Версия для печати

Новая эпоха: вместо введения

В процессе полуторогодичного процесса работы над этой книгой и ее предшественницей «Мир вокруг России: 2017. Контуры недалекого будущего»  родилось понимание, что отношения традиционного Запада с Россией, международные отношения в целом перешли к новому состоянию. Количество переходит в качество. Не стану называть это качество «новой холодной войной». Во-первых, из суеверия: вдруг я не прав. А мой голос посодействует сползанию мира к этой «холодной войне».

Суеверное нежелание назвать новое состояние «холодной войной» подкрепляется и аналитическими соображениями. Это состояние будет временами походить на фарсовый вариант этой войны. Но его причины и проявления будут во многом иными. Некоторые старые рецепты и инструменты пригодятся. Пригодится  прошлый опыт, если его использовать по-умному. Но многое будет отличным. Новое противостояние, которое развязывают на наших глазах, будет проходить в иных условиях, скорее  всего, будет менее глубоким, хотя может быть и не менее, а даже более опасным, чем прошлое, особенно на поздних крайне стабильных стадиях второй половины 60-х, 70-х и 80-х годов.

Поэтому назову это состояние международных отношений «новой эпохой» (НЭ). Она будет серьезно отличаться и по проявлениям, и по причинам как от прошедшей «холодной войны», так и от прошедшего почти пятнадцатилетия, начавшегося с конца 80-х гг. прошлого века и заканчивающегося сейчас. Коренная черта этих пятнадцати лет «постхолодновойновой эпохи» —  экономическое,  идеологическое  и геополитическое торжество либерально-демократического капитализма и, прежде всего США — воплощения этой модели, перераспределение ресурсов — людских, экономических, финансовых —  в пользу стран, придерживавшихся этой модели, и их корпораций.

Сначала о некоторых внешних признаках НЭ. Затем о причинах ее наступления, движущих силах и интересах, стоящие за развязыванием нового тура противостояния и острой конкуренции. Попытаюсь спрогнозировать, какими инструментами и методами будут пользоваться игроки НЭ. Остановлюсь на ее международно-политических последствиях. Попробую оценить это состояние с точки зрения интересов России, как я их понимаю. Завершу рекомендациями нам самим в отношении того, что нужно будет делать и как себя вести, чтобы пережить НЭ с минимальными потерями, а может быть и с выгодой. И, наконец, рискну предсказать, когда и как может завершиться эта эпоха.

О внешних проявлениях НЭ

Они появились еще в 90-е годы, когда любые попытки России прекратить паническое отступление, вызванное развалом СССР, объявлялись «неоимпериализмом». Теперь неоимпериализмом называют большинство действий России. Будь-то защита национальных меньшинств в странах Балтии, наказание одной из них за попытки переиграть результаты Второй мировой войны или запоздалое введение рыночных цен в торговле энергоносителями с Белоруссией. Впрочем, Россия обвинялась в империализме и из-за субсидирования Минска.

И это при том, что Россия явно идет в противоположном направлении, прекращая субсидирование соседей. Вводятся порой и жестковатые и даже ненужные санкции в отношении стран, не желающих прислушиваться к мнению и интересам Кремля. Но никого не присоединяют и не хотят присоединять. Между тем, НАТО и ЕС присоединяют волну за волной государства ну никак не соответствующих этому членству по уровню политического или экономического развития, не соответствующих и ранее выдвигавшихся критериям для такого членства.

Россию в 2005-2007 гг. окончательно выписали из списка демократических держав, объявив полностью авторитарной державой. Это было бы совсем грустно, если бы в списке демократий не значились, в том числе и гораздо более политически отсталые государства с весьма репрессивными режимами, отличающимися, правда, готовностью следовать в фарватере США или других старых западных государств.

Еще больше настораживает упрощение критики до уровня по некоторым показателям худшего, чем в годы «холодной войны». Тогда, коммунизм и его лидеры подавляли в принципе хороший народ. Теперь виноват не только Путин, но и вся Россия. А любой критик и противник российского президента, и Кремля автоматически становится демократом и другом Запада. А поскольку из-за успехов в улучшении жизни больших групп людей и из-за зачистки политического поля от легитимной оппозиции критики единичны и явно маргинальны — виновата Россия.

Постоянно повторяются обвинения России в энергетическом империализме, в ненадежности России как поставщика. При этом реальных проблем со снабжением, насколько известно, ни разу не было, даже когда неловко или чуть более умело Москва вводила санкции с тем, чтобы заставить Украину и Белоруссию платить по рыночным ценам.

Под сурдинку раздаются полуофициальные призывы сделать НАТО — военно-политический союз — ответственным за обеспечение доступа стран-членов к зарубежным ресурсам и даже  доступа компаний этих стран к инвестициям и контролю над этими ресурсами.

И это при том,  что у Европы, откуда раздается большая часть критики, нет более надежных поставщиков, кроме, может быть, Норвегии и Великобритании, где запасы энергоносителей заканчиваются.

В печати, в различного рода утечках Россию разносят даже и за политику в отношении ядерной программы Ирана. Хотя здесь интересы и даже политика России и традиционного Запада совпадают почти полностью и расходятся лишь в нюансах, обусловленных географическим положением.

Россия — не единственный объект  пропагандатаки. Таким в конце 90-х и на рубеже веков был Китай. В Вашингтоне даже публично рассуждали о целесообразности сделать из этой страны официального врага «номер один», проводить против него политику «сдерживания». Но потом открыто враждебной политики испугались, оставив политику мягкого «сдерживания». Китай оказался слишком мощным и малоуязвимым игроком. К тому же не отвечал на провокации. А когда отвечал, то не сразу и жестко. В предлагавшуюся ему «холодную войну» не ввязывался, но атаки возобновились и в 2006-2007 гг.

Большинство вышеперечисленных или опущенных направлений политико-пропагандистской  атаки можно было бы вербально парировать или доказывать их политическую или интеллектуальную несостоятельность. Но постараюсь, сколько можно, удерживаться от сползания  в перепалку. Тем более опыт показывает: спорить почти бесполезно. К аргументам, даже самым убийственным и логичным не прислушиваются, в спор не вступают, истину не ищут. В ход пошла логика: оппонент не прав, потому что не прав. Верх берет лукавая логика, международная дискуссия сталкивается к парадигме — свой-чужой. Мы это уже проходили.

 Россия начала участвовать, отвечать иногда даже и захватывая сомнительное первенство в словесной перепалке. У нас всегда было немало слоев политикообразующего класса, больных клиническим антиамериканизмом. Желание всегда ответить да похлеще питается и неизжитым историческим комплексом слабости, уязвимости, многократно усиленным геополитическим поражениями 90-х годов, страхом отсталых групп элиты перед успешными и конкурентоспособными соседями. Часть российских политиков, видимо, решила, что охлаждение отношений полезно для (идущего и так быстро) формирования новой российской идентичности, восстановления суверенитета страны, управляемости политическими процессами, в том числе передачей власти.
Мелкие укусы со стороны убогих провинциальных руководителей бывших советских и социалистических государств раздуваются до размеров национального унижения России. Высказанная походя даже легкая критика со стороны сильных трактуется как геополитический вызов. 

