пор, пока они не касались основного дела его жизни — развития методологии и поддержания деятельности ММК. Когда это происходило, приходилось уходить и начинать строить отношения на новом месте работы.

Вместе с Г.П. во ВНИИТЭ, в организованную там лабораторию «общетеоретических проблем», приходит целая группа «младометодологов» — членов ММК [20].

Лаборатория (прежде всего методологическая группа) поставила перед собой цель охватить и осмыслить всю область явлений дизайна и построить целостную его систему. На протяжении почти четырех лет (1965–1968) она, по сути дела, являлась творческой студией по выработке новых теоретико-деятельностных средств в области проектирования.

В программно-теоретических работах Г.П. этого периода (выполненных в основном совместно с О.И.Генисаретским) дизайн рассматривался в качестве «сферы» социальной деятельности и социального института. Предполагалось, что развитие дизайна должно управляться теорией дизайна, что теория должна быть построена (спроектирована) по типу теорий научного знания и, наконец, что средством построения теории дизайна должна и может быть методология.

В соответствии с этой программой была развернута система взглядов на дизайнерскую деятельность как на тотальное и обособляющееся проектирование, нацеленное в идеале на создание эстетически завершенной и функционально полной предметной среды жизни общества; при этом концепция тотального проектирования перерастала в концепцию социального проектирования [21].

Появление нового направления и новой предметной и проблемно-тематической области никогда не означало прекращения исследований в других направлениях, а всегда имело своим следствием расширение горизонтов активности Г.П. и ММК. Дело в том, что результаты, полученные в рамках одного направления работы, становились объектом рефлексии и нормирования в категориях и теоретических схемах «теории деятельности» и в качестве средств методологического регулирования использовались для развития других направлений работы. Поэтому в эти же годы продолжается разработка проблем методологии науки и научной деятельности, обсуждаются и развиваются структурные модели и представления науки как системно-организованной научно-познавательной деятельности, предлагаются различные варианты схем строения и функционирования науки [22].

Интенсивно продолжается цикл лингво-семиотических исследований, в которых семиотические проблемы ставятся и обсуждаются с междисциплинарной точки зрения — сопоставляются представления о знаках, развиваемые в психологии и логике, социологии и лингвистике [23].

В целом ряде работ, написанных в эти годы, Г.П. развивает, во-первых, представление о методологии языкознания как особого рода практике и, во-вторых, представление о самом языкознании как деятельности, связанной с созданием «программ» и «норм» речевой деятельности (языковедение как инженерия), отстаивает необходимость учитывать и отражать в семиотических исследованиях связь между системами объектных сопоставлений и знаками языка [24].

Такой подход к языковедческим проблемам позволял сделать радикальные выводы о речи-языке. В частности, тот вывод, что грамматика по своей основной функции — не совокупность знаний о языке и речи, как это часто полагают языковеды, а форма существования самого языка и одно из средств, необходимых для осуществления рече-мыслительной деятельности. А это, в свою очередь, означало для Г.П., что перед языкознанием во весь рост встала проблема построения «онтологической картины» речи-языка в качестве объекта изучения, без которой оно, по сути дела, не может существовать как отрасль собственно науки.

В рамках этой линии исследований был осуществлен особый цикл работ, связанных с обсуждением проблем статуса и оснований семиотики как особой науки о знаках и знаковых системах [25].

В этих работах был подвергнут анализу и критике расхожий подход к семиотике как к простому расширению применения понятий и методов лингвистики на новые области эмпирического материала и отстаивалось представление о ней как о синтетической дисциплине, объединяющей представления о знаковой реальности, выработанные в психологии, логике, языкознании и т.д. В частности, предлагались абстрактные структурные модели социально-производственной единицы социума с семиотическими элементами и регулярные правила их развертывания для построения семиотических систем разного рода.

Центральный пункт всех исследований в этом направлении — разработка понятия знака и знаковой системы, вернее, системы таких понятий, как «знак», «значение», «содержание», «смысл» и т.п., и структурной модели «знака» как такового.

Все новые идеи членов ММК получали в нем право на жизнь только пройдя горнило интенсивных обсуждений на его семинарах.

