Главная ?> Геополитика ?> Концептуальные основы ?> Вадим Цымбурский: Россия — Земля за Великим Лимитрофом ?> Цымбурский В.Л. Россия — Земля за Великим Лимитрофом: цивилизация и ее геополитика

Цымбурский В.Л. Россия — Земля за Великим Лимитрофом: цивилизация и ее геополитика

Рецензия на книгу

В начале нынешнего года серия "Избранная социально-философская публицистика" пополнилась небольшими по объему сборниками статей таких известных авторов как Игорь Пантин, Сергей Никольский, Валентина Федотова, Борис Капустин, Татьяна Алексеева, Вадим Цымбурский. Издания этой серии, как правило, содержат отдельные публицистические выступления ведущих отечественных политических мыслителей, сотрудников Института философии РАН. Большая часть такого рода публикаций, написанных чаще всего на злобу дня, неизбежно теряется в газетной или журнальной периодике, что не позволяет читателю составить цельное представление о принципиальной политической позиции их автора, понять его точку зрения на происходящие в стране и мире события. Благодаря данной серии, начавшейся года три тому назад, у читателя появляется неплохая возможность познакомиться более обстоятельно с воззрениями отечественных философов, а заодно и оценить глубину и проницательность их прежних политических оценок.

Книга Вадима Цымбурского серьезно отличается от большинства изданий той же серии: если это и публицистика, то бесспорно публицистика очень своеобразная. Работы этого автора с равным правом можно называть и философскими эссе, и политическими памфлетами, и научными трактатами. Область интересов Цымбурского, если судить по его другим книгам, включает в себя этимологию имен гомеровского эпоса, происхождение теории "открытого общества" и смысловую эволюцию концептов "победа" и "угроза" в советских оборонных доктринах. Как ученый Цымбурский работает на стыке политологии, культурологии и, возможно, философии истории. На скрещении тех же дисциплин, впрочем, располагаются и два направления современного общественного знания, с которыми непосредственно связана рассматриваемая нами книга автора: геополитика и цивилизационный анализ. Автор совмещает две эти сравнительно новые для социального знания дисциплины, определяя выбранную им область исследований, как "цивилизационную геополитику".

К сожалению, реальный вклад этого ученого в российскую политическую науку еще не получил заслуженного признания, что отчасти объяснятся склонностью российских интеллектуалов обращать серьезное внимание исключительно на сменяющие друг друга модные лозунги типа "евразийской идеи", "столкновения цивилизаций", "глобализации". Но в некоторой степени вина лежит и на самом ученом, значительная часть геополитических сочинений которого, написанных в период с 1995 по 1998 гг., была рассыпана по множеству журналов и сборников, почти недоступных для широкого читателя. Немаловажно и то, что Цымбурский обычно не повторяет в каждой из новых своих статей свои основополагающие идеи, а развивает, дополняет и зачастую корректирует их, что немного осложняет восприятие работ ученого теми читателями, кто в отличие от меня не следит пристально за его творчеством и поэтому едва ли способен в полной мере разобраться в эволюции его научных и политических воззрений.

Теперь с выходом настоящей книжки это немаловажное препятствие к восприятию геополитических идей Цымбурского оказывается устранено: каждый человек, всерьез интересующийся и геополитикой, и тем, что безо всякой иронии можно назвать судьбой России, откроет для себя наиболее яркую и оригинальную из всех разработанных в последнее время теорию российской цивилизации. Не претендуя на полную характеристику этой концепции, попытаемся кратко изложить ее, высказав при этом и некоторые критические соображения.

Как уже говорилось выше, Цымбурский называет сферу своих исследований "цивилизационной геополитикой", что предполагает выделение в качестве основного субъекта мировой истории цивилизаций (по формулировке автора, "человеческих популяций <…>, эталонно воплощающих определенный, резко контрастирующий с иными тип духовности и социальности" (с.9)) с их четко очерченными географическими пределами. Так, согласно Цымбурскому, Россия предстает огромной землей, растянувшейся от Тихого океана до своих нынешних западных границ и отделенной от иных, соположенных с ней цивилизаций — Евро-Атлантики, Китая, арабо-иранского мусульманского мира, — полосой так наз. Великого Лимитрофа, цепью территорий, населенных народами, ни одной из вышеупомянутых цивилизаций полностью не принадлежащими.