Дело доходит и до нецивилизованных казусов. Прессингуют посольства государств, чьи лидеры предприняли неприличные или неприятные шаги в отношении Москвы. Замечены даже попытки упреждающего обвинения всех несогласных в том, что они являются иностранными агентами.

Мы почти поневоле начинаем играть по предлагаемым правилам, втягиваемся в риторическую конфронтацию, которой, похоже, ищут, которую провоцируют.

Внешним признаком НЭ является не только усиление риторической конфронтации. Начался переход и к практическим действиям. Попытавшись выторговать у России политические и иные уступки обещанием вступления в ВТО и не получив их, старый Запад закрыл пока для России возможность вступления. Из-за нежелания приструнить, а даже местами и подзадоривания польского режима, оказалось заблокированным начало переговоров по выработке нового соглашения Россия-ЕС. Предпринимаются попытки — одна за другой — не допустить, чтобы по российским планам и под российской эгидой была бы восстановлена территориальная целостность Молдовы. Всем без исключения критикам Москвы, даже иногда лидеру Белоруссии пытаются оказать или оказывают поддержку. Украину пытались втянуть в НАТО «тихой сапой». Это пока не удалось, но попытки не оставлены. Хотя понятно, что такое членство почти неизбежно спровоцирует долговременный первоклассный кризис в географическом центре Европы. Судьба украинцев или самой Украины не волнует. Вашингтоном предпринимаются систематические и небезуспешные усилия по недопущению сближения России и Европы в энергетической области, создания общеевропейского энергетического союза.

Жесточайшая спешка в попытках добиться признания независимости Косово выглядит, как стремление консолидировать взятое на развалинах «холодной войны» и сохранить логику и политическую инерцию 90-х, когда Россия вынуждена была делать вид, что соглашается.

Наконец, почти невозможно объяснить развертывание систем ПРО в Центральной Европе иначе как либо желанием обеспечить продолжение финансирования этой малоэффективной и теряющей в Америке поддержку системы и  поугрожать России, либо более изощренным стремлением ремилитаризировать европейскую политику, внести в нее структурный раздражитель, постоянно порождающий недоверие и конфронтацию.

Даже вполне законные попытки диверсифицировать пути поставок энергоносителей в Европу объясняются почти исключительно в конфронтационных тонах — как противодействие российскому энергетическому «империализму» и «диктату», которого просто нет.

Россия начинает отвечать и иногда вольно или невольно подыгрывать. В ответ на планы по развертыванию ПРО Москва пообещала выйти из Договора по ракетам средней и малой дальности. Было заявлено, что элементы ПРО станут целями для российских ракет. Президент РФ указал на очевидное — как главнокомандующий он обязан сделать так, чтобы любые элементы стратегических наступательных и оборонительных сил другой страны стали целями для первоочередного уничтожения в случае военного кризиса (которого, надеюсь, никогда не случится). Но в атмосфере сгущающегося противостояния заявление было воспринято и проинтерпретировано как угроза. Провокация начала работать.

Возобновление переговоров по ДОВСЕ грозит новой милитаризацией — пусть и в фарсовой форме — европейской политики. Прежние переговоры, предшествовавшие его подписанию, служили тому, что европейцы долгие годы смотрели друг на друга через прицелы орудий, запугивая друг друга, тогда уже давно ненужными танками, самолетами, дивизиями. Была продлена «холодная война» и гонка вооружений. Ситуация может повториться. Так что лучше все-таки, тактически поманеврировав, отправить договор на место, где он и должен был находиться — на свалку. 
Геополитическая конкуренция пошла по всем азимутам. Россия поставляет оружие всем, кому может (не нарушая формальные правила и собственные интересы), европейцы рвутся на китайский рынок вооружения.

Основной вывод из анализа риторики и действий 2006-2007гг.: США и часть традиционного Запада пока оставила надежды превращения России в дружественное государство, на его интеграцию. Наметился переход к политике «неосдерживания», хотя оно будет другим. Мир радикально изменился. (Хотя мышление многих представителей правящих кругов осталось в прежней эпохе). Тотальное сдерживание эпохи «холодной войны» невозможно.

Но и Москва поняла, что она не хочет и не может интегрироваться с традиционным Западом на предлагавшихся до недавних пор условиях — своего рода интеграция без права голоса. Москва начала менять правила игры или, по крайней мере, перестает играть по старым, сложившимся в девяностые годы правилам.

О причинах наступления НЭ

Часть причин очевидны. Некоторые — не так. Но зато глубинны, что и позволяет говорить о новом этапе в развитии мировой политики и экономки — о НЭ».

Наиболее очевидная внешняя причина —  возросшая способность и готовность усилившейся России защищать и отстаивать свои интересы. Россия, где риторически, где на деле, стала отстаивать свои интересы. Порой, почти демонстративно противостоит попыткам США или европейцев действовать по старым правилам. Так происходит в Косово, где Москва в беспроигрышной игре заставляет старый Запад платить за прошлые грехи, в частности,  за войну против Югославии 1999 года. Не отказываясь от стратегического курса на сотрудничество с ЕС, Москва почти демонстративно  отказалась делать уступки  Брюсселю, которые были бы вполне обычными, если бы сохранилась модель отношений, складывавшаяся в 90-е гг. Я сожалею, что Россия и Евросоюз пока упустили исторический шанс на равноправную интеграцию России. Европа была бы сейчас неизмеримо сильнее и увереннее в себе, Россия — свободнее и благополучнее.
Но тогда в 90-е гг. в очередной раз тактические и узкокорыстные интересы взяли верх, и западные страны  принялись  прибирать к рукам не только остатки внешней советской империи, о потере которой в России мало кто сожалеет, но и куски самой страны, бывшей когда-то Российской империей, потом СССР. Прошли две волны расширения НАТО, которое в Москве вынуждены были проглотить, но не забыли; затем расширения ЕС. Часть осколков бывшей империи превратились из-за своих идиосинкразий и при попустительстве новых патронов в наиболее антироссийские государства.

