Версия для печати

От проекта истории до проекта России

Часть I. Глобальный Город: творение и разрушение

Сегодня я хочу обсудить общую структуру исторического процесса (1) с тем, чтобы лучше понять ситуацию, сложившуюся в мире (2), вычленив в ней то, что является оригинальным и существенным, одновременно отделив наносное и ветхое, закрывающее для нас контрряд, как говорится, "замыливающее глаза". Дальше. Мне хотелось бы более подробно обсудить ту доминирующую, геоэкономическую конфигурацию Нового мира, которая выстраивается сейчас на планете (3), поговорить о гипотетичном российском проекте, о спектре возможных сценариев участия России в новом акте мировой драмы, в предложенной ей обстоятельствами времени системе координат (4).

Вот четыре основных компонента сегодняшней лекции, общее название которой — "От проекта истории — к проекту Россия".

Прежде всего, почему я историю называю проектом. К истории можно относиться по-разному. Наиболее распространено у нас житейское (или идущее от житейского восприятия вещей) отношение к истории, как к не очень-то определенной судьбе, к бесконечному аморфному процессу, который когда-то во Вселенной начался и уходит куда-то в дурную бесконечность.

Однако с какого-то момента люди стали всерьез подозревать, что все во Вселенной имеет свое начало и, возможно, — имеет конец. А если это так, то возможно и исторический процесс имеет некоторую законченную конфигурацию: он может иметь свое начало и, не исключено, — что уже гораздо более интригующе — имеет собственный конец. К тому же подобная точка зрения не столь уж оригинальна — она вполне совпадает, например, с широко распространенными мировоззрениями, находящимися, правда, вне смыслового поля науки.

Можем ли мы с учетом накопленных научных достижений и историософских построений прояснить, "как на фотопленке" вычленить существенные части исторического процесса? Или, иначе говоря, — реконструировать геном истории?

Такие попытки делались неоднократно. Более старшая часть здесь присутствующих, конечно же, соприкоснулась с марксистско-ленинским пятичленным делением истории от первобытно-общинного способа производства к коммунистическому обществу (через рабовладельческую, феодальную и капиталистическую стадии). Правда простота конструкции смущала самого позднего Маркса и вынудила его, хотя и достаточно невнятно, пунктирно, очертить некую шестую конструкцию, названную им азиатский способ производства. Тем не менее, определенный резон во всем этом "историческом проектировании" присутствовал. Это была попытка организовать бесконечную и аморфную историю в целостную систему, придать ей смысл и при этом немного заглянуть в будущее. Были и другие попытки определить содержание фазовых переходов в истории человечества, понять суть и структурные особенности ее "длинных волн". В процессе осмысления социального домостроительства рутинная повседневность получала дополнительное измерение, раскрывая глубинный, потаенный код истории.

Если мы понимаем историю как некоторый процесс самоорганизации человеческого сообщества во времени и пространстве, то, по-видимому, можно вычленить и определенные его этапы, фиксирующие специфичные, оригинальные формы организации. Действительно, если мы возьмем достаточно сложный объект (например, биологический организм) и внимательно рассмотрим процесс его становления, существования, развития (изучим его динамическую конструкцию), то увидим, что процесс этот, сопряженный с фазовыми переходами, тяготеет к определенным устойчивым формам. История как некоторое растущее дерево также имеет свои устойчивые стадии организации — эпохи.

Я вычленяю шесть дней истории, шесть стадий, шесть форм исторического процесса. Какие же "устойчивые состояния" могут быть у столь подвижной, динамичной структуры, как жизнь человечества? Ведь привычный нам образ истории — это летящая в будущее стрела... Но так было далеко не всегда.

Первое состояние человеческого сообщества, о котором у нас есть хоть какие-то свидетельства, это время, когда отсутствовал не только вектор истории, но само время было качественно иной субстанцией, у которой… не было будущего. У людей в том странном и чужом мире было две опоры, связывавшей время и пространство в единый узел: замкнутый круговорот природы (календарь) и небо над головой (зодиак). Они были чуть ли не единственной опорой человека, островами стабильности в заколдованном, полном могучих стихий и неведомых угроз мире. Над людьми властвовала вечная природа, и они пребывали то ли в экстазе экологического рая, то ли в муках стихиального ада — сейчас нам трудно прийти к единой точке зрения. Во всяком случае, в отношениях человека с окружающим миром, превалировали тогда некие симбиозные отношения. Отношения, в которых, кажется, все же природа, стихийные силы доминировали, господствовали над взнузданном ими человеком. Об этом периоде попробуем поговорить подробнее как-нибудь в другой раз. Это то историческое состояние, о котором никаких письменных источников не сохранилось, да и археологических следов не столь уж много, и мы называем его Протоисторией.

Второе состояние общей судьбы человечества уже гораздо определеннее. Это время "отделения суши от моря", появления в среде родовых поселений "новой исторической общности" — городов. Генезис города-государства — это процесс интеграции разрозненных племен и родов, период трансформации их раздробленного существования в некоторую целостность и отделение, таким образом, от природы. Словно разбежавшиеся было комочки ртути, они сливаются в некоторые более-менее единые образования.

Интересна сама технология возникновения городов. Город образовывался как пространство взаимодействия. Взаимодействия в двух, трех, четырех качествах. Прежде всего, это было некое общее сакральное пространство, куда входило общее для отпочковывавшихся родов кладбище. Однако это пространство, этот общий храм, выполняло в той или иной степени также устойчивые бытовые функции, служа местом ежегодного сбора родов, а, соответственно, — становясь местом обмена вещами и информацией, т.е. базаром, ярмаркой, которая еще крепче объединяла различные близлежащие поселения. Постепенно это пространство обустраивалось: в середине обычно кладбище и храм, а вокруг — торговые ряды, а вокруг — жилища "интернационального народа": священников, торговцев, охраны…

Первым городом человечества был, таким образом, некрополь, и, как я подозреваю, первая стена возникла не вокруг города, а внутри него, т.е. вокруг сакральной территории, отделяя ее от территории торговой. Однако достаточно было в свою очередь (во многом по пространственной аналогии, свойственной синхронистичному мышлению той поры) обнести это пространство укреплениями, стеной, чтобы появился собственно город. Город как некоторый феномен, которого раньше в истории не существовало, если хотите, некоторая новая интеллектуальная и социальная технология. Появилось нечто отличное от поселений, и те в свою очередь обрели новую специфику, утратив первородство и склонив шеи стали именоваться деревнями…

Вообще процесс становления пространства истории, домостроительства человечества — это процесс возникновения и реализации определенных социальных технологий. Именно появление принципиально новых интеллектуальных концептов и социальных конструкций, воплощавшихся затем как конкретная, выпуклая реальность разрывало иллюзию устойчивого могущества бытия, превращая его в прошлое.

Следующий этап трансформации социального пространства был следствием интенсивного взаимодействия городов-государств, их противостояния, столкновений, соперничества. Борьбы не только торговой, но и — религиозной, военной... Отнюдь не жадность и быт господствовали тогда над человеком (хотя они, конечно же, присутствовали в дольней жизни), но гораздо более мрачные и решительные силы. Это одновременно было соперничеством и борьбой племенных идолов, борьбой имен и названий, сопровождавшейся стиранием и искажением исторической памяти. Таким образом, первые войны человечества были войною богов…

Но войны, раз начавшись, внесли свой устойчивый излом в историю. Это был шаг человечества от пространства, в котором господствовала сакральность, жречество как каста, — к новому пространству, в котором доминировала воинская власть. Так возникло понятие царской, а в дальнейшем и императорской власти. Формировались и распадались необъятные по прежним меркам пространства, наступило время великих интегрий (в том числе и великих империй)…

Здесь мы уже находимся на гораздо более устойчивой почве исторических свидетельств. Города-государства возникают где-то 6-7 тысяч лет назад, их раскопки ведутся в Турции, в Палестине, в Месопотамии. Эта история известна больше все же как археологическая реальность. А вот государство-империя — это уже известная нам из письменных источников (и школьных учебников) история: Древний Египет, Вавилон как сообщество городов, Ассирия, а также и столь знакомая нам Древняя Греция, особенно в эпоху эллинизма, и, наконец, Древний Рим. То есть Древний мир, как мне представляется, состоит из двух различных сегментов: из мозаичного мира городов-государств и достаточно иного пласта — мира протяженных пространств, объединенных единой культурой или властью. Эти сообщества-интегрии покрывали цивилизационной оболочкой обширный конгломерат территорий и поселений, порождая одновременно принципиально новую форму города — метрополию, перед которой в свою очередь склонили головы правители городов-государств.

Социальная система прошла, таким образом, три стадии: аморфная протоистория, когда система не существует в качестве самостоятельной реальности, т.е. она не отделена четко от окружающей среды; вторая стадия, стадия интеграции Древнего мира городов-государств — когда система начинает коагулироваться и противопоставлять себя окружающей среде; и, наконец, третья стадия — когда возникают устойчивые закрытые системы, опирающиеся в поддержании социального гомеостаза на административную иерархию и централизованные структуры управления. Это и есть "имперский простор". Три шага были сделаны в проекте истории, три шага в процессе самоорганизации человечества. Однако далее происходит системная революция, преломившая надвое мир людей и их историю.

На планете возникло нечто совершенно новое, чего человечество до этого момента не знало: возникла человеческая свобода, а вместе с ней — личность. Дело в том, что в традиционном обществе, которое характерно для предыдущих этапов, человеческой личности как таковой не существует. Человек в основном выступает как некоторая социальная роль: он выполняет действия, которые ему изначально предписаны обществом и отступление от них карается крайне жестко. Даже его смерть связана с определенным расписанным ритуалом. Все разложено по полочкам, ранжировано, учтено в многочисленных реестрах, и нет самого воздуха свободы, нет того пространства, на котором могла бы появиться свободная человеческая личность. Если таковая все же проявляется, то она проявляется в основном как маргинальная аберрация — как некоторый шут, трикстер, который либо отбрасывался обществом как изгой, либо принимался, но лишь как некая весьма специфичная социальная роль, некоторый перец, который интуитивно ощущался как необходимый для существования жизни. (Эта хитрая технология, впрочем, и до наших дней досуществовала.) А как серьезный вызов традиционному, сверхустойчивому обществу, обществу тотального здравого смысла, эта роль резко отвергается, считается преступлением и преступлением серьезным. Неслучайно как раз структуры традиционного "варварского" общества, сохранившиеся до наших дней в тех или иных уголках планеты, в качестве основного, "государственного" преступления рассматривают проступки интеллектуальные — то есть попытки выстроить собственную оригинальную интеллектуальную технологию, которая входит в противоречие с господствующей идеологией традиционного мира. Однако прошу прощения за это затянувшееся, так сказать, "лирическое отступление".

