Стабилизация развития

Тенденции развития становятся все более противоречивыми и проблематичными. Изменчивость и непредсказуемость нарастает. Именно данные обстоятельства создают интеллектуальные "сюжеты", которые рассматривают М. М. Лебедева и А. И. Неклесса. Проблема в том, как поставить кризисы развития под контроль, обеспечить стабилизацию развития. Однако прежде чем рассмотреть данный вопрос по существу, необходимо сделать некоторые замечания по поводу исследовательского аппарата, которым пользуются М. М. Лебедева и А. И. Неклесса.

Комментария заслуживает, прежде всего, тезис о "размывании" суверенитета. Научная добросовестность заставляет, правда, М. М. Лебедеву уточнить: если под суверенитетом понимать то, что С. Д. Краснер назвал "вестфальским суверенитетом", — а затем привести и метафору с бильярдными шарами, принадлежащую А. Уолферсу, то проблема заключается только в том, что отношения между государствами никогда не редуцировались до простого столкновения "бильярдных шаров", а "вестфальский суверенитет" существовал лишь в воображении некоторых теоретиков. Даже в середине XVII столетия феномен суверенитета требует уже куда как более сложного описания. Строго говоря, суверенитет был в немалой степени "размыт" уже четыре столетия назад. В наши дни степень его "размытости" еще больше увеличилась. Однако подобная "размытость" относится не к самому суверенитету, а к ходячим представлениям о нем. На деле же крайне сложное уже в своем генезисе явление многократно усложнилось к исходу XX в. В самом общем виде суверенитет можно определить как системную характеристику (со)существования государств и их сред(ы) в условиях модернизации (современного развития), обеспечиваемую за счет формирования сети множественных контрапунктов признания властных авторитетов друг другом и актуализации своего господства, а также еще одной сети множественных контрапунктов наделения соответствующих авторитетов властью и ее последующего (рефлексивного) делегирования[1]. Существование подобного рода системной характеристики может быть подтверждено в нынешних условиях. Кроме того, важно отметить, что именно она и является структурной основой и международного права, и экспансии негосударственных агентов глобализации, да и всего современного (модерного) правопорядка.

То, что обычно подразумевают под кризисом суверенитета, следует скорее интерпретировать как кризис особых разновидностей государств. Их можно охарактеризовать как избыточные, перегруженные социальными, экономическими, культурными и прочими функциями, не свойственными государству по природе, а главное — как интегрировавшие не только граждан в виде подданных, но и домохозяйства, корпорации, локальные и региональные политии и т. п. Одним из проявлений глобализации стала "разгрузка" государств, переход от избыточности к их нормальному функционированию как инструментов поддержания правопорядка в рамках национальных территорий и за их пределами.

Последние годы отмечены появлением парадоксальных на первый взгляд аналогий между нынешним положением и способами организации власти, характерными для времен европейского Возрождения. И в политической практике, и в ее научном осмыслении наблюдается своего рода возвращение проблематики Раннего Модерна, на новом, естественно, "витке спирали", на качественно более сложном уровне политических взаимодействий и организации. Современная политическая наука позволяет установить взаимную обусловленность суверенитета и альтернативных ему оснований властвования. Суверенитет возникает и существует благодаря альтернативным ему основаниям власти. Таким же образом альтернативы суверенитету множатся и укрепляются, прежде всего, благодаря наличию необходимой "отправной точки" в виде государственного суверенитета. Подобная взаимосвязь была обоснована в книге Хенрика Спрюйта[2] о суверенном государстве и его соперниках с точки зрения эволюционной теории и косвенно подтверждена в книге Дженис Томсон[3] о государственном строительстве (state-building) и внетерриториальном насилии. В этих без преувеличения выдающихся трудах было показано, что система суверенных государств возникает и консолидируется как структурная рамка, своего рода "скелет" в высшей степени соревновательной среды различных властных политических образований.

