Главная ?> Авторы ?> Межуев -> Затерянный след. "Проблемы идеализма" в новом историческом контексте
Версия для печати

Затерянный след. "Проблемы идеализма" в новом историческом контексте

Серия “Исследования по истории русской мысли” пополнилась в текущем году двумя новинками. Прежде всего речь идет о переиздании сборника “Проблемы идеализма” (1902)[1] — первого в череде коллективных предприятий русского религиозно-философского движения[2] — с большой вступительной статьей издателя серии М.А.Колерова “Idealismus militans: история и общественный смысл сборника ‘Проблемы идеализма’”. Затем Колеров выпустил свою статью отдельной книгой, исправив и дополнив ее, а также снабдив новым названием “Сборник ‘Проблемы идеализма’ [1902]. История и контекст”[3]. Именно о последней работе мне бы и хотелось поговорить в данной рецензии.

Книга, посвященная “Проблемам идеализма”, очевидно, является продолжением более ранней монографии Колерова “Не мир но меч” [Колеров 1996], в которой анализировалась публицистическая деятельность основного авторского ядра этого сборника (П.Б.Струве, Н.А.Бердяева, С.Н.Булгакова, С.Л.Франка), а также ряда христианских социалистов в период первой русской революции. Обе работы объединяет не только материал, но и авторская установка, энергично отстаиваемая в противовес почти всей эмигрантской (да и перестроечно-постсоветской) историографии русского религиозно-философского движения, склонной усматривать уже в первых его шагах мотив борьбы с грядущим коммунистическим тоталитаризмом. Вопреки давней традиции, представленной такими мэтрами русской эмиграции, как о. В.Зеньковский, Н.Зернов и Н.Полторацкий, Колеров доказывает, что этический пафос бывших русских марксистов, объявивших себя в 1901 — 1902 гг. “идеалистами”, еще долгое время после их отхода от марксистской “ортодоксии” оставался крайне революционным и даже социалистическим.

Исследование Колерова намеренно антигерменевтично (если понимать герменевтику в духе “Истины и метода” Гадамера) — ученый отказывает не только нам, современным читателям, не только философам русской эмиграции — прямым продолжателям авторов сборника, но и им самим в более поздние годы в праве на адекватное понимание идейного смысла этого труда. Все позднейшие читатели “Проблем идеализма”, уже знакомые с тем, что стремились сказать и сказали русскому обществу “Вехи”, оказываются в плену легко объяснимых “предрассудков” — сборник 1902 г. видится им лишь своеобразным прологом к сборнику 1909 г. По словам самого Колерова, “следы того, что на самом деле хотели и делали ‘Проблемы идеализма’, затмлены антиинтеллигентской сенсацией, которую произвели ‘Вехи’,” и в еще большей степени “телеологической схемотворческой чисткой, которой подверглась история русской мысли начала 1900-х годов как со стороны торжествующего коммунизма, так и со стороны отодвинутой в эмиграцию и исторические катакомбы русской независимой философии” (с.14). Исследователь пытается осуществить тончайшую археологическую работу по удалению “мифологических” наслоений в восприятии определенного события духовной жизни, с тем чтобы установить его конкретный исторический смысл.

Сама по себе методология исторического исследования, задающая основу рецензируемой книги и других работ Колерова, требует серьезного размышления. Возникает естественный вопрос: способны ли мы пробиться к первозданной сути события, абстрагировавшись от традиции его интерпретаций и толкований? Но мне, откровенно говоря, представляется интересным и привлекательным стремление ученого постигнуть и описать тот смысловой “контекст”, который по ряду причин оказался не вплетен в “текст” большой русской истории, обнаружить вытоптанные следы на ее столбовой дороге.

