Версия для печати

Атлантик-авеню

Рецензия на книгу: Тимоти Гартон Эш[1] "Свободный мир: Америка, Европа и удивительное будущее Запада" ("Free World: America, Europe, and the Surprising Future of the West" by Timothy Garton Ash).

15 февраля 2003 года, за месяц до американского вторжения в Ирак, по всей Западной Европе прокатилась мощная волна антивоенных демонстраций. Причем манифестации состоялись не только в Берлине и Париже, но и в Лондоне, Мадриде, Риме, то есть в столицах даже тех стран, чьи лидеры поддержали Вашингтон в его усилиях по свержению Саддама Хусейна.

Социалист Доминик Строс-Кан, бывший министр финансов Франции, воспринял этот день протеста против действий США как день рождения новой европейской нации. Жак Деррида и Юрген Хабермас, два виднейших европейских философа, выступили с совместным заявлением, близким к оценке Строс-Кана, в котором отметили шесть элементов, ключевых, по их мнению, для новой европейской идентичности, отличной от американской. Среди них: строгое проведение принципа безрелигиозности государства, вмешательство государства в экономику для "исправления" рыночного и промежуточного обществ путем отхода от капитализма, изживание национального суверенитета и замена этой, ныне устаревшей, условности на международный правовой порядок.

Как нам относиться к этим и подобным им дискуссиям — по поводу смертной казни, Международного уголовного суда, Киотского протокола в связи с глобальным потеплением, по поводу обращения с заключенными в тюрьме в заливе Гуантанамо?[2] Можно ли считать их только временными короткими перебранками между странами, объединенными общими фундаментальными ценностями и интересами, как это случалось во время "холодной войны", когда возникали размолвки относительно Суэцкого канала в 1950-х годах или развертывания ракет средней дальности в 1980-х? Или же сегодняшние расхождения сигнализируют о разложении системы, сложившейся на Западе в период "холодной войны", и о возвращении в отношениях с Соединенными Штатами — этой всемирной сверхдержавой, равнодушно лавирующей между ЕС, Китаем, Россией и другими странами, — к балансу сил, характерному для XIX века?

Трансатлантические раздоры породили к настоящему времени обширную литературу. Яркий пример — книга "Рай и сила" (2003) Роберта Кагана[3], который лихо доказывает, что американцы произошли от Марса, а европейцы — от Венеры, иными словами, что различия между ними — глубокие и существенные. Одним из первых критиков Кагана стал Тимоти Гартон Эш, профессор Сент-Энтониз-колледжа в Оксфордском университете, проницательный автор, писавший в 1990-х годах о Восточной Европе и ее посткоммунистической трансформации.

В своей книге "Свободный мир" Эш продолжает критиковать Кагана, систематически излагая причины, побуждающие его верить в то, что трансатлантический раскол не является постоянным или необходимым, и свои соображения о том, как возродить "свободный мир", который мы имели обыкновение восхвалять в дни "холодной войны". Мне бы очень хотелось, чтобы Эш оказался прав, но думаю, что в конечном счете он недооценивает не только глубину существующих различий, но и трудности достижения согласия по всей совокупности проблем.

Перечень самих различий, оценку которым дает Эш, читатель может найти в работах вроде "Американской исключительности" Сеймура Мартина Липсета)[4]. Американцы, пишет Липсет, более религиозны, чем европейцы; они с большим недоверием относятся к государству; они допускают большее экономическое неравенство в обмен на большую индивидуальную свободу; они уделяют больше внимания экономическому росту, чем защите окружающей среды; они более чувствительны к вопросу национального суверенитета; у них собственные, отличные от европейских, взгляды на право граждан владеть оружием и на смертную казнь.

Эш излагает эти различия честно и довольно полно, хотя ему следовало бы пристальней взглянуть на то, как Роберт Каган относится к применению военной силы. В истории США военная мощь неоднократно использовалась для достижения целей, которые в конечном счете интерпретировались как нравственно оправданные. Это особенно справедливо в случае Гражданской войны в США, Второй мировой войны и "холодной войны". С этим контрастирует современное европейское сознание, которое во многом все еще определяется бессмысленной бойней Первой мировой войны, а в Германии — катастрофой нацизма. Так, в течение нескольких десятилетий после 1945 года немцы старательно переделывали свои нравственные устои, фактически делегировав свой суверенитет группе международных учреждений и превращая своих детей в пацифистов. А поскольку подобные преобразования мы одобряли, нас не должно удивлять, что немцы теперь осуждают американскую стратегию преэмптивной войны[5].

Но Эш несколько иначе смотрит на это скучное перечисление различий. Для него оно упрощает и искажает действительность, внушая мысль, что по обе стороны Атлантики господствует своя единая точка зрения. В действительности, пишет он, европейцы делятся на евро-атлантистов и евро-голлистов; первые настаивают на прочных политических связях с Соединенными Штатами и озабочены этатистскими тенденциями Европейского союза, в то время как последние видят в ЕС конкурентоспособный противовес Соединенным Штатам и отстаивают брюссельскую версию государства всеобщего благоденствия. (Что до Британии, этого двуликого Януса, то она шизофренически зависла где-то между ними.)

Американцы, в свою очередь, делятся на так называемых красных и синих избирателей. Левая (или синяя) сторона американского политического спектра соответствует правой, или атлантистской, стороне в Европе, в то время как такие сугубо американские характеристики, как антиэтатизм, право на владение оружием и драчливая враждебность к международным учреждениям, как правило, встречаются только на красной стороне — стороне, приверженцы которой обычно голосуют за республиканцев.