Остановимся на, пожалуй, самом принципиальном положении концепции Цымбурского, сформулированном им в полемике с популярной в недавнее время цивилизационной моделью С. Хантингтона — "ойкумена не членится на цивилизации без остатка" (с.29). Кроме цивилизационных миров существуют еще и "междумирья", на которых обитают народы-маргиналы (термин этот привнесен мной — Цымбурский его не использует). К числу таких народов Цымбурский относит западных славян, их соседей румын, молдаван и венгров, народы Кавказа, а также все тюркские этносы. Причем, Цымбурский рассматривает территории этих "маргинальных" народов как своеобразные "проливы" между разными цивилизациями, а не как отдаленную окраину какой-либо одной из них.

Политико-культурная стратегия каждого из маргинальных этносов бывает разной. Народы, живущие на территории-проливе, могут — подобно восточноеевропейцам — стремиться к "цивилизационному усыновлению", т.е. присоединению к какой-либо из соседних с ними цивилизационных семей, но могут — в духе, например, некоторых среднеазиатских народов, — делать ставку на национализм, отстаивая свою политическую независимость от всех имперостроительных поползновений "ядра" соседней с ними цивилизации. Однако маргиналы при всех тактических преимуществах, связанных с их межеумочным положением, имеют один фундаментальный недостаток, в отличие от "народов-гегемонов", составляющим они не готовы сознать себя "особым, самодовлеющим человечеством на особой земле" (с.9), т.е. они не способны к настоящему культурному шовинизму, свойственному, по мнению ученого, лишь народам, составляющим "основное популяционное ядро цивилизации".

Цымбурский обуславливает духовную самодостаточность "народов-гегемонов" их обладанием "сакральной вертикалью, проецирующей само бытие данной группы народов с их традицией государственного строительства в трансцендентный план" (с.48). "Сакральная вертикаль", по другой формулировке автора, — это "религия и идеология, которая соотносит их культуру, геополитику и эволюционирующую социальную практику с трансцендентной высшей реальностью" (с.60).

Надо сказать, что понятие "сакральной вертикали" расшифровывается в данных статьях Цымбурского довольно смутно, я бы даже сказал, что это вообще наименее ясный пункт всей его концепции — при том, что фактор наличия (или отсутствия) "сакральной вертикали" выполняет в его концепции роль оселка, на котором проверяется цивилизационная всамделишность каждого из этносов. Прежде всего не вызывает сомнения, что также как индусы или западные христиане свою культуру соотносят с "трансцендентной высшей реальностью" и, маргинальные, по мнению автора, народы Тибета, также как по-своему и всякие иные. Затем, ситуация с "сакральной вертикалью" осложняется еще и несколько отличающимися интерпретациями этого понятия в статьях ученого. Основываясь на некоторых положениях только что процитированной работы "Народы между цивилизациями", можно сделать вывод, что "сакральная вертикаль" — это конкретная религиозная традиция народов цивилизации, проявившаяся в их геополитической и социальной практике. Автор выводит католиков –славян, венгров и прибалтов за пределы "ядра" Евро-Атлантики по этническому признаку ( подобное ядро, по Цымбурскому, образуют романские и германские народы), однако румын он относит к маргинальным народам именно за счет исповедуемого ими православия (с.61). Однако в другом месте той же статьи Цымбурский определяет "сакральную вертикаль" романо-германства как "западнохристианскую традицию во всей ее полноте, включая ее светские производные, например либерализм Просвещения" ( с.61). В более ранней работе "Цивилизация — кто будет ей фоном?" мы встречаемся с развернутой формулировкой именно этой последней, расширенной интерпретации "сакральной вертикали". Здесь автор пишет, что "хотя в каждый период своего зрелого существования "цивилизация-высокая культура" выступает как тип духовности и социальности, подведенный под религиозно или квазисекулярно (курсив мой — Б.М.) трактуемую сакральную вертикаль, однако непрерывность бытия цивилизации не требует в качестве предпосылки ни неизменности социального устройства, ни постоянства сакральной мотивировки" (с.52). Иначе говоря, секуляризация — это не утрата "сакральной вертикали", а ее своеобразное видоизменение, все-таки позволяющее цивилизации оставаться самой собой и не сливаться с фоном, т.е. с собственной периферией и другими цивилизациями.

