Версия для печати

Проливы или Залив?

Формула Муклевича

Оригинальная формулировка "заливы или проливы" родилась в 30-е годы ХХ столетия на 11-й линии Васильевского острова Ленинграда, где размещалась военно-морская академия. Из ее стен вышли такие видные военачальники страны, как будущий Нарком ВМФ Николай Кузнецов, начальник Главного морского штаба Владимир Алафузов и другие маститые флотоводцы.

В ту пору в академии шли оживленные дискуссии на тему "Каково будущее советского флота?" В начале 30-х отечественная промышленность вернула способность строить корабли почти всех классов. Россия—СССР медленно, но неуклонно обретала на мировой арене прежнюю, имперскую, роль великой державы, что требовало возвращения страны на морские просторы.

В Центральном управлении морскими силами (так именовался тогда Главкомат ВМФ СССР) обдумывалась десятилетняя программа развития флота. Новый импульс дебатам придало назначение начальником управления (по-нынешнему — Главнокомандующим Военно-морским флотом) Ромуальда Муклевича. Именно он перенес дискуссию из штабных кабинетов в академические аудитории.

После одного из споров, пожалуй, наиболее бурного, молчавший и записывавший что-то в блокнот главком встал и нарочито медленно подошел к трибуне. "Итак, заливы или проливы ?" — загадочно спросил он. В зале воцарилась тишина. Муклевич начал объяснять значение этих слов. К сторонникам "проливов " он отнес тех, кто предлагал строить только крупные корабли, возрождая давние стремления царского правительства обладать проливами для выхода в Средиземное море. Тех же, кто настаивал на строительстве малых кораблей и катеров, он причислил к адептам "заливов ", т.е. людям, ограничивавшим задачи ВМФ Финским заливом и пассивной обороной у своих берегов.

Моряки хорошо знали, что Муклевичу не пришлось сидеть ни за школьной партой, ни на вузовской или академической скамье — их заменило участие в Октябрьском перевороте, разумеется, на стороне большевиков.

Именно поэтому "красный адмирал" не знал, что кроме Финского залива существуют и другие, например, Персидский. Последний, подобно Средиземному морю, не замерзает, а кроме того — дает прямой, не стесненный Гибралтаром, выход в мировой океан, да вдобавок богат месторождениями нефти.

Может быть, подобная узость мышления и послужила одной из причин того, что несколькими годами позже Муклевич был "изъят из обращения" и уступил место "яппи" — молодым профессионалам, выросшим в стенах академии на 11-й линии под шум дискуссий, которыми дирижировал экс-главком.

Мы будем использовать "формулу Муклевича" в более широком смысле: в каком направлении России исторически целесообразнее осуществлять естественную экспансию, диктуемую необходимостью доступа к морским коммуникациям — овладевать Черноморскими проливами или "стекать" на юг, к заливу (ясное дело, не Финскому), в теплых водах которого так приятно мыть солдатские сапоги.

Справедливости ради скажем: "дьявольская альтернатива" возникла задолго до того, как Ромуальд Муклевич впервые примерил черный мундир с широкими золотыми "шпалами" на рукавах…

IX—X века: политика "двухвекторности" (Византия—Каганат)

В IX—X веках молодое русское государство играло важную роль в международной политике. Вектор ее колебался. Экспансия к незамерзающим морским коммуникациям осуществлялась попеременно в двух возможных направлениях: на Константинополь (проливы ) и Каспий (в конечном счете, залив , ибо именно к нему открывало путь огромное море-озеро). Предпринятые акции наглядно демонстрировали возросшую мощь Руси и побуждали окрестные страны пересматривать свою политику по отношению к ней: либо идти на уступки, как сделала Византия; либо, напротив, подобно Хазарскому Каганату и мусульманским странам Каспийского бассейна, вести еще более ожесточенную борьбу против попыток русских овладеть жизненно важными коммуникациями — борьбу, в конечном счете обреченную на проигрыш…

Впрочем, предъявление миру амбиций молодого этноса произошло все-таки в Проливах.

860 год: Русские идут!

Каким образом сравнительно небольшой народ, живущий на самом краю тогдашней ойкумены — а то и за этим краем, — мог заявить о своих амбициозных планах, да так, чтобы с ними считались?

Решение было принято теми, кто правил в Киеве (традиция называет имена князей Аскольда и Дира, хотя это и небесспорно). Их войска опустошили берега Черного моря и Босфора, а 18 июня 860 года осадили Константинополь. 25-го греки решили, что им выгоднее откупиться от нападавших и заключить с ними почетный мир. Впрочем, за те "семь дней, которые потрясли мир" , визитеры потрудились на славу.

Предоставим слово противной стороне. Тогдашний константинопольский патриарх в знаменитой "Второй беседе Фотия "На нашествие россов"" так характеризовал радикальное изменение рейтинга киевлян после завершения акции: "Народ (до нападения на нас) неименитый, народ не считаемый (ни за что), народ, поставленный наравне с рабами, неизвестный, но получивший имя со времени похода против нас, незначительный, но получивший значение, униженный и бедный, но достигший блистательной высоты и несметного богатства…"

"Наезд" Руси на Константинополь, случившийся в 860 году, на протяжении пяти следующих веков неизменно становился сюжетом греческих хроник, переписки, религиозных песнопений, благодарственных слов, проповедей, официальных циркуляров и речей.

Поход стал для Византии не ординарным конфликтом с одним из "варварских" (не говорящих по-гречески) племен, а из ряда вон выходящим событием, потрясшим сами устои миропорядка тогдашней европейской и ближневосточной цивилизации.

Послание Фотия завораживает читателя демоническим шармом, которым окутаны действия его героев: "… лежал вол и около него человек, дитя и лошадь получали общую могилу, женщины и птицы обагряли кровью друг друга".

Откровения византийца ставят порою в тупик историков, литературоведов и журналистов из "национал-патриотического лагеря", которые настолько добросовестно транслировали рассчитанный в основном на внешнее употребление пропагандистский миф об изначальной "неагрессивности" Руси, что сами в него и поверили.

Не будем увлекаться мелкими деталями — тяга средневековых источников к гиперболизации исторических событий традиционна, а законы и обычаи ведения войны были тогда принципиально иными, нежели те, что с упорством, достойным лучшего применения, навязываются международному сообществу Гаагским трибуналом в наши дни (ну, не служила тогда Карла дель Понте, понимаешь…).

Принципиально важно другое. Псевдопатриоты привыкли утверждать, что Русь, если и вела войны, то сплошь "оборонительные" либо в защиту "обиженных младших братьев". До банальной, в общем-то, мысли о том, что война — средство политики, защиты национальных интересов и потому не требует чрезмерных морализаторских аргументов, понятной еще Николаю Бердяеву, они не доросли. (Отсюда, к слову, истоки иррациональной ненависти к Виктору Суворову-Резуну, объективно скорее апологету сталинщины, нежели ее разоблачителю: ну, доказывает экс-гээрушник, что "дядюшка Джо" хотел ударить первым, так честь и хвала за это и Суворову, и самому Сталину).

Чтобы примирить даже не читателей, а скорее собственное воспаленное моральное сознание с фактами, приводящимися в посланиях Фотия и ряде других подобных документов, в оборот был вброшен миф о "хазарском следе".

Его основы заложил Лев Гумилев, а окончательно развил и придал ему достаточную завершенность и известное изящество недавно скончавшийся литературный критик Вадим Кожинов. Оказывается, в недостаточно вежливом отношении русских к "ромеям" виноваты внедрившиеся в войско Руси некие "инструкторы" из Хазарского Каганата, бывшего не то союзником, не то даже сюзереном киевских князей.

Если вдуматься, "кожиновско-гумилевская" интерпретация еще более нелицеприятна для русских, чем "фотиевская". Можно смириться с тем, что твои предки иногда были несоразмерно жестоки, но смириться с тем, что они были марионетками, послушными исполнителями чужой воли — невозможно!

Даже не станем указывать на явное несоответствие мифа об "инструкторах" обычному здравому смыслу. Неужели тысячи (одних десантных кораблей в операции "Пролив-860" было задействовано, по разным оценкам, от 200 до 360) русских воинов всего лишь тупо исполняли приказы десятков, от силы сотен, советников иудейского вероисповедания? А ведь "зачистки", если верить патриарху, проводились инициативно, изобретательно и не "для старшины"!

Однажды автор этих строк гулял по весенней Евпатории со своей знакомой и, войдя во вкус, принялся декламировать самые смачные пассажи из "Бесед" Фотия.

— А знаешь, Дима, — ответила девушка, — ведь в этом, если хочешь, как раз и проявлялись подлинные красота, величие, сила духа наших предков! Посуди сам. Ждут греки русских и пренебрежительно думают: "Придут эти русские, начнут брать в плен наших прекрасных жен, угонять наш тучный скот, чего же еще ожидать от варваров?" Пришли. И что же? Сказали что-то вроде этого: "Не нужны нам ваши бабы поганые, у нас свои красавицы есть! Не нужна нам ваша скотина полудохлая, у нас все в порядке с животноводством!" И обнажили мечи… Вот откуда пресловутая "свирепость", ужаснувшая Фотия. Это, скорее, их моральная чистота.

