Версия для печати

Новые религиозные движения – зоны обеспокоенности

Проблемы нетрадиционной религиозности остаются в центре пристального внимания общественности стран, весьма различных по своим социальным, культурным и конфессиональным характеристикам. Канун нового тысячелетия, особенно страстно ожидавшийся некоторыми апокалипсическими движениями, трагедии, к которым время от времени приводит активность тех или иных экстремистских религиозных группировок, непродуманные шаги власти, чья жесткость иногда служит причиной эскалации насилия, — все это подогревает интерес к новым религиозным движениям.

I

Говоря о НРД — новых религиозных движениях, мы имеем в виду те религиозные течения, которые возникли, как правило, в 60–70 гг. XX ст., — хотя иногда они претендуют на тысячелетнюю укорененность в традиции, а также на целостность продуцируемой ими картины мира и на то, что способны предложить своим сторонникам ответы на “фатальные” вопросы бытия и обеспечить смысложизненной перспективой. Из этого круга мы исключаем государственно-политические культы или идеологические системы, в которых сакрализуются режимы и диктаторы, хотя соблазн параллелей между ними и религиозными культами весьма велик.

К НРД мы также не относим “культы” и “культики”, возникающие в традиционных религиях вокруг некоторых схимников, монахов и т.п. (достаточно типично здесь русское “младостарчество”), приверженцы которых фактически составляют изолированные группы адептов, конфликтующих не только с обществом, но и с собственными церковными структурами.

К НРД также, как правило, не относят определенные течения внутри традиционных церквей, хотя временами их практика выглядит диссонансно по сравнению с устоявшимися моделями (например, харизматическое движение в современном католицизме).

Следует напомнить, что термин новые религиозные движения употребляется лишь потому, что лучшего нет. К тому же мы избегаем оперировать здесь понятиями секта или культ не только из соображений политической корректности, но и потому, что в действительности немало НРД не являются сектами и культами в социологическом понимании.

Новые религиозные движения являются постоянным элементом развития религий. Собственно, историческая ретроспектива религиозной эволюции человечества может быть представлена как совокупность процессов зарождения, институализации (или сопротивления институализации) новых религиозных течений, их дифференциации, подъема или упадка. Причины непрестанного возникновения НРД некоторые исследователи склонны объяснять не только социальными, политическими, культурными, экклезиальными, но и антропологическими факторами. В частности, Дж. Хантер считает, что возникновение НРД обусловлено самой природой человека, невосприятием им современности как таковой, сугубо “антропологическим протестом”.

Вместе с тем исследователи согласны в том, что определенные исторические периоды были отмечены намного более динамичным возникновением НРД, чем другие,

То, что НРД развиваются стадиально и на стадиях своего развития повторяют этапы, уже пройденные “устоявшимися” религиями, является само собой разумеющимся для большинства исследователей, но не воспринимается общественным мнением. НРД очень часто обвиняют в том, что “старым” религиям никогда не вменяют в вину. Те или иные элементы вероучительной доктрины или культовой практики, являющися частью традиционной религиозности, вызывают обеспокоенность, если предстают в обновленном виде в деятельности НРД.

В этом смысле классическим стало описание американскими социологами культа “Tnevnoc”, вербовавшего в свои ряды молодых женщин. От них требовали брить головы, одеваться в специальную униформу, у них отбирали имена и давали новые, иностранные. Они должны были также давать персональные обеты и спать на жестких кроватях. В период инициации контакты новопосвященных с родственниками практически прекращались. После посвящения женщины вступали в ритуальный символический брак с покойным основателем культа. Авторы этого описания Д. Бранли и А. Шуп получили большое количество обращений от социологов и лиц, заинтересованных проблемой психологических манипуляций в НРД, с просьбами подробнее проинформировать общественность об этом зловещем культе.

На самом же деле это описание оказалось весьма показательным социально-психологическим тестом на восприятие требований, существующих в различных религиозных организациях, по-разному настроенным общественным мнением и даже специалистами. Культ “Tnevnoc” — это написанное справа налево слово “convent”, что по-английски означает женский монастырь. Таким образом, озабоченность в данном случае стала непосредственной реакцией на необычный, “чужой” раздражитель. Вряд ли обычное описание монастырского устава способно было вызвать такую обеспокоенность и отрицательное отношение, послужить причиной действий в защиту “жертв культа”.

