Версия для печати

Родина слышит? Как русские люди превращаются в украинских патриотов

Произошли ли сдвиги в самоидентификации этнических русских, живущих в Крыму, за без малого 10 лет с момента распада СССР?

В августе 91-го

Тогда наблюдалось практически полное самоотождествление жителей полуострова либо с одной из противоборствующих группировок столицы России, либо с другой. «Молчаливое большинство» (лица, не имеющие доступа к СМИ) поддержало ГКЧП. Утром 19-го августа, когда по радио прозвучали позывные «Родина слышит, Родина знает...», пассажиры симферопольских автобусов и троллейбусов поздравляли друг друга с концом, как им представлялось, смутного времени: «Слава Богу, «Горбатого» скинули!» — «Эх, жаль, не расстреляли, как Чаушеску!» — «Погоди, расстреляют еще...».

Политически активное меньшинство поддержало группировку Б.Ельцина, оппонировавшую «хунте». Заметим, что речь идет именно о пророссийских деятелях. «Украинская идея» имела на полуострове мало сторонников. Они выставили немногочисленные пикеты под желто-голубыми флагами лишь несколькими днями позже, когда стало окончательно ясно, в чью сторону склонилась чаша весов. Крымские татары с присущей им осторожностью заняли выжидательную позицию. Похоже, что о «заварушке» они знали еще загодя, о чем свидетельствует следующий факт. На воскресенье, 18 августа, ими был запланирован митинг на симферопольской площади Ленина в знак протеста против «погрома» самостроя на землях совхоза «Пригородный». Однако приехавшие к 13 часам колонной автомашин и автобусов с включенными сиренами (почему-то со стороны Севастополя, а не из расположения «Беркута» на улице Куйбышева) омоновцы вместо возбужденной толпы застали перед Совмином пустынное пространство...

Что же до адептов «русского Крыма», как раз они активнее всех выступили тогда в защиту Ельцина и К°. Парадоксально, что они же именно первому президенту России впоследствии вменят «предательство крымчан». Как известно, предают только друзья. А разве Борис Николаевич был когда-либо другом полуострова?..

Юрий Мешков, в те дни депутат ВС автономии, требовал отряд автоматчиков, дабы вызволить «плененного» М.Горбачева из рук «заговорщиков» (странно, что только автоматчиков: незадолго до этого юрист предлагал ликвидировать крымскотатарские самозахваты с использованием танков!).

Севастополец Авангард Круглов и его сторонники, среди которых был и питерский литератор Геннадий Черкашин (в 1996-м скончавшийся и похороненный на кладбище Коммунаров города-героя аккурат около могилы бунтовщика П.Шмидта), атаковали флотскую газету «Флаг Родины». Они воспользовались тем, что издание в силу своего официального статуса вынуждено было публиковать всякого рода заявления администрации, в том числе связанные с «путчем», и на этом основании требовали передать орган ВМФ местной гражданской власти.

Впрочем, решительнее всех поступил председатель Русского общества Крыма Анатолий Лось. Он с горсткой сподвижников, в числе которых были симферополец Михаил Канафьев и жительница Алушты Виктория Июльская, вышел 19 августа на площадь Ленина столицы автономии с антикоммунистическими и проельцинскими лозунгами. Манифестанты удостоились чести быть на короткое время приглашенными в милицейский автобус ПАЗ. Там с ними провели разъяснительную работу и вскоре отпустили. В чем конкретно заключалось «профилактическое собеседование», мы достоверно не знаем. Впоследствии Канафьев сообщил, что в «пазике» омоновцы угрожали ему «выдавить глаз через нос» (не совсем понятно, насколько такая манипуляция возможна в свете имеющихся на сегодня представлений об анатомии и физиологии человеческого организма...). По другой версии, эта фраза адресовалась непосредственно Лосю. Как бы там ни было, глаза у обоих до сих пор на прежнем месте... После освобождения «лосевцы» развесили по городу ксерокопии заявления Верховного Совета России, призывавшего граждан выполнять решения «законных органов власти» (то есть, в первую очередь, свои) и игнорировать постановления «антиконституционных» (ГКЧП). О том, какое отношение имеют нормативные акты парламента одной республики (РСФСР, пусть тогда еще и в составе Союза) к гражданам другой (Украины), русские «национал-демократы» полуострова не объясняли...

