Главная ?> Повестка дня ?> Стратегические инициативы ?> Антропоток ?> "Антропоток" — это ... ?> Антропоток и структуры идентичности
Егор Холмогоров

Антропоток и структуры идентичности

Российский антропоток напоминает реку, потерявшую русло и не нашедшую нового

Данные заметки не претендуют на сколько-нибудь полное изложение заявленной в заголовке темы. Это не более чем попытка относительно связанно и систематично ответить на поставленные редакцией альманаха «Государство и антропоток» вопросы — делать то же самое в обрывочной форме заочного интервью было бы непродуктивно.

Антропоток: термин и смысл

Говорить об оправданности введения термина «антропоток» уже поздно. Термин заявлен, введен, положен в основание весьма интересного и успешного интеллектуального проекта, с ним работало, по крайней мере в рамках этого проекта, большое количество очень неглупых людей… Таким образом необходимо говорить не столько об оправданности введения термина, сколько об оправдании того, что уже заявлено и сделано.

Введение в социальных науках того или иного термина, и, соответственно, стоящего за этим термином понятия, оправданно только в одном случае — если мы готовы сделать заявку на обладание технологией работы с той реальностью, которую призваны выражать соответствующее понятие и соответствующий термин. Введение термина антропоток можно оправдать только уверенностью в том, что помимо «миграции, падения и увеличения рождаемости и т.д.», существует еще нечто, что  их обнимает, что стоит за ними или над ними и что мы хотим называть «антропотоком». Более того, мы должны иметь намерение «работать» с антропотоками, т. е. осмыслять их, выводить для них те или иные закономерности, строить технологии их анализа и управления ими. Так, в тех процессах, которые историки традиционно называют «великим переселением народов», мы должны увидеть не просто условную системную связь из миграций германских племен и степных кочевников, депопуляции населения Римской Империи, драматических идеологических и политических изменений и т.д., но некий целостный (хотя и многофакторный) процесс антропотока. Оправдание новому термину (кстати сказать, риторически очень красивому и благозвучному) приходит тогда, когда он перестает быть просто общей «крышей» для миграций, изменений рождаемости и смертности, старения и т.д. и приобретает относительно самостоятельное значение.

Теперь об этом значении. Пока оно определяется скорее интуитивно — из общих границ обсуждения и из семантики слова. Единственное определение предложено Сергеем Градировским: «под антропотоком мы понимаем такие социокультурные процессы, которые ведут к изменению набора базовых идентичностей и, как следствие, к трансформации социокультурного ядра» (См.:Тезисы к докладу «Государство и антропоток»). Это определение представляется нам неполным — оно ухватывает одну, если так можно выразится, «деструктивную» сторону дела. Антропоток — это то, что ведет к изменению базовых идентичностей. Таким образом получается, что из понятия антропотока исключаются те процессы, которые ведут к сохранению идентичностей, их воспроизводству (а таковыми, например, являются процессы количественного и качественного воспроизводства населения, например, рост рождаемости, повышение качества обучения при сохранении его содержания и т.д.). Антропоток представляется чем-то вроде социо-культурной эрозии, в этом смысле антропоток противоположен антропоструктуре, поскольку ее деформирует или трансформирует.

Автору этих строк подобный подход представляется не совсем справедливым; если  брать какие-то аналогии, то антропоток скорее должен быть уподоблен электрическому току или любому другому направленному (или могущему быть направленным) потоку частиц. Такой поток не только не противоположен структуре, но и является единственным средством поддержания и жизнеспособности и сохранения ее устойчивости. О какой структуре идет речь? Прежде всего мы говорим о такого рода структурах, которые традиционно принято называть социальными структурами: их можно было бы назвать «антропоструктурами», будь у нас желание перегрузить свой язык этой почтенной приставкой, но в данном тексте предпочтительно называть их структурами идентичности, поскольку тема сохранения, изменения или утраты идентичности для нашего обсуждения является ключевой.