Как бы там ни было, но в июне 860 года презентация киевского проекта "Проливы" прошла успешно. О русских и их амбициях стали задумываться всерьез.

"Уничтожить страну исмаильтян до Багдада…"

Залив притягивал русских издавна. Путь к нему пролегал через Каспий. Вот лишь краткая хроника активности наших предков в этом направлении.

880 год. Русские нападают на Абесгун, где, правда, почти все гибнут.

В сентябре 909-го они являются на 16-ти кораблях и производят опустошения в Табаристане.

7 августа 913 года русские на 500 судах осуществляют набег на Сари, Пенджагезар, Гилян и Закавказье.

4 сентября 943-го начинается поход на Бердаа (богатый город в Закавказье на каспийском побережье, важный торговый центр, ныне азербайджанский Барда в 100 км от иранской границы).

В настоящее время твердо установлено следующее. В истории морских походов русских на Каспий выделяются два этапа. На первом — до середины Х века — экспедиции в Закавказье и на Каспийском море носят характер набегов с целью захвата военной добычи. После указанного временного рубежа задачи участников походов кардинально меняются. Теперь Русь стремится обосноваться в регионе "всерьез и надолго", восстановить прерванные войной связи и наладить хозяйственную жизнь, установить дружеские отношения с населением завоеванных городов и областей.

Известно, что в рассматриваемый период русские находились в сложных и неоднозначных отношениях с хазарами. Интересна реакция дипломатии Хазарского Каганата на акции Руси в Каспийском регионе.

Во всех предшествующих захвату Бердаа походах выгоду от ударов по мусульманам Каспия объективно получали хазары. Операции русов помогали Каганату противостоять арабскому продвижению на север. До 943 года русские в течение летне-осеннего сезона заканчивали операции и до заморозков возвращались домой с богатой добычей.

В 943 году они впервые зазимовали в захваченной мусульманской стране!

Итак, поход на Бердаа качественно отличался от предыдущих, последний из которых пришелся на 913 год. Рейд 943-го был не грабительским, а завоевательным (мы не придаем последнему определению ни малейшего оценочно-морализаторского оттенка!). Об этом свидетельствует арабский историк Ибн Мискавейх: "Рассказали мне Абу-Аббас ибн Нудар, а также некоторые из последовавших, что люди эти (русы) вошли в город, сделали в нем объявление, успокаивали жителей его и говорили им так: "Нет между нами и вами разногласия в вере. Единственное, чего мы желаем, — это власти. На нас лежит обязанность хорошо относиться к вам, а на вас — хорошо повиноваться нам". Поступили со всех окрестных земель к ним (русам) мусульманские войска. Русы выходили против них и обращали в бегство. И бывало не раз так: вслед за ними (русами) выходили и жители Бердаа, и когда мусульмане нападали на русов, они кричали "Аллах велик!" и бросали в них камни (совсем как "депортированные граждане" в современном Крыму. — Д.С.). Тогда русы обратились к ним и сказали, чтобы они заботились только о самих себе и не вмешивались в отношения между властью и ними (русами). И приняли это во внимание люди, желающие безопасности, главным образом это была знать. Что же касается простого народа и большей части черни, то они не заботились о себе и обнаруживали то, что у них в душах их, и препятствовали русам, когда на них вели нападение сторонники (войска) власти" .

Итак, русским нужна была не добыча, а власть, не имущество местного населения, а покорение.

Таким образом, в 943 году русы, разгромив мусульман, не только не ушли на родину, оставив плоды победы хазарам, а, наоборот, остались в Бердаа (Барда), проявив склонность к умиротворению населения. Они приступили к проведению в жизнь политики создания у границ Хазарии независимого русского княжества, которое могло бы сыграть роль плацдарма для продвижения к Заливу ! Поскольку прежняя практика Руси грабить каспийских мусульман, выгодная Каганату, сменилась на новую, завоевательную, изменилось и отношение хазар к русским. Вот как прокомментировал новую ситуацию каган Хазарии Иосиф: "Если бы я их (русов) оставил в покое, они уничтожили бы всю страну исмаильтян до Багдада " (выделено нами. — Д.С.). В этом случае Каганат оказался бы блокирован Русью, и его дальнейшее существование было бы поставленным под угрозу.

Вот почему в 943-960 годах Иосиф начал проводить новую политику, направленную на недопущение русских к Каспию. Парадоксальным образом такое решение оказалось губительным для самой Хазарии. Во-первых, в результате его произошло усиление арабов и союзных им каспийских мусульман, являвшихся, в отличие от Руси, не "друзьями-соперниками", а непримиримыми противниками хазар.

Во-вторых, что самое главное, решение Иосифа привело к окончательному прекращению хазарско-русского партнерства. Князь Святослав не стал спрашивать у Каганата разрешения на проход к Каспию, чтобы "уничтожить страну исмаильтян до Багдада", а начал с того, что уничтожил сам Каганат, быстро и эффективно. Прорыв к Заливу стал "делом техники". Русь была буквально в шаге от победоносной "Бури в пустыне-960". Однако маятник истории вновь качнулся на Запад: поход в Болгарию, связанный с реализацией идеи Проливов, отвлек князя.
Болгарский соблазн

Развитие событий на Востоке встревожило Византийскую империю. Константинополь не имел ничего против ликвидации своего основного соперника — Хазарского каганата. Однако предстоящее "уничтожение страны исмаильтян до Багдада" привело бы к появлению на политической арене гораздо более сильного и опасного врага — Руси, протянувшей щупальца до Залива.

Император Восточной Римской империи Никифор II Фока послал к Святославу патрикия (один из высших и наиболее почетных византийских титулов) Калокира. Последний, между прочим, являлся выходцем из знати города Херсонеса (ныне Севастополь), центра крымских владений Византии. Эмиссар императора предложил князю нейтралитет и даже поддержку своей страны, если Русь выступит на стороне Константинополя в его борьбе против "мисян" — дунайских болгар. Святослав, возможно, и колебался, но привезенные Калокиром 450 килограммов золота оказались достаточно весомым аргументом. Считается, что у херсонесита имелась и "задняя мысль": после "разборки" с болгарами использовать русского правителя в качестве помощника в свержении самого Никифора и захвате константинопольского трона. Насчет такого рода планов историки, впрочем, имеют разные суждения. Византийский хронист Лев Диакон утверждал, что Калокир "уговорил" Святослава "помочь ему… в борьбе за овладением престолом и ромейской (византийской) державой", обещая за это "несказанные богатства", а также власть над Болгарией (дунайской). Советский литературовед Вадим Кожинов, напротив, версию о "сговоре" категорически опровергает. Кожинову, разумеется, виднее, чем Льву Диакону… Затем, как пишет византийский автор, Святослав "поднял на войну все молодое поколение тавров, набрав таким образом войско, состоящее из шестидесяти тысяч цветущих здоровых мужей, он вместе с патрикием Калокиром, с которым соединился узами побратимства, выступил против мисян".

Кожинов, со свойственной ему привычкой усложнять, "поднял на войну все молодое поколение тавров" интерпретирует следующим образом: "Так в Византии нередко называли русских, поскольку они жили вблизи от Тавра — Крыма". Не проще ли, однако, предположить, что херсонесит Калокир рекрутировал молодое поколение в войско не "вблизи от" Крыма, а на самом полуострове.

Как бы там ни было, но в августе 968 (по другим данным, 966) года воинство Святослава — Калокира достигло Болгарии и чрезвычайно быстро одержало победу. Описывая сражение на Дунае, Лев Диакон именует подчиненных русского князя "таврами". Святослав остановился в городе Малый Преслав (Переяславец) в дунайском устье. Сейчас на этом месте находится румынский поселок Нэфару, расположенный в 15 километрах от границы Одесской области, совсем рядом со ставшим знаменитым — благодаря подвигам Александра Суворова — Измаилом. Что же до разгромленных "мисян", то те бежали в крепость Дористол (Доростол) и попросили у Никифора мира и даже защиты от русских. Князь планировал обосноваться здесь, на пересечении важных торговых путей, "всерьез и надолго". Однако ему пришлось вернуться к Киеву, осажденному печенегами. Пока он разбирался с ними, болгары (тогда еще не ославянившиеся и не возведенные в ранг "братушек наших меньших") восстали и вернули Переяславец. Что ж, устроив дела на родине, Святослав возвратился на Дунай и после жестокого штурма вновь овладел городом. Мятежников настигло заслуженное возмездие. Многие из них, как и положено, были казнены "за измену". Оставшиеся перешли на сторону победителя.