II

Подсчет движений и течений, которые можно было бы отнести к НРД, исключительно сложен. В конце 1988 г. в банке данных Института изучения американских религий содержалась информация о 1667 религиозных группах в Северной Америке, 836 из которых квалифицировались как нетрадиционные религии; 500 из них были созданы между 1950 и 1988 гг. Если же попробовать подсчитать новые религиозные движения в Африке и Латинской Америке, то это будет пятизначная цифра. Как отмечает А. Баркер, приблизительно о 30 НРД, действующих на Западе, есть достаточное количество систематизированной научной информации; постоянно обновляются сведения об еще 200 НРД. О других же движениях информация фрагментарна и очень бедна.

Масштабы распространения НРД в Украине, а также в других посткоммунистических странах не являются столь впечатляющими, как об этом можно сделать выводы из отечественных СМИ. Социологические исследования “не улавливают” не только последователей классических НРД (вайшнавов, мунитов, сайентологов и др.), но часто и “новых протестантов” — харизматов, Свидетелей Иеговы, мормонов (здесь мы не будем дискутировать по поводу принадлежности двух последних к протестантизму). Это значит, что численность всех вместе взятых членов движений едва ли превышает 25% населения страны.

Исследуя проблему численности НРД в России, М. Штерин приходит к выводу, что в течение 1990-х гг. их количество никогда не превышало 40 тыс. человек. Со “старыми” НРД, то есть со Свидетелями Иеговы, харизматами и т. п., эта цифра может достигать 300 тыс., что не превышает 0,2% населения страны. По его мнению, за небольшим исключением в 1995–1996 гг. рост численности НРД прекратился. Иными словами, НРД оставляет столько же людей, сколько к ним приходит, т.е. количественно они стабилизировались на невысоком уровне.

Можно предположить, что непривычность, порой эпатажность относительно традиционных поведенческих социальных норм вызывают вокруг отечественных НРД беспокойство, которое часто неадекватно ни присутствию их в обществе, ни влиянию на него. Во всяком случае, создается впечатление, что люди, больные алкоголизмом (а их в Украине свыше 900 тыс.), или, например, “бомжи” (точное количество которых не может определить ни одно ведомство), наркоманы, беспризорные дети и прочие “сложные” категории населения вызывают у СМИ значительно меньшую обеспокоенность.

III

Наиболее специфические черты, определяющие общественное лицо современных НРД, темпы их распространения и взаимоотношений с социумом, являются следствием глобальной ситуации второй половины XX ст.

Прежде всего это турбулентные процессы глобализации и информатизации, которые многократно уменьшают мир, превращая его в “глобальную деревню”. Новое религиозное образование, появлявшееся на периферии религиозно-культурного круга, еще относительно недавно не имело реальных шансов в течение довольно краткого времени стать известным в ином регионе планеты и тем более начать укореняться в ином культурном ареале. В 90-х же годах XX ст. движение, которое сформировалось, например, в Японии, США или Африке, чрезвычайно быстро создает свои филиалы на противоположном конце мира; информация о новых формах религиозной жизни распространяется мгновенно, доступ к ней становится все более свободным, а система Интернет делает коммуникацию между сторонниками НРД быстрой и надежной.

Столь же важным для характеристики современного социального статуса НРД является осознание принципиально иного, по сравнению с предшествующими эпохами развития религии, политико-правового контекста, в котором действует большинство новых религиозных движений. Даже если утверждение, согласно которому НРД ранее сосредоточивались в изолированных и весьма ограниченных по масштабам анклавах (Дж. Хантер), и может быть поставлено под сомнение, все же придется признать, что новое религиозное образование в условиях господства в стране той или иной церкви, всесторонней поддержки ее со стороны государства, тесной связи между церковью и другими социальными учреждениями (школа, армия, семья) объективно превращалось в оппозиционный элемент, контркультурное явление.