Наконец, на «победном» митинге, начавшемся 24 августа 1991 г. в 16:00 все на той же многострадальной площади, преобладали бело-сине-красные стяги. Сторонники «российской идеи» (тот же Лось, Вадим Мордашов и др.) в большинстве своем почему-то ликовали. Только немногие понимающие стояли в стороне с хмурыми лицами — евпаториец, бывший подводник, капитан 3 ранга Александр Миротворский и его земляк, офицер военно-космических сил Алексей Рутковский. Их молчаливый протест, увы, оказался гласом вопиющих...

Итак, события августа-91 и непосредственно следовавшего за ним периода на первый взгляд поражают своей парадоксальностью. Активнее всего в Крыму в них участвовали «прорусские» круги, объективно более других пострадавшие после разгрома «путча».

На первом этапе «послеавгустовской» эпохи выиграли никак не они.

Крымским татарам после крушения СССР стало легче бороться за свои интересы с молодой и потому слабой украинской государственностью, чем с имевшей 70-летний опыт советской репрессивной машиной.

У «проукраинских» кругов руки также оказались развязанными: московский «Большой брат» отошел на какое-то время в сторону.

Именем народа

Не столь серьезно, как ожидалось, пострадали и коммунисты. Непосредственно в дни ГКЧП они организованно отошли на заранее подготовленные позиции, «сохранив лицо». Леонид Грач, подобно капитану тонущего корабля, последним оставил «Титаник» белокаменного здания рескома КПУ на ул.Карла Маркса, 18. У дверей его караулил Лось, подъехавший на потрепанном синем спортивном автомобиле марки «Матадор», произведенном в славные 60-е годы в США. «Именем народа я арестовываю помещение республиканского комитета Коммунистической партии!», — театрально воскликнул глава Русского общества. Пожав плечами, Леонид Иванович отдал ключи и ушел, «антикоммунист №1» торжествовал... впрочем, недолго. На следующее утро он вернулся к симферопольскому «Секстагону» и обнаружил, что в его двери врезан новый замок...

Затем одна часть комфункционеров пожертвовала партбилетами и умело «капитализировала» номенклатурные связи, действуя по принципу «если процесс (в данном случае — обуржуазивания, который, как известно, «пошел») нельзя остановить, его нужно возглавить». Другая (возглавляемая упомянутым Л.Грачом), напротив, не менее грамотно разыграла карту «верности идеалам» и на волне растущего возмущения ухудшающимся уровнем жизни 7 лет спустя частично вернула утраченные позиции (полному реваншу помешал противовес в виде куницынского Совмина).

«В пролете» однозначно оказались русские националисты-антикоммунисты: когда в мае 1998-го Грач триумфально возвращался в свой кабинет на 6-м этаже, дела ему сдавал отнюдь не Лось!

Тем не менее, объяснить кажущуюся алогичность поведения «пророссийских» сил полуострова в «августовский» и «послеавгустовский» периоды не так уж сложно.

Тихой сапой

До 1991 года Крым являлся частью Украинской ССР, однако членство самой Украины в Советском Союзе позволяло амортизировать возможный социокультурный конфликт русскоязычного Симферополя с Киевом. Попытки языковой «украинизации» региона предпринимались и при СССР. Самая серьезная имела место в период пребывания у власти Петра Ефимовича Шелеста: неожиданное появление в столице полуострова надписей «ЇДАЛЬНЯ», «ПЕРУКАРНЯ», «ПЕРЕХIД» и т.п. Однако она захлебнулась, а в 1972-м ее инициатор был смещен с поста 1-го секретаря ЦК КПУ, обвиненный в недостаточном противодействии «буржуазному национализму». Сменивший Шелеста Владимир Васильевич Щербицкий, административно все сильнее привязывавший область к Украине, воздерживался от шагов, которые могли бы интерпретироваться как культурная «дерусификация». Объективно углублявшийся геополитический разрыв между Москвой и Киевом маскировался отсутствием языкового барьера и потому был заметен лишь немногим проницательным наблюдателям. Поэтому, когда осенью 1991-го жена будущего президента Республики Крым Людмила Михайловна Мешкова сказала: «Я никогда и не думала, что мы живем не в России», — она была права, если под «Россией» понимать историческую Империю — Советский Союз. Как только его разрушили (если не при помощи, то, по крайней мере, с молчаливого одобрения «мешковцев»), черты «не-России» проступили с пугающей быстротой...