Вернемся к нити шагов истории. На пороге новой эры в мире происходит глобальная революция, а параллельно вызревает и новая концепция времени — возникает осевое время, как осмысление человеческой личностью открывшегося пространства свободы. Это связано с появлением совершенно нового мировоззрения, христианского, которое, собственно, и раскололо человеческую историю — не знаю, пополам или в каком-то другом отношении, раскололо ее на две структурные части: история "до" и история "после". Появляется векторное время, появляется свободная личность, появляется пространство исторического действия и отходит в сторону ритуал, ранжир, неподвижность. Собственно говоря, возникает история в совершенно новом, но столь банальном и "замыленном" для нас смысле.

Человек, наконец, выходит из-под контроля фатума, рока, получает право на действие и начинает созидание истории. Одновременно на него накладывается колоссальная ответственность. Это взаимодействие ответственности и свободы — сложный и хрупкий баланс. Период их сосуществования — достаточно свободного и достаточно спаянного — определяет рамки четвертой исторической конструкции: периода Средневековья как времени индивидуации. Общество в этот бурный период переселения народов, кипящего европейского котла, в котором соединились в дивном смешении осколки старого мира и новые формы социального бытия, организуется в основном идеологическим образом. Роль центров коагуляции, поддержания социальной интегративности (качество прежних городов) универсального пространства спасения — Universum Christianum — в это смутное время "темных веков" истории выполняют монастыри.

Европейский регион, где распространяется данное мировоззрение, получает серьезный импульс, исторический приоритет, который становится очевиден в последующие годы и проявляется, в том числе, в широчайшей экспансии европейского, североатлантического мира, приведшей в конечном итоге к появлению глобальной цивилизации.

Следующий шаг, пятый, — это эпоха, которую в целом можно было бы назвать эпохой Модерна или Нового времени. Собственно, начиная от возникновения христианства, мы говорим об эпохе модерна по отношению к обществу традиционному, античному. Но это была эпоха, так сказать, Большого Модерна (Modernus). Модерн же в более привычном для нас понимании, как Модернити, — по времени это современный европоцентричный мир, каким он складывается, начиная с XV века. А Протомодерн — формируется уже где-то с момента раскола универсального пространства спасения, т.е. со времен крестовых походов, Реконкисты, географических открытий, когда формируется самостоятельное, автономное западноевропейское общество. И если вернуться к контексту, заданному последовательностью процесса самоорганизации человечества, то здесь мы сталкиваемся с формированием и энергичной экспансией открытой системы, опирающейся на политическую систему, ядро которой составляет концепция гражданского общества, и конкурентную экономику свободного рынка. Символ нового строя — город производящий, реализующий модель расширенного воспроизводства, город-фабрика, город-предприятие, город-корпорация, вполне осознавший могущество лозунга "знание — сила". Терминалы этого мира — секулярные национальные государства, населенные не имперским народом и не многочисленными этносами, но свободными гражданами, обладающими устойчивыми политическими и экономическими правами. Они — своего рода портовые анклавы, терминалы на путях строительства унивнрсального общества объединенных наций. Мир это достаточно известен, но он сейчас уже в прошлом. Его пик пришелся на период где-то перед первой мировой войной, после которой на протяжении всего бурного столетия шел активный поиск новой исторической конструкции, поиск нового мирового порядка.

Так возникает Мир Постмодерна, испробовавший на портяжении последнего столетия различные версии нового строя: от версальской системы, увенчанной Лигой Наций, и коммунистического миража перманентной революции до социального прожекта корпоративного государства и мрачной расовой утопии Ordnung`а. От "позолоченного" ялтинско-хельсинкского века человечества, пребывающего под сенью ООН и "холодного мира" биполярной системы, до нового американоцентричного порядка глобального Совета Безопасности "Большой Семерки" и геоэкономического универсума Pax Oeconomicana.

Возникает зыбкая, двоящаяся тень "шестого дня творения". С одной стороны, человек испытал реальность своей свободы, расколдовав мир идолов и стихиалий, оказавшись впервые в истории способным реализовать свои высшие творческие способности, устремления и идеалы. Цивилизация развила свои потенции, способные если не стереть нужду с лица планеты, то, по крайней мере, обеспечить защиту человечеству от темных провалов природных и социальных катастроф. Однако реальное развитие истории потекло, кажется, совсем по другому руслу.

Глобального гражданского общества не получилось и сейчас на планете возникает неведомая цивилизация то ли "золотого миллиарда" Мирового Севера — Новый мир транснациональной иерархии, — то ли миллиардных трущоб Глубокого Юга. Параллельно возникает совершенно иной мир, формируется некая глобальная иллюзия сверхоткрытого общества, в нематериальных пространствах которой начинает исчезать, таять окружающая человека среда. Экспансия человеческого сообщества, экспансия открытой системы "стерла" прежний, окружавший ее мир, став глобальной. Став же глобальной, она испытала фундаментальный кризис, острая форма которого приходится именно на наши дни.

Так что мы с вами живем в достаточно удивительную эпоху. Тут, впрочем, точки зрения разнятся: благодарить за это или сожалеть. Китайцы говорят, как вы знаете, — это сейчас более чем популярная пословица, — что жить в такое интересное время есть форма проклятья, но мы знаем и совершенно противоположный взгляд на ту же удивительную ситуацию, сформулированный Тютчевым…

В мире начинает доминировать транснациональная среда. Привычное социальное пространство распадается, а новые границы не перекраивают глобус, но уходят куда-то вверх и вглубь. Цивилизация пространственно, глобально реализована, единый хозяйственный строй охватил практически всю планету, поняв ограниченность биосферного потенциала и хозяйственной емкости биосферы. Куда же ей проникать дальше? И вот тут возникает слово, которое — я помню 80-е годы, когда шел поиск этого слова, оно существовало в различных вариантах (я, например, пытался ввести в этом семантическом ряду слово "голографический", оперируя понятиями "голографическая реальность", "голографический мир"), но все предлагаемые ярлыки были локальны и несовершенны. Наконец появилось словосочетание "виртуальная реальность". Одновременно, на пороге III тысячелетия возник Глобальный Город-призрак — Всемирная Паутина…

И на этом первая часть моего выступления, фактически, заканчивается. Мы с вами бегло взглянули на историю как на некоторый проект движения человечества по шести ступеням-эпохам. В заключение сделаю все же одну оговорку. Есть у истории еще одно особое состояние, о котором мы сегодня не говорили — ночь истории, покрывающая все дни ее продвижения, обращая историческое время вспять, помещая человеческие существа в опрокинутый мир антиистории — Мир Распада. Тут наш опорный символ города, пройдя стадию мегаполизации и фрагментацию бидонвилей, уходит в таинственный лабиринт андеграунда, на пути назад, к некрополю в безмолвный мир ахронии…

Теперь перейдем к следующей части нашего сегодняшнего дискурса, в которой я постараюсь проанализировать сложившуюся на планете Земля глобальную ситуацию и набросать контур нового мироустройства...

Часть II

Неклесса: Я хочу обсудить структуру исторического процесса, то есть ту глобальную ситуацию, которая сложилась сейчас на планете, чтобы вычленить то, что является существенным и отделить то несущественное, что зачастую просто закрывает для нас контрряд. Дальше. Мне хотелось поговорить о той конкретной новой конфигурации мира, которая образуется сейчас, на пороге XXI века, поговорить о российском проекте, о возможном алгоритме оптимального участия России в мировой конструкции. Вот четыре основные части, и общее название у них — "От проекта истории — к проекту России"

Прежде всего, почему я историю называю проектом. К истории можно относиться по-разному. Наиболее распространено у нас такое житейское отношение (или идущее от житейского восприятия вещей) к истории как к некоторой судьбе, как к некоторому бесконечному аморфному процессу, который как во Вселенной начался, так и уходит куда-то в крутую бесконечность.

По-видимому, как с какого-то момента стали понимать, что все во Вселенной имеет свое начало и, возможно, имеет конец, так постепенно сформировалось понимание, что исторический процесс может быть некоторой конфигурации: он может иметь свое начало и, возможно, — что гораздо более интересно, — имеет собственный конец.

Можем ли мы по-своему, с учетом научных достижений прояснить, как на фотопленке, вычленить существенные части этого исторического процесса. Такие попытки делались неоднократно. Более старшая часть присутствующих, конечно же, соприкоснулась с марксистко-ленинским пяти-членным делением истории от первобытно общинного к коммунистическому обществу. Тем не менее определенный резон в этом построении присутствовал. Это была попытка как-то организовать бесконечно аморфную историю в какие-то участки. Что это за участки?

Если мы понимаем историю как некоторый процесс самоорганизации человеческого сообщества во времени и пространстве, то, по-видимому, можно вычленить какие-то определенные существенные этапы в том смысле, что это какие-то устойчивые формы организации. Если мы возьмем любой сложный биологический, технический объект, мы увидим, что у него есть не просто процесс, а процесс, который все время стремится к определенным устойчивым формам. История как некоторое растущее дерево также имеет устойчивые стадии.

Я вычленяю как минимум шесть дней истории, исторического процесса. Какие это устойчивые состояния? Первое такое состояние, когда собственно векторное время отсутствует, когда над человеком господствует природа, и человек в каком-то экологическом раю. Может быть, и в экологическом аду — сейчас трудно нам прийти к единой точке зрения. Во всяком случае некоторые симбиозные отношения, в которых природа все —таки господствовала над человеком. Это то историческое состояние, о котором никаких письменных источников не сохранилось.