Современное понимание религиозной свободы (по крайней мере в том виде, в каком оно утвердилось на Западе), распространение политического, культурного и идейного плюрализма радикально изменяют положение НРД. Демократическое государство в большинстве случаев не прибегает к репрессивным мерам с целью ограничить проявления религиозного творчества как такового и не считает религиозный плюрализм угрозой своему существованию. Даже когда национальное государство, защищая собственную идентичность, следует отличным правовым моделям в отношениях с историческими церквами и нетрадиционными религиями (как это практикуется во многих европейских странах), его отношение к НРД в большинстве случаев не сопровождается репрессивной политикой. Сам факт принадлежности к НРД перестает быть признаком нелояльности к государству и общественно-политическому строю. Эти чрезвычайно важные изменения, существенно нивелирующие протестный потенциал, присущий новым религиям, ускоряют институализацию НРД и то, что М. Вебер определил как “рутинизацию харизмы”.

К этому следует добавить формирование элементов международной системы контроля за соблюдением религиозной свободы и прав религиозных меньшинств, которая опирается на международные правительственные и неправительственные организации, а также особую роль в этом процессе США. Эта страна, ставшая в конце столетия единственной мировой супердержавой, особенно чувствительна к религиозной свободе. (Среди вопросов, которые предлагаются во время экзамена на гражданство США, есть и такой: “Что послужило причиной переселения пилигримов в Америку?” Правильный ответ: “Поиски религиозной свободы”.) Допуская определенную гиперболизацию, можно сказать, это страна, которую если не создали, то по меньшей мере основали сектанты. США применяли и применяют различные формы давления на государства, где нарушаются религиозные свободы, причем после принятия в 1998 г. Международного акта в поддержку религиозной свободы это направление во внешнеполитической деятельности рассматривается как одно из приоритетных. Таким образом, хотя большинство населения современного мира живет в странах, где религиозные свободы в большей или меньшей степени нарушаются (Китай, Ближний Восток, Центральная Азия, Северная Африка и пр.), приверженцы НРД в общем чувствуют себя сегодня более комфортно, чем когда-либо в истории. “Свободная конкуренция в духовной жизни” (Н. Смелзер) создает для них условия, последствия которых еще, похоже, трудно предугадать. По крайней мере для США (а это, напомню, самая большая по количеству христиан страна в мире) жесткость границ между “традиционными” и новыми религиями, с точки зрения политико-правового статуса, размывается совершенно очевидно.

Нетрудно заметить, что наиболее глобально в современном мире распространяются не обязательно самые массовые НРД. Новые африканские и латиноамериканские культы, насчитывающие иногда десятки миллионов приверженцев, многочисленные миллениаристские и хилиастические движения, порой изменяющие религиозное лицо стран Третьего мира, в конце концов так и не выходят за географические границы своего возникновения. Вместе с тем североамериканские, японские и южнокорейские НРД (здесь речь идет не об их генетическом происхождении, а лишь об отправной территории) распространяются масштабно и динамично. Это обстоятельство нельзя объяснить лишь социально-культурными особенностями. Скорее всего, и экзотичность происхождения вероучений и практик, которую исследователи определяют как весьма важный компонент НРД (Б. Вильсон даже ставит его на первое место среди их неотъемлемых черт), не играет в данном случае главной роли. Очевидно, очень серьезным, а временами и решающим фактором здесь необходимо признать наличие у западных НРД соответствующей ресурсной базы, что дает возможность переносить миссионерскую активность в любое место планеты. Экстенсивное развитие в свою очередь сообщает новый импульс всему движению и стимулирует внутреннюю мобилизацию его структур.

Следует обратить внимание также на то, что, в отличие от прошлых времен, часть современных НРД не требует от своих сторонников абсолютной преданности. Некоторые допускают не только частичное участие своих членов в собственных служениях и программах, но и соглашаются на одновременное их участие в других движениях и течениях. И если мы согласны с тем, что значимость НРД определяется не столько их количественными параметрами, сколько симптоматичностью тенденций, которые они отображают, то последняя тенденция представляется достаточно важной. Наряду с очевидной направленностью большого количества НРД на синтез религиозных культур, практик и представлений, она свидетельствует о некоторой либерализации развивающегося “рынка смыслов бытия”.