Тогда, в августе 1991 года, идеологическая полемика между «коммунистами» и «антикоммунистами» в Москве скрывала борьбу за власть, и одержать в ней верх вторые могли, только разрушив союзный «Центр». Для полуострова «победа демократии» означала его неизбежную «украинизацию» (а в перспективе, возможно, и «татаризацию»). Местные оппоненты КПСС—КПУ этого не понимали и надеялись получить «свободу в чистом виде», так сказать, «котлеты без мух».

Трагикомичен эпизод, когда осенью 1991 года А.Лось послал Б.Ельцину телеграмму: «Боря, мы поддерживали тебя. Поддержи и ты нас!» Не говоря уже о явной «несоразмерности весовых категорий» адресанта и адресата послания, хочется задать вопрос: а разве тогда, в августе, президент России просил о помощи лидера Русского общества Крыма? Между пикетом с «выдавливанием глаза через нос» и победой «защитников “Белого дома”» никакой причинно-следственной связи не было — и быть не могло!

Агония

После этого началась агония. На полуострове, как за соломинку, хватались за несогласованные (что оказалось неизбежным в послеавгустовском хаосе) выступления отдельных представителей кремлевской администрации, например, за высказывание тогдашнего пресс-секретаря президента Павла Вощанова о пересмотре границ (немедля дезавуированное). В Симферополь приглашали политиков второго-третьего эшелонов московского бомонда, в частности, народных депутатов РФ Виктора Аксючица, Михаила Астафьева, Николая Травкина. Из них на встречах чуть ли не клещами пытались вытянуть заявления о том, что «Крым российский». Гости произносили общие слова о том, что крымчанам следует громче заявлять о своих правах, и тогда, может быть, их услышат. В качестве образцов для подражания назывались Приднестровская республика (официально не признанная и по сей день) и сербские анклавы Хорватии (несколько лет спустя насильственно ликвидированные режимом Туджмана).

Помимо русских нардепов «демопатриотического» лагеря, соломинками, за которые хватался тонущий «российский Крым», были Черноморский флот и — в меньшей степени — 32-й армейский корпус...

Флот и корпус

И здесь сказалась асимметрия восприятия. Для крымчан русские армия и флот (нерусские появлялись тут лишь в периоды оккупации 1853-55, 1918 и 1941-44 гг.) представлялись неотъемлемым атрибутом. Антенны военных радиолокаторов на холмах, истребители в небе, силуэты боевых кораблей на рейдах, колонны бронетехники на дорогах стали такой же неотъемлемой чертой местного пейзажа, как, к примеру, белокаменные корпуса домов отдыха, виноградники, паруса яхт... В сознании сложилось ложное умозаключение: раз Крым немыслим без Вооруженных сил России, то и Вооруженные силы России немыслимы без Крыма! Но для самих военнослужащих регион служил лишь одной из постоянно меняющихся декораций на сцене их должностного роста. Полуостров интересовал офицеров в основном как место, где можно осесть, выйдя в запас или отставку. Когда они поняли, что жить на покое можно и в украинском Крыму (оформив предварительно российскую пенсию), то смирились с новым статусом региона. Прими они участие в борьбе за его судьбу, кто знает, победили бы или нет, а вот денежного довольствия, положенного отставникам, вполне могли бы лишиться!

Два штурма

История иной раз с тщательностью ученого ставит эксперименты, моделируя один и тот же процесс в разных местах и обстоятельствах.

4 октября 1993 года подчиненные Борису Ельцину силы штурмовали «Белый дом» на Краснопресненской набережной в Москве, а почти ровно за год до этого — 6 октября 1992 года, в 1З:09 — политические активисты из числа крымских татар атаковали здание парламента Крыма.

Разумеется, степень радикализма «двух штурмов» была различной. Как бы ни относиться к Б.Ельцину, в столице России столкнулись две противоборствующие ветви законной власти: исполнительной и представительной. Кроме того, и нападали на парламентский комплекс, и обороняли его в основном люди одной этно-конфессиональной принадлежности — славяне («чужаком» был представитель как раз «пострадавшей» стороны — спикер Руслан Имранович Хасбулатов).

В Симферополе «заварушку» начала организация незарегистрированная («меджлис крымскотатарского народа») и, следовательно, нелегитимная. Тот факт, что, по понятным причинам, погромщики и получившие ранения при защите симферопольского «Белого дома» сотрудники милиции принадлежали к разным этническим группам, придало случившемуся дополнительный психотравмирующий характер «войны этносов».

Тем не менее, если в Симферополе искренне сопереживали жертвам московского октября-93, то Москва едва ли заметила симферопольский октябрь-92.