В развитие идей X. Спрюйта и Дж. Томас, а также концепций государственного строительства, предложенных ранее Стейном Рокканом, Чарльзом Тилли и их коллегами[4], можно было бы предложить следующую схему политического развития. Кризис изощренной системы феодальных договорных отношений в Западной Европе привел к появлению целого спектра альтернативных форм властвования — от центров империализации и городов-государств до корпораций (орденские политии, кампании купцов-авантюристов и т. п.) и внетерриториальных центров власти (наемнических армий, пиратских флотилий и т. п.). Появление среди этого спектра территориальных политий с монопольным центром власти внутри каждой было принципиальным новшеством. А после того как эти политии усвоили уроки своих основных конкурентов (союзов городов-государств), они сами создали подобие союза — так называемую Вестфальскую систему. Ее создание превратило территориальные политии в государства, а изолированные территориальные сюзеренитеты в европейскую систему государственного суверенитета. Появление такой системы позволило умерить анархию, создать международное право и в целом обеспечить международные условия для модернизации. Однако одновременно подобное развитие вызвало, с одной стороны, совершенно непомерную нагрузку на государства, а с другой — низвело многие политии-конкуренты (корпорации, городские и территориальные самоуправления, религиозные общины и т. п.) до роли подчиненных внутригосударственных партнеров, сдавших многие свои полномочия государству. Результатом стало перерождение собственно государств в громоздкие и сверхгромоздкие структуры — империализованные[5], социализованные[6], а то и тоталитаризованные[7], отягощенные разного рода дисфункциями. То, что начинает происходить в условиях глобализации, можно действительно назвать "возвращением государства". Однако вместе с ним "возвращаются" также корпорации, территориальные и городские политии[8], религиозные и этнокультурные общины, а также и их современные аналоги — объединения профессионалов, неправительственные организации и т. п.

Второе замечание касается предложенной А. И. Неклессой геометрии "геоэкономического универсума", его "властных осей". Используемые в этих целях категории Запад и Восток, Север и Юг вполне справедливо проблематизируются. Вводятся новые "пространства" — Новый Север и Новый Восток, Глубокий Юг и т. п. Данные "пространства" на деле оказываются весьма причудливо "фрагментированы" и "совмещены". Это позволяет А. И. Неклессе говорить о "летучих островах Нового Севера", наравне с которыми можно было бы, вероятно, выделить "катакомбы Глубокого Юга" и т. п. Возникающие парадоксы отчасти могут быть объяснены использованием плоскостных образов для представления мира, который актуально стал сферическим — "un monde que s'enroule", говоря словами Тейяра де Шардена.

Наконец, общий комментарий касается природы и политического смысла глобализации. В первом приближении глобализацию можно определить как становление единого мира — целостного и по своим общим контурам, и по внутренней взаимосвязанности взаимопроникающих компонентов. Речь идет о становлении подобного единого мира на практике, а не только в концептуальном виде. Действительно, о сущностном или потенциальном единстве мира уже давно и обоснованно рассуждали философы, что не мешало людям жить, не заботясь о том, что происходит не только на других континентах, но и в соседней деревне. Теперь ситуация изменилась. Ход повседневных дел даже одного человека в решающей степени зависит от мировых процессов[9]. Потрясения на финансовых рынках, например, демонстрируют это вполне наглядно.

В то же время вполне заметное усиление взаимосвязанности мира через взаимопроникновение отдельных его фрагментов (пространственных, демографических, языковых, культурных, политических, экономических и т. п.) составляет пока еще не результат, а лишь "обещание" глобализации. При всем "объективном" единстве мира его фрагментация — от экологической и этнической до цивилизационной и социально-классовой — все еще сохраняется, а порой даже обостряется из-за включения в глобальный контекст.