Идентичности в принципе не существует вне структуры, более того — вне социальной структуры, идентичность начинается с идентификации себя с той или иной социальной структурой, с присвоения себя ей и c приобретения себе места в этой структуре (Константин Крылов в работе «Идентичность» определяет её как «набор факторов, позволяющих человеку отождествлять себя с неким сообществом» — в первом приближении — это удачное определение). Поэтому «базовый набор идентичностей», о котором говорит Градировский, — это набор базовых социальных структур, нормальное функционирование которых необходимо для того, чтобы человек (или группа, или государство или что-то еще) мог «быть собой». Например, для того, чтобы быть «православным» (тем более, чтобы быть «католиком»), необходимо хотя бы в минимальной степени отождествлять себя с определенной церковной структурой, и чем более фундаментальной становится идентификация себя в качестве православного, тем более жесткой оказывается привязка к конкретной церковной структуре. Если употреблять термин «идентификация» для обозначения процесса освоения идентичности, то можно сказать, что углубление идентификации связано со все более полным вовлечением в структуры идентичности, и с перемещением в этих структурах от периферии к центру.

(Конечно, тут есть определенные ограничения — скажем первые лица в России совершенно не обязательно были «главными русскими» — в отношении некоторых первых лиц некоторых периодов истории казалось что скорее напротив, — но это не уничтожает общего смысла — скажем, для монархических режимов совпадение позиции главы русского (французского, немецкого…) государства и первого русского (француза, немца…) является нормой и, мало того, неформальным, но жестким требованием… Скажем даже в смутную по части идентичностей эпоху «дворцовых переворотов» легитимизация власти захвативших престол силой государей (Елизаветы, Екатерины II) осуществлялась через презентацию их «природной православной персоны» в противоположность предшествующим государям, зачислявшимся в «немцы»).

Сказанное означает, что для сохранения набора базовых идентичностей той или иное общество нуждается в сохранении, поддержании в работоспособном состоянии и, по возможности, развитии базовых структур идентичности, для чего, разумеется, в первую очередь потребен человеческий материал, то есть те, кто будет в эти структуры входить и поддерживать их функционирование. Для этого, во-первых, необходимо, поддержание достаточного разнообразия таких базовых структур идентичности, хотя бы в виде «социальных прототипов». Иначе говоря, для того, чтобы общество сохраняло определенную конфигурацию и определенную структуру идентичности, в нем должна существовать хотя бы одна канализационная система, хотя бы одна тюрьма, хотя бы одна математическая школа, хотя бы один ночной клуб и т.д. (это «хотя бы одно» мы и называем «социальным прототипом»).  Во-вторых, необходим достаточный человеческий ресурс для поддержания социальной инфраструктуры. В-третьих, необходима достаточно высокая концентрация качественных человеческих ресурсов на решающих участках, в наиболее важных структурах, которые позволяют сделать набор идентичностей данного общества привлекательным и конкурентоспособным по сравнению с идентичностями других обществ того же порядка.

Теперь, после несколько затянувшегося, но необходимого введения, становится понятно, что мы понимаем антропоток как движение человеческого материала в структурах идентичности данного общества. Направлениями этого движения могут быть как идентификация, то есть сохранение и укрепление идентичности, развитие новых более совершенных ее структур, так и изменение идентичности, ее трансформация, полный от нее отказ, вплоть до разрушения базового набора идентичностей и, тем самым, прекращения существования данного общества.