В 60-е годы ММК стал сложным организмом, центральным стержнем которого был методологический семинар — непрерывный теоретический дискурс философов и социологов, психологов и педагогов, архитекторов и искусствоведов, инженеров и физиков и т.д. Вокруг «большого» семинара сложилась система «малых», имевших более определенную предметную направленность. Организация и поддержание деятельности такого организма, выработка языковых и концептуальных средств группового взаимодействия, нормирование и регулирование самого процесса интеллектуальной междисциплинарной коммуникации в основном лежали на плечах Г.П., что было возможно только благодаря его феноменальной работоспособности и выносливости.

Но его творческая активность в эти годы проявлялась и в других, более традиционных формах. Он — неизменный участник (как правило, вместе с «командой») множества научных конференций — по логике и методологии, психологии и педагогике, языковедению и лингвистике, кибернетике и управлению, и т.д. Именно он являлся фактическим инициатором, организатором и ведущим участником многих всесоюзных конференций по логике и методологии науки (начиная с первой в 1960 г. в г. Томске). Наряду с этим он читает факультативные циклы лекций в целом ряде научных и учебных заведений (на психологическом и философском факультетах МГУ, в МИФИ, в НИИ общего и политехнического образования, в МГПИ и т.п.), используя и пропагандируя результаты деятельности ММК [26].

Участие в конференциях и чтение циклов лекций были неизменными составляющими творческой деятельности Г.П. и во все последующие годы.

В 1968 г. вместе с другими деятелями науки и культуры Г.П. подписал одно из коллективных писем руководителям КПСС и правительства в защиту диссидентов А.Гинзбурга и Ю.Галанскова и был исключен из КПСС «за действия, использованные во вред партии и страны» [27].

А вслед за тем в 1969 г., устами В.Афанасьева, главного редактора «Правды», взгляды Г.П. были в очередной раз признаны антимарксистскими. Поводом для этого послужила публикация в «Литературной газете» статьи «Данные науки или самообман?», где Г.П. отстаивал мысль, что у советской социологии еще нет своего предмета и что без него эмпирические исследования мало осмысленны.

Результат «вольнодумства» не замедлил сказаться. Г.П. тут же увольняют из ВНИИТЭ «по сокращению штатов» [28].

С этого времени у Г.П. как человека с клеймом политически неблагонадежного в число проблем, требующих внимания, попадает отнюдь не методологическая проблема поиска работы [29].

В 1969 году, после долгих мытарств, при содействия друзей и знакомых ему удается устроиться на работу в Центральную учебно-экспериментальную студию союза художников СССР, и он работает в ней до 1974 года.

При всех изгибах личной судьбы главным и определяющим смысл его жизни является по-прежнему ММК и работа методологического семинара, который, несмотря на препятствия разного рода, продолжает жить своей напряженной жизнью. К концу 60-х годов сложились основные направления (научные предметы) междисциплинарных исследований и разработок ММК. Для Г.П. это были: «теория деятельности», «теория мышления», «семиотика,» «теория науки», «теория проектирования» и «онтология системно-структурного анализа».

В 70-е годы он развивает свои семиотические идеи, связанные с проблемой знака и коммуникации, строит теоретико-методологические схемы для выражения таких традиционных тематизмов, как значение и смысл, мышление и понимание и т.п., на языке системно-структурной методологии и теории деятельности [30].

В работах этого направления обсуждалось соотношение «натуралистического» и «деятельностного» подходов к решению семиотических проблем, сравнивался их категориальный аппарат, предлагалась трактовка знака как семиотической «организованности» деятельности, снимающей и оестествляющей в себе структуру кооперации разных видов и форм деятельности и закрепляющей ее в особого рода нормативных (конструктивных) схемах.

Линия метаметодологическая, направленная на разработку проблем самой методологии, ее концептуальной базы, средств и методов, всегда была определяющей для самого существования и развития ММК. При этом особое внимание уделялось категориальным средствам системно-структурной методологии и системодеятельностного подхода. В определенном смысле именно две базальных категории — «система» и «деятельность» — являлись полюсами того категориального поля, которое направляло все развитие методологического движения.

Приведению в систему разросшегося категориального аппарата и арсенала теоретико-деятельностных схем посвящена обобщающая работа Г.П. 1975 г. — Приложения к статье «Автоматизация проектирования и задачи развития проектировочной деятельности» [Щедровицкий I, II, III, IV 1975 a]. В ней он развивает свой взгляд на деятельность как на неоднородную полиструктуру, которая объединяет много разных и разнонаправленных процессов, протекающих в разном темпе и в разное время. Категории системы и полиструктуры определяют здесь методы изучения деятельности на разных уровнях ее обобщения. Совокупность таких методов и соответствующих им понятийных средств задает специфику системодеятельностного подхода.