Цымбурский, как я полагаю, вводя термин "сакральная вертикаль", хочет подчеркнуть, что цивилизация создается народами, склонными рассматривать собственную религию, культуру, социальную организацию и т. д. как непререкаемый эталон, и способными посредством его навязывания остальному — "варварскому" — миру осуществлять свое геополитическое строительство. В той же статье "Цивилизация — кто будет ей фоном?" Цымбурский именно так и декларирует этот, по существу основной, признак цивилизации: "Важна не та или иная маркировка как таковая (т.е. не так или иная "сакральная вертикаль" — Б.М.), но сама авторитетная маркированность народа или группы народов, поддержанная долгосрочным геополитическим строительством, за ареальной "оградой" которого тип духовности и социальности выявляет свой потенциал спонтанной эволюции, не прекращая, однако, "облучать" своим меняющимся воздействием <…> группы народов" (с.52).

Итак, на самом деле "сакральная вертикаль" оказывается не источником цивилизационного шовинизма, а синонимом этого явления. Но тогда возникает вопрос относительно нашего права причислять к "периферии" или, напротив. к "ядру" многие народы Европы. Например, не стоит ли относить к "ядровым" народам не чуждых шовинизму прибалтов и не включать в эту группу не столь агрессивные в настоящее время скандинавские народы или, скажем, жителей Швейцарии. Понятно, что Латвия и Эстония — как и другие страны Восточной Европы — собственной "сакральной вертикалью" не обладают, но не имеют ее сами по себе и Испания, и Люксембург, и Исландия. Нужно ли по этой причине считать эти последние "народами между цивилизациями" ? С другой стороны, некоторые маргинальные народы, например, армяне (о которых Цымбурский, кстати, почти ничего не пишет) по причине своего политического долголетия и конфессионального своеобразия имеют все основания считать себя даже не полноправными гражданами одного из цивилизационных миров, но "особым человечеством на особой земле". Наверное, следовало бы уточнить, что цивилизационные претензии народов должны подтверждаться одновременным признанием таковых маргинальными этносами в виде готовности последних подчиняться и принимать в той или иной форме навязываемые им политические или культурные стандарты. Но если допустить, что народы "ядра" должны получить мандат на признание у своей периферии, то из этого закономерно вытекает, что подобный мандат у них может быть отнят. По такой логике выходит, что Россия после культурного и политического самоопределения народов Лимитрофа в постсоветскую эпоху полностью или частично утрачивает свой цивилизационный статус. Не уверен, что данный вывод был бы приемлем для Цымбурского, выступившего в своей статье "Остров России. Перспективы российской геополитики" сторонником возвращения России к "островной" геополитической идентичности за счет ослабления контроля над территориями Лимитрофа. Если же принять высказанное допущение о "цивилизационном мандате", то нужно будет согласиться, что модель "острова России" в практическом плане порочна не только с точки зрения "имперской", но и "цивилизационной" геополитики.

Возможно, будет вполне оправданным соотнесение "сакральной вертикали" с феноменом Мирового Града, сакрального центра империи. Автор не отождествляет эти два концепта, поскольку не все народы, создававшие империи, — являются, по его мнению, цивилизационными гегемонами. К числу гегемонов не принадлежат ни турки, ни монголы. По-видимому, чтобы стать таковыми, этим народам в свое время не хватило уверенности в своем культурном превосходстве. С другой стороны, вспомним, что допущение в "цивилизацию" предполагает только "маркированность" территории, неважно чем и как. Значит, по существу, "сакральная вертикаль" есть простая убежденность, что Центр Мира находится на собственной, а не чужой территории. Но ведь и это определение не является достаточным: чехи и венгры могут сколько угодно убеждать себя, что они охвачены новой "североатлантической сакральной вертикалью" и по этой причине находятся в Европе — славянам и мадьярам вход в "страну святых чудес" навсегда закрыт.