Говоря по простому и применительно к современному российскому обществу, у нас должно быть достаточно людей, и для того, чтобы работать в пекарнях, и для того, чтобы работать в НИИ (и сделать так, чтобы «то, что от них осталось» стало тем «во что они выросли»), достаточно тех, кто будет молиться и служить в церквях и достаточно тех, кто будет ставить и смотреть мюзиклы, и чтобы все эти люди были достаточно квалифицированы. В такой формулировке задача кажется совсем простой, но поддержание антропотока на стабильном количественном и качественном уровне оказывается исключительно сложной задачей, которая стоит в том или ином разрезе практически перед всеми странами мира. В одном случае (Китай, Индия), антропоток является слишком интенсивным, и явно не поспевающим за развитием ресурсной и материальной базы, это половодье, которое приходится сдерживать. В другом (современная Европа), базовый антропоток все более пересыхает и для его наполнения  приходится отводить воду из других, переполненных потоков, причем воду, отличающуюся совсем другими свойствами и качеством. В третьем случае (Россия) поток резко меняет русло и начинает течь не очень понятно куда…

Соответственно, при общей понятности политических целей управления антропотоками, каковыми нужно считать сохранение и развитие структур идентичностей и предотвращение их размывания или разрушения, конкретная проблематика может быть очень разной, а рецептура для разных случаев даже совершенно различной. Но, оговоримся еще раз, общей цели и общего смысла работы с антропотоками упускать нельзя.

Проблема миграции

Проблема миграции и миграционной политики становится все более и более острой и для Европы, и для России, и, в известной степени, для США. Если смотреть на проблему с той точки зрения, которая изложена в первом разделе, то она может быть сформулирована так: проблема миграции встает перед теми обществами, которые обладает более развитыми и более привлекательными структурами идентичности, чем оно может позволить при текущем уровне естественного воспроизводства населения. Это означает, что для поддержания уже существующих структур идентичности нынешний базовый антропоток (под базовым антропотоком мы предлагаем понимать естественное воспроизводство населения и не имеющую принципиального значения миграцию людей, обладающих идентичным или сходным базовым набором идентичностей) недостаточен и перед обществом встает выбор между полной или частичной утратой тех или иных структур идентичности и восполнением базового антропотока дополнительными антропотоками, то есть внешней миграцией.

С другого типа проблемами сталкиваются общества, которые обладают имеющими низкую привлекательность структурами идентичности, и, соответственно, теряют  часть своего базового антропотока, который перетекает в более привлекательные общества. Однако эта проблема на первом плане в России сейчас (в отличие от недавнего прошлого) не стоит, поэтому мы не будем ее здесь касаться. То, что нас сегодня действительно тревожит — это наплыв мигрантов в Россию и возникающие в связи с этим угрозы как текущего порядка (вроде террористической угрозы, наркоторговли, импорта преступности и т.д.), так и долгосрочные  (прежде всего — угроза размывания социокультурного ядра).

Рассматривая антропоток как движение человеческого материала в структурах идентичности, можно предложить определенную типологию миграций,  которая соответствовала бы нашим задачам. Целесообразно выделить следующие типы миграций:

Дополняющая миграция — при которой вновь поступающий человеческий материал идет на расширение, развитие и достройку базовых структур идентичности и инфраструктуры или на обеспечение инновационных прорывов.

Замещающая миграция — при которой новые мигранты заполняют собой пустоты, остающиеся вследствие «пересыхания» базового антропотока.

Вытесняющая миграция имеет место в тех случаях, когда поток новых мигрантов не заполняет пустоты, а вытесняет базовый антропоток конкурентными или неконкурентными методами из ряда областей деятельности.

Структурная миграция — это миграция, при которой мигранты приносят с собой не только свою рабочую силу, но и собственные структуры идентичности, частично или полностью уклоняясь от вхождения в структуры идентичности принимающего общества.

Наконец, имеет смысл указать, на очень важный смешанный тип миграции — структурно-вытесняющую миграцию, при которой вытеснение базового антропотока сопровождается разрушением части поддерживаемых им структур идентичности и водворением на их место новых, принесенных мигрантами.

Проблема миграции, которую приходится решать при проведении государственной политики, состоит в том, что при нарастании миграционного потока замещающая миграция переходит в вытесняющую, а часто и в структурную, и структурно-вытесняющую формы, неприемлемые для абсолютного большинства существующих государств и угрожающие разрушением структур идентичности.