С точки зрения Г.П., в основании нового, методологического представления о системе лежат не «структура», не «материальные элементы», а «процесс», определяющий лицо объекта и конституирующий его целостность. Категория процесса задает здесь первый слой представления любого объекта как системы. Этой категории противопоставляется категория «материала», в котором те или иные процессы реализуются. Противопоставление «процесс-материал» и абстрагирование процессов от материала дополняются обратной процедурой «наложения» процессов на материал.

Вводятся и оформляются и другие категории системного подхода: с одной стороны, категории «структуры» и «организованности», с другой — «формы», с третьей — «механизма» и «конструкции». Здесь «структура» — это статическое изображение процесса, а «организованность» — своего рода отпечаток структуры на материале. Так образуются слои любого системного объекта, заданные категориями процесса, структуры, организованности, материала.

В эти же годы особое внимание уделяется проблематике истории и перспективам развития самого системного движения как действительности особого рода. Г.П. выделяет целый ряд направлений в русле системного движения, описывает соотношения между ними, проводит критический анализ программ и проектов построения «теории систем». Он отстаивает тот взгляд на системное движение и системный подход, в соответствии с которым они имеют смысл только как подразделения и особые организованности методологии и методологического подхода [31].

Венчает этот круг разработок общая схема организации системно-структурной методологии, включающая «четыре слоя деятельности, каждый из которых Г.П.Щедровицкий. Фото с сайта Школы культурной политикикак бы надстраивается над предыдущим и ассимилирует его. Это слои (1) «практик», (2) научных, инженерных, оргуправленческих, проектных и других «предметов», (3) «частных» методологических разработок и, наконец, (4) «общей методологии».

Развивая новые направления исследований и разработок, Г.П. не оставляет работу и над традиционной, классической для ММК проблемой — проблемой изучения мышления, мыслительной деятельности. Новый виток идейного развития представлен на этом этапе циклом обобщающих теоретико-методологических исследований мышления и понятия мышления в эволюционной и исторической перспективе. Помещение этой проблематики в широкий социокультурный контекст позволило выявить ее связи с проблемой создания «системных теорий популятивных объектов», с историческими условиями, обстоятельствами и содержанием идеологемы «прогресса разума», с возможностями представления мышления не только в культурно-нормативной ипостаси, но и как естественного или естественно-искусственного объекта и т.д.

Особенностью этого цикла исследований является специальная организация средств системно-структурной методологии и деятельностного подхода для новой постановки — на новом уровне — традиционной проблематики мышления, использование всех результатов полученных в процессе развития ММК для методологической рефлексии и создания исследовательских программ в этой области. Поэтому, работы, представляющие этот цикл, по сути дела, демонстрируют особенности методологического мышления как такового и являются одновременно своего рода обзорами результатов развития самого ММК [32].

В 1974 году Г.П. оставляет студию и переходит на работу в филиал Смоленского института физической культуры (с 1977 года Московский областной государственный институт физической культуры). На новом месте службы он читает студентам (и не только студентам) лекции по педагогике и истории педагогики и создает теоретико-методологический семинар, привлекая сотрудников к работе над проблемами методологии научно-педагогических исследований в спорте [33].

Но, как и всегда, он не ограничивается чисто интеллектуальной активностью, а сочетает ее с социально-организационной — входит в Научный совет спорткомитета СССР и руководит Комиссией структурно-системных исследований и разработок в сфере физкультуры и спорта (1974), организует и проводит ряд всесоюзных совещаний по проблемам системодеятельностного анализа в спорте.

По уже сложившейся традиции исследования в новом направлении начались с использования традиционной «семинарской» формы работы и уже существующих средств системно-структурной методологии и системодеятельностного подхода для решения вопросов комплексной организации подготовки в спорте высших достижений, групповых взаимоотношений в спортивных командах, взаимоотношений «тренер-спортсмен» и т.д. [34].

Далее, однако, особенности подготовки в спорте высших достижений стимулировали попытку использовать средства, методы и организационные формы, созданные в ходе междисциплинарного интеллектуального дискурса (методологического семинара), в учебно-деловых играх с коллективами тренеров, работающих в центрах олимпийской подготовки. В результате этого появились своеобразные гибридные игры (организованные вместе с Д.А.Аросьевым и В.И.Астаховым), соединяющие в себе свойства учебно-деловых игр и интеллектуального методологического дискурса.