Важно отдавать себе отчет в том, что явления и факторы общемирового порядка в условиях глобализации отнюдь не превалируют над всеми остальными. Можно, пожалуй, говорить только о качественном превосходстве, т. е. о большей эволюционной сложности некоторых структур "глобального порядка" в сравнении с меньшей эволюционной сложностью структур "фрагментированных порядков" — этиокультур, кланов, цивилизаций, корпораций, наций, классов и т. п. Фактически же новые морфологические особенности отнюдь не подавляют и не заменяют старые, а дополняют их, причем очень незаметно, и чем незаметнее, тем эффективнее.

Вопреки существующим предрассудкам в ходе успешной глобализации никакие "перегородки" между малыми частицами мира вовсе не рушатся, а преобразуются — становятся проницаемыми "мембранами" с управляемыми токами обменов, а в случае неудачного хода глобализации покореженные остатки перегородок безрезультатно латаются.

Факторы глобального порядка не только скрепляют прежде разъединенные фрагменты мира, но и оказывают на них преобразующее воздействие. И преобразование прежних структур, и формирование общемировой целостности связаны с решением важнейшей функциональной задачи — обеспечением управляемости в новых масштабах (вширь — на всем пространстве планеты, вглубь — на всех уровнях организации, от локального до всемирного). Решение этой задачи является одновременно и ответом на эволюционный вызов перехода к качественно более сложному типу организации для всего человечества и составляющих его частей. В силу этого глобализацию можно понимать и определить как постепенное укрепление взаимодействия между нациями, цивилизациями и этнокультурами, ведущее к взаимосвязанности и образованию структур глобальной управляемости, которые не только скрепляют прежде разъединенные фрагменты мира, но и оказывают на них преобразующее воздействие, интегрируют их и тем самым позволяют эффективно соучаствовать в глобальной управляемости.

Одной из основных проблем глобализации является поиск способов обеспечения некатастрофичности развития как одного из условий контроля над человеческой (общественной) эволюцией. Это касается не только мира в целом и не столько ядра иррадиации современности, но в первую очередь России и "посткоммунистической зоны", а также всех тех периферий и полупериферий модернизации, где противоречия перехода от Архаики и Традиционности к Современности особенно остры. Дело в том, что распад СССР и вызванные этим "революционные" процессы впервые превратили призрак мировой революции во вполне осязаемую угрозу. Исторический вызов состоит в том, чтобы найти "антиреволюционные"[10], а точнее — нереволюционные (некатастрофические) способы осуществления "революций"[11].

Постепенное разрешение противоречий модернизации и глобализации в процессе осуществления конструктивных перемен, способных привести к трансформации в режим устойчивого развития, немыслимо без политического самоопределения России, ясного для мира и для нее самой. Однако для того, чтобы достичь необходимой ясности, требуется намеренная проблематизация кажущихся сегодня бесспорными представлений. И помочь в этом может восходящая к X. Маккиндеру идентификация России как Сердцевины земли (Heartland), которая одновременно является Осью Коловращения Истории (Pivot Area of History), поскольку по своим краям оказывается вовлеченной в мировое развитие, тогда как основная ее внутриконтинентальная масса остается непроницаемой для внешних веяний.

Данная геополитическая модель обычно интерпретировалась в терминах силового противоборства. Но на нее можно взглянуть иначе, предположив, что Ось Коловращения Истории становится неким подобием зоны покоя и замедленности среди наиболее интенсивных перемен и развития, порождаемых окружающими Евразию регионами так называемого Внешнего и Внутреннего Полумесяца (Outer and Inner Crescent), или — уже в терминах Н. Спайкмана — Окружия Земли (Rimland).

Метафорика Оси Коловращения Истории обладает большим когнитивным потенциалом[12]. Так, предназначение Сердцевины Земли[13] может быть усмотрено в том, чтобы служить своего рода стабилизатором мировых процессов, обеспечивая устойчивость развития. Подобная геософская интерпретация прямо связывает Россию с ключевой проблемой всего мирового развития — обеспечения его, как обычно говорят, устойчивости, а точнее — сустентабильности (sustainability), поддерживаемости.