Результат “археологических изысканий” Колерова впечатляет своей нетривиальностью. Известное обращение группы русских марксистов, возглавляемой П.Б.Струве, к Канту и пересмотр ими материалистических философских оснований марксизма объяснялось, по мнению исследователя, вовсе не оппортунистическим стремлением обнаружить “правду капитализма”, отказавшись от попыток установления в ближайшем будущем социалистического строя. Согласно его заключению, “неокантианство” Струве и его коллег не имело ничего общего с “неокантианством” Э.Бернштейна, как мы привыкли думать, читая труды не только советских, но и западных историков. Все обстояло ровным счетом наоборот: “критические марксисты” стали “воинствующими идеалистами” именно для того, чтобы противостоять буржуазному оппортунизму сторонников Бернштейна, уводящих трудящихся от возвышенных целей и задач в русло борьбы за материальные интересы. “Жесткая правда о марксизме, проговоренная до конца, — пишет Колеров, — до приземленного реформизма и оппортунизма Бернштейном, утешением которому служила фраза ‘движение — все, цель — ничто’, не на шутку испугала русских ‘критических марксистов’, перспективой практического уничтожения идеала, буржуазности, мещанства, филистерства, идейной гибели” (с.43). Иными словами, участие группы Струве в сборнике “Проблемы идеализма”, ее союз со старыми русскими философами-идеалистами — Л.М.Лопатиным, С.Н. и Е.Н.Трубецкими, П.И.Новгородцевым — были вызваны желанием найти противовес оппортунизму Бернштейна, чья философия разлагала, выхолащивала социал-демократическое движение. Марксистская ортодоксия, таким образом, осуждалась не за то, что она оправдывала радикализм, а за то, что бессознательно вела к сдаче высоких идеалов и целей. То, что в сборнике об этом не говорилось во всеуслышание, было связано, с точки зрения Колерова, с невозможностью откровенно высказывать свои мысли в подцензурной печати. Тем не менее, сборник был адекватно понят почти всеми читателями, продолжавшими видеть в Струве и его единомышленниках мыслителей крайне левой ориентации. “Проблемы идеализма”, как показывает автор, не только не выпадали из мейнстрима революционной общественной мысли, но в какой-то момент определяли этот мейнстрим.

Сделав данный вывод, Колеров неожиданно (похоже, даже для себя самого) подводит нас к очень интересному заключению (которое, правда, требует гораздо более обстоятельного подкрепления фактами), что в начале XX столетия русская революция имела серьезный шанс осуществиться как революция религиозная. Во всяком случае ее атеистическо-материалистическая надстройка отнюдь не была неизбежной. А поэтому у русских философов, совершивших, по словам С.Н.Булгакова, переход “от марксизма к идеализму”, были основания надеяться на то, что революционное освобождение народа возглавят именно они. Точно такое же основание верить в свой успех имелось и у Мережковских, с 1906 г. проповедовавших в среде русской радикальной интеллигенции идею союза революции и религии. Более того, автор обращает внимание на тот факт, что русская революция, завершившаяся установлением атеистического строя, начиналась в 1905 г. как революция религиозного обновления. Важнейшим и наиболее сильным аргументом в пользу этого тезиса (кроме лидерства в русском освободительном движении того периода Струве и бывших “идеалистов”, превратившихся со временем в православных философов) является незаурядный успех такой организации, как “Собрание фабрично-заводских рабочих С.-Петербурга”, сумевшей вывести в январские дни 1905 г. на петербургские улицы свыше 100 тыс. человек. Руководителем этой организации и фактически первым вождем русской революции, как известно, был священник, оправдывавший социалистические требования ссылками на Священное Писание, и это обстоятельство придавало акции 9-го января, как пишет Колеров, особый “прецедентный смысл” (с.195)[4].

Со времен “Самопознания” Бердяева о религиозно-философском движении принято говорить как о духовном явлении, оторванном от подлинной жизни и реальной истории. “Внизу бушевала революция, а наверху обсуждались сложнейшие вопросы культуры”, — я цитирую по памяти знаменитое бердяевское описание разрыва между культурной элитой и массами в эпоху первой русской революции. Книга Колерова заставляет если не полностью пересмотреть характеристику Бердяева, то осознать ее относительность. Революция совершалась и наверху, и внизу — низы и верхи были не только оторваны друг от друга, но и таинственным образом переплетены множеством нитей. Исследование Колерова позволяет некоторые из этих нитей идентифицировать и осмыслить.