Второе достаточно определенное состояние. Это отделение суши от моря, появление городов. То есть древний мир, как мне представляется, состоит из двух этапов: из собственно древнего мира городов-государств и второй пласт, который хорошо проявился в античности — это период больших протяженных пространств, которые покрывают города-государства. Специфика города-государства — это период интеграции, период слияния какого-то аморфного состояния в некоторую интегративную ценность, как разбежавшиеся комочки ртути в разных местах, они сливаются в некоторое целостное образование.

Интересна сама технология образования городов. Город образовывался как некоторое общее пространство взаимодействия. Взаимодействия в двух или в трех качествах. Прежде всего, это было общее сакральное пространство, куда входит общее кладбище для различных родов. Одновременно это сакральное пространство — как общий храм, который объединял данное пространство, и таким образом некоторая идеологема, которая объединяла различные поселения. Постепенно это пространство обустраивалось: в середине обычно кладбище и храм, а вокруг — торговые ряды, и так появился собственно город. Город как некоторый феномен, которого раньше в истории не существовало, некоторая новая технология. Вообще процесс становления истории, процесс становления человечества — это процесс реализации определенных интеллектуальных технологий в процессе развития человечества. Но именно развитие, возникновение новых интеллектуальных технологий, не просто некоторые новации, а конкретная реальность, которая возникала в одной точке, в нескольких точках и создавало некоторое общее целостное пространство.

Следующим этапом нового целостного пространства было взаимодействие этих городов-государств, военное во многом взаимодействие. И от пространства, в котором господствовала сакральность, жречество как каста — к новому пространству, в котором господствовала воинская власть. И поэтому возникло понятие царской, а в дальнейшем — императорской власти. Возникли целые небольшие пространства. Значит, и здесь мы уже находимся на гораздо более устойчивой почве, потому что первый этап плохо прослеживается. Города-государства возникают где-то 6-7 тысяч лет назад, раскопки ведутся в Турции, в Палестине, в Месопотамии. Эта история известна как археологическая реальность, хотя, конечно, как идеологема плохо известна. А вот государство — это вполне известная нам из школьных учебников история: Древний Египет, Ассирия, Вавилон как сообщество городов, хорошо знакомая нам Древняя Греция, Рим эпохи античности.

Система прошла три стадии: аморфная стадия, когда система не существует в определенном смысле как самостоятельная реальность и не отделена четко от окружающей среды, вторая стадия — когда система противопоставляет себя окружающей среде, стадия интеграции, и наконец третья стадия — когда возникают гомеостазы, то есть устойчивые закрытые системы. Это вот и есть имперский город. Три шага были сделаны в нашем проекте истории, три шага в процессе самоорганизации.

Дальше происходит революция. Поскольку возникло нечто совершенно новое, чего человечество до этого момента не знало: возникла человеческая личность. Дело в том, что в традиционном обществе, которое характерно для предыдущих этапов, человеческой личности как таковой не существует. Человек в основном выступает как некоторая социальная роль: он выполняет действия, которые до его развития ему предписаны. Даже его смерть связана с определенным расписанным ритуалом. Все разложено по полочкам, ранжировано, подвергнуто многочисленным реестрам, и нет возможности проявиться свободной человеческой личности. Если таковая проявляется, то она проявляется в основном как маргинальная — как некоторый шут, которая отбрасывается обществом или, точнее сказать, сохраняется как некоторая социальная роль, некоторое зерно, некоторый перец, который тоже интуитивно ощущается как необходимый для существования жизни. Очень такая хитрая технология, которая до наших дней досуществовала. А все-таки как некоторый серьезный вызов традиционному, устойчивому обществу, обществу здравого смысла, и это достаточно резко отвергается, считается даже преступлением. Неслучайно как раз структуры традиционного общества, дошедшие до наших дней, в качестве основного серьезного государственного преступления рассматривают преступления интеллектуальные, то есть попытки выстроить собственную интеллектуальную технологию, которые приводят к противоречиям с господствующей идеологемой традиционного общества.

Тем не менее происходит глобальная революция. Возникает осевое время. Возникает человеческая личность. Это связано с появлением совершенно нового мировоззрения, христианского мировоззрения, которое, собственно, и раскололо человеческую историю — не знаю, пополам или в каком-то другом отношении, но просто раскололо на две структурные части: история "до" и история "после". Появляется векторное время, появляется свободная личность, появляется пространство исторического действия и отходит в сторону ритуал. Специфика в том, что появляется свободная личность. Человек выходит из-под контроля фатума, рока, характерного для традиционного общества, получает право на действие, но одновременно на него накладывается колоссальная ответственность. Это взаимодействие ответственности и свободы начинает балансировать, и период их сосуществования — достаточно свободного — и определяет 4-ую историческую конструкцию — период средневековья, то есть период индивидуации: возникновение личности, взаимодействие с окружающим миром, крах предыдущего мира, социальный бульон — переселение народов, и общество в этот период, первое тысячелетие человеческой истории, организуется в основном идеологическим образом. В качестве центров коагуляции, а точнее даже поддержания некоторой интегративности выступает в это время единое мировоззрение христианства в историческом корне и монастыри.

Тут начинается история в том смысле, в котором мы ее понимаем, потом что до этого периода история фактически не существует. Существуют некоторые устойчивые состояния, которые, каждый раз возникнув, образовавшись, растекаются по горизонтали и превращаются в некоторую дурную или менее дурную бесконечность. Здесь возникает поступательность.

Европейский регион, где распространяется данное мировоззрение, получает серьезный приоритет, который выражается в дальнейшей экспансии этого региона по определенному пространству, по периферии, и распространение европейской культуры по земному шару и возникновение в конечном итоге глобальной цивилизации..

Следующий шаг — это эпоха, которую в целом можно было бы назвать эпохой Нового времени. Собственно, начиная от возникновения христианства, мы говорим об эпохе модерна по отношению к обществу традиционному, но это эпоха большого модерна. Модерн в привычном для нас понимании — по времени это где-то период от разделения церквей, от крестовых походов, географических открытий, когда складывается достаточно знакомое для нас западно-европейское общество. И если вернуться к подтексту, заданному последовательностью самоорганизации, то здесь мы сталкиваемся с устойчивой формой существования открытой, но устойчивой системой, то есть очень интересный случай гомеостаза доминантно открытой системы. У нас история она как некоторый живой организм: в ней присутствуют ДНК и РНК, которые переплетены между собой.

История — это постоянная динамика некоторой социальной конструкции., некоторого социального панциря, некоторой общности неважно какой формы: семья ли, род, общество, государство, но это некоторая социальная конструкция и динамика собственно человека, который в зависимости от каждой ступеньки, на которой он находится, от каждой стадии, сущностно достаточно различается. И мы до сих пор можем изучать человека традиционного общества в ряде архаизированных культур, но мы знаем специфику, которую приобретает человек с переходом на следующие стадии, и поэтому, когда я говорю "закрытое общество" или "открытая система", то здесь точнее было бы говорить: доминантно открытая или доминантно закрытая.

Присутствует как бы и открытость, и закрытость, но пропорция достаточно важна. Итак, доминантно открытая система в период Нового времени, существование западно-европейской цивилизации, которая начинает одновременно все более и более обоснованно претендовать на звание глобальной цивилизации. Она оформляет свои особые институты. Прежде всего, национальное государство, с другой стороны, капиталистическая экономика, с третьей стороны, индустриальная форма развития хозяйства, система международного и национального права. Вот эти все институты достаточно благополучно просуществовали до ХХ века, а в ХХ веке начинает происходить что-то необычное.

Возникает новый этап, шестой. Возникает день творения, появляется сверхоткрытая система, начинает исчезать окружающая среда. Экспансия данного общества, экспансия открытой системы постепенно съела весь окружающий мир, стала действительно глобальной. И вот в этот момент, когда она стала глобальной, она как бы соприкоснулась со своим собственным движением, испытала фундаментальный кризис, острая форма которого приходится именно на наши дни. Поэтому мы живем в достаточно удивительную эпоху. Тут точки зрения разнятся: благодарить за это или сожалеть. Китайцы говорят, как вы знаете, — сверхпопулярная пословица, — что жить в такое интересное время — это некоторая форма проклятья, а мы знаем совершенно противоположный взгляд на ту же удивительную ситуацию. Здесь начинает формироваться совершенно новая транснациональная среда. Коль скоро окружающее пространство съедено, физические границы обозначили себя вглубь, глобально она реализована, то куда проникать цивилизации дальше? И вот возникает вот это слово, которое — я помню 80-е годы, когда шел поиск этого слова, оно существовало в различных вариантах, но все они были несовершенны. Наконец появилось словосочетание "виртуальная реальность".

И на этом первая часть моего выступления заканчивается, то есть история как некоторый проект движения по шести шагам. Сейчас я перейду к следующей части, в которой постараюсь проанализировать сложившуюся глобальную ситуацию. 