Европа и США, в который раз не смогли подняться над узкими интересами, глотательными рефлексами. История повторилась. Напомню: «концерт наций»  развалился вокруг дележа остатков Османской империи. Несправедливым миром, навязанным Германии после I-ой мировой войны, Европа выкопала себе яму, создав условия для возникновения фашизма и германского реваншизма. Единственным частичным исключением из правила стал «план Маршала»  и восстановление с помощью США поверженных европейских держав, в том числе Германии. Но в начале 90-х европейская история вернулась, к сожалению, на круги своя. «Новый мировой порядок», провозглашенный  Бушем-отцом после отражения коалицией, в которую входила и Россия, агрессии С.Хусейна против Кувейта в начале 90-х гг., не состоялся, когда стали разбирать Югославию. В отношении России был избран  курс дележа и растаскивания отвалившихся кусков.
К счастью, Россия с помощью тяжкой победы в Чечне, везения с ценами на энергоносители, экономического подъема, воссоздания государства, внешнеполитического контрнаступления, похоже, преодолела свой «веймарский синдром». Но нынешнее почти полное недоверие и жесткая политика в отношении Запада — плата за допущенную им стратегическую ошибку 90-х. Россию не пригласили, когда она была слаба, готова вступить на правах равного, но слабого партнера. А теперь она не готова вступать в западный клуб, а если когда-нибудь захочет, то на правах сильного. Россия усвоила урок. И начала играть с другими также, как вели себя в отношении нее. Она не стала  реваншистским государством. Пока политика крайне рациональна. Из-за недальновидной политики Запада, своих собственных ошибок, иных объективных обстоятельств Россия не стала на этом этапе членом сообщества развитых демократий. На встречи G-7 в качестве кандидата ее приглашали в надежде привязать к западному пути развития. Но полноправно она вошла в G-8 из-за своей новой силы, как войдут в нее Китай, Индия, Бразилия, другие мощные и ответственные государства. Если, разумеется, «восьмерка» не возьмет курс на маргинализацию.

Усилившаяся готовность и способность России отстаивать свои интересы так, как она понимает их ныне,  стала особо неприятной для политических классов стран традиционного Запада  из-за выработанной ими в 90-е гг. вредной привычки к слабой и безвольной России.

Можно было бы рассчитывать, что неприятие быстро пройдет с приспособлением партнеров к новой реальности. Но его причины глубже. Они вызваны ослаблением внешнеполитического веса ведущих европейских стран, связанного с неэффективностью попытки формирования единой внешней политики, проводящейся по низшему «общему знаменателю», когда условная Варшава может блокировать Берлин, Париж и Рим. Сейчас уже только слепые не видят очевидного. Европа, пытающаяся неудачно проводить единую внешнюю политику, пока прогрессирующе слабеет.  А ведь влияние отдельных ведущих европейских держав, в 80-е и первой половине 90-х годов быстро возрастала. Европа совершила ошибку. Ошибка породила слабость. За ощущение этой слабости приходится платить ныне и России.

Не устану при этом повторять, что констатация кризиса и слабости нынешней Европы не может и не должна затмевать уважения, восхищения и даже благодарности европейцам, которые совершили подвиг  и через интеграционный проект преодолели многотысячелетнюю ужасную историю  и традицию государственного национализма, самоубийственных  войн. Они только в ХХ веке унесли под сто миллионов жизней, породили фашизм и коммунизм.

США, казавшиеся в 90-е гг. самому Вашингтону и многим в мире обреченными на единоличное лидерство и даже гегемонию в мире, резко обессилили себя, ввязавшись в иракскую авантюру. Она показала относительную внешнеполитическую неэффективность американского военного превосходства, восстановила большую часть мира против Америки, связала ей руки. Был нанесен ужасающий ущерб «мягкой мощи» США — привлекательности американской модели политического и экономического развития. Иракской ошибкой Вашингтон нанес себе ущерб похуже вьетнамского. Тогда, по крайней мере, значительная часть населения и правящих элит мира поддерживала цели войны — борьбу с коммунизмом. В Ираке  США не поддерживает почти никто, кроме небольшой группки откровенных сателлитов и одного союзника — Великобритании Т.Блэра.

Провал США, абугрейды и потоки крови в Ираке подорвали привлекательность не только демократической  Америки, но  и самой идеи демократии, которую Вашингтон пытался навязать силой и предсказуемо провалился. О последствиях падения привлекательности демократии — позже.

На фоне этой слабости ракетообразный взлет внешнеполитического веса России выглядит особенно впечатляющим. Москва начала подъем с нуля в 1999 г., когда и государства-то почти что не было, и увеличила свой вес в разы.

Надо, правда, помнить, чтобы избежать головокружения от успехов, что этот взлет — не только результат восстановления государства, более умелой и инициативной внешней политики, начала экономического роста, пока еще весьма скромного на фоне потерь предыдущего десятилетия. России просто повезло. В кои-то веки геополитический ветер в конце прошлого столетия задул в ее паруса. Резко возросли цены на энергоносители, повысилась роль энергетического фактора в мировой политике. Началась долговременная дестабилизация расширенного Ближнего Востока, падение управляемости международной системы. Это, а также удары по Югославии и Ираку повысили роль военного фактора.  А Россия при всей ее нынешней военной слабости — вторая военная держава мира, доказавшая к тому же готовность применять силу и даже победившая — хотя и чудовищной ценой — в войне против сепаратистов и исламских радикалов в Чечне. Даже экономический и геополитический взлет  Китая пока идет  на пользу Москве. В Вашингтоне стали всерьез бояться дальнейшего сближения двух стран. Усилило Россию даже стремление КНДР и особенно Ирана к приобретению ядерного потенциала. Без России эти проблемы решить нельзя. Но главное — ослабели США и Европа, что и привело к особенно заметному росту влияния России.

Нетрудно заметить, что такие факторы усиления носят среднесрочный характер, а то и несут в себе долгосрочные проблемы для самой России. Так что чрезмерно очаровываться своей новой мощью не стоит. Но пока ветер дул и продолжает дуть в российские паруса. Период «попутного ветра» продлится еще 3-4 года, а может  быть и более.

Особенно беспокоит европейские и американские элиты энергетическое усиление России. Хотя и частично по разным причинам. Европейцев —    из-за растущего ощущения их зависимости и уязвимости от внешних энергопоставок. К тому же зависимость Европы от  российских энергоресурсов, согласно большинству прогнозов, будет только возрастать. Даже если большинство планов диверсификации поставок, по строительству обходящих Россию газо- и нефтепроводов, будут претворено в жизнь. Что маловероятно. Запасы северных морей быстро  истощаются. Ближний Восток и Северная Африка становятся прогрессирующе нестабильными и независимыми.

Энергетические позиции России резко усилятся, и когда будут построены новые энергопроводы на Восток и Юг, когда Россия диверсифицирует свои поставки, уменьшив свою зависимость от потребителей газа на географическом Западе.

Эта зависимость от поставок особенно болезненна для европейцев на фоне политического усиления России, ее новой наступательности, ее жесткой, иногда неловкой политики по внедрению рыночных принципов в энергетических отношениях с потребителями в бывшем СССР.