Переяславец играл роль такого же плацдарма на пути к Проливам, как Бердаа — к "стране исмаильтян до Багдада" и Заливу. Следующим ходом русского князя, как и следовало ожидать, стал марш на Константинополь. К этому времени императора Никифора II Фоку сменил талантливый полководец Иоанн Цимисхий. Механизм передачи власти был традиционным для того времени — убийство предшественника ночью в собственной спальне при участии жены Никифора, которую звали Феофано. Случилось это 10 декабря 949 года. Данное событие, без сомнения, облегчило русскому князю пропагандистское обеспечение его акции. Поход на Царьград публично мотивировался как акция возмездия узурпатору-цареубийце. Сперва борьба, начавшаяся весной 970 года, шла с переменным успехом. Затем русские переломили ее ход и двинулись к столице Восточной Римской империи, разоряя окрестные города, "что стоят и доныне пустые", как отмечает "Повесть временных лет". Должно быть, эффективно применялась отработанная еще в 860 году Аскольдом технология "зачисток" (вот только хазарских инструкторов, на которых можно было бы свалить ответственность за "эксцессы", уже не имелось).

Марш был остановлен у города Аркадиополя, в ста с небольшим километрах от византийской столицы. Здесь произошло сражение, которое обе стороны сочли победоносным для себя. Объективно же византийцы предложили русским огромную дань, и те предпочли не рисковать и повернули назад. Аркадиополь словно предвосхитил события 1878 года, когда россияне видели берега Босфора в полевые бинокли — но не более…

Святослав вернулся в Переяславец. Результатом его экспедиции стало понимание Цимисхием той угрозы, которую представляют гости с севера для империи ромеев. Византиец решил во что бы то ни стало уничтожить дунайский плацдарм русов.

Реванш был взят весной следующего, 971-го, года. Иоанн Цимисхий умело использовал фактор внезапности и тактические ошибки противника: Святослав не уделил должного внимания охране балканских перевалов и дунайского устья. 14 апреля войско византийцев неожиданно оказалось у стен болгарской столицы Преслава-Переяславца. Как и следовало ожидать, сами "союзники"-болгары сопротивления не оказали. Восьмитысячный русский гарнизон забаррикадировался в царском дворце (формально Святослав сохранил статус болгарского монарха Бориса), и осаждавшим, дабы избежать штурма, пришлось просто-напросто сжечь крепость со всеми ее защитниками. Покончив за два дня с Переяславцем, Цимисхий двинулся к Доростолу, где находился сам Святослав, и 23 апреля оказался у городских стен. Болгары, в соответствии с традиционной для них практикой поддержки сильнейшего, стали массово переходить на сторону византийцев. Они попытались поднять мятеж и в самом Доростоле, без труда, впрочем, подавленный. 300 горожан были казнены, еще несколько тысяч оказались за решеткой. Сражение под городом шло три месяца. 21 июня, на рассвете, Святослав собрал совет знати. Было принято решение дать "последний и решительный бой", но и он перелома в пользу русских не принес. На следующий день князь направил к императору послов… Вскоре был подписан мирный договор. В соответствии с ним Святослав пообещал навсегда уйти из Болгарии и гарантировал неприкосновенность византийских владений в Крыму и на Балканах. В свою очередь, Иоанн Цимисхий возвратил Руси статус "друга и союзника" и подтвердил все обязательства по прежним договорам, в том числе и уплату Византией ежегодной дани.

Обе стороны ясно понимали, что речь идет всего лишь о временной передышке. Согласно той же "Повести временных лет", князь сказал в кругу воинов: "Пойду в Русь, приведу боле дружины" .

Цимисхий не питал иллюзий насчет мирного разрешения коллизии. Поэтому он дал русским возможность беспрепятственно уйти из Доростола и даже предоставил им необходимое количество хлеба на дорогу, на словах гарантировав беспрепятственный проход через земли кочевников, обитавших на берегах Днепра. Для достижения договоренности с ними о "гуманитарном коридоре" для Святослава византийский император послал некоего Феофила. Скорее всего, истинная цель вояжа дипломата была диаметрально противоположной, а для достижения ее, надо полагать, использовался традиционный для византийцев аргумент в виде "всеобщего эквивалента".

В итоге весной 972 года, когда русский князь решился-таки отправиться домой, у днепровских порогов (район нынешнего Каховского водохранилища) его перехватили кочевники-печенеги, которые впоследствии использовали голову Святослава для хозяйственных нужд…

А не поддайся князь "болгарскому соблазну", останься он в Бердаа, откажись от Проливов в пользу Залива, "уничтожь страну исмаильтян до Багдада", глядишь, и сам бы дожил до глубокой старости на брегах тихих Тигра и Ефрата, и проблему выхода страны к незамерзающим морям раз и навсегда решил…
Усмирение крымского сепаратизма

Следующее движение в направлении Проливов сделал сын Святослава — Владимир. Теперь роль плацдарма играла не Болгария (Дунайская), а Крым. Мероприятие на полуострове было оформлено как помощь Константинополю в подавлении очередной волны сепаратизма, захлестнувшей Таврику, а действия в самой столице Восточной Римской империи — как защита легитимной власти от мятежников.

Разумеется, без "болгарского следа" не обошлось и на сей раз. 17 августа 986 года византийские войска потерпели сокрушительное поражение в битве с "мисянами". Этим воспользовался давний враг правившего тогда империей Василия II некто Варда Склир. Он заручился поддержкой традиционных геополитических противников Константинополя — арабов. В сложившейся ситуации Василий II обратился за помощью к видному полководцу Варде Фоке, бывшему прежде в немилости, и вернул его из опалы. Однако в сентябре Фока, захватив мятежного Склира, не только не передал его в руки действующего императора, но более того — сам объявил себя таковым.

Ситуация осложнялась тем, что, воспользовавшись смутой в метрополии, крымские владения Константинополя в очередной раз заявили о себе. Дело в том, что византийская колония на полуострове издавна стремилась отложиться от "Большого Брата", и вот удобный момент настал. Херсонес поддержал мятежного Варду Фоку, стремясь, разумеется, к утверждению последнего не как к самоцели, а как к средству достичь самостоятельности, ослабив империю.

Василию II ничего не оставалось, кроме как призвать на помощь Владимира Святославовича. Тот, естественно, долго упрашивать себя не заставил. Как говорится, "кризис назрел". Призрак Проливов вновь замаячил на горизонте…

Весной-летом 988 года русские войска под предлогом подавления мятежа взяли под контроль Константинополь.

Одновременно сам Владимир осадил Корсунь (Херсонес). Будущий город-герой был взят штурмом. Степень разрушений теперешнего Севастополя оценивается различными историками по-разному, в зависимости от их политико-идеологических и социокультурных пристрастий. Одни считают, что Херсонес был разрушен до основания и сожжен дотла. Другие полагают, будто город вообще не понес ни малейшего урона. Как было на самом деле, не столь уж важно. Не так важно и то, что после "восстановления конституционного порядка" русские ушли и из Корсуни, и из Царьграда.

Главное — в другом. Именно в Херсонесе Владимир принял крещение. Помимо важного социокультурного значения это решение имело и далеко идущие геополитические последствия. Судя по всему, киевский князь понимал, что "Второй Рим" не вечен, и принятием Православия объективно создал предпосылки для будущей доктрины "Третьего Рима" — идеологического обоснования экспансии в направлении Проливной зоны.
Другое дело, что "Третьим Римом" станет уже не Киев, а Москва…

Справедливости ради следует отметить, что попытки разыграть "крымскую карту" и использовать в своих целях нестабильность в самом Константинополе, предпринимались Киевской Русью и впоследствии, но ожидаемых результатов тоже не дали.

Так, в 1028 году скончался император Византии Константин VIII. Сынов у него не было, и власть по наследству перешла к дочери Зое. Однако в апреле 1042 года ее отстранили от престола и насильно постригли в монахини. В поддержку низложенной императрицы в столице вспыхнуло восстание, основными участниками которого стали представители русской диаспоры, что и неудивительно: Зоя была племянницей Анны — сестры Константина VIII и жены Владимира Святославовича, — а следовательно, двоюродной сестрой правившего тогда в Киеве Ярослава Мудрого.

Родственница киевского князя, как говорится, "под давлением общественного мнения" вернулась во власть. 11 июля 1042 года она вышла замуж за Константина Мономаха. Однако через несколько месяцев стало известно, что молодой муж хочет заменить благоверную на некую Склирену, свою любовницу. В результате 9 марта 1043 года началось новое восстание под лозунгом "Не хотим Склирену царицей!.." Нет сведений об участии в мятеже русской колонии Константинополя. Зато хорошо известно другое: четыре месяца спустя флот Руси пришел в столицу Византии, и "конституционный порядок" там снова был восстановлен. Зоя вернула себе трон.