Эта метаморфоза совпала и по всей вероятности была связана с двумя обстоятельствами внутренней жизни самого ММК. Во-первых, ей косвенно способствовал очередной кризис Кружка, когда его покинуло (обретая самостоятельность и собственный жизненный вектор развития) целое поколение ведущих методологов [35].

Во-вторых, к этому времени для Г.П. стало почти аксиомой, что методология — это не просто учение о средствах и методах мышления и деятельности, а форма организации и в этом смысле «рамка» всей мыследеятельности и жизнедеятельности людей. А это одновременно означало, что ее «нельзя транслировать как знание и набор инструментов от одного человека к другому, а можно лишь выращивать, включая людей в новую для них сферу методологической мыследеятельности и обеспечивая им там полную и целостную жизнедеятельность» [Щедровицкий, Котельников 1983 a]. Тем самым фактически было осознано, что основным результатом и достижением ММК являются не только и не столько выработанные в его русле концептуальные и операциональные средства и методы и даже не столько постановка и решение тех или иных методологических проблем и задач, сколько сам методологический семинар с его особыми «организованностями» мышления и деятельности — как самовоспроизводящаяся форма междисциплинарной коллективной интеллектуальной коммуникации.

Все эти обстоятельства вместе взятые и предопределили происшедший к концу 70-х годов «переворот», ставший границей между двумя периодами развития ММК. До этого освоение новых областей социально значимой деятельности и включение их в орбиту ММК происходило в основном в «классической» форме: в те или иные области научной, инженерно-технической, организационно-управленческой или иной деятельности непосредственно транслировались продукты методологического мышления и деятельности (мыследеятельности) — знания, модели, программы и т.п. С конца же 70-х годов в них стали транслироваться сами практические формы коллективной организации мыследеятельности.

Формальным рубежом между «семинарским» и «игровым» периодами существования ММК, или, вернее, методологического движения в лице ММК, стали подготовка и проведение в 1979 г. игры особого типа [36].

Такие игры — а они отныне приобретают регулярный характер — получили имя «организационно-деятельностных» (ОДИ). В отличие от традиционных деловых и учебно-деловых игр содержанием ОДИ стало — по образу и подобию методологического семинара — не усвоение знаний и готовых форм деятельности, а решение проблем. И в то же время в отличие от самого семинара это были уже не методологические, а предметно-ориентированные проблемы и решали их не непосредственно методологи, а специалисты-профессионалы, соорганизуемые методологами.

В 1980 году Г.П. переходит на работу в НИИ общей и педагогической психологии АПН, в лабораторию принятия решений и занимается «психологией оргуправленческой деятельности». При этом, как и всегда, чисто учрежденческую тематику он вписывает в широкий контекст развития методологического движения, что на этом этапе означает организацию и проведение ОДИ и разработку средств их интеллектуально-организационного обеспечения. В это время в методологическом движении наряду с «ветеранами» начинает принимать участие новое поколение «игровых методологов» — Ю.В.Громыко, А.П.Зинченко, С.В.Наумов, В.А.Никитин, П.Г.Щедровицкий и др.

Хотя создание и практика ОДИ были основательно фундированы и всем арсеналом концептуальных средств методологии, и опытом многолетнего руководства методологическим семинаром, новая, игровая действительность оказалась настолько сложной (как в содержательном, социокультурном, так и в пространственно-временном отношении), что отрефлектировать и описать ее общезначимым образом с помощью существовавших средств было невозможно. Потребовались иные теоретические средства, понятия и язык (вплоть до нового самоназвания — «системомыследеятельностная методология»), интеллектуальные и оргпрактические технологии, игротехники и психотехники.

Интеллектуальные продукты осмысления опыта ОДИ представлены Г.П. в работах «Организационно-деятельностная игра как новая форма организации коллективной мыследеятельности» [Щедровицкий 1983 а, Щедровицкий, Котельников b] и «Схема мыследеятельности — системно-структурное строение, смысл, содержание» [Щедровицкий 1987]. В них он (1) разрабатывает представление об ОДИ как о многофокусной организационно-технической системе, имитирующей реальную социокультурную ситуацию и включающей по меньшей мере три фокуса управления ею — методологический, исследовательский и игротехнический, находящиеся в конкурентных отношениях между собой; (2) вводит представления о различных «пространствах» в схеме мыследеятельности — мыслительном, мыслительно-коммуникационном и мыследействования; (3) осуществляет организационно-практический и организационно-технический синтез разных видов мыследеятельности — программирования и проблематизации, организации и коммуникации, и т.д. — как составляющих комплексной и системной формы организации коллективной мыследеятельности.