Ощущение зависимости было усугублено отказом Москвы от предоставления западным компаниям контроля над российскими месторождениями, пересмотром ряда соглашений (явно кабальных, если не колониальных), заключенных в годы неразберихи и слабости 90-х. Это ощущение получило мощный импульс, когда стало ясно, что, несмотря на отчаянное давление европейцев, Россия  подтвердила свой отказ ратифицировать Энергетическую хартию и протокол к ней, который обеспечивал бы свободный доступ к российским энергопроводам для всех поставщиков и потребителей.

Это нормальное различие в интересах могло бы быть преодолено к взаимной выгоде, если бы европейцы приняли предлагавшуюся им российским руководством историческую сделку — обмен доступа западных  компаний к месторождениям и добыче на предоставление российским компаниям доступа к не менее выгодному распределению энергии в Европе. Был бы создан единый энергокомплекс Европы, который резко усилил бы всех, снял значительную часть опасений. Российское предложение официально отвергается, хотя отдельные сделки в рамках его философии и претворяются в жизнь.

Пока же ЕС стремится — не очень плодотворно — к выработке единой энергетической политики, пытается либерализовать свой внутренний рынок, строить обходные энергопроводы. Извне это выглядит как попытка создания картеля потребителей. Россия довольно успешно рушит проекты  или выжидает, рассчитывая, видимо, что в будущем ее позиции в энергетическом торге только усилятся.

Энергетическая конкуренция является, пожалуй, важнейшей причиной нынешнего антироссийского давления со стороны европейцев. Но эта причина носит, скорее всего, среднесрочный характер. Компромисс, сделка возможна и выгодна для обеих сторон. Если ей, разумеется, не помешают политические обстоятельства.

Однозначней выглядят американские интересы. США невыгодно создание единого энергетического комплекса Европы, конструктивной взаимозависимости,  усиливающей обе стороны, но ослабляющей американское влияние — через уменьшение зависимости Европы от внеевропейских источников энергии.

А такая зависимость автоматически предполагает зависимость от США. Только они обладают политическими и военно-политическим возможностями (хотя бы теоретическими) бороться за обеспечение доступа к ресурсам, пытаясь гарантировать его   и получая за это политические дивиденды. Вашингтон  постоянно  предпринимает шаги по предотвращению «сделки». От попыток придания НАТО функций по силовому обеспечению доступа членов к внешним источникам энергии или попыток торпедирования через польских или балтийских  клиентов Балтийского газопровода  до поддержки любых стран и режимов, которые могли бы помешать  формированию независимой общей европейской энергетической системы, которая смогла бы заложить основы и политического союза России и Европы.   

Ситуация до боли напоминает отчаянную борьбу, которую Вашингтон вел в конце 50-х — начале 70-х гг. против сделки «газ-трубы». Тогда США проиграли и экспортные газо- и нефтепроводы из СССР в Западную Европу были построены.

В духе новой откровенности, возобладавшей с российской стороны в нынешнем международном диалоге, можно сказать, что в США борются не только против усиления России, но и частично против усиления Европы, вернее, против ослабления своих позиций в ней,  начавшегося с эрозией и окончанием «холодной войны».

Если по энергетическому вопросу исторический компромисс с Европой возможен, хотя  и пока труднодостижим, то на европейском энергетическом направлении интересы России и США почти прямо противоположны. Придется жить, учитывая это вполне понятное и нормальное различие и не рассчитывая на снижение конкуренции с США по этой группе интересов.
Борьба по энергетическому вопросу приняла столь острый характер и из-за фундаментального, даже революционного, хотя и малозамеченного изменения в мировой экономике и политике, происшедшего за последние 8-10 лет. Оно одновременно привело к ослаблению общих мировых позиций традиционного Запада и росту его относительной энергетической уязвимости.
Если еще недавно большая часть энергоресурсов мира находилась во владении и под контролем западных компаний, то за короткий период ситуация изменилась на противоположную. Большая, если не подавляющая часть мировых энергетических ресурсов за пределами Северной Америки и Европы находятся во владении и под контролем национальных государств или их компаний. К тому же эти государства зачастую идут по пути Венесуэлы, используя ресурсы в качестве опоры для независимой иногда антиамериканской политики. Условия игры меняются на глазах. Эра «семи сестер», обеспечивавшая беспрепятственный доступ к энергоресурсам, которые почти постоянно относительно дешевели, перераспределения через этот механизм мирового ВНП заканчивается на глазах. Терпит поражение одно из главных направлений американской и западной политики последних 60 лет — обеспечение контроля над энергодобывающими странами, беспрепятственного доступа к дешевым энергоресурсам т.н. «третьего мира», где основная их часть и сосредоточена.

Россия же оказалась на острие этого нового перераспределения сил и влияния, его своего рода символом. В 90-е годы показалось, что отказ Москвы от жесткого контроля над своими ресурсами, их приватизация резко укрепляет энергетическую безопасность Запада, его экономические позиции в мире. За последние 4-5 лет ситуация стала кардинально меняться. Москва разными методами восстановила свой контроль над ресурсами, став наиболее видимой частью нового передела, энергетической  экономико-политической революции, речь о которой шла выше.

В Москве многим кажется, что жесткая реакция Запада, тот политико-пропагандистский прессинг, которому Россия подвергается, вызван исключительно недовольством ростом самостоятельности российской внешней политики, усилением российской экономики, российского международного влияния. Такая оценка справедлива лишь отчасти.
Важнейшая причина — именно в слабости западных стран: США — из-за Ирака; Европы —  из-за кризиса роста ЕС, а также из-за «революции» в энергетической области.

Давление является не столько атакой на Россию, сколько контратакой с целью не допустить дальнейшего ослабления своих позиций, а по возможности и отыграть их. Эта контратака является одной из главных, конституирующих черт НЭ. Тут России немного не повезло.  Она оказалась символом изменений и очутилась на передовой линии огня. Москва, почувствовав усиление, ринулась вперед, пытаясь отыграть часть отобранных или отданных в 90-е гг. позиций. Но ее, образно выражаясь, контратака столкнулась с контратакой традиционного Запада, пытающегося не допустить дальнейшего ослабления своих позиций, вызванного собственными причинами, а не политикой Москвы.

В политико-идеологическом поле западное контрнаступление ведется через обвинения в отступлении от демократии, в ограничении свободы слова. В прессе Кремль обвиняют чуть ли не в соучастии в убийствах журналистов. Буду по-прежнему стараться воздерживаться от интеллектуально приятного, но аналитически неконструктивного участия в перепалке.
Ограничусь указаниями на то, что, во-первых, Россия переживает период контрреволюции, — понятный, прогнозируемый и неизбежный после демократического революционного хаоса 90-х. Другое дело, что восстановление авторитарными методами государства, его управляемости начинает, по-моему, вести к чрезмерной централизации принятия политических решений, выключению важных слоев общества из открытой политики и к повышению риска ошибок и — в результате — к новой иной уже хрупкости российского государства в случае кризисов. А жизнь без них невозможна.