Уход

Поворотным пунктом в истории Руси стал уход наследника киевского престола князя Андрея Боголюбского во Владимир-на-Клязьме (1155 год). В июне 1157-го правивший в прежней столице Юрий Долгорукий скончался. В Киеве воцарилась политическая нестабильность, и центр власти на Руси окончательно переместился во Владимир. В течение примерно сотни лет после "большого переезда" киевско-владимирские связи сохранялись. Однако в 1240 году на берега Днепра пришли монголы. Приблизительно в 1275 году золотоордынские ханы прекратили практику выдачи ярлыков на киевское княжение владимиро-суздальским и другим видным русским князьям, а управлять будущей столицей Украины стали при помощи собственных наместников. Это неизбежно привело к полному отделению Киева от Владимира, а южной Руси — от северной, что продолжалось вплоть до 1654 года и было усугублено тем, что в 1362 году, воспользовавшись междоусобицей в монгольской Золотой Орде, Киевскую Русь захватило Великое княжество Литовское (позднее вошедшее в состав Речи Посполитой).

Владимирская, а затем Московская Русь оказалась блокированной с юга. Вопрос "Заливы или Пролив?" надолго потерял актуальность.

Спустя определенное время серьезные, хотя и не столь радикальные, изменения произошли и с прежним визави Киева — Византийской империей.

Византия пала — да здравствует Византия!

Принято считать, что 29 мая 1453 года Византийская империя пала. И в самом деле, ее столицу захватили турки-османы. В течение трех суток происходил разгром Константинополя (как мы помним, далеко не первый). Император Константин XI Палеолог погиб в бою с оружием в руках. Его голову установили на самой высокой колонне в центре города. Несколько сот граждан приняли смерть под сводами храма Святой Софии, где искали убежища. Впоследствии этот православный собор был перестроен новой властью в мечеть. Западные историки считают дату 29 мая 1453 года концом истории средних веков и началом Нового времени.

Впрочем, на самом деле Восточная Римская империя не погибла. В ней случился, если смотреть на вещи непредвзято, всего лишь очередной по счету государственный переворот, движущей силой которого стали потомки тюркских кочевых племен, впервые замеченные в малоазиатских провинциях Византии еще с IV века н.э. и впоследствии ставшие известными как "турки".

Даже если взошедший на Константинопольский престол Мехмед II и не понимал, чем он овладел, то ему быстро объяснили. Греческий историк Георгий Трапезундский заверил нового монарха: "Никто не сомневается, что Вы являетесь императором римлян. Тот, кто законно владеет столицей империи, тот и есть император, а Константинополь есть столица Римской империи". Вот и объявил себя Мехмед II римским императором — наследником Августа, а рядового монаха Геннадия возвел в сан Константинопольского патриарха, отказавшись от традиционной процедуры избрания на этот пост.

Патриархат имел для империи чрезвычайно важное значение. Он удовлетворял вероисповедные потребности многочисленных православных подданных, доставшихся туркам по наследству от их "ромейских" предшественников: помимо греков в "Византии-штрих" оказались все те же доставлявшие русским столько хлопот болгары, а также сербы, албанцы и т.д.

О том, насколько точно геополитические контуры "новой" империи — Османской — совпали с очертаниями прежней — Византийской, — свидетельствует то, что в конце XV века турки "подобрали" Крым. При этом "обновленная Византия" достигла даже большего, нежели ее прежний, "ромейский", вариант. Поскольку Крымское ханство стало вассалом Турции, то теперь фактической колонией Константинополя стал не только Сары-Кермен — экс-Херсонес, в современной терминологии "город центрального подчинения Севастополь", но и остальной полуостров — "АРК".

Между прочим, в 1534 году турецкие войска заняли южный Ирак и в районе города Кувейт (знакомые нам по "Буре в пустыне" места!) вышли к Персидскому заливу.

Теперь, в отличие от времен взятия Бердаа и несостоявшегося "уничтожения страны исмаильтян до Багдада", оба пути — и к Проливам, и к Заливу — русским перекрывал один и тот же враг.

Этот факт пришлось принять во внимание другому претенденту на византийское наследство. Как и следовало ожидать, таковым оказалась вновь набирающая былую мощь Русь.

Второе пришествие Руси

Ключевым тезисом нового наступления русских в сторону Проливной зоны стала формула "Москва — Третий Рим". Этот лозунг в окончательном варианте появился в письме Филофея, инока псковского Елизарова монастыря, адресованном московскому великому князю Василию III. Исходя из религиозного постулата о богоустроенном единстве всего христианского мира, монах доказывал, что первым мировым центром был собственно Рим, за ним Рим новый — Константинополь, а в последнее время их эстафету принял Третий Рим — Москва: "Два Рима падоша, а третий стоит, а четвертого не бывать" . Филофей знал, к кому обращаться, поскольку мать Василия III, Софья Палеолог, являлась племянницей Константина XI, погибшего 29 мая 1453 года…

Вопреки расхожему в ура-патриотической тусовке представлению о "диаметральной противоположности" России и Европы, православия и католицизма, формула "Москва — Третий Рим" нашла прочную поддержку в Ватикане. В 1517-м, спустя три года после Филофея, папа Лев Х отправил послание Василию III: "Папа хочет великого князя и всех людей русской земли принять в единение с римской церковью, не умаляя и не переменяя их добрых обычаев и законов, хочет только подкрепить эти обычаи и законы и грамотою апостольскою утвердить и благословить. Церковь греческая не имеет главы; патриарх константинопольский в турецких руках; папа, зная, что на Москве есть духовнейший митрополит, хочет его возвысить, сделать патриархом, как был прежде константинопольский; а наияснейшего царя всея Руси хочет короновать христианским царем… А если великий князь захочет стоять за свою отчизну константинопольскую, то теперь ему для этого дорога и помощь готовы" .

Итак, идею обрести "отчизну константинопольскую", а не просто совершать набеги на Проливы, Москве предложил не кто иной, как папа Римский, а в соответствии с принятым у католиков догматом ошибаться он не может…

Именно при Василии III произошла окончательная замена московского герба с Георгием Победоносцем на новый, с двуглавым орлом, который служил графическим воплощением идеи Третьего Рима. Справедливости ради следует сказать, что монеты с новой эмблемой стали печататься еще при Иване III, предшественнике Василия, а сам символ был впервые введен еще четыре с лишним столетия до того — Ярославом Мудрым в Киеве.

Следующий московский князь, Иван IV Васильевич Грозный, стал титуловаться "царем" . Это слово представляло собой искаженное латинское Caesar, что также работало на утверждение новой внешнеполитической концепции.

После этого прерванное много лет назад наступление Руси возобновилось. Специфика нового этапа состояла в том, что первоначально имело место своеобразное "разделение труда". Официальная царская власть занялась регенерацией государственного организма, продвигаясь преимущественно по траектории "Москва — Казань — Астрахань", в то время как борьбу с турками и их крымско-татарскими вассалами на Причерноморском театре взяло на себя вольное казачество, находившееся с престолом в сложных, порою не вполне однозначных отношениях.

Москва — Казань — Астрахань — Багдад?

2 октября 1552 года 150-тысячная армия Ивана IV Грозного штурмом взяла столицу будущей Республики Татарстан. Казанское ханство, до этого колебавшееся (в зависимости от персоналий, занимавших трон) между двумя преемниками Византии, было, как сказали бы теперь на Украине, скасовано. В освобожденном городе прошла крупномасштабная "зачистка", заставившая многих вспомнить о методах, применявшихся в славные времена Аскольдова похода на Константинополь. Впрочем, как почти всегда бывает в подобных случаях, пострадали рядовые казанские татары, а членам ханской семьи Грозный царь сохранил и жизнь, и титулы.

В отличие от Казани "прямое правление" в Астрахани в 1556 году ввели мирно и без эксцессов.

Россия получила выход в Каспийское море. Был восстановлен status quo, существовавший в Х веке. Принципиальное различие с эпохой Святослава, однако, заключалось в следующем. Теперь, чтобы выйти к Заливу, следовало не просто "уничтожить страну исмаильтян до Багдада", но сразиться с той же Турцией, что контролировала и Проливы. Задача эта представлялась обеим сторонам трудновыполнимой. Вот почему первоначально в Стамбуле не сочли серьезной угрозой присоединение Астрахани к Руси. У султана Сулеймана II имелось достаточно более животрепещущих проблем в иных частях его обширной империи. Лишь в сентябре 1563 года к нему пришло понимание масштабов угрозы. Однако бороться с ней глава турецкого государства решил не самым эффективным способом. Он обратился за помощью к обитателям Крыма, бывшего ключом отнюдь не к Заливу, а к Проливам. Хан Девлет Гирей, разумеется, отказался от астраханского похода, мотивируя свое нежелание участвовать в нем неблагоприятными погодными условиями. Разумеется, дело было не в погоде, а в том, что крымские татары полагали: занятие русскими далекой Астрахани совершенно не представляет угрозы татарскому господству на полуострове. В этом они были правы. Волжский город никогда не использовался и не мог использоваться русскими как база для похода на Крым (другое дело, что обитавшие в степях Заволжья калмыки впоследствии охотно примут участие в совместных с российской армией и казачеством рейдах на полуостров). Астрахань могла играть роль лишь как база для похода на Кувейт.