IV

Хотя Украина и не демонстрирует какой-либо совершенно отличной модели развития НРД, которая бы явно выделяла страну из исторически присущего ей культурно-цивилизационного круга вообще и из посткоммунистического пространства в частности, очевидно, что определенные характеристики украинской религиозной ситуации объективно могут содействовать успеху религиозных экспериментов. Прежде всего укажем на значительные “ножницы” между уровнями религиозных деклараций и принадлежности к церкви. В соответствии с исследованиями, осуществленными австрийскими и венгерскими социологами в 10 посткоммунистических странах, 23% опрошенных в Украине “знают, что Бог существует и не имеют в этом сомнений”; еще 22,8% “не верят в персонального Бога, но верят в какую-то Высшую силу”; 18,2% “иногда чувствуют, что верят в Бога, а иногда — нет” и еще столько же — “если имеют сомнения, то чувствуют, что верят в Бога”. Однозначно не верят в Бога только 11,4% опрошенных, меньше, чем об этом заявили во время тех же исследований респонденты не только в Восточной Германии и Чехии, но и в Венгрии и Словении. Но в то же время более двух третей украинцев сообщили, что они не являются членами ни одной из церквей, 21,1% — что имеют весьма слабые связи с церковью, а 3,6% — что не имеют таких связей вообще. Можно предположить, что лица, верящие в Бога, Высший Абсолют и т.п., но не являющиеся людьми церковными, составляют довольно серьезный резерв пополнения НРД.

Далее следует обратить внимание на очень низкую общественную активность населения страны, социальную апатию, несравненно более низкую, чем в большинстве стран Центрально-Восточной Европы, деловую активность и уровень самоорганизации, а также отчуждение от власти. Некоторые исследователи прямо связывают эти тенденции с успешным распространением НРД. (См., например, специальный выпуск журнала “Social compass” №1 за 1983 г., который вышел под заголовком “Социальное отчуждение молодежи и новые религиозные движения”.) Другие отмечают, что “нетрадиционные религии процветали во времена острых кризисов и стремительных социальных перемен”, и это также, разумеется, может быть применимо к Украине. Вместе с тем большинство НРД стремится построить локальный микросоциум, отличный от общества с его многочисленными язвами и несовершенствами, которые, по утверждению лидеров подобных движений, в первую очередь устраняются еще “на этой земле и под этим небом” в сообществе избранных.

Динамика распространения нетрадиционных религий весьма тесно связана с состоянием религии традиционной. Сами представители православных и католических церквей неоднократно признавали, что успешность НРД является следствием формализма и равнодушия духовенства, потери церковью миссионерского энтузиазма и направленности на евангелизацию и катехизацию, недостойных поступков священно- и церковнослужителей, межцерковных конфликтов и т.п. Для Украины, где потребитель информации регулярно получает сообщения о столкновениях между верующими различных церквей, это особенно актуально.

Впрочем, важно отметить, что все эти тенденции действуют на фоне более широкого контекста, продуцирующего чрезвычайно интенсивные религиозные новации: ориентационный кризис и кризис традиционных институтов, стремление оздоровить западную “цивилизацию потребления” восточной духовностью, усталость от рациональности и утилитаризма, неспособность найти ответы на вечные “проклятые” жизненные вопросы в традиционных общественных рамках. (Конечно, развитие многомиллионных новых религиозных движений в Африке и Латинской Америке имеет под собою существенно отличные причины и весьма сложные движущие силы, которые мы здесь не рассматриваем.)

Когда речь идет о “заимствованных” НРД, которые пришли в Украину большей частью с Запада, то следует отметить следующие наиболее важные их социальные характеристики. С одной стороны, большинство этих движений появились в нашей стране уже в значительной степени “социализированными”, благополучно (или не совсем) прошедшими наиболее сложные и болезненные этапы своей адаптации. Позади остался энтузиазм первой волны, на смену пылким неофитам пришли менее преданные члены, которые не всегда готовы терпеть максимальные неудобства, связанные с принадлежностью к НРД. Смерть лидеров — основателей движений вызвала кризисные явления и попытки определенного их реформирования. Некоторые реформы проводятся даже еще при жизни основателей, как например, в Церкви унификации Муна.

Но с другой стороны, перенесение активности на новые регионы собственно и имеет одной из своих целей оживление движения, его адаптацию к новым условиям не только на Востоке, но и на Западе.