Таким образом, на возникающей политической диаграмме Венна[6] две половины частично перекрываются. Пусть в Европе в основном нет ничего похожего на республиканцев, а в Америке нет социалистов, тем не менее и в Европе и в Америке имеется эквивалент американских демократов. Именно с этой областью пересечения Эш связывает "удивительное будущее", которое он сулит в подзаголовке этой книги, ведь это пространство, где Америка Джона Керри сходится с евро-атлантистами. Эти две силы могут, как он полагает, подтолкнуть США к большему мультилатерализму, а Европу — к более тесному трансатлантическому сотрудничеству.

Чтобы приблизить это будущее, Эш предлагает набор общих проектов. Они включают осуществление политической реформы на Ближнем Востоке, где, доказывает он, у американцев и европейцев разнятся не столько цели, сколько средства к их достижению; концентрацию всех сил на преодолении экологических угроз, таких как глобальное потепление; и, что особенно важно, борьбу с глобальной бедностью и экономической отсталостью. Даже администрация Буша, по мнению Эша, видела в этих последних факторах (бедность и отсталость) основной источник терроризма, а они-то и создают особенно плодотворные возможности для трансатлантического сотрудничества и объединенного планирования.

Оставим в стороне вопрос о желательности воссоединения свободного мира на основе программы, предложенной Эшем, и поговорим лишь о возможности реализовать ее на практике. Можно считать, как это делаю я, что презрение, которое администрация Буша испытывает к мультилатерализму, лишь понапрасну отталкивает потенциальных друзей, и в то же время находить, что Эш серьезно заблуждается в своей оценке существующего раскола. Ведь не только трудно вообразить, что какая-либо республиканская администрация поместила бы экологическую проблематику или борьбу с глобальной бедностью в центр своей внешней политики, но имеются серьезные основания полагать, что даже для демократической администрации, даже во главе с Джоном Керри, было бы чрезвычайно трудно достичь консенсуса с евро-атлантистами.

Первая причина связана с восприятием угрозы. Ведение войны с терроризмом даже не входит в общую программу действий, предлагаемую Эшем, а это является и обязательно останется первоочередной заботой любого будущего хозяина Белого дома. Американцы склонны полагать, что 11 сентября — начало новой эпохи нигилистического, сопряженного с массовыми жертвами терроризма, европейцы же думают об этом как об отдельном удавшемся теракте, с чем они знакомы по опыту борьбы с IRA или бригадой Баадер — Майнхоф[7].

В ходе президентской кампании Джон Керри заявил, что мечтает о том дне, когда терроризм будет представлять собой скорее досадную помеху, чем смертельную угрозу. Многие европейцы и теперь считают, что это всего лишь досадная помеха, несмотря на то, что (с учетом значительной доли мусульманского населения в таких странах, как Франция и Нидерланды) исламский радикализм угрожает им больше, чем американцам. Да и мы не в той ситуации, когда можем помочь им решить эту проблему; наш совет принять Турцию в ЕС не был воспринят ими как дружественный, а был расценен как вмешательство во внутренние дела.

Во-вторых, постоянные разногласия по поводу палестино-израильского конфликта будут сильно мешать сотрудничеству в области более широкой политической реформы на Ближнем Востоке. Демократов и республиканцев объединяет вера в то, что кэмп-дэвидские переговоры в конце правления президента Клинтона были весьма выгодны палестинцам и что вина за прекращение этих переговоров лежит на Ясире Арафате. Европейцы придерживаются иного мнения, но они заблуждаются, если думают, что демократическая администрация просто переведет стрелки часов назад, возвращаясь, скажем, к незадавшемуся мирному процессу после переговоров в Осло[8].

Последняя причина касается кредита доверия к Америке. В прошлом Соединенные Штаты играли ключевую роль в преодолении фактической неспособности европейцев предпринимать коллективные действия. Это особенно наглядно проявилось во время событий на Балканах, где десять лет назад потребовалась мощь американских ВВС и американской дипломатии, чтобы урегулировать кризис в Боснии и Косово, и Эшу, писавшему об этих вещах, это хорошо известно. В самом деле, неспособность европейцев навести порядок в собственном доме послужила одной из причин столь бесцеремонного обращения с ними американских официальных лиц в преддверии Иракской войны.

Но признание легитимности вмешательства США полностью зависит от успешности их действий. В вас будут видеть лидера, если вы подорвете сербскую государственную власть, не понеся никаких потерь; вас будут считать самоуверенным унилатералистом, если вы так и не сумеете обнаружить оружие массового уничтожения в Ираке или увязнете в войне с повстанцами. Для Тони Блэра цена сотрудничества с Джорджем Бушем оказалась столь высока, что поставила под сомнение способность любого будущего британского премьер-министра противостоять "особым отношениям" с Соединенными Штатами.

Эш прав, утверждая, что, если трения между американскими официальными лицами и евро-голлистами будут нарастать и далее, вечный раскол может действительно превратиться в самоисполняющееся пророчество. Однако нельзя и просто желать, чтобы возник набор общих интересов, сопоставимых с теми, которые существовали некогда перед лицом всепоглощающей советской угрозы. Американцы все более и более вовлекаются в события в тех частях мира, где их интересы чужды европейцам и где понятия о суверенитете и легитимности международных учреждений весьма отличаются от европейских. Быть может, под давлением непредвиденных событий в будущем, чего-нибудь вроде мощной террористической атаки в "старой" Европе или крупномасштабной внутренней перестройки, которая бы резко сместила американскую политику влево, удастся собрать развалившегося западного Шалтай-Болтая в единое целое. Кстати, европейцы, возлагающие вину за существующую трещину в отношениях на Джорджа У. Буша, ищут козла отпущения не в том месте.

Перевод А.Б.Григорьева