Во-вторых, за частью критики России западным журналистским сообществом стоит не просто неприятие происходящих в России перемен, но и действия государственных органов.
Уже долгие годы, изучая и зная мировоззрения обществ и элит государств традиционного Запада, верю, что часть неприятия нынешней России  действительно зиждется в настроениях граждан и руководителей стран, выстрадавших более гуманный строй, верящих в демократию и недовольных политическим развитием России.

Но до конца поверить в искренность политических сил, критикующих нынешнюю Россию за отступление от демократии, к сожалению, не могу. И уж точно не могут поверить в такую искренность россияне, которые меньше, чем я знают западные общества.

Потому что на поверхности эта критика выглядит не как реакция на действительно существующий и даже увеличивающийся, будем надеяться временно, «разрыв в ценностях», а как часть циничной геополитической контратаки, призванной подорвать внешнеполитические возможности России, уменьшить привлекательность ее образа и модели политического развития. А образ страны и общества в современном мире, ее «мягкая сила» — одна из ключевых составляющих внешнеполитического и экономического влияния.

Недоверие к критикам вызвано не только тем, что Россию критикуют сильнее, чем гораздо более жесткие государства, а демократами объявляют почти всех союзников традиционного Запада. И не только тем, что западные столицы в открытую ищут союзов даже с феодально-авторитарными или любыми иными малодемократическими режимами, лишь бы обеспечить себе доступ к их ресурсам или к энергопроводам, проходящим через их территорию.

Еще один разлом

Выходит на поверхность еще одно направление острой конкуренции. Оно было очевидно уже несколько лет, хотя заговорили о нем только с весны — лета 2007 г . Вышла серия публикаций, и число их будет множиться, указывающих на то, что в мире развертывается борьба между двумя моделями развития — между либерально-демократическим капитализмом традиционного Запада и «авторитарным капитализмом». Раньше на успех этой модели пытались не обращать внимание. Быстрый прогресс стран Юго-Восточной Азии, Южной Кореи, мог казаться не правилом, а исключением. Но ударный рост  Китая, несмотря на давние (звучащие почти два десятилетия) предсказания коллапса, не позволяет больше заниматься эскапизмом.

После победы либерально-демократического капитализма в «холодной войне», показалось, что эта победа окончательна. Статья Ф. Фукуямы «Конец истории»  вызвала восторг, но она оказалась неправильной не только потому, что развал блоковой системы привел не к новой гармонии, а к нарастающему хаосу. Через десятилетие выяснилось, что не окончено и идеолого-социальное соревнование. Начало формироваться понимание, что существует и другая потенциально не менее привлекательная, особенно для стран бывшего «третьего мира» —   большинства человечества —  модель экономически эффективного и политически приемлемого для большинства людей авторитарного полудемократического капитализма.

Капитализм, в отличие от социализма, обеспечивает — пусть и неравномерный — рост благосостояния для большинства. А авторитаризм или ограниченная, в нашем случае —«управляемая» демократия, в отличие от тоталитарного коммунизма, обеспечивает приемлемый уровень личной свободы для того же большинства. К тому же эксперты по-новому взглянули на историю и поставили вопрос о возможности исторической перспективности такой модели. Теперь оказывается, что авторитарная Япония и фашистская Германия, а раньше противники Антанты, проиграли вторую и первую мировые войны не из-за неэффективности моделей их развития,  а потому, что они изначально были обречены из-за случившегося два раза прихода на спасение терпевших поражение европейских либеральных демократий экономической машины США, а во второй мировой — и тоталитарного Советского Союза с его народом, готовым бороться до конца, несмотря не чудовищные жертвы.

Начало выясняться, что причиной победы либерально-демократической модели была, возможно, не демократия, а только капитализм. А демократия в жестком соревновании и, тем более, в войне может и проиграть. В наиболее яркой форме это новое видение соревнования между двумя подвидами капитализма проанализировал в своей блистательной статье во влиятельном американском журнале «Форейн Афферс» израильский стратег Азар Гат.  Не исключено, что на новом этапе его статье суждено сыграть роль статьи Фукуямы. Тем более что работа Гата выглядит интеллектуально гораздо более убедительной.  Вывод Гата: «авторитарные капиталистические страны, персонифицируемые Китаем и Россией могут представлять жизнеспособную альтернативу, … что означает, что окончательная победа и будущее доминирование либеральной демократии не является неизбежным … успешный недемократический Второй мир может теперь рассматриваться многими в качестве привлекательной альтернативы либеральной демократии».

История не дает определенного ответа, является ли «авторитарный капитализм» законченной стадией развития или лишь ступенью на пути к более либеральной модели. Думаю, что это так. На это указывает и мировой опыт. Из 15 самых богатых по ВНП на душу населения государств мира 13 отвечают критериям либеральной демократии. А страны Западной Европы и США сильно напоминали 40-90 лет тому назад нынешние государства т.н. авторитарного капитализма.

Наконец, мне хотелось бы думать, что это так. Хотелось бы не только большего благосостояния, но и большей свободы для своей страны и ее граждан. 
Но как бы то ни было, либерально-демократические триумфаторы увидели, что они начинают пока терпеть еще одно — пусть, вероятно, и временное — поражение. И указание на то, что авторитарный капитализм является возможно и даже вероятно стадией на пути развития к более демократическому обществу, не успокаивает.

Ощущение поражения не может не быть обострено гонимыми от себя, но известными всем, кто хочет думать и читать, фактами. Нападение на Ирак ради распространения демократии усилило противоположные политические силы, радикальных исламистов, ослабило мировые позиции не только США, но и всех западных демократий, демократии как идеала.

Не столь заметным, но, тем не менее, существенным ударом по идее всепобеждающей либеральной демократии явилось поражение де-факто большинства частично импортированных «цветочных революций» в странах бывшего СССР. Киргизия погружается в беспробудный хаос и регресс. Украина тоже погрузилась в политический хаос, хотя, я полагаю и надеюсь, имеет шансы на выход из него. Хотя и совсем не обязательно по либерально-демократическому пути в чистом виде. Грузию обижать в очередной раз не хочется.

Плохо дело с демократией и в ряде других регионов. Весьма демократические выборы в Палестине привели к власти исламских радикалов и повергли страну в гражданскую войну. Запылал вполне демократический Ливан. Расположенная рядом авторитарная Сирия довольно успешно развивается.

Соревнование моделей — это не только борьба за ощущение морального превосходства. Победа в конечном итоге означает перераспределение людских и всех иных ресурсов в пользу государств, олицетворяющих ту или иную модель. С конца 1980-х гг. по начало первого десятилетия нового века происходило гигантское перераспределение ресурсов в пользу США, старой Европы. Теперь процесс остановился и может пойти вспять. Тем более, что ныне успех авторитарного капитализма и ослабление позиций демократии накладывается на еще одно тектоническое перераспределение сил — от Европы и частично от США — к Азии.