Можно привести еще было бы много фактов, которые подтверждают тот тезис, о том, что инновационный ресурс является специфической особенностью данного геоэкономического пространства. Например, то, что Советский Союз, несмотря на свою закрытость в отношении инновационного ресурса, давал приблизительно треть мирового объема изобретений. Можно привести тот факт, что в России подавалось... в Советском Союзе, России, которая называлась Советским Союзом подавалось около 180-200 тысяч патентных заявок — колоссальная совершенно цифра. Да и просто, когда мы начинаем анализировать специфическость российского менталитета, который сформировался на данной территории, мы действительно увидим вот эту специфическую особенность неформального мышления. И отсюда вырисовываются определенные контуры российского проекта, реализовать которые можно было бы... прежде всего здесь требовалась бы, по-моему, политическая воля. Даже не финансовые ресурсы, поскольку финансовые ресурсы были уже сделаны в предыдущие годы: в образовательную, научную индустрию, но форма функционирования...либо имело место колоссальное извращение этой инновационной составляющей — в сторону ВПК. ВПК поглотил всю инновационную индустрию. Я помню в свое время на меня произвело впечатление, когда я узнал, что из всего объема финансирования науки в Советском Союзе на Академию Наук приходилось 5%. Остальное поглощалось ВПК. С одной стороны, это дало, конечно, поразительный результат, но это искривление. Искривление, которое дало о себе знать, потому что форма инновационной экономики оказалось тождественна формуле ВПК. Как можно было бы реорганизовать [пропуск] составляющие, которые мне тоже представляются перспективными. Это формирование интеллектуальной индустрии на уровне идеи алгоритма — до оформления конкретной технологии. Здесь очень серьезная фундаментальная проблема существует. Дело в том, что для подобной формы деятельности в современном мире существует крайне неблагоприятный правовой режим. Но нормотворчество в этой сфере — это также отдельная сфера деятельности. У нас оплачиваются в основном конкретные технические решения, а не общие или перспективные идеи. 
 
Следующее направление, которое также было перспективным и могло бы усиливать эффект новой российской экономики — это колоссальный парк образованных кадров в стране. В нынешней системе, нынешнем алгоритме социально-экономической реформы эти люди во многом оказываются на обочине, в то время как при прямой форме построения реформаторской деятельности они могли бы оказаться в сердцевине просто в силу своей образованности, возможности оперировать абстрактными понятиями. Форма постиндустриальной экономики, которая формируется в мире, с каждым годом составляет все больший запрос на образованные кадры. Даже фирма, которая, ну не знаю, занимается торговлей обувью, должна иметь людей. Которые в состоянии держать хотя бы информационно-компьютерную сферу в актуальном состоянии .Уже это определяет, что спрос на образованные кадры в принципе имеется. Речь идет о такой массовой переквалификации прочих вещах, которые в общем-то достаточно на государственном уровне решают проблему. 
 
Следующая проблема. Это уже очень интересная проблема, она связана с определенной остановкой научно-технического прогресса в мире. Совершенно неочевидно то, что где-то с 80-х годов научно-технический прогресс в мире, фундаментальный научно-технический прогресс, вдруг остановился. Инновационные усилия сместились в основном в сферу... как бы горизонт приземлился, сместился в сферу бытового потребления и некоторых таких особых форм знания, по-своему запретного знания, связанного с медицинской и прочей проблематикой. Есть под этим фундаментальное основание. Дело в том, что основной корпус творческой энергии человечества с 70-х годов планомерно отвлекается в сторону финансовых технологий. Финансовые технологии, аккумулируя инновационный потенциал, собственно и выстраивают вот эти поколения финансовых игр, о которых я говорил. Но ведь нужно все-таки понимать, что эти финансовые игры, направленные на перераспределение финансовых ресурсов, не дают развития знаний о мире и содержащихся в нем реалий. То есть часто действует следующая схема: научно-технический прогресс развивался до какого-то момента, а с какого-то момента он заменился новой формой научно-технической революции, научно-технического прогресса или информационной революции. Но дело в том, что совершенно неочевидно, что эти процессы не могут протекать параллельно, более того — они как бы были обязаны протекать параллельно по логике Нового времени. Ну вот в мире начинает выстраиваться некоторая новая логика — социокультурная. И в результате возник дефицит, который разными специалистами по-разному оценивается, но в общем где-то можно остановиться на цифре 700 критически важных технологий, в которых на сегодняшний день мир нуждается, но которые не имеется в наличии. Все это вместе взятое плюс еще один очень интересный сегмент, который можно было бы назвать "интеллектуальное ремесленничество". Дело в том, что массовое производство артефактов продукции постиндустриального общества зачастую связано с индивидуальной творческой деятельностью. То есть массовое, скажем, искусство, массовая наука, массовое производство постиндустриального типа... оно совершенно имеет иной смысл, чем массовое искусство или массовое поп — искусство, поп — наука, который имел всего несколько лет раньше, употреблялись термины. Это как бы массовое, но одновременно индивидуальное производство. Вот подключая еще этот колоссальный сегмент, замыкая все это в единый некоторый целый пункт, — это поле, на котором мог бы быть реализован российский проект при его умелой организации, выстраивании организма реализации.

Один пример приведу. Это могут быть небольшие коллективы, 15-20 человек работающих, которые, как некоторые гроздья, формируются вокруг одного промышленного предприятия, обеспечивающего производство уникальных объектов в виде некоторой такой матки, это как бы гроздь, охватывающая данное предприятие, и несмотря на то, что предприятие изготавливает все время разную продукцию, что, кстати, позволяет поддерживать уникальный рабочий потенциал высококвалифицированных кадров, которые способны к производству уникальных объектов... так вот промышленное производство переходит в производство уникальных объектов...небольшие по размеру [пропуск] фирмы, кстати, неограниченные в объемах своей деятельности. На меня также в свое время произвел впечатление факт, когда я узнал соотношение стоимости знаменитой компании "Microsoft" и ее основных фондов. Я не помню, к сожалению, точные цифры, во всяком случае не решусь их сейчас произнести, но там порядковое различие, поскольку основные фонды этой фирмы совершенно ничтожны и абсолютно несопоставимы с рыночной стоимостью этой фирмы. То есть основной капитал этой фирмы — это, с одной стороны мозги, но это даже не мозги, это система постиндустриального производства, имеющая определенную форму организации. Подобного рода фирмы, "подобного" — это, конечно, пожелание, но небольшие по количеству работающих фирмы, которые выстраиваются вокруг некоторой производственной базы и которые имеют общий контур государственной поддержки в виде антирекитовой защиты, то есть систем безопасности, и в виде поддержания общей инфраструктуры. В свою очередь данное производство, которое можно было бы назвать научно-технологический комплекс, если уж мы так любим большие громкие названия... это бы производство могло бы обеспечить существование обслуживающей себя индустрии и так далее, и так далее... 

То есть оно выступило в виде вот такого структурообразующего фактора. В заключении что мне хотелось бы сказать. Это императивно, потому что выхода у России в другом направлении нет. Если мы посмотрим структурообразующие факторы, которые являются центральными у других видов пространства, мы видим, что они для России закрыты. Очевидно, что закрыто такое пространство, как, скажем, высокотехнологичное производство в виде изделий или финансовой деятельности, где уже доминирует достаточно крупный смысл. Менее очевидна закрытость, но все более очевидна закрытость собственного промышленного производства Хотя бы в силу такого геоэкономического обстоятельства как северное положение страны. Страна, находясь на севере, просто оказывается неконкурентноспособной в тех же самых катего...все равно как белые с белыми в шахматы играют и обязательно [пропуск] второй ход будут проигрывать. Хотя бы по одной позиции — это энергорасходы, но здесь и транспортные расходы, и так далее, и тому подобное. И содержание рабочей силы — неважно, что она низкооплачиваемая — содержание дорого обходится, а не заработная плата. 

И следующее пространство — это вроде бы такая палочка-выручалочка — ресурсно-сырьевая деятельность, которая почти всегда в кармане. Но мне кажется, что в кармане у России только Газпром. Все остальные виды деятельности... они фактически являются неконкурентноспособными. В 1996 году неконкурентноспособной стала цветная металлургия, в 1997 нефтяная промышленность зашаталась. Газ — это да, но на одном газе национальную экономику выстроить достаточно проблематично. И поэтому Россия оказалась на развилке: либо пространство глубокого юга геоэкономическое, либо новые формы инновационной экономики, связанные с российским проектом 21 века. Ну на этом я позволю себе закончить, поблагодарить за внимание и — времени, к сожалению, у нас не осталось — но все-таки ответить хотя бы на те вопросы [пропуск] Вот по поводу интеллектуальных технологий. Повторите ваш вопрос в развернутом виде, я тогда отвечу. Потому что там только записалось "интеллектуальные технологии"

Я понимаю интеллектуальную технологию как определенный алгоритм, последовательность в рамках определенного мировоззрения Мы говорим по поводу исторических как бы смыслов, когда они менялись, исторические смыслы. То есть каждый исторический смысл располагает своим набором интеллектуальных технологий, у него есть своя аксиоматика и есть свои, исходящие из этой аксиоматики, теоремы. То есть когда мы рассуждаем на вербальном уровне, то у нас обобщения зачастую носят как бы абстрактный характер. Для меня интеллектуальная технология — это алгоритмическая последовательность утверждений, которая позволяет специфицировать, что вот это отлично от этого и имеет определенные целеполагания и определенную перспективу. [...]

А теперь я хочу перейти к сложившейся на планете ситуации. Сейчас на планете разворачиваются как бы три фундаментальных проекта, исторических проекта. До сих пор сохраняет исторический напор проект модернизации, проект модернизации как распространение реалий общества модерна на периферию обитаемой европейской, европоцентричной Ойкумены. До сих пор этот процесс продолжается, он видимо имеет свою целелогическую вершину. Эта целелогическая вершина — создание некоторой гомогенной социальной организации, с некоторым коллективным управляющим центром, который постепенно может трансформировать входящие в него правительства в своего рода региональные администрации, такое коллективное межнациональное правительство, как некоторый политический идеологический проект. Вот на сегодняшний день этот проект, несмотря на как бы, некоторые знаки, которые вроде бы показывают на его успешность, он всё более и более натыкается на разнообразные препоны, он начинает буксовать. Он начинает, что более важно, замещаться другим проектом, проектом, который по форме в чём — то аналогичен, но, по сути, резко отличен от него. Это процесс постмодернизации рынка. Мир постепенно начинает превращаться в некоторое, совершенно иное какое — то сообщество, это самое сверхоткрытое общество. Мир нашёл новый некоторый новый универсальный язык, это уже не английский или не китайский, кстати, доля говорящих на английском языке, в течение 20-го века неуклонно падает, падает в виде процента населения. В мире всё меньше и меньше людей говорят на английском языке, ну понятно, что всё больше и больше говорят по-китайски. Но возник другой язык, возник язык человеческого взаимодействия, если можно так выразиться, язык прагматики. Который принял наиболее приемлемую для себя форму, наиболее привычное для нас понятие — экономика.