Если же обратиться к “домашним” НРД, то новейшие из них, естественно, отличаются намного большей экзальтированностью, склонностью к конфронтации с обществом и с традиционными церквами. Постсоветские движения разворачивают свою апокалипсическую картину вокруг — всей территории бывшего СССР и будущего своей страны, которой в этой картине принадлежит центральное место. Эклектичная теософия Белого братства фокусируется на Киеве, Церкви последнего завета — на Сибири, Богородичного центра — на России, Бажовского движения — на Урале, который образует на границе Европы и Азии мистический “энергетический центр”.

V

Общественное беспокойство по поводу НРД возникло сразу же после появления новых религиозных движений и присоединения к ним первых представителей “поколения хиппи”.

При этом ключевой проблемой, от решения которой более всего зависит отношение общества к НРД, успешность или неудачи в их социализации, был и есть механизм привлечения ими новых членов. В академических кругах считается доказанным, что человек присоединяется к НРД добровольно, стремясь найти ответы на экзистенциальные запросы, в поисках смысла жизни, эмоциональной поддержки, положительных и неформальных социальных связей. Предположение, согласно которому присоединение к религиозным движениям является результатом применения каких-то особых психотехнических технологий, гипнотических практик, “зомбирования”, “промывания мозгов”, якобы предшествующих вступлению человека в НРД и определяющих его дальнейшую зависимость от группы, было подвергнуто основательной критике многими исследователями и экспертами.

Между тем поведение личности, вовлеченной в НРД, изменяется столь радикально, что близким трудно представить, будто бы это могло произойти без какого-либо очень мощного постороннего влияния на ее психику, причем влияния, которое сделало новообращенного совершенно беспомощным перед прививаемыми ему идеями и ценностями. В этих условиях появление теории промывания мозгов стало настоящим подарком для сотен родителей, не способных объяснить изменения в поведении своих детей.

Сама идея о кардинальном изменении личности вследствие манипуляции ее сознанием и применения к ней каких-то специальных мер появилась после Корейской войны, когда стало известно об антиамериканских заявлениях американских военнопленных. Кое-кто из них после заключения перемирия даже отказался возвратиться домой в США. Тогда американский журналист Б. Хантер высказал предположение, что военнопленных подвергали особой разновидности индоктринации. Однако исследования психиатров и психологов, отправившихся в Корею сразу после прекращения огня, не подтвердили этого. Оказалось, что человек способен адаптировать свое поведение для получения определенных выгод — теплой одежды или дополнительного питания, но не принимает против своей воли какие-либо идеи. Тем не менее предположение Хантера было все-таки воспринято каким-то сегментом общественного мнения и приобрело популярность.

Следующим случаем, который получил широкую огласку, было дело Петти Херст — дочери знаменитого медиа-магната. В 1975 г. ее похитили из дома в Калифорнии, а спустя некоторое время в газетах появилось фото: Петти с винтовкой принимает участие в ограблении банка. П. Херст, присоединившаяся к левацкой парамилитарной группировке (SLA), была в конце концов арестована. Ее адвокаты построили защиту на том, что их клиентку подвергли процедуре промывания мозгов, она утратила волю и не может отвечать за собственные поступки. В дальнейшем по этой проблеме было издано огромное количество литературы, появился ряд судебных прецедентов, однако признанные псевдонаучными мифы до сих пор окончательно не вышли из употребления.

Кратко аргументы против “промывания мозгов” или “умственной дестабилизации” выглядят следующим образом. Во-первых, попытки “преобразования мышления”, осуществляемые в “лагерях перевоспитания” Китая и Северной Кореи, а также, по некоторым сведениям, ЦРУ, в большинстве своем потерпели полнейшую неудачу. Трудно предположить, что специалистам, которые действовали в благоприятных для экспериментов условиях, не удалось достичь результатов, которых якобы легко достигают религиозные лидеры — непрофессионалы.

Во-вторых, удельный вес тех, кто присоединился к НРД и оставил их в течение первых же лет, очень велик. Этого не могло бы произойти в случае установления надежной зависимости неофитов от лидеров. Далее, социологи, изучавшие “проблемные” религиозные группы, не нашли там каких-либо особых механизмов убеждения, которые отличали бы их от многих социальных сообществ. Хотя, как утверждает бывший президент Американской психологической ассоциации Ф. Зимбардо, влияние многих НРД, не отличаясь по смыслу, являются более интенсивными, глубокими и масштабными.