Либерально-демократические, но экономически слабые или малые государства вынуждены автоматически опираться на США, Запад, следовать подчиненным  внешнеполитическим курсом. Успех другой  модели означает возможность переориентации части  государств или, по крайней мере, означает расширение для них поля внешнеполитического маневра.

Так было с движением «неприсоединения» в годы «холодной войны», маневрировавшим между двумя моделями и государствами их представляющими. Оно погибло с ее окончанием, страны, в него входившие, потеряли эту свободу.

Этими изменениями в мировой политической экономике Россия снова выталкивается на первую линию борьбы. Несмотря на свою неприятную для многих просвещенных русских модель развития, страна восстанавливает, хотя очень медленно, привлекательность для многих среднеразвитых обществ и стран. Сам с удивлением не раз убеждался в этом. Суверенной, растущей,  лучше управляемой России хочется подражать многим слоям обществ, уставших от нищеты, хаоса, неопределенности.

Неплохо зная движущие силы российской политики, я в последние годы не мог понять обвинений в русском экспорте авторитаризма. Уж чем-чем, а экспортом социально-экономических моделей современное сверхпрагматичное российское руководство заниматься не будет. Но экспорт, видимо, все-таки идет  потому, что Россия начала показывать постсоветским и развивающимся странам возможность жить и развиваться не только по модели зависимого либерально-демократического развития Центральной и Восточной Европы. Но и другим. К тому же соседним с Россией авторитарным правителям стало, видимо, несколько комфортней жить рядом с неприятно жесткой, но усиливающейся и не посягающей на их суверенитет Россией. Так что Россия не экспортирует, но ее модель импортируют.

И главное. Если Россия будет успешной, многократно усилится привлекательность и международный вес Китая, считающегося в США главным соперником. А Китай начал массированную мягкую многоуровневую международную, вполне капиталистическую экспансию — не на Север, в Россию, а в Африку, Латинскую Америку, на Ближний Восток.

Россия — ключевое государство с точки зрения соревнования политических, социально-экономических моделей, для мирового военно-политического баланса —историей выталкивается в центр новой конкурентной борьбы — между либерально-демократической и авторитарной моделями капитализма.

Недоверие к авторитарной модели развития и объясняет во многом подозрительность европейцев к российской энергетической политике. Авторитарному государству легче манипулировать своими активами, в том числе энергетическими, во внешнеполитических целях. В этом смысле демократия, особенно слабая, для партнеров удобнее. Она менее приспособлена для такого манипулирования. Россиян может сколько угодно  изумлять или обижать подозрения в том, что их страна, несмотря на в прошлом почти безупречный послужной список, может прибегнуть к такому манипулированию. Но эти подозрения порождены самим политическим строем страны, тем, что он кажется эффективным с точки зрения продвижения интересов, ее руководства.
Ветер геополитической удачи по-прежнему дует в российские паруса. Но отсидеться не удается. Россия оказывается в эпицентрах сразу двух новых соревнований, которые во многом будут определять будущее мира.

Это соревнования между традиционным Западом и энергопроизводящими странами за контроль над энергоресурсами.  И между моделями либерально-демократического капитализма и авторитарного полудемократического или совсем недемократического капитализма. И это на фоне того, что Россия уже находится еще на трех разломах — между радикальным исламом и христианской цивилизацией, между богатыми и бедными, между Европой и Азией.

Последний разлом, правда, начал быстро модифицироваться. Если раньше это был выбор между современностью и отсталостью, между свободой и тиранией, между индивидуализмом и коллективизмом, между феодализмом и капитализмом, и в конечном итоге, между прогрессом и стагнацией, между Востоком и Западом, то теперь выбор носит иной характер. Восток стал капиталистическим и развивается во многих отношениях быстрее и эффективнее. По сути, Восток стал новым Западом. Россия в этом смысле лишилась прежнего цивилизационного выбора. Раньше это был выбор между евроазиатчиной — коллективизмом, тиранией, стагнацией и западничеством — индивидуализмом, свободой и прогрессом. Теперь в социально-экономическом смысле ей нужно выбирать между двумя моделями капитализма: старой — европо-американской и новой высококонкурентной — азиатской. Российским евразийцам придется, чтобы сохранить идентичность прямо указывать на желательность для России феодализма ближневосточно — исламского типа.

И эти разломы происходят на фоне нынешнего витка глобализации. Он, как известно, характеризуется не только ростом финансовой и экономической взаимозависимости, прогрессирующим выходом экономических процессов из-под контроля относительно слабеющих национальных государств. Это уже в разной форме было. Главное — информационно-медийной революцией, приводящей к беспрецедентной информационной открытости, ведущей к политической активизации многомиллиардных масс. Что в принципе открывает возможности как для демократизации, так и охлократизации мира. А угроза последней будет воспроизводить авторитаризм как внутри государств, так и в отношениях между ними.

Добавление к глобализации, информационной революции, вызванному ею пробуждению масс, к падению управляемости процессами в области международной безопасности, их хаотизации, к старым разломам между исламом и христианством, между Европой и Азией, между богатством и бедностью и еще двух соревнований — за энергетические ресурсы и между двумя моделями капитализма и составляет, во всяком случае, для России содержание Новой эпохи.

НЭ требует во многом качественно иной политики и качественно другого понимания резко усложняющегося мира.

Перед тем, как попытаться предложить требующиеся модификации российской политики, попытаюсь спрогнозировать некоторые черты мировой политики в НЭ. При этом сразу оговорюсь, что по многим признакам НЭ, как и закончившаяся эра господства победившего либерально-демократического капитализма, является преходящей, переходной к какой-то другой фазе развития мира. Если, разумеется, человечество не сорвется в катастрофу.

НЭ: некоторые характеристики

Новая эпоха будет характеризоваться многими неприятными чертами. Пока не видно конца деградации системы управления международными отношениями, сферой международной безопасности. Усложнение соревнования введением в него новых элементов сделает эволюцию мира еще менее предсказуемой. По крайней мере, на ближайшие годы.

Перед лицом новых вызовов и разломов, о которых говорилось выше, будут, видимо, осуществляться попытки добиться нового сближения разошедшихся после «холодной войны» двух полюсов традиционного Запада — американского и европейского. Но относительное единство может быть восстановлено только в случае возобновления в той или иной форме институционального, структурного военного противостояния.

НАТО будет по-прежнему использоваться США для сохранения своих позиций в Европе. А возможно — и для целей формирования нового военно-политического противостояния. Уже сейчас в американских, околонатовских кругах гуляет идея превращения НАТО в военно-политическую  основу всемирного союза демократий. С включением Японии, Австралии, Новой Зеландии, Швеции, Финляндии. Идея вряд ли осуществима.