Сочувствие крымчан участникам столичной драмы было не только неподдельным, но и совершенно бескорыстным. Напротив, годом ранее Симферополь не услышал из уст московской общественности ни слова сочувствия. Что же до официальных российских СМИ, так те просто перевернули все с ног на голову. В программе теленовостей РТР их тогдашний ведущий Юрий Ростов сказал буквально следующее: «Крымские татары предприняли попытку(?) захватить здание Верховного Совета Крыма в ответ на нападение милиции на их палаточный лагерь в поселке Красный Рай близ Алушты».

К слову, именно в «черный вторник» создались предпосылки для возможной консолидации русских националистов с украинскими перед лицом общей угрозы. Еще не разъехались машины скорой помощи, а к автору этих строк подошел активист ОУН некто Л., назвал происшедшее «уголовщиной» и «бандитизмом» и заверил: «Будь власть у нас, мы бы открыли по ним (татарам. — Д.С.) огонь на поражение или, в крайнем случае, заблокировали бы бронетехникой и бросили внутрь гранаты со слезоточивым газом...» Между прочим, на уровне рядовых активистов из числа молодежи диалог между российскими и украинскими патриотами тогда, в начале 90-х, шел совершенно нормально. «Пробаркашовски» ориентированные ребята и девчата из Симферополя посещали Львов и там знакомились с опытом работы УНА—УНСО (не скрывая восхищения уровнем их организации). Другое дело, что «старшие» с «нашей» стороны (с «их» — не знаю) не поощряли такого рода контакты. Всех проукраински настроенных они именовали «руховцами», по безграмотности не понимая, что между «Рухом» и УНА—УНСО на Украине такая же пропасть, как между «Мемориалом» и «Памятью» в России...

Вообще говоря, главной бедой «русских» организаций Крыма послеавгустовского периода стала проблема «отцов и детей», разница в ценностных ориентациях поколений.

Потерянное поколение

Ядро структур, группировавшихся вокруг «Республиканского движения Крыма» и связанного с ним блока «Народная оппозиция», составляли люди из поколений «шестидесятников» и «семидесятников». Их молодость прошла в комфортные и сравнительно безопасные годы «застоя». От августа-91 они ожидали утверждения политических свобод в полном и окончательном виде, при условии сохранения не только социальных гарантий, но и — главное — утверждения российского статуса Крыма. Эти люди были искренними либералами и поддерживали власть либералов в России, одновременно требуя от них силового передела постсоветских границ, не понимая, что такая перекройка может быть проведена только нелиберальной администрацией. В этом и заключается трагедия поколения «старших».

Между тем, к рассматриваемому периоду подросла новая генерация русских жителей почти-острова, которая мыслила в совершенно иных ценностных координатах. Речь идет о молодых людях и, в меньшей степени, девушках из числа мелких частных предпринимателей, студентов вузов, низовых работников органов правопорядка и т.п.

«Новые патриоты» хотели сильной и компетентной политической власти, которая бы установила честные и стабильные «правила игры». В соответствии с такими правилами, умные и энергичные крымчане могли бы сделать карьеру, самореализуясь на избранном поприще. С известной долей условности, эту молодежь можно было бы соотнести с американскими «яппи» (young professionals — молодые профессионалы). Отличие в том, что заокеанские юные карьеристы растут при уже сформировавшейся политической системе, поэтому они конформисты, а не бунтари. У нас «систему» только предстояло создавать из либерального хаоса. В результате политический консерватизм молодежи парадоксальным образом принимал форму оппозиционности — «Я не верю в анархию, я верю в новый порядок!».

«Консервативные бунтари» отрицательно относились к украинской «самостийности» не потому, что та «нарушала права русских», как полагали «старшие» (ценность «прав человека» занимала в сознании молодежи далеко не первое место!), а потому, что не видели у новорожденного государства ни геополитических перспектив, ни достаточного для подавления «анархии» и установления «нового порядка» административного ресурса.