И наконец, социологи и психологи предлагают действительно обоснованные модели обращения и присоединения к НРД, не оставляющие места для квазитеорий.

Вместе с тем миф о “промывании мозгов” стал основанием для системы “депрограммирования”, или принудительного “избавления зависимости от культов”, которая нашла применение в некоторых странах мира. Этот миф исходит также из отказа человеку в ответственном выборе и свободе, а значит, является не только антинаучным, но и антихристианским.

VI

Однако, как справедливо отмечают специалисты, разрушение подобных мифов не должно сопровождаться конструированием контрмифов. Как считает известный итальянский исследователь, директор Центра изучения новейших религий (Cesnur) М. Интровинье, хотя умственной дестабилизации не существует, нечестные средства, введение в заблуждение, психологическое давление имеют место. И в некоторых случаях подобные практики подпадают под действие криминального законодательства. “Законы надо применять: от религии следует требовать не меньшей честности, чем от коммерческих предприятий. Надо защищать слабого потребителя, включая потребителей духовных благ, — пишет М. Интровинье. — Свободный выбор (в той степени, в какой он может существовать, так как абсолютно свободного выбора не бывает) не всегда является выбором хорошим, приемлемым и достойным уважения... Огромная разница существует не между свободным и несвободным выбором, а между выбором добра и зла... Теории промывания мозгов усиливают релятивизм, поскольку обычно такой выбор отрицается как несвободный псевдовыбор, и можно и впредь поддерживать идею, согласно которой настоящий выбор всегда является положительным”.

Иными словами, основания для общественной обеспокоенности по поводу новых (как, впрочем, и существующих достаточно давно) религиозных движений существуют. Важно сфокусировать эту обеспокоенность. Такие попытки, в частности, неоднократно предпринимала Парламентская Ассамблея Совета Европы.

В Германии общественная озабоченность деятельностью некоторых НРД, прежде всего Церкви сайентологии, привела к очень острым дискуссиям. Случаи увольнения с работы за принадлежность к сайентологическому движению, бойкота бизнесменов-сайентологов, привлечение правоохранительных ведомств к отслеживанию деятельности сайентологов и харизматов вызвали резкую критику за границей и ряд протестных петиций к канцлеру ФРГ. (Известнейшим из них стало открытое письмо 34 знаменитых актеров и шоуменов (январь 1996 г.), среди которых были Дастин Хоффман, Лари Кинг, Оливер Стоун и др.)

Эта озабоченность послужила причиной создания специальной парламентской комиссии (так называемой Enquete Commicion), в которую вошли 12 депутатов и столько же экспертов. Комиссия работала 2 года, на ее деятельность было израсходовано 2 млн. марок. Результатом стал 602-страничный доклад об НРД и психогруппах в Германии. Комиссия в конце концов пришла к выводу об отсутствии угрозы обществу со стороны НРД; она не признала сбор денег в этих группах принципиально отличным по своим механизмам от тех, что функционируют во многих социальных группах; опасность для здоровья также была признана не большей, чем в других социальных структурах. Вместе с тем комиссия предложила 20 рекомендаций, в частности применять обычное законодательство в случаях психологического давления на верующих со стороны каких-либо групп; создать специальные фонды и центры информирования молодежи про НРД, продолжить изучение Церкви сайентологии и т.п. Выводы комиссии были восприняты неоднозначно: антикультовские силы нашли их чересчур умеренными, а некоторые ученые — недостаточно объективными. Последние указывали на членство в комиссии представителей больших немецких церквей и на тенденцию превращения комиссии в идеологического цепного пса, “охотника за культами”.

Бельгийская парламентская комиссия в специальном докладе (1997 г.) определила как культы 189 религиозных групп. Среди них такие разные сообщества, как миссия Амиш, две буддистские группы, католическая Опус Деи, 21 евангелическое сообщество, квакеры и сатанисты.