Могла ли русская революция осуществиться как русская религиозная реформация? В некотором отношении она и состоялась именно в таком качестве — марксистский фасад русского коммунизма скрывал за собой очень сложный комплекс квазирелигиозных чаяний и представлений. В своем рассуждении о феномене “городских революций” в истории цивилизаций В.Л.Цымбурский справедливо указывает на своеобразную изоморфность русского большевизма западному протестантизму [Цымбурский 2002]. И все же цивилизационные плоды атеистической теологии большевизма были чересчур горьки. Так почему бы нам не предположить, что, если бы городская революция в России осуществлялась не под секулярными или откровенно атеистическими, а под религиозно-обновленческими лозунгами, результаты двух масштабных трансформаций — 1905-1917 и 1989-1991 гг. — оказались бы значительно более воодушевляющими?

Но история, как известно, не знает сослагательного наклонения. И то, что произошло в действительности, требует своего объяснения. Колеров завершает свой рассказ 1905 годом, и нам остается только гадать, почему же и Струве, и Новгородцев утратили в конечном счете свое лидирующее положение в среде русских либералов; почему социал-демократия пошла не за “идеалистами”, а за “ортодоксами”; почему после того, как в марте 1906 г. судьба Гапона трагически завершилась, у христианской демократии в России не нашлось нового, столь же популярного, вождя; почему спустя семь лет после успеха “Проблем идеализма” русские религиозные философы были оттеснены на обочину политического процесса. Однако поиск ответов на эти вопросы, разумеется, не входил в задачу рассматриваемой книги.

Вероятно, главное уязвимое место концепции Колерова — недостаточная аргументированность двух ее ключевых тезисов: о коренной (теоретической и практической) противоположности ревизионизма Бернштейна ревизионизму возглавляемой Струве группы “критических марксистов” и о том, что последние, разорвав с социал-демократической “ортодоксией”, не смогли превратиться в либералов, преодолеть свою враждебность к “буржуазному” строю. Что касается первого тезиса, то здесь бросается в глаза полное игнорирование автором известной двухтомной биографии П.Струве, написанной Р.Пайпсом и год назад опубликованной на русском языке. В отличие от Колерова, Пайпс фактически сближает Струве с Бернштейном, подтверждая сходство их воззрений на социальную революцию письмом Струве Бернштейну от 28 мая/9 июня 1899 г., в котором лидер “критических марксистов” прямо заявлял своему немецкому коллеге: “Несмотря на все атаки [на Вас], я убежден, что в главном Вы окажетесь правы” [Пайпс 2001: 306]. Возможно, данное высказывание Струве не носило принципиального характера, а было вызвано лишь стремлением поддержать товарища, подвергшегося травле со стороны своих бывших единомышленников, но, как бы то ни было, его нельзя оставлять без внимания при описании контекста возникновения этического идеализма в русском освободительном движении.

Не менее спорно, на мой взгляд, отождествление идеологии либерализма с пресловутой “буржуазностью”, так же как и вытекающее отсюда категорическое противопоставление “этического идеализма” и либерализма. В этом пункте Колеров выступает уже не как отстраненный историк, а как ангажированный теоретик определенного — а именно право-либерального — течения современной российской политики. Понятно, что на заре прошлого столетия Струве был “либералом” совсем не в том смысле, в каком им является на заре столетия нынешнего автор рецензируемого исследования. Для Струве (и в еще большей мере для Булгакова и Бердяева) либерализм отнюдь не ассоциировался с безоглядной апологией “волчьих законов капитализма”, мещанства и тому подобных феноменов, так что в период создания “Проблем идеализма” эта идеология (как и центральный для нее принцип личной свободы) ни в коей мере не была для него антиподом социализма. Более того, либерализм в тот момент вполне естественно мог сочетаться с радикальным и даже революционным отношением к российской действительности, ибо в России тогда просто отсутствовали возможности для легальной политической деятельности, альтернативной правительственному курсу. И я не вижу, честно говоря, серьезных теоретических оснований для того, чтобы причислять к либералам только твердокаменных сторонников А.Смита или, если угодно, М.Фридмана, ведь “дистиллированный” либерализм, очищенный от любых социалистических и консервативно-националистических примесей, едва ли когда-либо и где-либо обладал серьезным политическим влиянием.