Возможности тогдашней России молодой частью населения полуострова, напротив, преувеличивались. Падение режима Ельцина рассматривалось как вопрос месяцев, если не недель (по аналогии с Временным правительством 1917 года). Альтернативой ему представлялись деятели резко выраженной право-консервативной и националистической окраски, т.е. Владимир Жириновский. Определенную роль в дезориентации общественного мнения сыграли российские либеральные СМИ, в конъюнктурных целях преувеличивавшие угрозу «фашистского переворота». Для молодых читателей и слушателей в Крыму такой «переворот» с последующим «аншлюсом» малороссийских земель казался привлекательным не тем, что он «защитил бы права русских» (чего жаждали «лосевцы» и «тереховцы»), а тем, что «новая империя» смогла бы предоставить такие возможности для самореализации «яппи», каких не обеспечивал ни бывший СССР с его «несменяемой» номенклатурой, ни, тем более, независимая Украина.

Вот почему между поколениями вырос барьер непонимания. «Ветераны», оставаясь в старом ценностном поле либеральной российской интеллигенции, всерьез готовы были жертвовать свободой и чуть ли не жизнью (возглас одной из активисток: «Нас будут отстреливать!»). Их «младшие товарищи скорее склонны были «отстреливать» инициаторов курса «реформ» сами.

Как бы там ни было, но поколение, стремившееся к политической карьере в начале 90-х, оказалось «потерянным». Одни его представители занялись потом бизнесом — когда удачным, чаще не очень, — иные подались в науку или откровенно криминальные структуры, а другие, наоборот, связались с органами, защищающими «закон и порядок»...

Крымское подполье

Если борцы за российский статус почти-острова не нашли общего языка с «яппи», то что уж говорить о «хиппи»... При всей своей демонстративной асоциальности и эта группа может быть использована в политической борьбе. Вспомним, как в 60-е годы в США лозунг «детей-цветов» «make love, not war!» эксплуатировался оппонентами войны во Вьетнаме.

Мир «крымского подполья» намного старше «русского Крыма». «Андеграунд» зародился задолго до ГКЧП, в те годы, когда аббревиатура «РДК» означала «районный дом культуры» — и ничего более. «Контркультура» полуострова всегда развивалась в тесной связи с «большой землей». Вот лишь несколько взятых наугад фактов.

Именно здесь, на пляже между Судаком и Алуштой, Виктору Цою, развлекавшемуся киданием камней в спины загоравших девушек, пришло в голову образовать группу «Гарин и гиперболоиды» (впоследствии «Кино»).

Именно в симферопольской «дурке» на улице Розы Люксембург, 27, проходил курс лечения деятель отечественной рок-культуры, известный, как «Коля (иначе — Ник) Рок-н-ролл». Охранники регулярно избивали его коричневыми резиновыми палками.

Симферопольский Дворец культуры строителей (ул.Киевская, 115) помнит легендарную Янку (в миру Яна Станиславовна Дягилева, 1966-94). Харизматичная рыжеволосая певица триумфально выступала здесь в 1989 году, за пять лет до своей загадочной гибели в холодных водах сибирской реки...

Среди мальчиков и девочек «с Янкой в ушах и планом в зубах» сложилась своя система самоидентификации. «Крымское подполье» жестко противопоставляло себя тем, кого здесь именуют «москалями».

Что такое «москали» и как их «умывают»

Оговоримся сразу: для «андеграунда» «москаль» — не генерал милиции, одно время возглавлявший местный главк МВД, и уж тем более не ругательство, которое, по мнению членов Русской общины Крыма, используется украинскими националистами по адресу этнических русских.

«Москаль» — это материально обеспеченный турист из столицы России либо из другого зажиточного места, поведением напоминающий москвича, который неэтично ведет себя по отношению к местному (этнически русскому, к слову!) населению: демонстративно швыряется деньгами и проявляет полное незнание здешних природных условий. «Москаль», к примеру, может пойти в кедах через карровое поле и травмировать себе ноги или сесть в шортах на куст держидерева и травмировать... иную часть тела. Отличительная черта «москаля» — наличие дорогостоящего и нередко ненужного ему туристического снаряжения, часто в избыточных количествах (например, два спальника на одного человека). «Умыть москаля» означает «избавить его от лишней амуниции». Такого рода кража считается не грехом, а, напротив, делом чести в среде островной молодежи (еще раз подчеркнем — этнически русской, а не украиноязычной и уж тем более не татарской!).

Иной раз «москали» совершают на крымской земле не просто неэтичные, но безобразные, а то и прямо преступные деяния. Яркий пример тому — драма, случившаяся в августе (ох, уж этот злополучный месяц!) 1996 года.

