Версия для печати

Год жизни под угрозой

Вспомните Тео Ван Гога и готовьтесь к будущему

Год назад некто Мохамед Боуйери, родившийся в Голландии и свободно говорящий по-голландски мусульманин, во исполнение определенного ритуала перерезал горло голландскому кинорежиссеру Тео Ван Гогу. Это событие стало причиной радикальных изменений в голландской политике. Был введен всесторонний и настолько строгий полицейский контроль, что на сегодня потоки новой иммиграции оказались практически перекрыты. Упомянутое событие, как и бомбардировки Лондона 7 июля (также осуществленные мусульманами второго поколения, уже являющимися полноправными британскими гражданами), должно прояснить для нас природу угрозы, исходящей от радикального исламизма.

До сих пор мы были склонны понимать джихад и порожденный в нем терроризм как нечто, возникающее в дисфункциональных, больных и парализованных частях нашего мира, к примеру, в Афганистане, Пакистане, на Ближнем Востоке, а затем уже экспортируемое в западные страны. Чтобы защитить себя, остается либо отгородиться стеной от опасных частей света, либо, как в примере с британской администрацией, отправиться "прямо туда" и попробовать разрешить проблему в ее источнике, внедрив там демократию.

Впрочем, есть основания полагать, что главный источник современного радикального исламизма скрыт не на Ближнем Востоке, а непосредственно в Западной Европе. И Боуйери, и лондонские бомбисты, а вместе с ними и организаторы нападения 11 сентября, и исполнители теракта 11 марта в Мадриде - все они получили радикальное воспитание в Европе. Голландия является страной демократической и вообще передовой во всех отношениях, однако более 6% ее населения мусульмане, и они в большой степени заражены радикализмом. И не удастся придумать такую стену, которой Голландия смогла бы отгородиться от этой проблемы.

Когда мы пытаемся трактовать исламистскую идеологию как отстаивание традиционных мусульманских ценностей и укрепление мусульманской культуры, мы демонстрируем глубокое непонимание современной ситуации. В традиционной мусульманской стране ваша религиозная позиция не является результатом вашего личного выбора - вы получаете ее от социального окружения вместе с социальным статусом, законами и обычаями, даже с вашим будущим партнером в браке. В таком обществе не может возникнуть никаких сомнений касательно того, что вы собой представляете, поскольку ваша личная идентичность задана и освящена всеми общественными институтами от семьи до мечети и государства.

Для мусульманина, живущего иммигрантом на окраинах Амстердама или Парижа, ситуация представляется совсем другой. Совершенно неожиданно ваша идентичность оказывается брошена на произвол судьбы, вам видится безграничное поле выбора, неисчислимые возможности в том, насколько вы желаете интегрироваться в окружающее немусульманское общество. В книге "Глобализированный ислам", написанной в 2004 году, французский исследователь Оливер Рой весьма убедительно доказывает, что современный радикализм напрямую является продуктом "детерриториализации" ислама, когда самоидентификация мусульманина остается без той социальной поддержки, которую она имела в традиционном мусульманском обществе.

Особенно суровой проблема самоидентификации становится для потомков иммигрантов во втором-третьем поколениях. Они вырастают вне структуры традиционной культуры их родителей, но, в отличие от большинства иммигрантов, прибывших в США, мало кто из них чувствует себя воистину принятым в окружающее его общество.

Современные европейцы склонны принижать чувство национальной идентичности в пользу открытого, толерантного "постнационального" чувства принадлежности к единой Европе. Впрочем, сами по себе голландцы, немцы, французы и прочие отнюдь не утратили весьма глубокого чувства собственного национального самосознания, и это чувство оказывается не доступно людям, приехавшим из Турции, Марокко или Пакистана. Сложности с интеграцией приезжих усугубляются еще и тем фактом, что жесткое европейское законодательство по трудовым отношениям затрудняет для недавних иммигрантов и их детей поиск рабочих мест, требующих низкой квалификации. В результате значительная часть иммигрантов живет на пособие, то есть лишена возможности самоутверждаться за счет собственного трудового вклада в общее благосостояние. Как они, так и их дети, ощущают себя аутсайдерами.

Именно в подобном контексте возникают персонажи наподобие Усамы бен Ладена, предлагающие молодым прозелитам универсалистскую, чистую версию ислама, избавленную от местнических наслоений типа национальных святых, обычаев и традиций. Радикальный исламизм сообщает своим адептам, кто они есть на самом деле - уважаемые члены всеобъемлющего мусульманского мира, к которому они могут принадлежать невзирая на то, что вынуждены проживать в землях неверных. Религия уже не поддерживается, как в подлинно мусульманском обществе, за счет подчинения совокупности внешних социальных обычаев и условностей, скорее, она становится вопросом внутренней веры. Автор сравнивает современный исламизм с христианством протестантской Реформации, когда религиозное чувство подобным же образом было направлено вовнутрь и освобождено от внешних ритуалов и социальных поддержек.