Рациональная политика любого заинтересованного в самосохранении государства состоит в поощрении дополняющей миграции (другое дело – иногда в такой миграции не испытывают особой нужды), дозированном использовании замещающей миграции, и, при возможности, противодействии вытесняющей и структурной миграции. В этом смысле миграционная политика любого государства является и «консервативной», и «стабилизационной», и «умеренно либеральной». Автору этих строк не известно ни одно просуществовавшее сколько-нибудь долго государство новейшей истории, миграционная политика которого была бы только консервативной или только либеральной или только стабилизационной. Варьируется, обычно, одна составляющая — уровень либеральности, а консервативный и стабилизационный принципы остаются неизменными.  Этот уровень либеральности, если смотреть на него реально, а не через розовые очки «свободы передвижения» и т.д., зависит только от одного — от готовности того или иного общества к социокультурной переработке миграционных потоков, от способности обеспечить их жесткое встраивание в структуры идентичности данного общества и от устойчивости самих структур идентичности. Обладая налаженными механизмами социокультурной переработки и устойчивыми структурами идентичности, даже очень «закрытое» и консервативное общество может позволить себе проводить открытую и либеральную миграционную политику, отнюдь не потрясая какие-либо свои основы.

Поэтому можно утверждать, что «консерватизм», «стабилизация» и «либерализм» — это три неразрывно связанных компонента любой рациональной миграционной политики. Вопрос в том — как смешивать компоненты. Однако рецептура коктейля зависит прежде всего от конкретных условий.

Российский случай

Российский антропоток, как мы уже отметили, более всего напоминает реку, потерявшую русло и не нашедшую нового. Сравнение вполне банальное, но лучший образ придумать трудно. Поэтому непросто сформулировать критерии правильной миграционной политики, которая привела бы к требуемому результату, то есть сохранению, укреплению и развитию российских структур идентичности. Сложно, прежде всего, сказать — какие структуры идентичности являются для современной России ключевыми и какие из них должны обеспечиваться в первую очередь. Тем, кто с ними работает, приходится их постулировать в зависимости от своих идеологических позиций, с одной стороны, а с другой — своих личных или групповых политтехнологических проектов. На практике это означает, что в современной России задачи управления миграционными антропотоками неотделимы от задач управления базовым антропотоком и практически не могут решаться самостоятельно.

Существует, понятное дело, некая зона консенсуса экспертного ядра  в ответах на вопросы «куда идет Россия?» и «какая Россия нам нужна?» (это можно было бы назвать «путинским консенсусом»). Зона эта пестрит тавтологиями и банальностями типа: «живущая достойно», «сильная», «единая», «сохраняющая свою территориальную целостность», «способная ответить на вызовы современности», однако, сам набор тавтологий и банальностей очень показателен — он мог бы быть и другим.

Из этого набора банальностей можно сделать вывод, что мы, в общем и целом, заинтересованы:

— В поддержании в полном объеме существующих структур идентичности и связанного с ними образа и уровня жизни, что мы не готовы отказываться от большинства или хотя бы части этих структур (понятное дело, что большинство российских граждан охотно бы отказалось от «зоны» или «ментуры» в их нынешнем виде, но здесь, как раз, осуществить отказ будет практически невозможно). Отсюда, в состоянии сегодняшнего демографического спада (а то и коллапса), следует заинтересованность в поощрении миграций. Это тем более важно, что даже советские структуры в России поддерживались отнюдь не только усилиями жителей РСФСР.