Кошмар на улице Кочмарского

Вечером на окраине Феодосии приезжий из Российской Федерации («москаль»!) совершил наезд на стоявшую на автобусной остановке местную школьницу Анастасию Кузнецову. Пострадавшая скончалась. Водитель с места происшествия скрылся, но затем был задержан милицией. Против него возбудили уголовное дело, но вскоре оно было закрыто по непонятным (впрочем, почему? — по достаточно понятным...) причинам. Постановление о прекращении уголовного преследования следователь зачитывал обвиняемому в присутствии его адвоката в здании Феодосийского городского отдела ГАИ, находящегося по адресу: улица Кочмарского (местные жители почему-то обычно произносит это слово через «ш»), дом №17. В комнате для допросов неожиданно появился отец пострадавшей, безработный, в прошлом инженер предприятия ВПК «Море». Состоялся следующий диалог: «Ты убил мою дочь?» — «Прости, отец...» — «Давай, брат, обнимемся... напоследок!..» И они обнялись. В руке у Кузнецова-старшего блеснула граната Ф-1 (в просторечии «лимонка») с выдернутой чекой. Прогремел взрыв. И отец несчастной девушки, и водитель погибли мгновенно. Следователь и адвокат отделались незначительными телесными повреждениями...

Интересно, что в кулуарах одного из международных научных симпозиумов, проходившего недавно в Симферополе, приехавшие из Москвы профессора активно обсуждали следующую проблему. В российской столице ежемесячно добровольно уходят из жизни по несколько сот безработных, пенсионеров и иных социально не защищенных людей. Почему бы, прозвучало предложение, каждому из них, уходя в мир иной, не захватить с собой хотя бы по одному негодяю? Успокойтесь, господа москвичи, в Крыму этот «процесс пошел» еще пять лет назад!

Разумеется, не всегда самоидентификация этнических русских, живущих в Крыму, принимает такие кроваво-драматические формы, как в «деле Кузнецовых». Иной раз речь идет всего лишь об ином восприятии культурных ценностей.

Фактор украинского самосознания

Спустя еще два года, в августе 1998-го, молодая учительница истории одной из симферопольских школ — между прочим, этнически русская, уроженка Астрахани, ранее резко пророссийски настроенная — поехала на недельку-другую в Коктебель. Оттуда она вернулась, что называется, «с изменившимся лицом». Девушка заявила (комично передразнивая московский акцент):

— Я превращаюсь в украинскую патриотку... Москвичи — ужасные люди! Они настолько высокомерны. Говорят: «“Титаник” — та-акой ра-азвратный фильм! Та-акой ама-аральный. А-ани только пызна-акомились, а уже трахаются в автыма-ашине!» Тьфу, слышать такое не могу!

(Эпизод имел место как раз в дни триумфального шествия камероновского блокбастера по крымским киноэкранам.)

Избирательные злодеяния горцев

Что же касается «кошмара на Кочмарского», то он породил у многих жителей почти-острова следующие мысли. Можно ли верить рассуждениям «либерал-патриотов» (Говорухина и ему подобных) о «ста тысячах русских женщин», якобы «изнасилованных» (и чуть ли не убитых) чеченцами во время известных событий в мятежной республике? «Москаль» в Феодосии стал причиной всего лишь дорожного происшествия «по неосторожности», пусть со смертельным исходом и позорным бегством виновника, однако был жестоко наказан. А что стало бы с ним, решись он на умышленное злодеяние?! Скорее всего, его просто растерзали бы! Но ведь у мифических «ста тысяч» наверняка имелись отцы, братья, мужья, любовники, наконец. Вряд ли приобрести в охваченной хаосом Чечне гранату Ф-1 намного сложнее, чем в относительно спокойной Феодосии. Или оружие и боеприпасы там продают только по предъявлении справки из ближайшего ваххабитского медресе?

Приходится делать один из трех возможных выводов. Либо «сто тысяч» — выдумка чистой воды. Либо те, кто «ползут на берег, точат свой кинжал», в качестве жертв выбирали исключительно одиноких уроженок детских домов (неужели их так много?). Либо, что ужаснее всего, русские мужчины с берегов Терека и Сунжи не могут защитить не только себя, но даже своих женщин! Но тогда стоят ли этнические россияне из Чеченской республики нашего сочувствия? Мы ведь симпатизируем лишь тем народам, которые способны постоять за себя, в том числе и в радикальных формах (например, сербы, курды...). Какие претензии могут быть к самим чеченцам? Ну, дикари они. А русские-то что — не знают, как с автоматом Калашникова обращаться? Все ведь уроки допризывной подготовки в школах проходили! Когда англосаксонские поселенцы в Северной Америке в XVIII-XIX веках подвергались нападениям индейцев, они же не слали жалобные телеграммы британскому королю, не устраивали слушаний в Палате общин (со слезливой демонстрацией скальпов, снятых краснокожими с голов бледнолицых)...