Напротив, турки все-таки попытались использовать полуостров как плацдарм для атаки на Нижнее Поволжье, но неудачно. Весной 1569 года в Кафу (ныне Феодосия) прибыло 17-тысячное турецкое войско. Оно имело приказ: выйти к Переволоке, каналом соединить Дон с Волгой (явно непосильная задача, реализованная лишь в сталинскую эпоху) и взять Астрахань. Вместе с турками в поход выдвинулся и Девлет Гирей с 50 тысячами всадников.

Поход закончился неудачей. Предостережения крымско-татарской верхушки о неблагоприятных погодных условиях оказались близкими к истине. Турецкие войска возвратились домой, а крымские татары в порядке компенсации 24 мая 1571 года сожгли Москву.

Астраханская турецко-татарская экспедиция, предпринятая из Крыма — пусть и неудачно, — подчеркнула актуальность задачи защиты страны с черноморского направления. За нее взялось казачество, причем действовало оно весьма эффективно.

"Стоимость — эффективность", или "Грабь награбленное!"

Борьба с Крымом традиционными методами оказалась малоэффективной. Строительство укрепленных линий и создание гарнизонов проявили себя в войне против цивилизованных противников, где речь шла о занятии территорий и увеличении числа подданных. Турецкие вассалы с полуострова действовали по схеме "набег — отход", применяемой до сих пор общественными деятелями типа Шамиля Басаева. Покончить с набегами оказалось возможным либо путем уничтожения их участников, либо путем ассимиляции женщин и несовершеннолетних и изоляции мужского населения.

Проще говоря, русским следовало самим начать набеги на крымских татар, да и собственно на Турецкую империю. Эту задачу охотно взяли на себя казаки — как донские, так и запорожские. Их активность особенно возросла с третьей четверти XVI века.

Вот лишь краткая хроника действий казачества в XVI—XVII веках.

Октябрь 1575 года. Запорожский атаман Богданко (Богдан Михайлович Ружинский) с конным отрядом прорывается через Перекоп и опустошает Северный Крым, а также Козлов (искаженное турецкое Гезлев, ныне Евпатория).

1588 год. Полторы тысячи запорожцев уничтожают 17 татарских сел между Перекопом и Козловом.

1589 год. Казаки нападают на Гезлев с моря и снова разоряют его.

1612 год. Запорожцы под началом Петра Конашевича по прозвищу Сагайдачный (от слова "сагайдак" — лук) занимают Кафу, ликвидируют практически весь ее гарнизон и освобождают захваченных турками и татарами в рабство людей (к слову, в честь руководителя этого рейда ныне назван флагманский корабль Военно-морских сил Украины).

1614 год. Уничтожен гарнизон Синопа, сожжена личная вилла султана "Место любви" (итак, действие из Крыма переносится уже собственно на турецкую территорию).

1615 год. Разорение окрестностей Стамбула.

Июнь 1621 года. 16 "чаек" (небольших казацких кораблей) проходят вдоль берегов Босфора, уничтожая все прибрежные села по маршруту своего движения. В столице Османской империи отмечена массовая паника.

Весна 1622-го. Донские и запорожские казаки удачно грабят крымских татар в Балыклее (современный Балаклавский район Севастополя).

Июнь 1624-го. Казаки сжигают пригороды Стамбула — поселки Буюк-Дере, Зенике и Сдегна.

1628 год. Донцы захватывают Балаклаву и нападают на Карасубазар (ныне Белогорск).

1631 год. 1500 донских и запорожских казаков высаживаются в Крыму в Ахтиарской бухте (на месте нынешнего Севастополя) и движутся на север. 8 августа они занимают и разрушают Козлов (татары прячутся в "малом городе", т.е. в крепости, и тем спасаются). После уничтожения будущей "детской здравницы" донцы и запорожцы возвращаются на место первоначальной высадки и устраивают базу в Сары-Кермене (ныне Херсонесский историко-архитектурный музей-заповедник, Севастополь), из которой опустошают окрестности. 16 августа возле столь любимого теперешними хиппи Мангупа казаки разбивают татарское войско хана Джанибек Гирея, который в панике бежит, грабят, как сказано в документах того времени, "жидовские да и греческие Бельбеки" и с чувством исполненного долга покидают Крым, разрушив на прощание Инкерман.

1653 год. На протяжении трех месяцев (!) донцы методично опустошают Южный берег Крыма от Судака до Балаклавы, а затем сжигают турецкий Трапезунд.

В 1654 году юго-западный осколок Руси воссоединился с основной частью восточнославянского массива, и дело "марша к Проливам" вновь стало общегосударственным, а не инициативой отдельных "полевых командиров".

Россия действовала методом проб и ошибок, и не всегда конкретные механизмы, избранные руководством для решения поставленных задач, оказывались эффективными. Речь, в первую очередь, идет о знаменитых "азовских походах".

Выкидыш

Июль 1687-го. По приказу правившей в Москве старшей сестры Петра I Софьи предпринята экспедиция в Крым под руководством Василия Василевича Голицына. Татары поджигают степь севернее Перекопа, и войско русских поворачивает назад, не достигнув цели.
Февраль-май 1689-го. Второй поход Голицына. Результат прежний.

В августе того же года в столице России происходит государственный переворот. Власть переходит к Петру I.

В 1695-96 годах новый царь организует знаменитые "азовские походы". Они представляют собой попытку пробиться к Проливам кружным путем, через Керченский пролив, в обход Крымского полуострова. Эта акция отвлекает значительные силы и средства, но ожидаемых результатов не дает. Позитивный итог скромен — создание Азовской эскадры.

7 сентября 1695 года один из ее кораблей, "Крепость", имея на борту чрезвычайного посланника русского царя Е.И.Украинцева, прибывает с официальным визитом в Стамбул. В ночь с 24 на 25 сентября капитан "Крепости", голландец Петр Памбург, организует на корабле вечеринку с друзьями, а под утро, находясь в состоянии чрезмерного алкогольного опьянения, объявляет боевую тревогу и открывает по берегу огонь, к сожалению, холостыми зарядами. Паника охватывает все население города, включая султана и его многочисленное семейство. У нескольких его беременных жен происходят выкидыши…

В целом, однако, "выкидышем" оказалась сама Петровская инициатива выхода к Босфору и Дарданеллам через Азов и Керченский пролив. Преемники великого русского императора поняли: ключом к Проливной зоне является Крым, — и начали методичную борьбу за него.

"Разорение края разбойников"

1 октября 1735 года в поход на полуостров выступило русское войско численностью 39795 человек под началом генерал-лейтенанта Леонтьева. 7 октября произошло событие, которое историк Павел Надинский охарактеризовал следующим образом: "Русский отряд под командованием генерала Леонтьева разбил на подступах к Перекопу войско крымского хана" . Говоря более конкретно, у реки Конские Воды русские напали на аулы ногайских татар, ликвидировали более тысячи их обитателей, захватили свыше 2000 голов рогатого скота, 95 лошадей и 47 верблюдов. Как отмечал в рапорте на имя тогдашней императрицы Анны Иоанновны осуществлявший общий контроль за ходом операции фельдмаршал Бурхард Кристоф Миних (1683-1767), "наше войско со всякою бодростью поступило, и никому пощады не было" .

Впрочем, на этом успехи Леонтьева закончились. Ему пришлось возвращаться, не дойдя до Крыма, из-за плохих погодных условий и болезней личного состава.

20 апреля 1736 года начался новый крымский поход 54-тысячного контингента, которым уже командовал непосредственно Б.К.Миних. 22 мая им была взята Перекопская крепость с гарнизоном из 2554 турок, а 5 июня — Козлов (Евпатория) с 10 тысячами голов баранов. 17 июня пришла очередь Бахчисарая. Город полностью выгорел. По одним сведениям, его подожгли бежавшие татары, по другим — сами русские, но сожжение ханского дворца, без сомнения, заслуга последних.

3 июля русская армия впервые вступила в будущую столицу Крыма — Симферополь (тогда город № 2 ханства, резиденция калги-султана Ак-Мечеть).

На этом, собственно, была выполнена задача похода, сформулированная Минихом так: "…Не давать вздохнуть этим разбойникам и разорять их край, если (лучше сказать "пока". — Д.С.) не удастся утвердиться в нем более прочным образом" .

С чувством исполненного долга русские войска покинули полуостров.