И новая форма постмодернизационного мира — это также глобальное пространство, некоторая тоже глобальная конструкция, как и цели процесса модернизации, но это мир уже вне некоторой политической цели, вне некоторой идеологии, мир, который принципиально отвергает глобальные смыслы, а который строится как пространство некоторой социальной энтропии, индивидуального взаимодействия. Здесь происходит крайне парадоксальный процесс, с одной стороны, вроде личность высвобождается из-под опеки каких-то больших смыслов, тех же самых государственных институтов, казалось бы, она получает большую свободу для самореализации, но реально происходит, нет, не то, реально личность, которая выведена из процессов коллективного общения и взаимодействия, личность предельно индивидуализирована, атомизирована, она уплощается, то есть, человеку нужно, для того чтобы реализовать самое себя, нужно перманентное общение, причём общение в определённых социальных формах, а не просто виртуальное общение, направленное в никуда, ни с кем. И разрушение больших смыслов, оно удивительно корреспондирует современным формам экономической деятельности. Что значит современным формам экономической деятельности?

В своё время Аристотель, когда анализировал понятие "экономика", он разделял, ну достаточно сложное было у него разделение, но если упростить, он разделял его на два понятия — на понятие экономики как домостроительства, созидание некоторой хозяйственной деятельности и экономики как получение некоторой наживы, прибыли. И крайне скептически был настроен ко второй — он сравнивал людей, которые занимаются, как правило, по-гречески это звучит второе понятие экономики "хрематистика", тех, кто занимался хрематистикой, он сравнивал с содержателями публичных домов. Надо сказать, что вот это понимание, различение экономики как некоторых составляющих, то есть, с одной стороны, как некоторой производственной хозяйственной деятельности, а, с другой стороны, как пространства финансовых операций, оно сохранилось на протяжении всей истории человечества. Ещё в Ветхом Завете ссудный процент находился под запретом, то же самое и в Новом Завете. Прямой запрет на ссудный процент, который как бы отвергает всю современную форму экономической деятельности. Надо сказать, что даже в современной среде, ну это такой шаг в сторону, тем не менее, существуют институты, которые учитывают эту точку зрения. Ну, прежде всего, это мусульманские финансовые учреждения, которые очень своеобразно, изощрённо относятся к понятию процента. Ну, это отдельная тема, если интересно, потом.

Итак, мы получаем расширение новой формы экономической деятельности в современном мире, как деятельности чисто финансовой. Причём, эта деятельность, она начинает развиваться по экспоненте. Об этом подробнее, но для полной картины назову третью составляющую, — которая из этого начинает вытекать — это третий фундаментальный проект, который разворачивается в современном мире — это проект демодернизации мира. Пока это достаточно маргинальное понятие. Оно как бы идёт по обочине цивилизации. Но это очень серьёзный и гораздо более представленный в социальной реальности, чем кажется на первый взгляд, проект. То есть, те формы финансовой деятельности, о которых я говорил, они также достаточно сложны. Их нельзя однозначно оценивать как негативные, точно также как нельзя оценивать как позитивные. И кстати, у Аристотеля, я уже сказал, что он достаточно сложно выстраивал свою модель, у него та же самая хрематистика подразделялась на два вида деятельности, на финансовую деятельность, прибыль от которой служит обустройству хозяйственной деятельности и ту, которая служит самоё себе. То есть, он это учитывал, достаточно разумен, в этом смысле был. Так вот, в современном мире, также образуется некоторый виртуальный Север, который охватывает глобальное пространство мысли, а параллельно с ним образуется некоторый квази-Север, который по сути дела, является паразитирующим механизмом на хозяйственном ресурсе, созданном цивилизацией. Но это неочевидно, а вот что гораздо более очевидно, как процесс демодернизации, как процесс архаизации или ещё точнее говоря неоархаизации. Это формирование Глубокого Юга. Не просто Север — Юг, а коль скоро мы отметили некоторый Квази-Юг, то мы отметим и возникновение на планете некоторого глубокого юга. Это примерно тридцать территорий, существующих на планете, в которых конфликты, де ( ) физация государства или его полное отсутствие. Они носят характер повседневности, примерно тридцать территорий, но чтобы почувствовать вкус, это, конечно, прежде всего, Афганистан, яркий такой пример. Но это и пространство Великих озёр, африканских, это пространство Балканское, это у нас всем хорошо знакомое Северо-Кавказское пространство в виде Чечни, Таджикистан, то есть много таких островов, появляется у Глубокого Юга на планете, которые имеют свой проект будущего и которые всё более и более интенсивно осваивают пространство современности.

Но вернёмся к формам финансовой деятельности. И здесь я бы выделил начало 20-го века как таковое и 70-е. годы 20 века, как уже конкретное, близкое нам временное пространство. Почему начало 20-го века? Надо сказать, что процессы, которые происходят в наши дни, появились в мире на рубеже 20 века. Та же самая глобализация. Та же сама транснационализация. Создание международных монополий. Процессы развития финансового капитала. Тогда возникает работа Дефиртинга "Финансовый капитал", вообще как бы само понятие сформировалось, как отчётливо понятое. Ряд других процессов, они кризис экономической деятельности охватывают всё пространство. То есть то развитие человечества во время второго тысячелетия, развитие в категориях нового времени, по своему кризису подошло уже на рубеже 20-го века. Но тогда, если можно так сказать, этот кризис произошёл с позиции силы.

В каком смысле с позиции силы? С позиции силы не в виде 1-й мировой войны, а с позиции силы, в том смысле, что тогда поступательные возможности данной цивилизации, формы данной цивилизации, они были достаточно велики. И знаменитый кризис 29-го года, великая депрессия, это был с одной стороны, кризис, кризис либеральных механизмов, которые как бы к этому моменту и перестают работать, но одновременно это был кризис перепроизводства, если мы вспомним эмпирику конкретную, то есть здесь, как бы кризис был больше в форме распоряжения данным полученным продуктом. Цивилизация производила больше, чем она могла распределять в существующих категориях. И поэтому с этого момента возникает понятие деструктивного производства, как объективно полезной социальной деятельности. Деструктивного производства в наибольшей степени выраженного, как военное производство. И на этом хозяйственном потенциале как бы и разворачивается впоследствии 2-ая мировая война. Но и не только военное производство, одновременно, правда уже не деструктивно начинает развиваться такая новая форма, как регулируемая экономика, которая принимает самые разнообразные формы. Сюда входит и мобилизационный проект, который наиболее сильно проявился на Российской территории, но в других формах, также по миру начал приобретать те или иные очертания, ну и регулируемая экономика в том смысле как Рузвельтовский нью диал. У нас переводят несколько неточно, я перевел бы название, как новая сделка, новый договор общественный. Был найден новый консенсус. И собственно то, экономика и нашла некоторую свою стабилизацию именно на этих двух путях регулируемой экономики и развития военного производства. Да не просто нашла свою новую какую-то устойчивость, но и второе дыхание, потому что период после 2-ой мировой войны, где-то 40-е, 50-е, 60-е, начало 70-х годов, это период нового или может быть единственного, но может быть всё-таки не золотого, может быть всё-таки позолоченного, во всяком случае, позолоченного некоторого века. Это период когда человек существовал на планете максимально комфортно. Никогда не было такого творческого изобилия, Никогда не было такого изобилия плодов цивилизации, никогда не было такой устойчивой формы социальной организации в мире. В Соединённых Штатах на нет, сошла, скажем, такая вещь, как безработица, 1-2 % в те годы. Очень высокие темпы роста экономики, несмотря на то что экономика итак достигла каких-то вершин, и вот где-то к 60-70-м годам эта ситуация начинает всё больше и больше пробуксовывать. И возникает вторая волна от начала 20-го века, которая начинает выдвигать новые, очень серьёзные признаки своего рода : мэни тэки пэрис, которые говорят о каком-то кризисном рубеже цивилизации. Но сначала это начинается в темпах замедления индустриального развития. Одновременно падает норма прибыли в промышленности, очень яркий сигнал, это конечно — это конечно доклад супругов Медоуз, 72-го года, о пределах роста. И цивилизация начинает искать свой ответ на создавшуюся ситуацию. Именно в это время начинается бурное развитие такой отрасли деятельности, как информатика. Действительно, информационное пространство отвергает ряд ограничений, которые существуют в физической, индустриальной, в смысле промышленной экономики. Оно отвергает ограничения, связанные с использованием, скажем, тех же природных ресурсов, пространственные ограничения. И одновременно оно дает материальную основу для возникновения новых монополий, то есть даже не монополий, а транснациональных корпораций. То есть транснациональные корпорации — это системные организмы, которые могут не просто осуществлять мировую торговлю [пропуск], а могут осуществлять производственную деятельность в различных частях земного шара, синхронизируя ее в режиме реального времени.

Эту возможность дают информационные технологии. Но информационные технологии становятся в это время самостоятельной отраслью развития экономики и прежде всего в уже обозначенной нами отрасли — отрасли [пропуск] Это как бы просто их родимая среда. Появляется, собственно, симбиоз. Появляется финансовая информация, финансовое образование и появляется целое поколение форм экономической деятельности, которые можно было бы охарактеризовать как те или иные интеллектуальные технологии или те или иные виды финансовых игр. Примерно три или четыре игры, крупномасштабных, где счет начинался с десятков миллиардов долларов, а сейчас он дошел до десятков триллионов долларов. И если позволит время, а оно по-видимому позволит, я подробно расскажу вам об этих играх. Но сначала попытаюсь завершить описание этого удивительного этапа начала 70-х годов... собственно, конец 60-х — начало 70-х годов. Потому что бурные потрясения в области культуры, в области идеологии показывают, что кризис 70-х годов носил системный характер, системный кризис общества. И возникновение и развитие — стремительное развитие [пропуск], формирование какого-то нового образа человека, развитие феминизма, развитие ряда других реалий, которые вы тоже хорошо знаете, не буду перечислять приходятся на этот период времени. Действительно возникает какой-то новый образ мира. И с 70-х годов этот мир начинает стремительно разворачиваться, как в сказке "Городок из табакерки".