Налицо признаки интенсификации работы по включению в НАТО Украины. И это несмотря на то, что  такое расширение спровоцирует серьезный и долгосрочный кризис. С помощью такого расширения будут пытаться осложнить позиции и России, и Европы, создать еще одно мощное препятствие на пути их сближения. Проталкивается концепция придания  союзу функции обеспечения доступа к энергоресурсам. Эта идея тоже малореалистична, но напряженность и недоверие подпитывать будет.

Постоянно будируются идеи создания союза демократий, который неизбежно будет восприниматься всеми остальными — большинством стран — как направленный против них, в т.ч. против России. 

Идея дальнейшего расширения НАТО станет более реалистичной в случае, если, сталкиваясь с новыми военно-политическими вызовами, Россия попадется на удочку и начнет со своей стороны содействовать  ремилитаризации  международных отношений. Она, по определению, невыгодна.

Структурированное противостояние опасно и потому, что может, усилив традиционалистские, антимодернистские силы, создать и законсервировать  авторитарно-стагнационную  модель развития. А авторитарный капитализм может вести не только к ускоренной модернизации, но и к стагнации и даже деградации. Стагнационная модель характерна для многих стран Латинской Америки, деградация  — для многих государств нынешнего расширенного Ближнего Востока или таких стран как Зимбабве.

 Сама по себе идея создания сообщества мощных и ответственных государств, которые могли бы возглавить борьбу против новых угроз миропорядка, мне кажется привлекательной. Я в 90-е годы сам был соавтором едва ли ни первого варианта такой идеи.   Но сейчас ее современные вариации не только уж совсем малореалистичны — в новую эпоху  конкуренции всех против  всех —  но и вредны, поскольку несут в себе семена нового идеологического раскола, той самой структурной конфронтации, толкает  к упреждающему объединению против.

В НЭ будет, видимо,  продолжена и  ремилитаризация международных отношений, даже гонка вооружений. И не только как продолжающаяся реакция на удары по Югославии и Ираку, усиливших у многих государств опасения внешней военной угрозы. Мощные сдвиги в мировой экономике и политике, быстрое перераспределение сил усиливает ощущение  непредсказуемости внешней среды. Укрепляет эти ощущения и продолжающееся,  несмотря на усилия России, многих государств в Европе, Китая, Индии ухудшение — хотя и не линейное — управляемости сферой международной безопасности, особенно в регионе расширенного Ближнего Востока. Неизбежный уход США из Ирака только усугубит уже существующий там вакуум безопасности. В последние 5-6 лет стала снова набирать темпы новая гонка вооружений.

Признание хаотизации не должно означать отказа от усилий по его преодолению. Тем более, что налицо и позитивные изменения в мире. Из огромных регионов отступает голод — в первую очередь —  за счет успеха Китая, Индии, стран Восточной Азии. В Азии набирает силу тенденция к региональной интеграции, противодействующая разрушительному действию возрождающихся национализмов. Весьма дружественные отношения между Россией и Китаем и их взаимодействие уже оказывают стабилизирующее воздействие на ситуацию в Центральной Азии. Поражение США в Ираке, можно надеяться, приведет к хотя бы частичному отказу американской элиты от убийственной и самоубийственной односторонности и демократического мессианства.

Другой особенностью НЭ будет жесточайшая многоуровневая конкуренция — экономическая, геополитическая, идеологическая.  С.В.Лавров сформулировал эту особенность нового мира следующим образом: «Парадигма современных международных отношений  скорее определяется конкуренцией в самом широком прочтении этого понятия, ее предметом, помимо прочего, становятся ценностные ориентиры и модели развития. Новизна ситуации заключается в том, что Запад теряет монополию на процессы глобализации. Видимо, отсюда и попытки представить происходящее как угрозу Западу, его ценностям и образу жизни.»   

Конкуренция будет вестись во многом другими методами, нежели в прошлую эпоху — победы либерально-демократического капитализма или в предшествующую ей эпоху «холодной войны», переплетаться с на порядок более глубокой, чем прежде, взаимозависимостью, использовать ее и гаситься ею.

Можно прогнозировать активизацию попыток ограничить  экономическую экспансию стран нового «авторитарного капитализма» и их компаний.

Уже сейчас в ряде западных появляются попытки институционной делиберализации инвестиционного режима. А случаи — в первую очередь в Европе ограничения иностранных инвестиций в «стратегические отрасли»  стали столь частыми, что кажутся  не исключением, а правилом. (Хотя им пока и не являются.)
Государства старого, либерального капитализма  перенимают практику новых «авторитарных» капиталистических стран.

Весьма вероятно нарастание усилий по манипулированию финансовыми потоками. Уже сейчас опасения такого манипулирования ведут к бегству  финансовых ресурсов из Европы в предметы искусства, в недвижимость, в акции, в азиатские банки. Но и там они могут стать жертвой контрманипулирования. Нарастает угроза стабильности мировой банковской системе в том виде, в котором она сложилась.

Нервозность, нестабильность будет увеличиваться и из-за опасений спровоцированных локальных кризисов международной финансовой системы.

Попытки замедлить развитие новых эффективных конкурентов — стран «авторитарного капитализма» будут содействовать развитию  и так уже усиливающейся тенденции к протекционизму. А стремление использовать в целях этой новой конкуренции старые международные организации — подрыву влияния последних. Уже резко ослабло влияние МВФ, частично — Мирового банка. Рост протекционизма, стремление использовать ВТО в политических интересах основателей этой организации — стран старого капитализма — ослабляют и ее. Уже звучат призывы  к ее замещению.

А рост протекционизма, торговых и инвестиционных столкновений в истории был одним из предвестников военных столкновений.

Безусловно, будет вновь усиливаться конкуренция в идеологической области. Теряющие позиции демократии уже перешли в контратаку. США займутся восстановлением привлекательности своей страны и общества.

Усиление борьбы за продвижение демократии, защиту прав человека, свободы слова не пугает. Беда лишь в том, что в новой высококонкурентной среде эта борьба почти неизбежно будет еще более «геополитизироваться», приобретет характер борьбы между государствами или будет выглядеть таковой.

Такая борьба может на время, по крайней мере, помешать нормальной либерализации обществ в странах нового капитализма, в частности, в России. Люди, которые будут стремиться к необходимым в обществе и стране изменениям, будут выглядеть или даже представляться агентами держав-конкурентов. Нормальный процесс демократизации может замедлиться.
Повторится история «холодной войны», когда жесткое давление извне усиливало позиции реакционеров и консерваторов внутри.

