Муниципальное обеспечение городского развития в условиях перехода к рыночным отношениям

Современный город есть форма или способ презентации определённых способов жизни. В оргуправленческом контексте это означает, что город становится средством изменения образов жизни, городское пространство используется для демонстрации различных картин мира. Альтернативные явления формируют города, его атмосферу, дух и традицию

I. Смысл ориентации на городское развитие в современной ситуации

Если попытаться взглянуть на ситуацию в СССР и странах Восточной Европы, то становится очевидным тот жизненным тупик, в который попали практически все общественные институты. Этот тупик проявляется во всех областях деятельности: последние не способны существовать далее как функциональное целое. Происходит миниатюризация жизнеспособных единиц, урезаются их функции, утрачивается место в объемлющем целом, понимание своего назначения, теряется перспектива профессиональной культуры. Одним из основных вопросов становится выработка социальной позиции, ориентированной на овладение процессами распада с целью придания им управляемых траекторных характеристик.

Очевидно, что этой позиции, или этому социальному субъекту, необходимо определиться относительно того, что из распадающихся единиц (отраслей, предприятий, способов организации производства, технических направлении и т.д.) может быть сохранено, что в принципе нежизнеспособно и должно быть деконструировано, что должно быть создано нового.

Естественно, что структурная реорганизация подобного масштаба (в данном случае имеется и виду масштаб понимания проблемной ситуации как условие эффективности локальных действий) не может быть произведена одномоментно и требует разработки пакета программ, проектов, планов и сценариев, выводящих на сложную систему локализованных акций. Встает вопрос о приоритетах, правильный или, точнее, продуктивный выбор которых во многом определяет последующие развертывания событий. Если в этом контексте говорить о городе, то вовсе не очевиден его приоритетный статус в сложившейся ситуации, а следовательно и эффективность всех тех действий организационных и политических, которые станет предпринимать ориентированный на городской приоритет — социальный (а дальше и политический, организационный, экономический, хозяйственный, культурный) субъект, воплощенный, в частности, в корпусе депутатов горсоветов и райсоветов, работников соответствующих исполкомов и т.д. Не очевиден также и статус самого этого коллективного субъекта.

Ну, почему, в самом деле, «развитие города», а не, скажем, научная организация труда или экономическая реформа? Что говорить о городе, в котором мы живем и его недостатках, если мы не умеем работать на своем месте так, чтобы эти недостатки не производить. Давайте будем работать, тогда и городская жизнь постепенно образуется.

Так и было бы при нормально развертывающейся ситуации в условиях функционирующих систем деятельности. Вводятся новые стандарты, осуществляется модернизация по направлениям, и в ходе ее производится фиксация полученных результатов. Примерно так, как это имеет место в странах ЕЭС.

Мы же имеем дело с принципиально иным случаем, когда не может идти речь о функционирующих и взаимодействующих элементах единой системы, и напротив, придется говорить о распадающихся и конфликтующих организованностях, ориентированных на выживание за счёт поглощения других (а не за счёт кооперации).

Именно в этой ситуации распада и неопределенности конкретного будущего приоритетный статус города становится одним из самых высоких.

Во-первых, город является ведущей формой организации жизни, некоторым цивилизованным стандартом, то есть, нормой, определяющей принадлежность того или иного образа жизни к цивилизованному миру.

Во-вторых, в ситуации распада, именно города представляют собой тот вид организованностей, которые не распадаются даже при очень высокой степени дисфункционализации. Пример тому — невозможность выделения районов города (по какому бы то ни было принципу районирования) в самодостаточные и независимые единицы. Для нас это означает возможность опираться на город на фактор стабильности и ее потенциал.

Наконец, в третьих, город является механизмом общественного развития. Для нас это означает один из путей выхода из той кризисной ситуации, в которую попало наше общество.

Последнее является важнейшим моментом, требующим более детальной прорисовки города уже не «снаружи» — не «экстерьера города» — из макроситуации, — а его социокультурного, исторического, хозяйственного, политического, управленческого «интерьера».

II. Характеристика муниципальной практики в стране

Условием эффективной работы муниципальных служб является кардинальное расширение понимания сложившейся ситуации, что, в свою очередь, требует смены видения города, подходов и отношения к нему. Попытаемся определить приблизительно, каковы требования к этому пониманию, каковы факторы его изменения.

Сегодняшнее городское управление оказалось в ситуации необходимости решения управленческих задач в новых условиях, принципиально отличных от тех, в которых сами управленческие службы города были сформированы. В чем обычно заключалась практика городского управления? Она содержала два слоя. В первом слое производилось распределение коммунального бюджета между представителями корпораций (ведомств, областей деятельности, отраслей), где критерием выступала жестко регламентированная табель о рангах этих корпораций. Смена места в табели если и осуществлялась, то отнюдь не в рамках городского руководства и управления — здесь она всегда только реализовывалась.

Формы реализации были различными: финансирование работ (городские транспортные сети), уровень комфортности ведомственных жилых домов (соответственно режим работы ДСК, обслуживающего город), лимит рабочей силы для расширения производства, выделение участка (район, наличие инженерных и транспортных сетей), аренда нежилого фонда (соответственно дисквалификация жилого фонда или историко-культурных памятников), получение паспортных или транспортных льгот, вплоть до права строительства забора определенного типа по границе территории корпорации и т.п. и т.д.