— В сохранении существующего социокультурного облика России, как государства генетически связанного с историческим русским и советским опытом и с русской культурной и национальной, славянской расово-племенной и европейско-советской в плане материальной цивилизации идентичностью, а также с православием в качестве ненавязчивого и необязательного «духовного фона». Ни к каким решительным переменам этого образа идентичности — «европейским», «евразийским», «мультикультуралистским», «почвенническим» и т.д. не готов никто, кроме маргинальных идеологических групп. Это означает, что Россия заинтересована только в такой миграции, которая будет поддерживать существующее положение вещей и сохранит нынешние структуры идентичности в неизменном или медленно эволюционирующем состоянии.

— При этом, есть еще одно дополнительное условие — Россия не обладает сегодня необходимыми материальными и человеческими ресурсами для того, чтобы начать полноценную социокультурную переработку массовых потоков мигрантов, обладающих сильно отличающимся набором идентичностей и пытающихся осуществить свою миграцию как структурную миграцию. Попросту говоря, на абсорбцию китайцев, турок или африканцев у России нет ни денег, ни людей.

Из перечисленных трех факторов складывается вполне определенный образ «нужного» мигранта — это человек готовый работать в России и поддерживать ее структуры идентичности, и это человек, обладающий частью базовых идентичностей современного россиянина, а стало быть не представляющий принципиальной опасности для существующих структур идентичности и не требующий слишком высоких затрат на свою «переработку». Этот образ вполне узнаваем — это житель бывшего СССР — «советский», желательно носитель средиземноморской/европейской культуры и христианин, желательно славянин, желательно вообще русский.

Отсюда не случайна заинтересованность прежде всего в организации русской «алии», то есть в приоритетном предоставлении возможностей для миграции в Россию и всевозможных льгот для русских, проживающих в странах «Ближнего Зарубежья». Подобная политика вполне осмысленна — с точки зрения конкурентоспособности русских как нации, поиск «соотечественников» в странах СНГ — это непростительное разбазаривание человеческого ресурса. Русские на постсоветском пространстве отнюдь не являются залогом сохранения позиций России, отнюдь не являются «агентами» будущей реинтеграции или возрождения Империи. Напротив — образ «далеких русских», как показывают этнопсихологические исследования, куда более выгоден для русского престижа, чем образ русских, которые живут в соседнем дворе. Кроме того, при смене «тренда на сжатие» русского пространства «трендом на расширение» русская реколонизация соответствующих пространств не представляется сколько-нибудь затруднительной. В нынешней же ситуации необходимо скорее сосредоточение человеческих ресурсов там, где они могут работать наиболее продуктивно, то есть на территории принадлежащего русским «титульного» государства.

Поэтому доктрина «русских в Россию» нуждается в четком оформлении, причем в оформлении увязанном не с «антиимперской» риторикой, а с риторикой националистической, с идеологией национального усиления. Концепция же «Русского мира» представляется здесь оправданной в той степени, в которой она аналогична концепции «Византийского содружества», «Британского содружества» и т.д., то есть в качестве «околоимперского» и «постимперского» образования, которое может служить буфером, ареалом влияния и, в случае необходимости, быть трансформировано в протоимперское. В качестве же «мира где живут русские», подобный «Русский мир» был бы скорее вреден, поскольку означал бы отказ от сосредоточения «Русского мира» в его центре.

С точки зрения поддержания структур идентичности в теме миграции русских в Россию, представляется проблематичным совсем другой аспект — большинство из людей, которых Россия получит «назад» — это более-менее квалифицированные специалисты среднего звена, неквалифицированных и даже квалифицированных рабочих и служащих будет среди них не так много. Между тем, при «пересыхании» базового антропотока развитых стран без качественного питания остаются, прежде всего, низовые структуры — некому становится водить такси, подметать улицы, стоять у прилавка и возить цемент на стройках… Как раз замещения этих позиций русская «алия» обеспечить не может, тем более, — без дорогостоящей политики абсорбции. Русские в «своем» государстве, которое само же поощряет их переезд, будут, разумеется, ожидать «достойных» рабочих мест и устраиваться на «не достойные» попросту откажутся, еще и по той причине, что иной вариант поведения не слишком вяжется с трудовой этикой русского-советского человека, основанной на стремлении к «интересной работе».