Практика ОДИ оказалась эффективным способом социализации методологического движения. Круг людей, вовлекаемых через ОДИ в его орбиту, стремительно рос. Этому в немалой степени способствовали общественно-политические изменения в стране, начинавшаяся «перестройка».

В 1983 году Г.П. вынужден был уйти из НИИОПП и устроиться на работу в отдел методологии и теории инженерных изысканий одного из НИИ системы Госстроя. В этой системе он работает до 1988 г.

Хотя вся энергия Г.П. в это время была так или иначе направлена на развитие оргдеятельностных и оргтехнических форм бытования методологического движения, он осваивает и ассимилирует и новую предметную проблематику. Работа над ней отражена в таких публикациях, как «Научные и практические вопросы создания проектов, эффективно реализуемых с точки зрения инженерных изысканий» [Ойзерман, Рац, Щедровицкий 1985), «Категории сложности изыскательских работ как объект исследований с системодеятельностной точки зрения» [Наградова, Щедровицкий 1985].

В то же время Г.П. не отказывается и от традиционных форм семинарской работы, в частности организует и ведет межвузовский семинар по системному подходу в геологии. Для осмысления опыта организации и проведения ОДИ организует и проводит не один десяток тематических совещаний.

В 1988 г. Г.П., полгода проработав в НИИ управления и экономики народного образования АПН СССР, переходит во Всесоюзный НИИ теории архитектуры и градостроительства. Здесь он до 1992 г. возглавляет лабораторию организации проектно-строительного дела.

С конца 80-х годов происходит интенсивное социально-организационное оформление движения, его социализация.

В 1988 г. Г.П. организует при Союзе научных и инженерных обществ СССР Комитет по СМД-методологии и ОДИ (первый случай организационного оформления под собственным именем).

При комитете создается печатный орган — журнал «Вопросы методологии» [37].

С 1989 г. начинают проводиться ежегодные съезды методологов.

Возникают самостоятельные центры, возглавляемые учениками Г.П. [38].

С середины 80-х годов ОДИ наряду с Г.П. начинают самостоятельно проводить методологи разных поколений: Н.Г.Алексеев, О.С.Анисимов, А.П.Буряк, Ю.В.Громыко, А.П.Зинченко, С.В.Попов, Б.В.Сазонов, П.Г.Щедровицкий и др.

Проводятся также ОД-подобные игры, «индуцированные» ОДИ и организуемые теми, кто в них участвовал.

Та жизнь, которую в течение нескольких десятков лет вел Г.П., — а главным в ней всегда была работа, — требовала от него непрерывного расхода жизненных сил. 80-е годы, годы отданные организационно-деятельностным играм, вычерпали эти силы без остатка. За период 1979–1991 гг. он организовал и провел свыше 90 игр (с количеством участников от десятка до нескольких сот человек) в самых разных регионах страны. Предметно-тематическое содержание их было невероятно разнообразно: педагогика и психология, наука и производство, право и экология, экономика и управление, и т.д. и т.п.

Это была жизнь на полный износ. Каждая игра требовала длительной (иногда многомесячной) подготовки. В середине 80-х годов его здоровье стремительно ухудшается, он переносит несколько микроинсультов, но каждый раз, едва оправившись, возвращается к интенсивной работе.

3 февраля 1994 года Георгий Петрович Щедровицкий скончался на даче в Болшево.

***

Трудно, да, пожалуй, и невозможно вместить в страницы биографического очерка жизнь, даже если иметь в виду только «научную жизнь», человека такого масштаба, каким был Георгий Петрович Щедровицкий. Он всегда шел своим путем невзирая на внешние обстоятельства и условия, в которых приходилось жить, и был одним из тех людей, о которых говорят, что они сделали себя сами. Живя своими идеями, весь гигантский запас жизненной энергии он вложил в их развитие и воплощение. И вот теперь, после ухода, начинается его жизнь в них и через них...

А.Пископпель, 1995 г.


[1] При подготовке этого текста использованы автобиографические материалы из архива Г.П.Щедровицкого и воспоминания участников методологических семинаров разных лет.