Как происходит в области экономики... [пропуск] представляется каким-то таким основным органом ,на котором начинает играть современное человечество, и как бы реалии все более и более плотно концентрируются вокруг экономической тематики, может точнее будет сказать геоэкономической, во второй части выступления я об этом расскажу подробнее, игра на этом некотором экономическом поле. Происходят в начале 70-го года такие вещи, как крах браденбургской системы, то есть финансы теряют некоторый ограничитель. До этого момента с золотым паритетом валюты уже более-менее расстались, хотя [пропуск] Но была связка валют. Валюты были все-таки жестко привязаны к некоторой реальности, и вот в начале 70-х годов эта связка теряется. Сначала имелось в виду, что появятся некоторые новые формы коллективных валют [пропуск] или еще какие-то формы, но в реальности все-таки выстояла мировая резервная валюта — доллар, но которая при этом оторвалась от некоторых естественных ограничений. И поэтому первая крупномасштабная финансовая игра, которая началась в мире, — это игра с валютой. Действительно, если мы вдумаемся в понятие, что такое обладание мировой резервной валютой. Это обладание отраслью экономики, которая дает возможность получать колоссальный доход за счет производства зеленой бумаги. Хотя этот механизм относится не только к наличным долларам, это в значительной степени относится к безналичным кредитам. Вообще федеральная резервная система — это отдельная очень интересная интеллектуальная технология, которую интересно было бы рассмотреть отдельно, особенно на старых банкнотах. Просто на новых банкнотах это немножко снято, а вот если вы возьмете любую банкноту, не 100-долларовую, существующую по сей день [пропуск] или старую 100-долларовую, то с удивлением увидите, что они эмитированы не каким-то Национальным банком Соединенных Штатов, а они произведены в штате Джорджия, либо в Чикаго, либо в Нью-Йорке, либо еще где-то. Валюта эта на самом деле не казначейства Соединенных Штатов в том смысле, как мы употребляем этот термин относительно других государств, это некоторая организация, которая, собственно, даже не является даже правительственной организацией... Во всяком случае служащие федеральной резервной системы не являются государственными служащими. Эта система частных банков, причем некоторая система, которая занимается очень неизвестным видом финансовой деятельности — производством вот этих самых долларовых банкнот, которые, выходя в окружающий мир, имеют очень интересное качество, потому что они ведь по сути дела являются ценными бумагами, которые однако не просто... то есть Соединенные Штаты таким образом получают кредиты со всего мира, выпуская эти деньги, оплачивая за услуги и товары, приобретаемые в окружающем мире вот этими вот бумагами. Но не просто беспроцентные кредиты, поскольку никаких процентов Правительство Соединенных Штатов по банкнотам не платит. Кстати, в свое время, когда возникали бумажные деньги, они в том числе имели такую форму, как ценные бумаги с процентным обеспечением. Более того, поскольку в Соединенных Штатах инфляция все-таки присутствует, то потребители долларовых банкнот еще и оплачивают Соединенным Штатам определенный процент за пользование их валютой. Очень интересная интеллектуальная технология, очень интересная финансовая игра, которая приносит в общем очень неплохой доход Соединенным Штатам. И в частности за счет этой игры покрывается колоссальный дефицит в торговом бюджете Соединенных Штатов. В Соединенных Штатах дефицит торгового бюджета немножечко так плавает, но он где-то так держится вокруг суммы 100-150, а иногда зашкаливая, миллиардов долларов. То есть перманентный торговый дефицит.

Еще один ньюанс, связанный с функционированием доллара. Он носит такой менее конкретный характер. Но тем не менее реальные выгоды от этого не менее значительны. Ведь то, что контракты в мире в значительной степени...[пропуск]

Итак, мы остановились на второй финансовой игре глобальной, развернутой...Если первая финансовая игра охватывает... началась в самом начале 70-х годов, вторая — где-то с середины 70-х годов развивается и охватывает пространство уже в комплексной форме с введением программ структурной адаптации, структурой перестройки финансовой стабилизации, то... Ну, я думаю, что содержание программ структурной адаптации и финансовой стабилизации нет смысла рассказывать — это бюджетное регулирование, сокращение внутренних расходов, переключение деятельности государства на экспортно-производящие отрасли, получение финансовой состоятельности вновь образующихся, поскольку игра как бы не имеет конца

Третья игра, собственно, носит уже более философский характер, хотя здесь произошел сразу скачок, и она гораздо более невидимая. Ее вот так четко, в конкретных алгоритмах механизма описать было бы гораздо сложнее. Это игра, которая разворачивается сейчас, это игра 90-хгодов. Но сейчас она приобретает некоторую новую форму — четвертой игры, которая [пропуск] на этом этапе [пропуск] Итак, в чем ее сущность. Это знакомое понятие — управление [пропуск] Коль скоро... Почему я сказал "философская во многом игра". Потому что здесь очень оригинальным образом использовано стратегически сложное положение цивилизации. Действительно, к 90-м годам положение цивилизации стало достаточно двусмысленным и ряд крупных персонажей, которые участвуют в предыдущей цивилизационной форме либо претерпели серьезную трансформацию, либо находятся на грани серьезной трансформации. Ну, к претерпевшим, как понятно, скорее всего, относится такой объект, как Советский Союз, который просто распался и перестал существовать. Причем, не только [пропуск] более комплексный набор ограничений. Второй объект — это который сейчас вызывает пристальное внимание и который имеет определенные стратегические негативные перспективы — это Соединенные Штаты в силу ряда проблем, в том числе и экономического характера В том числе и виртуальный характер экономики, виртуальный я бы употребил в кавычках, имея в виду, что договор... характер... с чем, собственно, что...проблема, которая осознается, с которой Соединенные Штаты вели свои внутри правительства [пропуск] какие-то определенные средства, как [пропуск] и, в частности, сокращение, резкое сокращение колоссального дефицита бюджета, который существовал [пропуск] Так вот, вот эта вот новая кризисная ситуация, как в отдельных системах, так и по отдельным экономическим объектам, так и по макроэкономическим объектам и по всей глобальной ситуации в целом, не только экономической провела к тому, что было переосмыслено понятие риска как такового, то есть риск был осмыслен как пространство, дополнительное пространство, которое дает возможность получать прибыль. Ведь если мы посмотрим как бы фундаментальный рисунок глобальной долговой игры, то здесь в сущности речь шла о создании перманентного источника финансовых средств. То есть старая алхимическая проблема — производство золота из ничего. То есть перманентный источник финансовых ресурсов. Если мы посмотрим контур игры с валютой, мы увидим, что также в сущности имеет место такая же алхимическая схема, когда как бы финансовые ресурсы создаются во многом из ничего. Они создаются как бы...ну как из ничего...в общем-то [пропуск]

[...]

[пропуск] :форму конъюнктурных текущих реальностей, в том числе и в виде финансовых реальностей, в том числе и в виде научных: А с одной стороны, это накопленный хозяйственный потенциал, который можно выгодно перераспределять в самые различные конфигурации. В другом смысле это уже как бы ближе к глобальной игре — это определенная форма топологических преобразований — позволю себе такое выражение — финансовых ресурсов. И вот здесь вот выход как раз в направлении риска, потому что не просто продается будущее — ибо что такое есть форма кредита7 Кредит — это есть форма закупки будущего. Продается все больше и больше нечто в будущем, за счет того, что больше и больше можно получить в настоящем. Так сказать колонизация будущего. То есть кредитная схема — это есть некоторый вектор, который направлен на [пропуск] бесконечности. Вот управление рисками выходит из этой некоторой монотонности кредитной экспансии, оно находит пространство везде, всюду: как в настоящем, так и в будущем. Это вероятность возможности, то есть само понятие вероятности. Вычленение какой-то вероятности и своего рода глобальное казино. Своего рода глобальное перераспределение рисков или, если угодно, экономика пари. Заключается пари, которое выражается уже в конкретные экономические схемы, финансово-экономические схемы фьючерсных сделок, опционов, услуг и т. д. Вот эта вот игра :. она с трудом поддается оценке, ибо непонятно, по какому параметру ее оценивать: по рыночной стоимости сделки, по затраченным ресурсам, по ожидаемой выгоде. Собственно, бухгалтерская отчетность и банковская — это большая проблема сейчас в Соединенных Штатах как раз, поскольку федеральная комиссия по ценным бумагам выступила с предложением включить банковскую отчетность в сделки по вторичным финансовым инструментам, которые [пропуск] по вторичным ценным бумагам. Поэтому оценка, как я повторяю, плавает, но какая-то такая более-менее устойчивая, которую по крайней мере воспринимает и отражает еще один интересный финансовый орган, который [пропуск] помимо Международного валютного фонда и Мирового банка — это банк международных расчетов [пропуск] оценивает в 60 триллионов долларов. Хотя, конечно, сейчас имеются экстремальные оценки, которые выводят оценку [пропуск] вторичными ценными бумагами до пределов 100 или даже 150 триллионов долларов. То есть создавалась в мире достаточно взрывоопасная ситуация, поскольку прокачиваемые средства превышают имеющиеся активы банка и могут взорвать не просто банк, а вызвать некоторое домино по миру. Поэтому как бы в последнее время возникают контуры новой, четвертой игры, которая объединяет все предыдущие игры в некоторую целостность. Собственно, здесь новизна интеллектуальной технологии заключается в некоторой их системности, объединении. Если это действительно будет реализовано, то в мире появится что-то вроде нового глобального экономического финансового института, который будет контролировать уровень риска в глобальном масштабе и подключать сюда долговую экономику в определенных пределах, то есть он устанавливает уровень допустимого риска и определенных процентных ставок в определенных рамках. При превышении действуют другие условия игры. Иными словами создается — если эта будет схема реализована, — некоторое международное body и берет на себя ответственность за правила игры в глобальном масштабе, и это наиболее, пожалуй, отчетливый вариант выражения вот той самой идеи перманентного источника финансовых ресурсов или, как сказано в одной максиме, ":контролируй банки и суды, а остальное пусть заберет себе чернь:"