В 2000 г. о намерении создать специальный отдел, который занимался бы нетрадиционными для Польши религиями, объявило Министерство внутренних дел этой страны. Задача отдела — подготовка вспомогательных и опережающих программ, изменения в законодательстве, а также координация действий государственных органов и сотрудничество с неправительственными организациями. Начальник межминистерской группы, занимающейся НРД, сообщил корреспонденту Кестон-колледжа, что оценивает количество наиболее опасных групп в диапазоне 10–12; несколько десятков других деструктивных групп, по его мнению, не угрожают обществу. Межминистерская группа определяет секту “как социальную группу деструктивного характера с использованием физических, психических и материальных средств, которая нарушает основные права человека и принципы сосуществования в обществе”. Однако установление принадлежности к категории “сект” не влечет пока что за собой юридических последствий.

Однако наибольшее беспокойство вызвал, очевидно, проект французского антикультового закона от 30 мая 2000 г., подписанный всеми членами Социалистической партии — депутатами Национальной Ассамблеи и принятый ею 22 июня. Он предусматривает роспуск корпорации или ассоциации, активность которой направлена на установление психической зависимости лиц, принимающих участие в деятельности таких организаций, и нарушает права человека и фундаментальные свободы, а также если эти ассоциации или их функционеры будут неоднократно (сколько раз — не уточняется) пойманы на лжи, нелегальной медицинской деятельности и криминальных правонарушениях. Причем из преамбулы проекта становится понятно, что эта смесь контроля над сознанием и криминальными действиями и есть определение “секты” или “культа”, которое отныне может стать юридической категорией. Процедура роспуска является, однако, судебной, хотя ее может начать не только прокурор, но и любое заинтересованное физическое лццо. Лицам, которые будут принимать участие в попытках восстановления распущенных ассоциаций, угрожает трехлетнее заключение и штраф в 300 тысяч франков.

Создание любых офисов, учреждений, церквей, рекламная деятельность ассоциаций, подпадающих под определение “секта”, запрещается на расстоянии 200 метров от школ, больниц, домов престарелых и т.п. Нарушение этого предписания наказывается двухлетним заключением и 200 тысячами франков штрафа.

Культы и секты также могут быть лишены разрешения на пользование помещениями; за любую пропаганду среди молодежи (возраст не уточняется) накладывается штраф — 50 тысяч франков, который может быть взыскан как с организации, так и с физического лица.

Специальная статья устанавливает наказание за “манипуляцию сознанием” (двухлетнее заключение и 200-тысячный штраф или 5 лет заключения и 500 тысяч штрафа, если подобное манипулирование приведет к болезням, расстройствам и т.п.).

Этому законопроекту предшествовали сложные дискуссии и работа специальной парламентской комиссии (образована 11.07.1995 г.), которая подготовила доклад с критериями принадлежности религиозной группы к категории “сект”. Среди них: психологическая дестабилизация, чрезмерные финансовые требования, изоляция, противозаконная медицинская практика, антисоциальная риторика, сексуальные злоупотребления, нарушение общественного спокойствия и т.п. В категорию проблемных религий тогда попало 172 организации, которых разделили на 12 групп: религии Нового века, альтернативные, ориенталистские, синкретические, евангелические и псевдокатолические, апокалипсические, неоязыческие, сатанистские, целительские, оккультные, психоаналитические и уфологические. Хотя включение в этот перечень не влечет за собой каких-либо санкций и не имеет юридического значения, само его существование было воспринято весьма критически.

Международная реакция на законопроект была достаточно острой; обозреватели отмечали произвольность критериев, заложенных в определение “проблемных религий”, и антидемократичность проекта.

VII

Вообще круг по-настоящему проблемных НРД, сообществ, чья непосредственная деятельность привела к гибели людей, хорошо известен. Это 6 движений, члены которых осуществили суицид или стали жертвами столкновений с властями: Народный храм, Ветвь Давидова, Небесные Врата, движение Джефри Лундгрена, Солнечный храм и Движение за восстановление десяти заповедей, а также два движения, чья агрессия была направлена вовне, — их жертвами стали не члены группы: Аум Синрикё и “Семья” Чарлза Мансона.

Более или менее общими чертами этих движений следует считать следующие. Апокалипсические ожидания здесь не сводятся к стремлению спастись после финальной битвы, которую будет вести Бог с силами зла, а предусматривают активное участие в ней “людей из плоти”. Члены движения призваны быть солдатами армии своего небесного суверена — или они освобождаются от ожидаемых ужасов и отправляются в “лучший мир”. Харизматический лидер (диктатор) явно злоупотребляет своей властью, нормы, которыми он руководствуется в повседневной жизни, радикально отличаются от применяемых к рядовым членам. Групповая изоляция от общественного контекста достигает высокой и очень высокой степени; социальное окружение демонизируется; весь мир обречен, спасутся лишь члены движения и пр.