Новое поколение выбирает...

Базовые ценности молодежи конца 90-х — те же, что у их сверстников начала десятилетия: стабильность, «колбаса и порядок», сильная государственная власть, тяга к самореализации и материальной обеспеченности...

Отличие — в двух моментах. Старшие братья «обожглись на молоке», и младшие братья и сестры теперь «дуют на воду». Налицо настороженное отношение к политике как таковой. Молодые русские скорее склонны сразу сосредоточить усилия на занятиях бизнесом, наукой, работе в правоохранительных органах, а не делать этого после политического фиаско. Они, если и вмешиваются в общественно-политическую борьбу, то в форме выполнения конкретных разовых поручений, как правило, во время избирательных кампаний, на условиях немедленной оплаты. Представители молодежи были бы согласны с тем, чтобы к моменту их вступления в самостоятельную жизнь стабильная власть была уже построена «старшими». При этом конкретное местонахождение такой власти — Москва или Киев — стало не важно. Это второе изменение, которое произошло за девять «послеавгустовских» лет. От студентов факультета управления, юристов, экономистов все чаще можно услышать: «Не важно, чьим — украинским или российским — будет Крым, лишь бы в нем был наведен порядок!»

За Перекопом для них земля есть!

Изменения в сознании русских, проживающих в Крыму, привели не только к трансформации «менталитета» (уж извините за каламбур), но и к переменам в социальной динамике. Раньше случаи поступления симферопольцев в киевские вузы в качестве студентов и аспирантов носили единичный характер. Теперь они участились. Наблюдаются даже попытки преодоления языкового барьера, отделяющего крымчан не от коренных киевлян, которые также русскоязычны, а от приезжих в столицу: (а) из украиноговорящих пригородов (Белая Церковь, Бровары, Борисполь и т.д.); (б) из западных регионов страны (Ивано-Франковская, Львовская, Тернопольская области).

Львовское гетто

Между тем, «крымская диаспора» в Киеве, в силу сказанного выше, находится лишь в стадии формирования. Она вынуждена взаимодействовать с уже сложившимися, в первую очередь западноукраинской. Последняя известна в столице под неофициальным названием «львовское гетто». Речь идет о девушках и молодых людях из Галиции. В этом регионе сложилась тяжелая социально-экономическая ситуация, характеризуемая словами: «Да, в Тернополе цены низкие, но и работы нет — за оклад в 70 гривен горло перережут!»

Чтобы не «перерезать» и не быть «перерезанными», молодые галичане подаются в «матерь городов русских», правдами и неправдами устраиваются в аспирантуры, редакции СМИ, издательства. «Львовское гетто» — прибежище гуманитарной интеллигенции. Оно на 100% украиноязычно. Дело даже не в нежелании говорить по-русски, а в невозможности: на «диком Западе» в программе школьного обучения практически отсутствует такой предмет, как «русский язык и литература». Именно влиянием «галицийской диаспоры» и объясняется накат на русский язык, наблюдающийся в последнее время. Вытеснением русской речи из СМИ и книгоиздательского дела галичане пытаются ослабить позиции своих конкурентов из южных и восточных регионов (и самого Киева!).

«Оце ж наши хохли!»

Симферопольцы (и крымчане вообще), между прочим, воспринимаются во «львовском гетто» как «свои», только недостаточно воспитанные в национальном отношении, которых следует поддерживать и почаще поправлять.

Забавен такой случай. На одних «посиделках» в Киеве, где тон задавали львовяне, приехавшая из Симферополя девушка (с такой типично русской фамилией, что типичнее некуда) сообщила, что она крымчанка. С радостным возгласом «Оце ж наши хохли!» ее усадили на почетное место за столом.

К слову, перед этим та же компания давала отпор «москалям» (во львовском значении этого слова) за «неуважительное» отношение к «борьбе чеченского народа». Вообще позиция «львовского гетто» по отношению к национальным проблемам в других странах плохо поддается логическому объяснению. Чеченцев, как мы уже заметили, поддерживают, а сербов почему-то нет (что странно: как известно, «юго-славянский Пьемонт» — Сербия — в судьбах бывшей Югославии играла точно такую же роль, как «украинский Пьемонт» — Галиция — в судьбах пока еще не «бывшей» Украины!). Зато к курдам отношение столь же благожелательное, как и у московских ура-патриотов...