Следующая кампания была начата 3 мая 1737 года. Ею руководил фельдмаршал Ласси. Под его началом состояло 40 тысяч человек, в том числе около12 тысяч казаков и калмыков. О предках подданных Кирсана Илюмжинова следует сказать особо. Именно они наиболее умело, инициативно и напористо выполняли задачи по "разорению края разбойников".

13-14 июля прошли бои в окрестностях Карасубазара (Белогорск), после чего город, насчитывавший до 6 тысяч домов, из которых половина каменные, был по приказу Ласси "разграблен и обращен в пепел" . Дальше регулярной армии идти было некуда: впереди начинались горы с узкими тропами. Туда послали казаков и калмыков. Они обратили в пепел около тысячи селений и пригнали 30 тысяч быков и до 100 тысяч баранов, после чего стало можно и отходить.

16 августа на отступавших русских напали крымские татары. На реке Карасу произошло сражение, исход которого решил калмыцкий отряд, ударивший татарскому в тыл. После боя "друзья степей" исчезли. Ласси встревожился за их судьбы, но, как оказалось, напрасно. Калмыки совершили инициативный рейд на Бахчисарай, откуда вернулись спустя два дня с более чем тысячей пленных, в том числе несколькими мурзами (пожгли, разумеется, немало сел и в юго-западной части полуострова).

В июне 1738-го состоялся второй поход Ласси в Крым. На Перекопе русские артиллеристы, как писалось в тогдашних документах, "посещали крепость бомбами" , отчего та вскоре капитулировала.

Тактика "разорения края разбойников" дала окончательные результаты в 70-е годы XVIII столетия.

В 1771-м Вторая армия Василия Михайловича Долгорукова окончательно взяла под контроль ослабленный предыдущими набегами полуостров. В его городах и селах началось демонстративное восстановление греческих православных церквей. Только в Кафе подняли кресты и оборудовали колокольни на 12 храмах. В этом же году указанный город, а также Керчь и Еникале перешли в фактическое подчинение России.

Итак, необходимый плацдарм для овладения Проливами был, наконец, завоеван. Однако только его для решения проблемы оказалось недостаточно. Требовалось действовать и с другого направления.

"Подпалить с четырех сторон!"

Идея "подпалить Оттоманскую империю с четырех сторон" пришла в голову Екатерине II еще в 1763 году.

В 1769-м в Средиземное море с Балтики отправилась русская эскадра под командованием адмирала Г.А.Спиридова (так называемая Первая Архипелагская). Комэск получил приказ: "…Провезти сухопутные войска с парком артиллерии и другими военными снарядами для содействия графу Орлову (ему предписывалась высадка десанта в Греции, тогда подвластной туркам. — Д.С.), образовать целый корпус из христиан к учинению Турции диверсии в чувствительнейшем месте; содействовать восставшим против Турции грекам и славянам, а также способствовать пресечению провоза в Турции морем контрабанды" .
Первый десант был высажен Алексеем Орловым 18 февраля 1770 года в греческом порту Витулло (Витило) на полуострове Майна. Его жители, греки, занимались пиратством и не признавали над собой власть Стамбула. Русские предоставили им возможность свести многовековые счеты с турками, чем "майноты" охотно воспользовались. Иной раз они даже проявляли чрезмерное усердие, что шло в ущерб общему делу. Так, 8 марта они ликвидировали почти всех обитателей турецкого города Миситра (бывшая греческая Спарта). Это замедлило дальнейшую капитуляцию других крепостей турок, поскольку находившиеся в них потеряли уверенность в своей безопасности после сдачи.

Из-за низкой дисциплины греческих союзников десантную операцию с центром в Витулло пришлось свернуть, однако боевые действия в "Средиземке" продолжились.

Еще 9 октября 1770 года из Кронштадта вышла Вторая Архипелагская эскадра под началом контр-адмирала Эльфинстона.

26-27 июня русский флот одержал победу у города-порта Чесма (Чесме) в Эгейском море. После нее Россия получила возможность взять Проливы не с черноморской, а с противоположной стороны: ВМС Турции были практически уничтожены, а ее береговые укрепления в Дарданеллах не отвечали требованиям времени. Однако у осуществлявшего общее руководство операцией Алексея Орлова, на его взгляд, не имелось достаточного количества сухопутных войск для захвата Стамбула, и он решил ограничиться блокадой Дарданелл. Для этого русские построили военно-морскую базу в порту Ауза на острове Парос в 300 верстах от входа в Дарданеллы. Жители нескольких близлежащих островов перешли в русское подданство.

В помощь 1-й и 2-й Архипелагским эскадрам с Балтики одна за другой отправлялись 3-я, 4-я и 5-я.

Концентрация сил в Аузе позволила приступить к блокаде Константинополя со стороны "Средиземки". Русским охотно помогали капитаны пиратских судов региона — греки и славяне (предки нынешних словенцев, хорватов и черногорцев).

Россияне и их партнеры уничтожали или захватывали все транспорты, шедшие в Эгейское море, а зачастую — и вообще в Восточное Средиземноморье. При этом отмечались различия в тактике русских, с одной стороны, и их христианских друзей, с другой. Россияне ограничивались отчуждением судна и/или груза, а греки и южные славяне — ликвидировали также и турецкие экипажи.

Постепенно ВМБ Ауза перешла на самоокупаемость: она стала финансироваться за счет трофейных грузов. Многие греческие и южнославянские капитаны пиратских кораблей заработали огромные состояния.

Именно блокада принудила турок к подписанию Кучук-Кайнарджийского мира (10 июля 1774 года). Договор юридически закрепил сложившееся с 1771 года положение дел в Крыму, провозглашая независимость полуострова от Стамбула.

Как видим, связь "Крым — Средиземноморье" оказалась двусторонней. Не только полуостров играл роль плацдарма для овладения Проливной зоной, но и активные действия флота (включая пиратство) в "Забосфорье" позволили воздействовать на статус края.

ВМБ Ауза, выполнившая свою роль, была демонтирована. Все, что можно уничтожить, русские уничтожили. Часть кораблей Архипелагских эскадр вернулась на Балтику, а несколько прошли Проливы под торговым флагом и были включены в состав будущего ЧФ. Греческие и южнославянские капитаны-пираты приняли русское подданство и эмигрировали в Россию, а тем, кто остался, турки, в соответствии со статьями Кучук-Кайнарджийского мира, гарантировали полную амнистию.

Перезревший плод

Систематическое "разорение края разбойников" силами как регулярной армии, так и мобильных отрядов казаков и калмыков; действия русского флота и его партнеров — греков и южных славян в "Средиземке"; наконец, грамотная политика правительства Екатерины II по древней и мудрой схеме "разделяй и властвуй" сделали свое дело среди самих крымских татар. Крым, словно перезревший плод, пал к ногам императрицы.

В апреле 1783 года вышел царский манифест "О принятии полуострова Крымского, острова Тамана и всей Кубанской стороны под Российскую державу" .

Комплекс мероприятий по присоединению Крыма — отречение хана Шагин Гирея; издание манифеста; обеспечение добровольного принятия российской присяги крымско-татарским населением (его на конец 1783 года оставалось на полуострове всего 60 тысяч человек) — был осуществлен исключительно грамотно. На несколько дней вокруг полуострова установили режим жесточайшей информационной блокады. Когда "железный занавес" поднялся, дело было сделано. Турцию и Европу поставили пред свершившимся фактом. В заключение русский посол в Стамбуле Я.Н.Булгаков раздал тамошним чиновникам колоссальные взятки — и в конце декабря 1783 года в Константинополе был подписан акт о Крыме, а в январе 84-го вышел султанский указ, гласивший, что Османская империя признает вхождение полуострова в состав империи Российской.

"Греческий проект" Екатерины II

27 апреля 1779 года у цесаревича Павла родился от второй жены сын. Бабушка Екатерина II распорядилась назвать его Константином. Ранее это имя в доме Романовых не встречалось.

Кормилицей маленького великого князя стала гречанка. На церемонии, посвященной его рождению, декламировались греческие стихотворения, а на медали, выпущенной по случаю этого события, был изображен Софийский собор в Константинополе с четко видимым крестом и звезда, сияющая над морем.

Появление на свет Константина Павловича совпало по времени с рождением так называемого "греческого проекта". Некоторые исследователи считают его автором графа А.А.Безбородко, но более распространена версия, приписывающая авторство князю Григорию Александровичу Потемкину и самой Екатерине II.

Согласно этому плану, Оттоманскую империю предполагалось ограничить ее азиатской частью. Русская императрица располагала сведениями, в соответствии с которыми в европейских владениях Порты христианских подданных насчитывалось в 5-6 раз больше, нежели собственно турок. В свете этого, предлагалось создать на месте турецких владений в Европе два полностью независимых государства. Первое, Дакия, включало бы в себя нынешние Молдавию и Румынию и северную часть Болгарии. Что же касается южной, то ее вместе с Македонией и островами Архипелага намеревались включить в состав Греческой империи со столицей в Константинополе. На пост главы новой монархии выдвигался великий князь Константин Павлович. Прочие африканские и европейские земли Турции распределялись следующим образом: Австрия получала Сербию, Боснию и Далмацию (часть нынешней Хорватии), а Франция — Египет.