Вообще, исследование Колерова представляется началом большого и несомненно плодотворного исследовательского проекта. В ходе его осуществления нужно будет попытаться собрать все значительные отклики на сборник — а соответствующей библиографии в книге, к сожалению, нет и это существенно обедняет наше представление о его “контексте”. Более того, приводимые Колеровым отклики на издание исходят фактически из одного круга — русских революционеров. Между тем “Проблемы идеализма” читали и высоко оценивали люди разных взглядов — далеко не только либералы и социалисты. Весьма сочувственно сборник был встречен в консервативных кругах, где в 1903 г. еще было принято связывать философский идеализм с верностью традиционным устоям российского общества. В частности, один из лидеров националистического движения, впоследствии названного “черносотенным”, председатель Харьковского отделения “Русского Собрания” А.С.Вязигин так отзывался о реакции русской интеллигенции на выход в свет “Проблем идеализма”: “Всякие попытки серьезных мыслителей перевоспитать эту толпу, хотя бы несколько цивилизовать ее ум и сердце, познакомить с серьезной наукой и философией, показать ей более широкие области мысли и познания становятся бесплодными, не удостаиваясь рекомендации от ‘учителей’. Так, например, недавно вышел сборник ‘Проблемы идеализма’, составленный при участии выдающихся русских профессоров: Л.Лопатина, кн. С.Трубецкого, Новгородцева, Булгакова, кн. Е.Трубецкого, Ольденбурга и др. Эти образованные и научномыслящие люди высказали ряд мыслей, противных фанатической догме либерализма, и вот, известный в своем муравейнике вождь А.Пешехонов из ‘Русского Богатства’ обрушился на эту замечательную книгу со всею свойственною этому типу людей невежественною заносчивостью” [Вязигин 1908: 64]. Подобных отзывов на сборник из правого (как и из либерального и умеренно-консервативного) лагеря, скорее всего, найдется немало, и вряд ли они будут излишними для воссоздания образа эпохи, духовную ситуацию которой нам действительно нужно понять и переосмыслить заново.


 Вязигин А.С. 1908. В тумане смутных дней. Сборник статей, докладов и речей. Харьков.

Колеров М.А. 1996. Не мир но меч. Русская религиозно-философская печать от “Проблем идеализма” до “Вех”. 1902 — 1909. СПб.

Ксенофонтов И.Н. 1996. Георгий Гапон: правда и вымысел. М.

Пайпс Р. 2001. Струве: левый либерал. 1870 — 1905. М.

Цымбурский В.Л. 2002. “Городская революция” и будущее идеологий в России. Цивилизационный смысл большевизма. — Русский журнал, 4-10.07. (http://www.russ.ru/politics/20020704-tzim.html).



[1] Проблемы идеализма. Серия: Исследования по истории русской мысли. Под общей редакцией М.А. Колерова. Т.8. М.: Модест Колеров и “Три квадрата”, 2002.

[2] Наиболее известным из них был сборник “Вехи” 1909 г., который вызвал огромную критику представителей всех направлений российской интеллигенции, от кадетов до большевиков.

[3] Колеров М.А. Сборник “Проблемы идеализма” [1902]. История и контекст. Серия: Исследования по истории русской мысли. М.: “Три квадрата”, 2002. 224 с.

[4] В своем рассказе о Гапоне и гапоновском движении Колеров отталкивается от исследования И.Н.Ксенофонтова [Ксенофонтов 1996], где, по его мнению, убедительно доказывается “искусственность обвинений” Гапона в провокаторстве (с. 195). Однако такая оценка аргументированности выводов Ксенофонтова представляется не вполне оправданной. То, что Колеров называет “убедительными доказательствами”, является не более чем “смутными предположениями” ученого о возможной роли охранки в уничтожении пошедшего с нею на контакт Гапона (этого факта Ксенофонтов не отрицает) с целью прикрыть Азефа.

Актуальная репликаО Русском АрхипелагеПоискКарта сайтаПроектыИзданияАвторыГлоссарийСобытия сайта
Developed by Yar Kravtsov Copyright © 2020 Русский архипелаг. Все права защищены.