Необходимо отметить, однако, что прежде чем претендовать на роль стабилизатора мирового развития, России следует обеспечить свою собственную устойчивость, добиться некатастрофического исхода политической и культурной перестройки в России и в Евразии в целом. Насколько оправданы подобные надежды? Сможет ли Россия стабилизировать себя и стать мировым стабилизатором? Результаты зависят от множества обстоятельств, например, от политических решений, которые будут приниматься и в России (на разных уровнях), и ее соседями, и державами Окружия Коловращения, и, наконец, мировым сообществом в целом. Не в последнюю очередь зависят они и от частных лиц, их сообществ, особенно если это сообщества творческие, а образующие их личности — люди обширных знаний и доброй воли, если они способны сочетать укорененность в своей культурной почве с поистине космополитическим видением глобальных проблем.

Для соединения устойчивости и развития, для использования в данных целях геополитического, цивилизационного, культурного, а также ресурсного в широком смысле разнообразия сначала необходимо одновременное и согласованное решение двух ключевых проблем. Одна заключается в осознании Россией и ее евразийскими соседями своей роли мирового стабилизатора, в мобилизации ими политической воли и внутренних ресурсов на то, чтобы сыграть такую роль. Другая состоит в том, чтобы мировое сообщество и в первую очередь, евроатлантические и тихоокеанские державы признали мировое "разделение труда" в деле обеспечения глобального устойчивого развития и перестроили свои отношения с Россией и с ее соседями ради партнерства в данном отношении.

Особая, вторичная, но от этого не менее, а в перспективе даже более важная роль принадлежит странам и культурам переходной зоны так называемого Великого Лимитрофа. Они могут и должны стать трансляторами организационных, информационных и прочих взаимодействий между уже провоцирующим развитие и тем самым дестабилизирующим мировой порядок Окружием Земли и Сердцевиной Земли, пока лишь потенциально способной (а быть может и геополитически предназначенной?) придать развитию устойчивость, а мировому порядку — стабильность.

Все эти масштабные построения требуют, конечно, более конкретного и приземленного уточнения и детализации. Более того, необходимы доказательства того, что отдельные цивилизации, страны, политические институты и структуры обладают потенциалом для решения задач, которые могут перед ними встать при обеспечении глобального устойчивого развития. А это предполагает развитие способности меняться самим, сохраняя при этом идентичность и целостность, в том числе своей исторической традиции и культурного, политического наследия.


[1] Полное представление суверенитета требует, разумеется, его "доопредлеления" за счет территориальности, границ, конституций, легитимации и многих других современных институтов. Ограничусь лишь следующим. Отдельное государство можно считать суверенным лишь при условии его соответствия общей системной характеристике, однако сама эта характеристика, т. е. суверенитет, есть принадлежность всей политической системы модерна, а не отдельно взятого суверена — властного территориального авторитета, обладающего монополией на принуждающее насилие и включенного как минимум в две вышеозначенные сети контрапунктов. Суверенов много, но суверенитет один. Он их объединяет и делает не только суверенными (правомочными), но и современными (правовыми). Так было еще в вестфальские или даже аугсбургские (1555) времена, когда суверенитет только возникал и по необходимости был неполным, "лоскутным". Тем более это так сейчас, когда суверенитет начинает обретать, наконец, свою "естественную" глобальную конфигурацию — сетевую и сферическую.

[2] См.: Spruyt H. The Sovereign State and Its Competitors. An Analysis of Systems Change. Princeton, 1994.

[3] См.: Thomson J. E. Mercenaries, Pirates and Sovereigns. State-Building and Extraterritorial Violence in Early Modern Europe. Princeton, 1994.