Человек человеку...

Помимо «львовского гетто» в «матери городов русских» есть и другие. Одно из самых известных — николаевское. Однако выходцы из «города корабелов» заняты в основном в сфере информатики и компьютерных технологий и потому не оказывают заметного влияния на социокультурную ситуацию на Украине. «Симферопольское (или, шире, крымское) гетто» лишь формируется. Однако уже сейчас крымчане в Киеве легко опознают земляков и даже пытаются оказать друг другу посильную помощь, чего никогда не делают «дома».

Героиня описанного эпизода за столом сказала киевским друзьям: «У вас человек человеку волк!» — «Нет, это у вас, в Крыму, человек человеку волк. У нас, в Киеве, человек человеку — пополам...»

На перепутье

Итак, мы видим, что после распада СССР этнические русские, проживающие в Крыму, испытывают определенные трудности с самоидентификацией. Выход из сложившейся ситуации, на наш взгляд, возможен в четырех направлениях.

(1) Реинтеграция Украины и РФ в единое государство. В этом случае восстановилось бы положение, существовавшее до 1991 (и даже до 1985!) года, когда крымчане считали себя прежде всего «советскими» людьми. Этот вариант оказался бы приемлемым для очень многих. Однако при сложившейся на сегодняшний день политической конъюнктуре он не слишком вероятен и отодвигается в будущее...

(2) Объявление этнических россиян, проживающих в Крыму (и других регионах Украины) «зарубежными русскими» (что-то вроде китайских «хуацяо»). Такая мера позволила бы остановить процесс «превращения русских людей в украинских патриотов». Она привела бы к резкому изменению самоидентификации русского населения края, возможно, достигаемому ценой окончательного разрыва с нерусскоговорящей Украиной. Положительной стороной такого сценария стало бы избавление «украинских россиян» от необходимости делать тот или иной выбор самим, отрицательной — неизбежный конфликт, сравнимый разве что с теми, что происходили на территории бывшей СФРЮ в 1991-99 гг. Впрочем, такого рода шаг потребовал бы от правящей элиты Российской Федерации непреклонной политической воли, какой не наблюдалось, не наблюдается и, судя по всему, не будет наблюдаться и впредь. Вот почему этот вариант рассматривается нами как сугубо гипотетический.

(З) Разворачивание официальным Киевом (возможно, при поддержке стран Запада и международных организаций) программы интеграции этнически русских граждан страны в украинское общество (вроде той, что пытаются проводить по отношению к крымским татарам). Это сделало бы процесс «превращения русских людей в украинских патриотов» необратимым. Объективное препятствие на пути реализации такого «суперпроекта» — его высокая стоимость (даже сравнительно небольшая по численности группа крымских татар требует для своей интеграции огромных затрат). Субъективное — возможное недовольство со стороны «львовского гетто», члены которого в случае интеграции этнических русских в украинскую нацию могут испытать опасение, что сузится «экологическая ниша», которую занимают галичане. Поэтому «интегративный проект» в полном объеме, по нашему мнению, маловероятен.

(4) Сохранение существующих тенденций. В этом случае «превращение русских людей в украинских патриотов» продолжалось бы, но в «вялотекущей форме» и до логического завершения вряд ли дошло. Самоидентификация этнически русских крымчан будет носить ситуативный характер. К примеру, в диалоге «симферополец — москвич — львовянин» житель столицы Крыма скорее солидаризируется с жителем Галиции (по схеме «Оце ж наши хохлы!»), разумеется, при условии, что разговор не затронет темы Чечни. Если в группе окажется член «николаевского гетто», симферополец может сблокироваться с ним вследствие как отсутствия языковых барьеров, так и — главное — того, что крымчанин и николаевец занимают разные ниши в сложившемся «разделении труда» и им нет необходимости делить «информационное пространство».

Говоря честно, именно этот, четвертый, вариант и реализуется на наших глазах.

«Минус» такого сценария — определенная маргинальность статуса уроженцев полуострова как на Украине, так и за ее пределами.

Однако сами симферопольцы легко превратят «минус» в «плюс»: именно маргиналу легче адаптироваться к любой этноязыковой и социокультурной среде — от Львова до Владивостока, — нежели человеку, глубоко укорененному в родную почву!

Источник: «ОстровКрым», №18, 2001 г.