Понятно, что "греческий проект" вряд ли имел шансы быть реализованным столь буквально. Главное, что он обеспечивал возможность согласованных действий России и Австрии при нейтрализации Франции.

В конце XVIII века между российской и австрийской сторонами был заключен военный союз. Именно в рамках этого альянса было осуществлено знаменитое путешествие Екатерины II и австрийского императора Иосифа II в Крым в мае 1787 года. В Херсоне оба монарха проехали через Триумфальную арку с надписью "Дорога в Византию" . Далее они проследовали в Симферополь и Севастополь.

Знаменитые "Потемкинские деревни" по маршруту движения — первый пример применения в пропагандистских целях того, что позже назовут "постмодернизмом", — создания новой реальности, а не отражения имеющейся.

Итак, к рубежу XVIII-XIX веков идея Проливов почти окончательно завладела умами правящей российской элиты. Для ее реализации был задействован так называемый "греческий проект", достигнуто взаимодействие с Австрией через механизм союзного договора и нейтрализована Франция. Идеологи создали эффективный пропагандистский миф о "единоверных греках" и "единокровных болгарах", которых следовало-де освобождать от "ига". Заметим, кстати, что в отличие от 1914-го мифа о "братьях-сербах" не предусматривалось. Сербия, Босния и Далмация рассматривались русскими как часть Австрийской империи. Таким образом исключалась возможность какой-либо провокации типа будущего "Сараевского убийства", когда Россия вынуждена была бы конфликтовать с Австрией.

Даже топонимику удалось поставить на службу геополитике. Построенные в Новороссии (Крым и Северное Причерноморье) города получали греческие наименования. Таким образом, монархи-союзники в ходе своего исторического путешествия на юг следовали по "топонимическому коридору" "Херсон — Симферополь — Севастополь", естественным продолжением которого подразумевался Константинополь.

Ничего подобного для обеспечения продвижения по другому возможному маршруту выхода к южным морям сделано не было.

Стенька Разин и другие

Что же тем временем происходило на путях к Заливу?

Ничего подобного блистательной операции по захвату Крыма там не наблюдалось. Отсутствовала государственная идеология и мифология, подобная доктрине "Москва — Третий Рим" и "греческому проекту". Не наблюдались, разумеется, и проезды первых лиц государств сквозь арку с надписью "Путь к Багдаду" где-нибудь на Нижней Волге. Не создавались и "топонимические коридоры". Казань осталась Казанью, Астрахань — Астраханью. Попытки присвоения новым городам арабских, персидских названий (или имен из языков покоренных персами и жаждущих освобождения народов) либо переименования старых населенных пунктов не предпринимались.

По сути дела, вплоть до XIX века активность русских на оси "Казань — Астрахань — Тегеран — Багдад" сохранялась на уровне нерегулярных набегов. Да и те производились не только и не столько центральным правительством, сколько вольными, а то и прямо мятежными казаками. Методы работы оставались теми же, что и до взятия Бердаа.

После русского вторжения во владения ширваншаха Ахситана, правившего на территории современной Республики Азербайджан, (1175 год) последовала длительная пауза, вызванная известными причинами.

Лишь в 1643-м, при царе Михаиле Федоровиче, россияне вернулись в регион. Они построили в районе впадения в Каспий реки Терек укрепление, которое, однако, вскоре разорил Хосрой-хан, беглербег Ширванский.

В 1647 году казаки произвели в долине реки Кура, которая также впадает в Каспийское море, грабежи.

В 1660-61 годах русские вторглись в Гилян, историческую область в Иране, где в древности обитало племя гелов, предков нынешних гилянцев — одного из этносов указанной страны.

Следующая экспедиция вновь проводилась казачеством, но теперь уже прямо враждебным центральному правительству России. Во главе ее стоял Степан Тимофеевич "Стенька" Разин (1630-71). Он прорвался вниз по Волге к Каспию через заслоны царских войск (игравшие ту же роль, что хазары в 943-м) в Царицыне (ныне Волгоград) и Астрахани. Здесь атаман не только пиратствовал, грабя купеческие (главным образом, персидские) караваны, но и "пощупал" Дербент и поднялся вверх по Куре в Грузию. Обитатели этой страны поддержали русских бунтовщиков: их сблизила общая ненависть к персидскому шаху.

Затем разинская флотилия "навестила" города Шемаха и Баку (теперешний Азербайджан). Под городом Решт (административный центр области Гилян в Иране) на разинцев обрушилась армия персов. Исторические источники сообщают о серьезных потерях среди казаков, а о шахском войске после сражения не упоминают вовсе . Очевидно, оно просто перестало существовать . Русские после этого атакуют южное побережье Каспия. Города Астрабад, Ферахабад (Фарахабад) и другие, вплоть до восточного берега моря, как и положено, преданы огню и мечу.

Шах затихает. Лето и осень 1668-го, зиму и весну 1669-го разинцы господствуют на Каспии. Летом 1669-го они уничтожают внезапно атаковавшие их 50 иранских кораблей и в августе с большой добычей возвращаются в Астрахань.

К сожалению, царское правительство Алексея Михайловича не только не закрепляет успехи вольных казаков, но, более того, препятствует им. Официальная Москва опасается, что "разбой" Разина осложнит ее отношения с персидским шахом — потенциальным союзником в борьбе с Османской империей. Резко перенацелить острие экспансии с Проливов на Залив царь не может или не хочет и уж тем более опасается ведения войны "на два фронта" — персидский и турецкий.

Результат известен всем, знающим историю. Степан Разин казнен, русских в Персии нет, продвижение в сторону Залива остановлено.

Следующее появление россиян на Каспии датируется уже 1722 годом, причем теперь оно санкционировано свыше. На иранский престол вступает шах Тамгасп II. Он направляет визиря Исмаил бега послом в Россию с тем, чтобы попросить у Петра I помощи против угрожающих ему сторонников афганца Мира Махмуда. Русские бросают якоря у городов Решт и Энзели, затем разбивают войска местного визиря и строят укрепления поблизости от Решта (их остатки сохранялись вплоть до 1860 года). После этого гости из России овладевают Рештом и соседним с ним Кугдумом, ссылаясь на то, что шахский посол Исмаил-бег закрепил за ними обладание землями от Решта до Астерабада (Астрабада). Русские войска численностью до 10 тысяч человек и впрямь занимают прикаспийские пограничные области Гилян и Мазандаран, овладевают также Лагиджаном и Тимеджаном. Тем временем царь Петр I сухим путем прибывает из крепости Гизляр (сейчас Кизляр) в Дербент (современный Дагестан) и размещает в дербентской крепости Нарин-кала трехтысячный гарнизон, а затем занимает Бадкуба, или Бадкуие (теперешние азербайджанские города Баку и Сальяны), после чего возвращается в российскую столицу. Присоединение к Империи Азербайджана отложено до 1813-28 годов.

После акции Петра I, внешне масштабной, но не более эффективной, нежели его же азовские походы, русская активность на Каспии вновь угасает.

Она сводится к пиратству казаков (1737 год) и гидрографическим экспедициям. Одну из них, к слову, проводит в 1781-82 годах контр-адмирал граф Марк Войнович, в прошлом капитан пиратского судна, из южных славян, участник блокады Проливов в 1770-74 годах, перешедший в российское подданство. Между прочим, именно в его честь названа главная парадная пристань в Севастополе (Графская), а его дальний потомок Владимир Войнович — известный русский писатель, создавший автобиографическую повесть "Два товарища", действие которой происходит в Симферополе, и ряд сатирических романов.

Тем не менее качественного прорыва на "заливном" направлении — не в пример "проливному" — не происходит.

"Будьте реалистами — требуйте невозможного!"

Подведем некоторые предварительные итоги. К рубежу XVIII-XIX столетий геополитический вектор русской экспансии окончательно развернулся в сторону Проливов. На альтернативном направлении предпринимались лишь отдельные "беспокоящие действия", возможно, служившие "акциями прикрытия" "основной операции".
Благодаря привлечению большого количества материальных средств, многолетней грамотной, многоуровневой дипломатической, военной и пропагандистской работе русским удалось создать в Северном Причерноморье, включая Крым, плацдарм для овладения Проливной зоной.

Весь "Новороссийский проект" — включавший переселенческую политику, создание мощной военной и, в частности, военно-морской инфраструктуры, а также "образцово-показательного" сельского хозяйства, системной топонимики ("Херсон — Симферополь — Севастополь"), рекреации, ориентированной преимущественно на презентационные цели (VIP-туризм), — служил преимущественно реализации "Большой цели" — овладению Проливами.