[4] См.: Tilly Ch. (ed.). The Formation of National States in Western Europe. Prince-ton (NJ), 1973; Gottmann J. (ed.). Centre and Periphery. Spatial Variation in Politics. Beverly Hills (CA) — L., 1980; Rokkan S. & Urwin D. (eds.). The Politics of Territorial Identity. Studies in European Regionalism. L., 1982; Torsvik P. (ed.). Mobilization, Center-Periphery Structure and Nation-Building: A Volume in Commemoration of Stein Rokkan. Bergen, 1981; Urwin D. (ed.). Economy, Territory, Identity: The Politics of European Peripheries. Beverly Hills, 1983.

[5] Создание колониальных империй сопряжено с появлением высоких нагрузок, которые, однако, не вполне поддаются контролю или могут быть сняты путем "аварийного сбрасывания" колониальных ореолов. Куда опаснее внутренняя империализация (например, в наполеоновской Франции, бисмарковской Германии и постгарибальдийской Италии). В последних двух случаях в жертву имперским притязаниям были принесены некоторые вполне сложившиеся и достаточно эффективные суверенные государства.

[6] В данном случае речь идет об утяжеленных так называемых социальных государствах, а фактически о гипергосударственных структурах, перехватывающих многие полномочия и функции институтов гражданского общества.

[7] Тоталитарные системы доводят синдромы имперского и социального контроля до предела, за которым исчезает различие между государством и гражданским обществом, а с ним — и государство с его суверенитетом. Их сменяют тотальное господство внутри и неконтролируемая агрессивность вовне.

[8] "Европа регионов" — ярчайшее тому подтверждение.

[9] См., например, последний, шестой, тезис "глобализационного предположения" М. Уотерса, подчеркивающего в своей книге "Глобализация" "янусово смешение риска и доверия", когда в условиях глобализации "людям приходится распространять свое доверие на неизвестных им людей, на обезличенные силы и нормы ("рынок", "права человека") и на структуры символического обмена, которые оказываются вне контроля отдельных индивидов или групп индивидов".

[10] Тезис об антиреволюционности посткоммунистических революций выдвинут Ричардом Саквой (Саква Р. Конец эпохи революций: антиреволюционные революции 1989-1991 годов // "Полис", 1998. № 5). Возможность подобной постановки вопроса заключается в том, что словами революция (revolution, revolution etc.,) обозначаются два разных понятия и класса явлений. Первое, или революция-1, представляет собой качественное упрощение — спонтанный распад, а затем столь же спонтанную реставрацию в более простом и нередко вульгарном виде. Второе понятие, или революция-2, концептуализует качественное усложнение — эволюционную трансформацию. Так, первое понятие вполне приложимо к Великому Мятежу (The Great Revolt), или буржуазной революции середины XVII столетия в Англии, а второе — к Славной Революции (The Glorious Revolution) 1688 г.

[11] В данном случае под "революциями" понимается революция-2.

[12] Стабильность и "неподвижность" Оси Коловращения относительны. В строгом смысле лишь идеальный центр "оси" в самой середине "колеса" неподвижен. На деле же даже середина колеса, а тем более отходящие от оси "спицы" так или иначе движением охвачены, тем более что речь идет не об идеальных геометрических фигурах, а об осваивающих пространство людях. Порывы перемен проникают в сравнительно резистентную против них область Оси Коловращения.

[13] При обсуждении предназначения России могут быть эффективно использованы многие версии русской идеи, в частности, будто Россия должна преподать урок всему миру (Чаадаев) или что она как Третий Рим противостоит мировой порче (Филофей).

 

Источник: сборник "Мегатренды мирового развития" под редакцией М.В. Ильина, В.Л. Иноземцева, М.: ЗАО Издательство "Экономика", 2001. — 295 с.

Актуальная репликаО Русском АрхипелагеПоискКарта сайтаПроектыИзданияАвторыГлоссарийСобытия сайта
Developed by Yar Kravtsov Copyright © 2020 Русский архипелаг. Все права защищены.