[2] Отец, Петр Георгиевич Щедровицкий (1899-1972) — крупный инженер и организатор авиационной промышленности. Мать, Капитолина Николаевна Щедровицкая, в девичестве Баюкова (1904-1994) — врач-микробиолог.

[3] Честно говоря, трудно встретить другого человека со столь же серьезным отношением к себе и к своему делу (что, впрочем, для него было одно и то же), как у Г.П.

[4] Пропагандист, редактор курсовой стенгазеты, член бюро комсомола курса, заместитель председателя спортклуба МГУ...

Характерно, что одним из его детищ был кружок по изучению древнегреческой философии, который он организовал, исполняя поручение по развертыванию агитационно-пропагандистской работы на факультете.

[5] Подобного рода общественная активность была свойственна Г.П. и в более поздние годы. В 1955 г. он становится членом Ленинского райкома ВЛКСМ и кандидатом в члены КПСС, а в следующем, 1956 г. — членом партии. Пробыл он в ее рядах до своего исключения в 1968 г.

[6] Отсюда тянутся нити к исследовательским циклам, посвященным взаимоотношениям педагогики и логики, социологии и психологии, объективной структуре мыслительной деятельности, способам решения детьми арифметических задач, роли игровой деятельности в детском сообществе и т.п.

[7] Наличие собственных идей не помешало ему быть отличником: в дипломе — 26 «отлично» и 5 «хорошо».

[8] Результаты, полученные в дипломной работе, были опубликованы в журнале «Вопросы философии» в статье «О некоторых моментах в развитии понятий» [Щедровицкий 1958].

[9] Согласно воспоминаниям И.С.Ладенко, к концу 1954 г. роль лидера Кружка перешла к Г.П.

[10] См. по этому поводу воспоминания М.К.Мамардашвили, Б.А.Грушина и И.С.Ладенко, опубликованные в «Вопросах методологии» (1991, N1; 1994, N1-2; 1991, N3).

[11] Сам Георгий Петрович, размышляя над историей МЛК, отмечал два обстоятельства, во многом определивших судьбу первого объединения: 1) именно он больше всех настаивал на том, что «новая» логика должна быть построена в виде теории мышления и 2) он единственный стремился придать такой «теории» вид и форму «научного предмета». Его же тогдашние единомышленники были ориентированы более традиционно и подобных целей перед собой не ставили.

[12] Основные черты замысла подобной логики обсуждались Г.П. в целом ряде публикаций конца 50-х — начала 60-х годов.

[13] «Языковое мышление и методы его анализа» — тема кандидатской диссертации Г.П. Защитить эту диссертацию ему удалось только в 1964 г.

[14] Книга была подготовлена к изданию в 1968 г., но тираж был «арестован» и лишь небольшая его часть разошлась «на правах рукописи». В своей части этой коллективной монографии Г.П. отстаивал представление о педагогике как комплексной дисциплине, в которой ведущее место принадлежит методологическим исследованиям.

[15] Дальнейшая разработка содержания этой категории проходила в рамках категориальных и теоретических схем и представлений о воспроизводстве деятельности как основном системообразующем для нее процессе. Результаты этой работы отражены в публикациях середины 60-х годов: «О методе семиотического исследования знаковых систем» [Щедровицкий 1967 a], «“Естественное” и “искусственное” в семиотических системах» [Лефевр, Щедровицкий, Юдин 1967 f].

[16] Так, для удовлетворения своих интересов в области изучения речи-языка он организует (совместно с А.А.Леонтьевым) работу междисциплинарного семинара по психолингвистике.

[17] Программа разработки системно-структурных представлений как особых методологических средств была встречена в штыки официальным марксизмом. Философский официоз и раньше относился с большим недоверием к идеям Г.П., теперь же он удостоился отлучения из уст академика Тодора Павлова — одного из главных философов-охранителей.

[18] В частности, в работах «О принципах классификации наиболее абстрактных направлений методологии структурно-системных исследований» [Щедровицкий 1965 a]и «О специфических характеристиках логико-методологического исследования науки» [Щедровицкий 1967 b].

[19] В частности, в работах «Методологические замечания к педагогическому исследованию игры» [Щедровицкий 1966 a], «"Естественное" и "искусственное" в семиотических системах» [Лефевр, Щедровицкий, Юдин 1967 f], «О методе семиотического исследования знаковых систем» [Щедровицкий 1967 a].