Она достигнута не была, хотя временами (1770, 1787, 1829, 1877-78, 1896, 1917, 1944 и 1962 годы) русские, казалось, стояли у порога Проливной зоны.

То, почему "День Х" так и не наступил, можно объяснять по-разному. В советской исторической литературе сама задача оценивалась как нереалистическая. Разумеется, непонятно, почему народ, занявший одну шестую часть земной суши, не смог захватить какой-то Босфор. Поневоле начинаешь верить в мистику, которой сами совдеповские "исторические материалисты" как раз подвержены не были.

В "постсоветской" России более популярны объяснения постоянных "остановок в пути" к Проливом безволием русской правящей элиты и преувеличением ею степени угрозы, исходящей со стороны Запада. Однако что же это за элита, которая "безвольна"? Кроме того, обвинения в "нерешительности" предъявляются ныне таким деятелям, как, например, Никита Хрущев, которых прежде бранили за прямо противоположные грехи — гипертрофию воли ("волюнтаризм и субъективизм").

Возможно, задача овладения Проливами и являлась невыполнимой (хотя скорее трудновыполнимой), однако благодаря тому, что она ставилась в принципе, русскими был развернут "новороссийский проект" и, в частности, в сжатые сроки проведена глубокая и почти необратимая социокультурная переработка Крыма, по наследству перешедшего теперешней Украине.

Как говорят в США, "если хочешь попасть, целься выше мишени! " Французский философ Жан-Поль Сартр высказался категоричнее: "Будьте реалистами — требуйте невозможного!"

Именно потому, что Россия "требовала невозможного" (или почти невозможного) — полного контроля над Проливами, — она оказалась крайне реалистичной в своей причерноморской политике.

Напротив, непроработанность идеи Залива привела к тому, что прикаспийские пространства оказались не трансформированными Россией в такой степени, как причерноморские. За это нынешнее поколение русских расплачивается сполна, испытывая на себе последствия политической нестабильности на Кавказе: от беспорядков в Баку 20 января 1990 года до рейда "ваххабитов" в Дагестан и взрывов жилых домов и троллейбусов в Москве в 1999-м (кто их действительно осуществлял — не важно, главное, что они стали возможными в глазах общественного сознания; никто, к примеру, не поверил бы, если бы сообщили, будто крымские татары в знак протеста против несправедливого распаевания земли уничтожили многоэтажку где-нибудь в киевской Дарнице). О Чечне даже и говорить не будем: настолько это изъезженная и надоевшая читателям тема.

Отвинченный штык Империи

Северное Причерноморье и в особенности Крым были превращены Россией—СССР в штык, нацеленный на Проливы. То, что удар этим штыком переносился в "плюс бесконечность", никак не влияло на работоспособное состояние самого штыка.

С развалом Советского Союза и провозглашением независимости Украины (1991 год) "штык" оказался в одном государстве, а "рука с винтовкой", способная нанести им удар, — в другом.

Один из бестселлеров, заполнивший книжные развалы "постсоветского пространства" и написанный лоббистом ВПК, скрывающимся под звучным псевдонимом "Максим Калашников", называется "Сломанный меч Империи" . В нашем случае более корректна метафора именно "отвинченного штыка" , поскольку история, не в пример географии, говоря строго, не знает принципиально необратимых изменений. Чтобы сказать, к примеру, "Крым потерян навсегда", требуется, чтобы полуостров по меньшей мере ушел на дно морское, чего пока, к счастью, не наблюдается.

Другое дело, что по состоянию на сегодняшний день "отвинченный штык" держит за лезвие Украина, причем ударить им никого не может (даже если бы и хотела), а бросить — не решается.

В сложившейся обстановке естественно ожидать повышения интереса к идее Залива, а не Проливов. Действительно, русско-иранские связи заметно оживились. Одной из почти непременных тем обсуждения на патриотических тусовках является якобы заключенное между Москвой и Тегераном секретное соглашение о строительстве судоходного канала "Каспий — Персидский залив" и вводе "ограниченного контингента" русских войск для охраны этого гидротехнического сооружения.

Мы принципиально отказываемся от проверки "Мифа о Канале" на соответствие реальным фактам. Неважно, существует в действительности договор или нет, внимания заслуживает сама общественная атмосфера, в которой информация оказывается востребованной.

Впрочем, параллельно на тех же "тусах" обговаривается план обустройства базы для российских подлодок в Боке Которской (Черногория). Эта бухта напоминает Балаклавскую, но значительно вместительнее (кстати, в бытность СССР и СФРЮ советские субмарины там и впрямь замечались).

Уже сам факт параллельного хождения двух мифов — о Канале (в Залив) и о Бухте (за Проливами) — свидетельствует о концептуальной неопределенности современной российской элиты. Она вновь, как и в 943 году, колеблется между двумя векторами.

Выбор в пользу Проливов привел бы к ухудшению отношений с Западом (которое все равно неизбежно) и дестабилизации политической обстановке в Причерноморье, но он традиционен для российской внешней политики и потому будет понят наблюдателями. При его реализации РФ могла бы опираться на то, что осталось от создававшейся в течение двух столетий русскими в циркумпонтийской зоне инфраструктуры в широком смысле слова: от полос для "Буранов" до "топонимических коридоров". И то, и другое — вещи достаточно прочные, рассчитывались на устойчивость к таким поражающим факторам, по сравнению с которыми активность администраций Л.Кравчука и Л.Кучмы — мелочь, не заслуживающая особого внимания. Однако самое главное — то, что выбор Проливов, а не Залива актуализировал древние архетипы коллективного бессознательного русского этноса. В конце концов, "кругловская триада" "Севастополь — Крым — Россия!" — изобретение не менее гениальное, чем "уваровские" "Православие, самодержавие, народность".

Большинство крымчан — кто явно, "по оглашению", а кто и "по умолчанию" — хотели бы именно такого взмаха исторического маятника. Вряд ли возможный конфликт в регионе многих всерьез пугает. Вопреки тому, что вынуждены говорить публичные политики, чтобы не нарушать принятых "правил игры", мало кто считает, что эскалация напряженности хуже "мирной" стагнации. В подтверждение сказанному приведем только один пример. В Социалистической Республике Сербия имелось два автономных края: первый — Косово и Метохия, второй — Воеводина. Первый прошел все ступени конфликта: "скасування" автономии С.Милошевичем в 1989 году — столкновения на улицах между этническими сербами и албанцами — партизанская война ОАК — ввод федеральной армии и полиции — вмешательство НАТО… В результате Косово сейчас у всех на слуху, целый ряд политиков, причем из обоих вовлеченных лагерей, "раскручены" (Ругова — президент, Милошевич — политзаключенный, вчера было наоборот, завтра — Бог весть как, но главное — оба реализовались), в край идут инвестиции извне "на восстановление разрушенного войной" (ах, да, это уже de facto не Сербия, но разве кто-то в Крыму всерьез, а не напоказ перед Киевом радеет о сохранении территориальной целостности Украины?). Ну а как там "спокойная" Воеводина? О ней никто даже не вспоминает. Вряд ли кто-либо из числа рядовых политически активных граждан (не специалистов-балкановедов) не то, что сможет назвать фамилию главы тамошней администрации, но хотя бы просто указать, кто он — серб или венгр.

Желание "пассионарной" части населения оказаться "на первой полосе", заработать не только материальный капитал, но и моральный (они, как правило, взаимно конвертируемы), вполне понятно.

Выбор России в пользу Залива, а не Проливов означал бы для крымчан скорее мир, чем конфликт, и — конец истории! Им бы осталось в утешение декламировать строчки И.Бродского: "…Если выпало в империи родиться (съежившейся до габаритов Украины. — Д.С.), лучше жить в глухой провинции у моря".

Что же касается РФ, то и для нее реанимация активности в направлении бывшей "страны исмаильтян до Багдада" стала бы не столь однозначно выигрышной, как может показаться на первый взгляд. "Новая линия" потребовала бы такой же социокультурной трансформации Северного Прикаспия, какую провели с Северным Причерноморьем в XVIII—XX веках. Вряд ли сейчас на это найдутся время и деньги. Кроме того, нет уверенности, что народы Северного Кавказа столь же поддадутся переработке, сколь ей поддались жители берегов Понта Эвксинского. В Чечне, к примеру, Россия столкнулась с принципиально иным "человеческим материалом", нежели крымские татары или запорожские казаки. Для его переработки нужны и новые социальные технологии , которые пока не изобретены.

Итак, в начале III тысячелетия русские вновь стоят перед выбором. Скорее всего, он окажется парадоксальным. Именно благодаря парадоксальности, непредсказуемости, умению действовать в условиях "разрывов непрерывности", "обвалов реальности" и всего того, что сейчас именуют "применением постмодернизма в политике", Россия до сих пор побеждала.

Нет оснований полагать, что многовековая русская традиция — ломать традиции — не реализуется и сейчас.

февраль 2002 г.