Самым неприятным последствиям новой многофакторной конкуренции, если она будет развиваться по  закладываемой ныне траектории, будет уменьшение интенсивности и качества международного сотрудничества по противодействию новым глобальным вызовам — распространению оружия массового уничтожения, деградации окружающей среды, исламскому экстремизму. Уже сейчас увеличение конкуренции зримо ведет к возрождению гнилой философии прошлого: если это плохо для конкурентов, это хорошо для меня, даже если это мне тоже невыгодно. Восстановление такой философии вкупе с ослаблением международных институтов времен биполярности, новой гонкой вооружений сделает новый мир опаснее того, в котором мы жили в годы «холодной войны». Выиграют лишь всякого рода международные маргиналы. «Холодной войны» не будет.  Но мир может стать поопасней, чем в ее годы.

Новая эпоха несет не только опасности. Расширение сферы капитализма, рыночной экономики наряду с убыстрением технологического прогресса, глобализации будет по-прежнему содействовать экономическому росту, увеличению благосостояния большинства  населения мира, снятию части источников — прежде всего социально-экономических — внутренней и межгосударственной напряженности.

Усиление экономической, идеологической конкуренции объективно будет толкать все страны к поиску более оптимальных путей развития. Европу — к преодолению застойной квазисоциалистической модели развития, неэффективной модели единой внешней политики, ворующей мощь и влияние у ведущих европейских государств. США — к хотя бы частичному отказу от односторонности и мессианской агрессивности. Новые капиталистические государства, в том числе Россию — к более гуманной и привлекательной для всего человечества  модели развития. Констатируя определенный рост привлекательности нынешней модели развития России, нельзя не видеть, что эта привлекательность весьма относительна. Россия по прежнему весьма некомфортное общество для очень многих его слоев не из-за недружественной пропаганды.

Новая эра конечна. Уже видны ее временные пределы. Через пять-семь лет можно ожидать выхода Европы из нынешнего системного политического кризиса. Весьма вероятно убыстрится и ее экономическое развитие. США, выйдя или частично выйдя из Ирака и неизбежного постиракского синдрома, вернутся к более рациональной  многосторонней политике. Еще раньше — чем раньше, тем лучше — я надеюсь, Россия выйдет из своего головокружения от успехов и начнет проводить более осторожную, хотя и не менее активную политику.

Уже в самые ближайшие годы начнет проходить энергетический шок. Цены на энергоносители относительно стабилизируются, а потребители приспособятся к новой ситуации в этой сфере.
Можно предположить возможность преодоления тока от энергетической революции, вызванной перераспределением ресурсов из частного и иностранного владения в государственное. Люди и государства приспособятся к новой ситуации. К тому же история знала волны реприватизации ресурсов. Получив  необходимые доходы  и убедившись в очередной раз в том, что государственные компании неэффективны государства не раз отдавали управление природными ресурсами в частные руки. Не удивлюсь, даже почти уверен, что при нормальном развитии событий через несколько лет многие российские госкомпании будут частично реприватизированы. В том числе и в иностранные руки. Но приватизированы они будут не с позиции слабости 90-х, а с позиции силы. Думаю, что России, ее правящей ныне элите нужно будет капитализировать свою нынешнюю энергетическую мощь, дабы не растерять ее.

Будут созданы политические и экономические предпосылки для преодоления нынешней квази-конфронтации по энергетике и для создания энергетического союза в Европе.
Нерешенные из-за острой конкуренции НЭ  глобальные вызовы — исламского радикализма, распространения оружия массового уничтожения будут еще более  настоятельно требовать более тесного сотрудничества крупных держав.

Может быть, частично преодолена и идеологическая основа нового противостояния, соревнования между двумя моделями капитализма. Эти модели не так несовместимы как «реальный социализм» и капитализм. Вероятна их конвергенция.

Начнется новый тур международного сотрудничества, будем надеяться, более устойчивый, чем в 90-е годы. Тогда он основывался на явно ненадежной основе, диктовавшейся победителями в «холодной войне» и был из-за этого обречен на несостоятельность.

Эта эра большего сотрудничества состоится только, если человечество, в том числе Россия не допустит системной ошибки — структуризации и милитаризации нового соревнования и если не произойдет новой крупной войны. Она кажется наиболее вероятна на «расширенном Ближнем Востоке».

Если будет допущена институалиация и вследствие этого — углубления конкуренции до противостояния, возможно и сползания мира к череде крупных войн или даже большой войне. Аналитически она предсказуема.

Политика России

Что в этой ситуации делать России? Ответ не может быть однозначным. Ситуация будет слишком неопределенной. 
Но некоторые принципиальные направления политике мне очевидны уже сейчас.

Первое. Необходимо как можно скорее заканчивать — с приятными  и понятными после долгих лет потерь и унижений шапкозакидательскими настроениями. Любые прогнозы развития мировой экономики указывают на то, что нашей стране в  обозримой перспективе не удастся подняться выше нынешних приблизительно двух с половиной процентов мирового ВНП, а что, скорее всего, если мы не достигнем устойчивого роста в 8-11%. Если заметно меньше — наша доля будет иметь тенденцию к сокращению.

Второе. Новая эра конкуренции, которая будет вестись в еще большей степени, чем прежде, в сфере экономики, социального прогресса и требует перехода к новым характеристиками этой экономики. К экономике, основанной на знаниях. Как хорошо известно, преимущество, основанное на энергоресурсах — явление временное. Необходима и постоянная модернизация политической системы, чтобы они не скатились к авторитарно-застойной модели развития. Если мы не используем НЭ для перехода к новой модели экономического и социального развития имеющимися полуавторитарными и госкапиталистическими методами, закат России в последующую эпоху практически предопределен.

Третье. Нужно всеми силами не допустить невыгодной с точки зрения уже среднесрочных интересов России ремилитаризации и институализации нового соревнования. Отсюда — линия на предотвращения дальнейшего расширения и консолидации НАТО, осторожность в заключении союзов в ведении разоруженческих переговоров. Многие из них могут быть, как показывает опыт,  легко использованы для ремилитаризации политики.

Противодействие ремилитаризации политики не может означать отказа от восстановления вооруженных сил на новой основе и модернизацией военной доктрины. При этом разумное восстановление военной мощи должно основываться на  односторонне определяемых потребностях, а не на ответах пусть даже и ассиметричных на действия других.

Четвертое. Нужно содействовать всем и сотрудничать со всеми ответственными силами в недопущении новых масштабных конфликтов, особенно ядерных. Они могут спровоцировать неконтролируемую деградацию международной политической среды.

Пятое. В ближайшие годы развертывания острой фазы Новой Эры жесткой контратаки  начавшего проигрывать Запада, уступки бессмысленны. Они будут восприняты как проявления слабости. Но надо избегать и бессмысленных демонстраций жесткости. Они только растрачивают появившийся у России небольшой запас силы. Тем более что нас будут провоцировать.

Россия уже не проигравшая страна, пытающаяся восстановить свои позиции. Мы должны начать вновь улыбаться просто вежливо, а не издевательски, работать на будущее, лидировать в этой работе, а не только исправлять прошлые ошибки или затыкать дыры.

Источник: Официальный сайт С.Караганова, 10 октября 2007 г.