Теперь я хотел бы перейти к третьей части своего выступления — поговорить о новой структуре мира. Вот как раз очень удачно тут один из вопросов, который я получил: Он звучит так: биполярная система мира, противостояние "море-суша", "США-Россия", проблема нового русского реванша. На первую часть этого вопроса — биполярная структура мира. Ну, биполярная структура мира существовала в двух вариантах. С одной стороны она существовала как биполярная оппозиция "Восток-Запад", а с другой стороны, она существовала как также биполярная, но другая оппозиция — "Север-Юг". На сегодняшний день первая биполярная оппозиция со всей очевидностью сломана, вторая биполярная оппозиция: она также, пожалуй, не отражает существующие реалии. Хотя здесь я бы употребил термин не "сломана", а — "расщепилась". На мой взгляд, наиболее адекватная форма нового дома человечества, нового социального [пропуск], нового социального контура — это гексагональная модель мира, шестигранная модель мира. Какие пространства я подбираю под эту шестигранную модель? Во-первых, это Север. Начну от: поскольку общая топология этой модели североцентрична, то есть Север как бы более тяжелый или — в зависимости от обстоятельств — более легкий, чем все остальные, то есть все как бы потоки стекаются на Север. Север. Но это не тот Север, о котором говорили раньше. Потому что раньше в понятие Севера включали промышленные, индустриально развитые страны. И туда входил Советский Союз, входила Европа, входили Соединенные Штаты и европейские государства: Нет, новый Север — это не тот Север. Новый Север — это, пожалуй, та штабная экономика, которая сформировалась в мире, прежде всего, в Соединенных Штатах, но и не только.. Она уже носит транснациональный характер. То есть она генетически происходит из североатлантического региона, но во многом уже противопоставлена ему: в некоторых ситуациях есть конфликтные ситуации, а самое главное обладает собственным независимым целеполаганием, собственным историческим проектом. Вот этот вот новый Север со штабной экономикой: штабная экономика — это правовые и финансовые технологии, которые управляют всей остальной, прежде всего, всей промышленной экономикой. Транснациональное пространство, межрегиональное пространство — пространство, которое трудно привязать к определенному региону, так как [пропуск] имеет определенное генетическое происхождение.

Второй регион. Второй регион пока географически во многом шире. Он также находится в североатлантическом, в основном регионе — это : но уже не отрывается от него, а именно составляет его сущностную основу — это Запад, условно говоря. Запад [пропуск] модель. Что это такое? Это особое национальное богатство. Прежде всего социальная промышленная инфраструктура. То есть основное богатство Запада заключается не в их капиталах, которые он образует, не в той рабочей силе, которую он использует, а в том: до определенного времени неуловимо, вот с 91-го года в международных экономических документах стали этот фактор выделять [пропуск] — ТФП, который вот как бы пытается отразить роль того, о чем я сказал, то есть социальной и промышленной инфраструктуры в рисунке источников валового внутреннего продукта государства. Он несет максимальную ответственность, ведь выясняются очень парадоксальные вещи. Во Франции рабочая сила — не достоинство, не некоторая дополнительная: она просто: когда измеряется общий удельный вес рабочей силы, выясняется, что социальные расходы на нее превышают тот прибавочный продукт, который она создает. Поэтому это является как бы в экономическом смысле при целостном балансе скорее нагрузкой, чем достоинством. А вот за счет чего он создается: вот постепенно начинает кристаллизироваться понятие [пропуск] продуктивность. То есть о чем идет речь? В чем геоэкономическая особенность — и это уже достаточно географически определенный район — данного района. В том, что здесь прежде всего центральное положение занимает та индустрия, которая создает высокотехнологичные образцы, которые в процессе экспорта капитала рефлецируются, тиражируются в других регионах планеты. Сразу сделаю очень существенную оговорку: если я говорю, что данный вид деятельности является стержневым в данном регионе, то это не означает, что там существует только этот вид деятельности. Однако экономический мир — система голографичная, то есть она иными словами включает в себя те или иные виды деятельности. То есть всегда существует некоторая экономическая целостность, существует сельское хозяйство, промышленность, массовое [пропуск] производство [пропуск] образцов — все существует, но важно, что является сердцевиной, является структурообразующим фактором. В первом пространстве Севера — это финансовая и правовая деятельность, во втором пространстве — это производство высокотехнологичных образцов. Причем высокотехнологичных образцов в широком достаточно смысле — это не только сложные технические объекты, но высокотехнологичный образец мог быть в области не только высокотехнологичного [пропуск], но и просто [пропуск] То есть образцы, производство образцов.

Третье пространство — это уже достаточно новое пространство. До недавнего времени этого пространства не было. Это то пространство, ан которое раскололся Юг, одна из составных частей. Если в первом случае Север раскололся как бы на три части, две из которых я описал, а последнюю оставил на закуску — это российское пространство, тоже составная часть бывшего Севера, об этом я ниже скажу, дальше. А Юг также раскололся на три составные части.

Очередной персонаж, который входит в пространство нашего рассмотрения — это новый Восток, это восточноазиатский регион, это тихоокеанское, большое тихоокеанское кольцо, поскольку оно включает в себя и новую ось — Индостан, Латинскую Америку, как бы очевидно не присутствующую как тихоокеанское пространство. Вот сочетание этих [пропуск] точек дает нам некоторое усложненное пространство экономики.

Какая же экономика складывается здесь, что здесь является структурообразующим фактором ? Ну, об этом пространстве можно говорить как об оригинальном самостоятельном самодостаточном геоэкономическом пространстве — это массовое производство массовых изделий Причем не обязательно изделий не наукоемких. В том числе и наукоемких : критически важным для нас определением, что производство носит массовый характер и изделия должны производиться преимущественно массовые, поскольку уникальные изделия: они также являются помимо образцов свойством первого и второго североатлантического региона и Запада. Стремительно растущие [пропуск], несмотря на разразившийся там финансовый кризис — это тоже отдельная тема, которая заслуживает отдельной лекции, возможно, именно из-за того, что это во многом такое стремительно растущее пространство, такая ситуация создалась. Но это пространство долгое время воспринималось как пространство экспортно ориентированное, и здесь важно было вступление в это пространство такого могучего персонажа, как Китай. Особенно не просто как Китай, а как китайская экономическая зона, которая включает в себя и Гонконг, и Тайвань, и Сингапур, который тоже пытается [пропуск], а также [пропуск], то есть этнических китайцев, населяющих все остальное пространство восточноазиатский стран. Произошло переключение, то есть появился колоссальный внутренний рынок у этого пространства. Ну прежде всего, конечно, за счет материков и Китая, то есть полуторамиллионный рынок потребителей. Это позволило данному пространству обрести устойчивость. До этого оно слишком плотно было завязано на весь окружающий мир, и все процессы, происходящие там, мгновенно подрывали стабильность данного пространства и [пропуск] его наиболее интересная характеристика — экспортная ориентация. Здесь появляется огромный массив потребителей. [пропуск] Поэтому это пространство начинает вставать на две ноги или на четыре лапы, как приятнее осознавать. По оценкам, которые имеются, большинство персонажей :. ну, за исключением двух-трех тысяч:В 2020 году первые десятки наиболее развитых стран мира прежде всего по параметру валового внутреннего продукта будут относиться к этому пространству — восточноазиатскому. Учитывая, что, скажем, та же Бразилия, которая будет входить, — это тоже как бы большое тихоокеанское кольцо. Там остается только Франция и Германия — резервные тихоокеанские [пропуск] в пределах этого большого тихоокеанского кольца. Все другие восемь персонажей, ведущих в золотую десятку [пропуск]

Следующее пространство, четвертое пространство. Ну, это достаточно традиционное: Это Юг, который остался Югом.. То есть то пространство, которое связано с производством природных ресурсов. Это пространство, которое сосредоточено преимущественно в тропической зоне или в районе индоокеанской дуги, если уж мы пользуемся такими географическими реалиями для большинства данных пространств. Из всего пространства у нас будут два пространства метарегиональные, которые не укладываются в географические рамки. Четыре угла будем считать: Запад, новый Восток, Юг и Евразия. То есть наше родное российское преимущественно пространство. Но сначала еще о Юге я хотел бы поговорить, потому что именно от Юга с наибольшей очевидностью отпочковывается еще одно трансрегиональное пространство. Это как бы опрокинутый социум, опрокинутый транснациональный мир. Если первый транснациональный мир как штабную экономику мы уже достаточно описали и восприняли, хотя важно сделать два раза одну существенную оговорку, что в этот слой входит некоторый базис, который является чисто спекулятивным пространством, архаичным пространством, пространством паразитарным, которое, потребляя ресурсы, реально ничего \не производит. Существенное как бы одна из его компонентов наряду с тем, которое осуществляет вполне разумное регулирование. Так вот глубокий Юг прежде всего, как я уже говорил в первой части, — это благо, это пространство, более очевидно связанное с этими тридцатью территориями, на которых максимально нарушена социальная система управления: ну не только. Это, пожалуй, вся та часть традиционного Юга, которая лишена природных ресурсов, поэтому в современном мире она попадает в некоторый капкан, она попадает в ситуацию некоторых изгоев человечества, это пространство, которое просто никому не нужно, которое ни себя не может обеспечить, ни обеспечение которого не хочет на себя брать глобальное сообщество. То есть такие как бы определенные паразитарные пространства.