Места в низших стратах заполняют мигранты других национальностей бывшего СССР — от украинцев и до таджиков. Именно они работают за гроши на стройках, постепенно начинают заполнять сферу бытового обслуживания и т.д. При этом, в общем и целом, раздражения из-за своей трудовой конкуренции с гражданами России они не вызывают (разговоры про «понаехавших чурок» обычно касаются граждан России из Северокавказского региона, изредка — армян, которые вполне успешны именно в «традиционно-русских» областях деятельности). Новые мигранты вызывают повышенные опасения своей десоциализированностью, своим исходно криминальным «нелегальным» статусом, который порождает углубление криминализации, вплоть до формирования мигрантских преступных сообществ, зародыши которых — структуры по доставке мигрантов в Россию.

В подобном положении мигрантов есть определенная объективная несправедливость. Эти люди родились, выросли и жили в стране, которая называлась СССР, столицей которой была Москва и правопреемницей которой является Российская Федерация. Большинство этих людей отнюдь не претендовало на то, чтобы жить в какой-то другой стране, а, когда ее границы передвинулись на север, они постарались передвинуться вместе с ними и оказались… на положении почти что рабов или преступников. В этом смысле — реальность советской идентичности и советского гражданства является достаточно важным основанием для проведения более «либеральной» миграционной политики по отношению к странам «Ближнего Зарубежья».

Однако самой по себе «советской идентичности» недостаточно. Советская идентичность обеспечивалась целым рядом структур — от паспорта и милиции, через армию и партсобрания и кончая Пугачевой и салатом «Оливье» на Новый Год… Вырванный из этих структур отдельный человек обладает «советской идентичностью» только в очень относительном смысле слова, в смысле «общей памяти». Причем, будучи «городской цивилизацией», советская цивилизация в национальных республиках сумела переработать прежде всего горожан, затронув жителей деревень, аулов и кишлаков куда в меньшей степени (последние — очень часто это объективно «дикие» даже для своих соплеменников люди). Соответственно, выбор «фильтров» при осуществлении миграционной политики должен быть основан не только на формальном наличии у новых мигрантов общей идентичности с гражданами России, но и на фактическом обладании таковой, что должно выражаться в сносном знании русского языка и опытом жизни в городах русско-советского типа.

Недостаточность советской идентичности для нормального и безопасного для России вписывания новых мигрантов в ее структуры идентичности проявляется еще и в другом обстоятельстве. Граждане России обладают специфическим опытом, которым не обладает никто из бывших соотечественников — опытом 1993 г., «дефолта» 1998 г. и двух чеченских войн. Этот опыт для современного российского общества очень важен, и его отсутствие ведет к трудноразрешимым проблемам. Скажем, Россия просто не может позволить себе впускать мигрантов, которые отрицательно относились бы к чеченской войне и представляли собой потенциальных пособников терроризма или сепаратизма. И здесь необходим комплекс мероприятий по трансляции соответствующего опыта новым мигрантам, для закрепления у них некоторых базовых стереотипов, характерных для современного российского общества.

В целом, российская миграционная политика должна ставить своей задачей перенаправление большинства качественных антропотоков на поддержание российских структур идентичности, идея «утилизации населения» должна первенствовать над идеей удержания территории, поскольку территория может быть освоена после и заново, а вот дополнительные человеческие ресурсы необходимы для сохранения и развития России сегодня.


Холмогоров Егор Станиславович, политолог, историк, религиовед, заведующий отделом политики ежемесячника «Спецназ России». Ведущий эксперт Ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа».

Актуальная репликаО Русском АрхипелагеПоискКарта сайтаПроектыИзданияАвторыГлоссарийСобытия сайта
Developed by Yar Kravtsov Copyright © 2016 Русский архипелаг. Все права защищены.