[20] В этой методологической группе, входящей в лабораторию, руководимую сначала К.М.Кантором а потом самим Г.П. (1968), с ним непосредственно работают, в частности, О.И.Генисаретский, И.Б.Даунис, В.Я.Дубровский, А.С.Москаева, Н.С.Пантина.

[21] В ходе разработки специализированных методологических средств и представлений о проектировании, интенсивных междисциплинарных исследований, обсуждения и уточнения их результатов к 1967 г. сотрудниками лаборатории было подготовлено два развернутых монографических исследования: «Дизайн в сфере проектирования. Методологическое исследование» и «Мышление дизайнера. Средства и методы исследования проектировочной деятельности». В них был затронут широкий круг вопросов: цели и программа создания теории дизайна, возможности «науки о дизайне», структура и функции деятельности проектирования, проектная картина дизайна, дизайнерское проектирование и художественное конструирование, и т.п.

Тогда эти монографии не увидели свет и остались в архиве. Опубликованы они были только в 1990 г.

Но, хотя непосредственные результаты работы лаборатории общетеоретических проблем тогда и не увидели свет, выдвинутые тогда идеи (нормативной структуры деятельности, специфики социально-производственных систем и т.д.) определили многие направления исследований в области методологии социального, инженерно-психологического, архитектурного и других видов проектирования и в дальнейшем стали одной из основ организации и проведения организационно-деятельностных игр.

[22] Результаты исследования науки, научно-познавательной деятельности в рамках ММК на этом этапе развития были в концентрированном виде представлены в работах «О специфических характеристиках логико-методологического исследования науки» [Щедровицкий 1967 b] и «Научное исследование в системе методологической работы» (совместно с В.Я.Дубровским) [Щедровицкий, Дубровский 1967 c].

[23] Сюда в первую очередь следует отнести работу «К характеристике основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании» (совместно с В.Н. Садовским) [Щедровицкий, Садовский 1964], посвященную анализу основных направлений изучения знака и возможностям выработки единого представления о нем.

[24] В этот цикл входят такие работы Г.П., как «Методологические замечания к проблеме происхождения языка» [Щедровицкий 1963], «Методологические замечания к проблеме типологической классификации языков» [Щедровицкий 1965 b], «Методологический смысл проблемы лингвистических универсалий» [Щедровицкий 1969].

[25] К этому циклу относятся, прежде всего, работы участников семинаров ММК, опубликованные в сборнике «Семиотика и восточные языки» В их числе такие работы Г.П., как «О методе семиотического исследования знаковых систем» [Щедровицкий 1967 e], «"Естественное” и “искусственное” в знаковых системах» (совместно с В.А.Лефевром и Э.Г.Юдиным) [Лефевр, Щедровицкий, Юдин 1967 f], «Концепция лингвистической относительности Л.Уорфа и проблемы исследования “языкового мышления”» (совместно с В.М.Розиным) [Щедровицкий, Розин 1967 g].

[26] Здесь были лекции на разные темы: «Проблемы методологии исследования взаимоотношений в малых группах», «Процессы и структуры в мышлении», «Технология научного мышления», «Эмпирические исследования и теория в социологии», «К проблеме проектирования предмета социологии» и т.п. и т.д.

[27] Репрессивная политика в отношении «подписантов» была простой — партийные были исключены из партии, беспартийные уволены с работы.

[28] Последовали и другие санкции: был рассыпан набор книги «Педагогика и логика», легли на архивную полку и две вышеупомянутых монографии по методологии дизайна.

[29] В последующие 20 лет он вынужден был сменить семь мест работы.

[30] Основные результаты этой работы отражены в таких публикациях, как «Заметки к определению понятий “мышление” и “понимание”» [Щедровицкий, Якобсон 1973 b], «Структура знака: смыслы и значения» [Щедровицкий 1973 b], «Смысл и значение» [Щедровицкий 1974 a].

[31] См.: «Системное движение и перспективы развития системно-структурной методологии» [Щедровицкий 1974 b], «Методологическая организация мышления и деятельности как условие и средство комплексной организации НИР» [Поливанова, Щедровицкий 197

Актуальная репликаО Русском АрхипелагеПоискКарта сайтаПроектыИзданияАвторыГлоссарийСобытия сайта
Developed by Yar Kravtsov Copyright © 2020 Русский архипелаг. Все права защищены.