Кстати, и со вторым признаком, конституирующим цивилизационную семью, а именно "этническим родством", все обстоит не так просто. Цымбурский остерегается вслед за Николаем Данилевским конструировать цивилизацию исключительно по этническому принципу, хотя и принимает характеристику последним Запада как "романо-германской" цивилизации. Не делает он этого, разумеется, потому, что не разделяет свойственного автору "России и Европы" стремления объединить Россию и мир западного славянства в едином культурно-историческом типе. Российская цивилизация по своему доминирующему этническому составу вовсе не славянская (здесь автор советует прислушаться не только к Леонтьеву и евразийцам, но и к нынешним украинским радикалам, противопоставляющих Россию славянству), но и не евразийская, т.е. славяно-тюркская или православно-мусульманская, а именно русская. Однако русское племя, по Цымбурскому, оказывается выделенным из остального славянского мира как раз благодаря подведению пространства своего проживания "в качестве "Святой Руси" <…> под сакральную вертикаль (курс. мой — Б.М.) московского православия" (с.67). Таким образом, мы видим, что каждый из признаков "цивилизационности" народов корректирует другой, что при классификации этносов оставляет большое место исследовательскому произволу.

Я ни в коем случае не хочу оспорить основной тезис Цымбурского. Разумеется, существуют образующие некие устойчивые группы народы, обладающие фиксированным набором этнокультурных признаков, и есть народы, сочетающие в себе признаки различных групп и оттого не вполне интегрированные в каждую из них. Однако я не вижу необходимости подкреплять эту эмпирическую констатацию априорной теоретической схемой, в которой первенствующее положение занимает столь сложная, почти неуловимая для анализа, категория "сакральной вертикали". Конечно, к определенным центрам мировой политики и культуры люди и народы зачастую испытывают сильное тяготение и соотнесение с ними придает жизни смысл, а истории органическую цельность и внутреннюю связность. Но, я полагаю, что причастность к данным — как правило, религиозным, — центрам различных этносов не может быть подтверждена объективным, т.е. независимым от представлений самих этих народов, критерием. Принимая критерий "сакральной вертикали" за основной, мы всегда будем вынуждены объяснять, почему португальцы или французы более совершенные католики, чем поляки, а таджики правовернее, чем тюрки-узбеки. Для того, чтобы разрешить эту дилемму, нам нужно будет вновь обращаться к этническим показателям, а затем корректировать их произвольно выбранной "сакральной вертикалью". Чтобы выйти из неожиданного логического круга, остановимся на немного тавтологичной, но все-таки единственно допустимой, дефиниции цивилизации как совокупности культурно или этнически близких друг другу народов, которые… сознают себя отдельной — притом исключительной по своему месту в истории — цивилизацией (по Цымбурскому, "Основным Человечеством").

Кстати, я не совсем уверен и в том, что Россия когда-либо рассматривала себя "особым человечеством на особой земле" и, следовательно, по формулировке Цымбурского, представляла собой цивилизацию. И дело не только в отмечаемом многими мыслителями отсутствии у русских уверенности в своей исключительности. Русскому человеку несвойственна идея, что Центр мира или ось истории находится на территории его государства. Не случайно, основные российские империалистические проекты почти всегда были связаны с попытками пересмотра культурной идентичности страны — это значит, что у самих русских задающего таковую идентичность центра не оказывалось. Вспомним, греческий проект Екатерины II, двухвековые попытки овладения Царьградом (без которого идеологи конца прошлого столетия — от Данилевского до Тютчева не мыслили себе возможное российское цивилизационное строительство), затем поиски Рерихом и Блюмкиным Шамбалы на далеком Тибете. Имперские искания России имеют один и тот же смысловой код — оторвавшаяся от своего центра земля стремится вернуть его, чтобы обрести саму себя. Как ни странно, это чувство утраты русскими центра и желание вновь его достичь лучше всего понял никто иной, как автор разбираемого нами сборника в первой своей геополитической статье "Остров Россия. Перспективы российской геополитики" [Cм.: "Полис", 1993, №5], в настоящее издание закономерно не вошедшей. В той работе 1993 г., которую я считаю лучшей статьей об историософии России за все уходящее десятилетие, автор еще не пришел к выводу, что наша страну представляет собой отдельную цивилизацию (это произошло, по видимому, лишь в 1995 г., в полемике с концепцией Хантингтона). Он объяснял имперский натиск России на запад стремлением присоединиться к культурному миру Европы, слиться с ним во единое целое, а конец имперской эпохи, наступивший с крахом Советского Союза, Цымбурский обусловливал неожиданно проснувшимся у России стремлением к геополитической самостоятельности и культурной особости.