Если мы признаем эти рассуждения корректным описанием истоков радикализма, из них можно сделать следующие выводы. Во-первых, вызов, предъявленный нам исламизмом, не является для нас незнакомым и непонятным. Стремительная модернизация мира всегда провоцировала радикальные тенденции. Мы уже видели почти такие же формы отчуждения у молодежи, когда в прежних поколениях она шарахалась в анархизм, большевизм, фашизм или в шайку Bader-Meinhof. Меняется идеология, но психологический синдром, стоящий за этими явлениями, остается одним и тем же.

Далее, насколько радикальный исламизм можно назвать религиозным феноменом, настолько же он является продуктом модернизации и глобализации. Он не смог бы набрать и малой доли от его нынешних сил, если бы мусульмане не имели возможности путешествовать, пользоваться интернетом или в какой-либо другой форме отстраняться от собственной культуры. Из этого следует, что попытки "стабилизировать" Ближний Восток, неся модернизацию и демократизацию в такие страны, как Египет или Саудовская Аравия, не решат проблем терроризма, но грозят усугубить проблему в самые кратчайшие сроки. Разумеется, демократизация и модернизация мусульманского мира остаются желательны сами по себе, но серьезные проблемы с терроризмом в Европе пребудут независимо от изменений на Ближнем Востоке.

Реальная проблема для демократии произрастает в Европе и является ее внутренним делом. Это задача интеграции большого числа разъяренных молодых мусульман, и провести ее необходимо так, чтобы не спровоцировать еще более яростного отпора со стороны крайне правых популистов. Для этого необходимы две вещи. Во-первых, такие страны, как Голландия и Британия, должны пересмотреть свою мультикультуралистскую политику, являющуюся убежищем для радикализма, и нанести реальный удар по экстремистам. А во-вторых, им необходимо также переформулировать свои определения национальной идентичности, чтобы в них оставалось достойное место для людей с неевропейскими корнями.

В первом направлении подвижки уже начались. За последние месяцы Британия и Голландия, хоть и с запозданием, но признали, что прежний вариант сосуществования культур, на котором основывалась их политика, был весьма опасным и притом малопродуктивным. Либеральная толерантность в этих странах понималась не столько как уважение к правам индивида, сколько как подчеркнуто терпимое отношение к различным группам, хотя некоторые из них сами не отличаются особой толерантностью (к примеру, диктуя девушкам своей среды, с кем им не следует дружить и за кого выходить замуж). В результате ошибочно понятого уважения к другим культурам мусульманским общинам позволили самим регулировать проблемы собственного поведения. В общем-то, этот подход тесно связан с традиционным европейским корпоративным подходом к различным общественным организациям. В Голландии, где государство поддерживает в независимом порядке католическое, протестантское и социалистическое направления, легко было представить себе еще один, мусульманский, "столп общества". Однако этот столп быстро превратился в гетто, отрезанное от окружающего мира.

В Голландии за последнее время сформировалась новая политика, направленная на разрушение барьера, отделяющего мусульманское сообщество от окружающего мира. Примером может служить закон, ставящий преграды на пути импорта невест с Ближнего Востока. Британские и голландские полицейские получили новые полномочия для контроля над деятельностью религиозных проповедников и для их задержания и высылки в случае, если таковая деятельность будет сочтена провокационной. Однако за рамками остается гораздо более серьезная проблема - как сформировать такие понятия национальной идентичности, которые объединили бы граждан всех религий и этнических корней в единую демократическую культуру - примерно так, как американская идея послужила основой для объединения всех иммигрантов в едином государстве.

Убийство Ван Гога подтолкнуло голландцев к страстным и зачастую политически некорректным дебатам о том, что значит быть голландцем. Некоторые требовали от иммигрантов не только способности говорить по-голландски, но и столь глубоких познаний в голландской истории и культуре, которыми не располагают и многие коренные голландцы. Однако критерий национальной идентичности должен служить основанием для включения, а не для исключения. С другой стороны, бесконечные уступки ведут к его обесцениванию, чтобы ни говорил по этому поводу один безответственный голландский политик, Пим Фортюн, который также в 2003 году пал жертвой терроризма. Слава Богу, голландцы по крайней мере сумели прорваться сквозь удушающую завесу политической корректности, которая в большинстве остальных европейских государств не позволяет даже подступиться к обсуждению взаимосвязанных проблем национальной идентичности, культуры и иммиграции. Ведь сама постановка вопроса о национальном самосознании - это уже весьма скользкая и деликатная задача.

Многие европейцы утверждают, что американский плавильный котел нельзя перенести на европейскую землю. Здесь национальная идентичность глубоко коренится в крови, почве и общей памяти. Может быть, это и правда, но если это так, то смотрите - процент мусульман в европейском населении продолжает расти, и над европейской демократией сгущаются тучи. А поскольку главная битва с терроризмом развернулась именно на европейской земле, победы и поражения этой войны скажутся и на всем остальном мире.

Перевод А.Г.Ракина

Источник: Русский Журнал от 10 ноября 2005 г.