Смыкаясь с пространством квазисевера, оно образует единое пространство глубокого юга, и здесь большую роль играет транснациональная криминальная экономика. Криминальная экономика существовала всегда, но никогда она не была с такой степенью урбанизированной, интернационализированной и никогда она не находилась на таком уровне развития. Трудно оценить ее как бы валовой внутренний продукт, но одно можно сказать, что он ни в коем разе не менее, чем пол триллиона долларов. Возможно, 1 триллион, возможно, 1,5 триллиона. Здесь трудно сказать, трудно оценивать эти категории, но вот основная его львиная доля принадлежит производству и сбыту наркотиков. А оборот наркокартелей на сегодняшний момент оценивается суммой порядка 300-500 миллиардов долларов. Значит, в этих цифрах мы можем примерно выстраиваться. Но ведь здесь не только производство и сбыт наркотиков, здесь также рекет, нелегальная торговля оружием, компьютерные и банковские аферы, глобальная торговля краденным и т.д., и т.д. Список, я думаю, можно считать где-то 15-20 позиций достаточно определенных. Торговля и захоронение технологических отходов, технологически вредных отходов: много туда можно перечислять. И вот эта вот криминальная антиструктурная параэкономика тем не менее приносит вполне реальную прибыль, она поставляет большое количество грязных денег, которые тоже исчисляются цифрами в сотни миллиардов долларов.. Которая также, как и квазиэкономика Севера:квазисевера извращает смысл экономической деятельности, хотя бы в силу того простого факта, что эти деньги, направляясь в хозяйственную деятельность, имеют цел не получение прибыли, а их отмывание. А ведь речь идет о сотнях миллиардов долларов. То есть они выстриавают совершенно своеобразный контур, причем глобальный контур, поскольку вот эти вот пространства — 30 территорий — это своего рода терминалы, своего рода пиратские республики. Такую же роль зачастую начинают выполнять всякого рода офшорные территории. Это как бы точки соприкосновения вот эжтого глобального межрегионального организма с конкретным физическим географическим организмом планеты.

Итак, я перечислил пять геоэкономических ареалов. Но структура гексагональна. И мы подошли к современной терра инкогнита, очень загадочному для геоэкономического анализа региону — это евразийскому пространству. Евразийское пространство — своеобразная экономика. Она в основном [пропуск] вот здесь вторая часть действительно вопроса была посвящена "морю-суше".

Ведь когда мы немножко отвлечемся в сторону — поговорим на тему о том, что такое вообще понятие геоэкономики. Потому что обычно говорят о геополитике. О геоэкономике либо не говорят, либо употребляют это понятие, скажем так, метафорично. Просто как синоним понятию "мировая экономика" В то же время геоэкономика имеет вполне определенные основания. Геоэкономика, скажем, вот позиция "море-суша", — это действительно различный контур экономики. Если мы берем экономику, которая формируется в приморских областях, то это по преимуществу торговая экономика. Кроме того, это экономика интенсивная. Она обычно направлена на производство какого-то монопродукта в больших количествах, который экспортируется за счет регрессности территории и ее [пропуск] торговых взаимоотношений и таким образом перераспределяяется, обменивается на другие необходимые продукты и формирует торговую некоторую среду как преимущественную форму действия.

Совершенно иная конструкция в случае экономики суши, а не моря. Континентальная экономика обычно связана с определенными проблемами в осуществелении торговых операций. Иногда она вынуждена считаться с возможностью полного прерывания торговых операций. Поэтому эта экономика по преимуществу производящая и по преимуществу полифоничная, то есть она вынуждена производить весь комплекс каких-то товаров. Поэтому эта экономика естественным образом тяготеет к автаркии, точно также как морская экономика естественным образом тяготеет к глобальной ресурсной экономике. Поэтому экономическая история Евразии и, в частности, Российской империи, Советского Союза:она неслучайно носила такой вот полуавтаркический характер [пропуск] В этом определенная естественная была составляющая. Точно также неслучайны и механизмы мобилизационной экономики, которые постоянно соприсутствовали в этом социально-экономическом организме. Вот сейчас мы присутствуем в некоторой демаркационной ситуации, когда предыдущий контур мобилизационной автаркической ситуации: он сломан на сегодняшний день. На сегодняшний день это нечто вроде такого глобального Клондайка, где пируют другие виды, геоэкономические мирсистемы.

В чем основная проблема российской экономики, с моей точки зрения, на сегодняшний день — отсутствие геоэкономической стратегии. То есть данное пространство не имеет дальнего горизонта:[пропуск ] не имеет, не имеет цели, к которой движется. Цели не в смысле построения коммунистического общества, а некоторого системообразующего фактора, вокруг которого могут концентрироваться в [пропуск] режиме все другие виды экономической деятельности. Это получается ситуационная экономика, экономика текущая, экономика текущего момента, экономика тактическая. И как всякая такти... ну, представьте двух шахматистов: один шахматист, который имеет стратегический замысел, а другой просто стремится съесть близкостоящую фигурку. Кто из них выиграет? Прогноз достаточно однозначен в этой ситуации. Так вот основной вопрос в этой терра инкогита геоэкономической северной Евразии или российском пространстве — на какую же геоэкономическую стратегию и в какой геоэкономической стратегии сводится ее развитие. Но если мы возьмем реальную экономику России, то по-видимому из вышеперечисленных пяти стратегий ей наиболее близкой оказывается геоэкономическая стратегия глубокого Юга — криминализация экономики — она естественно оказывается в этих продцедурах. То есть впервые экономика криминального глубокого Юга ... это не просто криминальная экономика, это неокриминальная — это, конечно [пропуск] ... она впервые получает некоторое большое пространство. Она не просто прикреплена к какому-то разрушенному некоторому постгосударственному образованию по типу пиратской республики, не в некоторой оффшорной зоне, не в некоторой конкретной стиральной машине, а в некотором уже большом пространстве, на который она может полностью реализовать свою геоэкономическую сущность. Ну, это близкий горизонт, это как бы естественное развитие событий. А все-таки есть ли некоторый, с одной стороны, метафизический, трансцендентальный смысл у данного пространства, некоторый социокультурный горизонт, с моей точки зрения, есть. И этому вопросу я посвящу оставшуюся часть своего выступления. Речь пойдет...ведь вначале я сказал, что продолжаю говорить о некоторой динамике от проекта истории до проекта России. В чем я вижу смысл и сущность российского проекта. С моей точки зрения, сущностью данного геоэкономического пространства является производство инновационного ресурса. Это творческая неформальная [пропуск] , которая органично присутствовала в данной среде, в том числе и в экономической среде, и которая, в частности, реализовывалась в том удивительном феномене, что в полуфеодальной стране в 20 веке удалось построить современную высокоразвитую экономику, включая такие отрасти, как ядерная энергетика, космонавтика, авиастроение, специальная металлургия. Ведь дело в том... зачастую индустриализация России у нас психологически связана с процессами ГУЛАГа, мобилизационной экономикой, форсированной индустриализацией. Но дело в том, что одним таким форсированным усилием из лимона не выжмешь больше сока, чем в нем содержится. Здесь же произошла странная трансформация, потому что, если в 46-м году страна лежит в руинах, и появление ядерной энергетики и космонавтики, ракетостроения и пр., и пр., и пр., уже в начале 50-х — это чудо, которое на порядок больше, чем германское чудо или японское чудо.

[...]

[ пропуск]... великая депрессия, о которую споткнулся мир, это же не только Соединенные Штаты споткнулись, это споткнулась определенная форма, определенная интеллектуальная технология, либеральная форма организации [пропуск], которая после этого либеральной на самом деле уже либеральной никогда не была, это уже была регулируемая, очень хорошо темперированная к экономической [пропуск] с этого момента. Так вот она предсказывает и показывает нам, что мир находится на пороге — здесь можно как бы растягивать понятие порога, но тем не менее в определенном именно посталгоритмическом смысле — на пороге некоторой новой глобальной депрессии, когда эти риски будут выведены в некоторое кумулятивное единство, если можно так выразиться и [пропуск] Это, конечно, не чисто экономический феномен, он предопределяет одну из все более привлекающих интерес моделей будущего человечества как неоархаического сообщества. Мир организованного хаоса.

Вопрос: В смысле философию риска можно [пропуск]?

Неклесса: Да. Философия риска Да. Я думаю, что все разработки интеллектуальные, которые идут в последние два десятилетия, связанные с понятием хаоса, именно хаоса как центрального понятия, они связаны именно с этим.

Вопрос: Еще вопрос. Обещали мысль донести по поводу финансовых учреждений арабского мира, риска арабского мира...

Неклесса: А, да. Это очень интересно, потому что получается достаточно каверзная ситуация: как же так банковское учреждение будет функционировать без ссудного процента. Есть идеальная схема в этом смысле. Идеальная схема следующим образом: вводится понятие отрицательного процента. Значит, все средства, которые оста... это, повторяю, идеальное, это никак... я потом скажу, как реального [пропуск]

Но сначала все-таки из-за красивости я вот эту вот схему идеального функционирования. Значит, что такое у человека избыточное богатство? Это те средства, которые он в течение года не трогает. Откуда берутся эти средства? Они берутся...они приходят к человеку как некоторая данность. Это данность. Хотя бы он получил это в силу своих способностей, но способности — это есть некоторый дар, который ему дан свыше. Поэтому это средства, которые ему подарены некоторой высшей силой и которыми он должен делиться. Заранее определен совершенно определенный процент — 2,5 % годовых, которыми человек должен делиться от своего избыточного богатства. Эти два с половиной процента он обя...

Вопрос: Без учета инфляции?

Неклесса: А инфляции нет при этом рисунке. 2,5 %, которые он должен отчислять в обязательном порядке на благотворительность. Значит, это составляет отрицательную учетную ставку для функционирования банковского учреждения, которые идут на покрытие расходов данного банковского учреждения. А предоставление ссуды предполагает позитивный характер проекта, и поэтому оно носит характер аскетической практики. Оно не предполагает получение прибыли, а предполагает некоторое введение благости в мир и противостояние злу, то есть совершение чего-то хорошего. Теперь — это идеальная схема. Но отталкиваясь от нее, реальные мусульманские банковские учреждения в той или иной степени перенимают их: во-первых, банковский процент устанавливается по разумности ситуации, совершенно не считаясь с финансовой ситуацией, но что более важно — это направление финансовых средств. Финансовые средства направляются не по финансовым соображениям, а по соображениям нужности того или иного проекта. Как ни странно, на этих основаниях функционирует довольно большое количество мусульманский финансовых учреждений современного мира.