Часто такие группы стараются достичь максимальной физической изоляции, переезжают в безлюдные места, на отдаленные фермы, острова и т.п. В таких группах поощряются двойные стандарты и истины — вводить в заблуждение “внешних” считается нормальной практикой. Здесь постоянно поддерживается атмосфера страха и угрозы извне. Она усиливается беспрерывными молитвенными практиками, ограничениями в сне и пище, всплесками экзальтации и бурными формами выражения преданности лидеру.

Попытки обезопасить общество от возможных акций со стороны религиозных радикалов (их круг намного шире круга, созданного некоторыми НРД) совершенно понятны. Особенно мотивированными такие попытки выглядели накануне 2000 года, который мог активизировать разные миллениаристские группы по всему миру. Федеральное бюро расследований США в течение 9 месяцев интенсивно изучало потенциальные угрозы со стороны различных религиозных групп, которые могли привести к насилию накануне 2000 г. Результаты расследования были изложены в докладе “Проект Мегиддо” (по названию упомянутой в Библии горы на севере Израиля). ФБР признало, что некоторые группы, ожидающие “конца света” в связи с приближением нового тысячелетия, могут предпринять экстремальные действия. Вместе с тем в докладе отмечалось, что серьезных угроз национальной безопасности во время расследования выявлено немного.

Канадская разведовательная служба безопасности (CSIS) подготовила специальный доклад, посвященный религиозным группам, придающем особое значение наступлению 2000 года и потенциально способным совершать насилие, беспорядки и т.п. Авторы доклада сделали вывод, что такие гипотетически опасные группы (так называемые Doomsday cults) составляют небольшую фракцию нетрадиционных движений и их склонность к насилию проявляется на пересечении следующих факторов. Апокалипсические верования членов группы включают уверенность в жестком делении мира на два лагеря: в одном властвует добро, в другом — дьявол; члены группы — преследуемое меньшинство, которое, однако, в конечном итоге окажется победителем; конец света приближается, и небольшие конфликты могут его ускорить.

Подобные группы имеют харизматического лидера, который стоит выше всех предписаний и государственных законов; в них осуществляется жесткий контроль над верованиями и поведением адептов. Группа старается завладеть оружием, ядовитыми веществами и готовит оборону. Частью картины “конца света” может быть ожидание атаки со стороны властей, влекущей за собой широкомасштабный конфликт. Возможно и развертывание сценария, в котором действия властей усиливают религиозные настроения и подталкивают членов группы к эскалации акций, требующих от властей, в свою очередь, еще более серьезного ответа. Этот цикл может повторяться до тех пор, пока ситуация не выйдет из-под контроля. К вспышке агрессии со стороны группы может привести арест лидера или провал какого-либо его предсказания.

В зоне общественной тревоги находятся и религиозные сообщества, призывающие своих членов отказываться от медицинской помощи (как, например, Христианская наука) или от некоторых медицинских манипуляций (как Свидетели Иеговы, не признающие переливания крови), а также группы с предельно интенсивными экзорцистскими практиками. (В 1995 г. широко известными стали два случая смерти вследствие таких практик: в Калифорни (США) и в Онтарио (Канада). С тех пор практически ежегодно фиксируется по крайней мере один такой случай.) Время от времени также становятся известны случаи, когда вследствие замены обычной медпомощи молитвами умирает ребенок.

Итак, вне сомнения, основания для общественной тревоги по поводу религиозного экстремизма и фанатизма довольно весомы. Как признают исследователи, угрозы, однако, исходят не только из среды новых религиозных образований, — иногда еще более опасными являются действия разного рода ультра и фундаменталистов из “традиционных” религиозных институтов. Это требует не только адекватного применения законодательства, которое в подавляющем большинстве стран более или менее строго наказывает за насильственные действия, принудительное удержание людей, мошенничество и т.п., но и тщательного исследования всего религиозного ландшафта и выделения в нем зон возможной опасности.

Источник: "Религия и СМИ ", 05 февраль 2003 г. из журнала "Людина і світ" (Киев).