Центростремительный характер нашего имперского движения Цымбурский объяснял в той прежней работе комплексом "похищения Европы", желанием России стать законным участником европейской истории. Сжатие России, по мнению ученого, знаменовало собой отказ от этой европоцентристской перспективы. Какими бы причинами — исторически весомыми или конъюнктурными — этот откат от Европы ни объяснялся, он позволил России увидеть себя иными глазами, чем в предшествующие три столетия, когда "особенности геополитического строения русского мира и сопредельных земель <…> были затемняемы то пафосом европейской причастности нашей Империи, русским духом "похищения Европы", то накручиванием на Россию под именем Евразии" иноприродных и инокультурных массивов" (с.4). К сожалению, в той же самой ранней и наиболее известной своей геополитической работе ученый вслед за О.Шпенглером оценил "европопохительский" комплекс России как простое "извращение" ее культурно-политической изначальности. Я думаю, даже оставаясь в рамках собственной цивилизационной теории, он смог бы найти тому же феномену гораздо более изящное объяснение. Скажем, если бы он увидел в России не "маркированную" непонятно чем цивилизацию "за Великим Лимитрофом", а лимес (по Цымбурскому, "неустойчивую окраину имперской или цивиилизационной платформы" (с.56) восточно-православной цивилизации, в XV в. потерявший свою духовную метрополию и вынужденный либо самостоятельно обустраиваться в изначально враждебном ему пространстве, либо искать "новый Центр" в "других мирах", "среди чужих богов".

Я согласен с большинством практических выводов автора. Признаю, что России следует, пересмотрев наследие трех "европоцентристских" столетий, принять как неизбежную реальность факт своего "цивилизационного сиротства", что ей остро требуется перефокусировка активности Центра на "те края, которыми обновится место страны в мире и ее национальная судьба" (с.114), а более конкретно — сосредоточение материальных, финансовых и интеллектуальных ресурсов на востоке страны при одновременном отказе от анахроничной зацикленности на отошедших от России после краха Советского Союза западных окраинах и на своей "европейской судьбе". Именно поэтому кажутся бесспорными выводы двух последних статей сборника: "Зауральский Петербург: альтернатива для российской цивилизации" и "А знамений времени не различаете…", в которых автор рассуждает о перспективах появления новой столицы России на Востоке — ближе к реальному географическому центру нашего государства. Но чтобы ни говорил автор, ни научная добросовестность, ни верность отечественной культурной традиции, и никакие иные соображения не обязывают нас, русских, считать себя представителями некоего ублюдочного "особого человечества", относящегося к остальному миру только как к "источнику своих проблем" (с.9). Допускаю, что подобные "человечества" и в самом деле существовали (и существуют) на белом свете, но я рад, что Бог избавил Россию от незавидной привилегии быть одним из них.

Все сказанное, однако, нисколько не перечеркивает того отрадного факта, что геополитические и историософские идеи одного из самых глубоких и оригинальных современных мыслителей России, наконец, представлены на суд широкой читательской аудитории. 

Актуальная репликаО Русском АрхипелагеПоискКарта сайтаПроектыИзданияАвторыГлоссарийСобытия сайта
Developed by Yar Kravtsov Copyright © 2020 Русский архипелаг. Все права защищены.