Эти процессы всегда осуществлялись скрыто, без объявления намерений претендентов относительно города в целом и их претензий на инфраструктуру. Впрочем, этих намерений не было и в принципе не могло быть, поскольку как корпорации, так и города (коммунальные инфраструктуры), принадлежали «государству» или правящему аппарату, осуществляющему стыковку корпоративной и коммунальной рамок деятельности. Это и создало постоянную ситуацию разрыва коммунальной инфраструктуры, которая выступала в качестве условий деятельности горисполкомов, райисполкомов и их служб, представляющих второй слой практики городского управления. Последний заключался в формировании обеспечения или компенсации разрывов в коммунальной инфраструктуре. Эта работа, в свою очередь, нуждалась в критериях, соответствие которым закладывалось в нормативное обеспечение служб проектирования, строительства и эксплуатации городов (коммунальных инфраструктур). Соответственно, за этими критериями стояла концепция города, субъектом реализации которой выступало государство.

Согласно этой концепции город рассматривался как производственное государственное поселение, основной функцией которого было поддержание условий жизни рабочей силы, эксплуатируемой в производственных системах. Условия фиксировались в нормативах, выработанных на основании представлений о рациональной жизнедеятельности, выливающихся в норму жилой площади на человека, в норму состава семьи, в норму пешеходной и транспортной доступности, норму потребления воды, газа, электроэнергии, инсоляции, аэрации, торгового, медицинского, культурного, социального, бытового обслуживания — и целом в многоступенчатую иерархизированную систему нормативов, регулирующих жизнедеятельность городского населения через нормы коммунальных систем.

Такая концепция города составляла базовую идеологию проектировщиков городских систем обеспечения, исследователей, обеспечивающих проектные разработки, покрывая работу всех тех предметных дисциплин и направлений, которые на том или ином историческом этапе включались в градостроительную практику. Она составляла идеолого-теоретическую основу этой практики.

Результатом такой ориентации стала пресловутая слободизация всей страны, когда вместо проектируемых и создаваемых городов общество получило слободы, — характерный для России 18-19 вв. тип поселения пролетаризующихся крестьян и рабочих при фабриках, имевший своим прототипом поселения при городах люмпенизированных масс, не допускаемых к жизни и деятельности (не имевших прописки) в черте города и не облагающихся корпусом муниципальных налогов, но эксплуатирующих контрабандно коммунальную инфраструктуру.

В этом контексте становится понятной тенденция к монопрофильности городов, как наиболее благоприятному условию использования коммунальной хозяйственной инфраструктуры за счёт монополизации её владельца. В этом смысле коммунальное хозяйство таковым по сути дела не являлось, так же, как и сами поселения не являлись городами, сохраняя, а не устраняя как это было, например, в средневековой Западной Европе, власть феодала производства.

Отсюда и способность подобных государственных посёлков при производстве расти за счёт отсасывания населения из окружающих районов, не приращивая собственно городских функций, а только увеличивая производственные и жилые площади. Необходимость введения принудительной осёдлости во имя интересов производства приводила к утере необходимой в таких условиях мобильности людей.

Это были проблемы сохранения статус-кво, решавшиеся с тем или иным успехом в зависимости от места основного производства в иерархии государственных приоритетов: атомщики — это одно, а текстильщики — совсем другое дело; сегодня же речь идёт об ином — кардинальном изменении сложившегося положения дел, и не только в сфере городского управления.

Изменилась ситуация в основных производствах, которые более не имеют прежней монополии на социальную жизнь, с одной стороны, а кроме того находятся в процессе распада, что обессмысливает производственно ориентированное понимание городя де-факто — практически, а не идеологически (что, кстати сказать, произошло достаточно давно, но не имело социальных последствий).

Изменилась ситуация в системе коммунального обслуживания города. Город перестал производить инфраструктуру в сфере коммунального хозяйства, я вслед за этим стала рушиться и вся остальная инфраструктура, к этому хозяйству прилепившаяся — образование, здравоохранение, социальное обеспечение, культурно-бытовое обслуживание, торговля и т.д.

Изменилась ситуация в управлении городом. Впервые за многие десятилетия она стала социально-политической не по наличию тех или иных политических платформ и депутатов городских или районных советов, а в силу притязаний этих советов на реальное изменение положения дел, на статус властно-политического субъекта, неосторожно прихватившего заодно бремя тех забот, которые прежде тянуло основное производство, да не вытянуло. Тем самым городские советы оказались заложниками по чужим просроченным векселям.

Как по мановению волшебной палочки в один краткий момент превратились в груду макулатуры результаты многолетних трудов десятков институтов, разрабатывающих планы и программы социально-экономического, научно-технического и культурного развития: схемы размещения производительных сил, генеральные схемы расселения, схемы развития отраслей народного хозяйства, основные направления социально-экономического развития, пятилетние комплексные планы и годовые планы, генпланы развития города и схемы районной планировки. Плюс все теоретические обоснования, на которых строились подобные документы. Обеспечения не стало.

В этом контексте меняются критерии оценки ситуации, которые производятся уже нынешними составами советов и исполкомов, пока эти изменения не очень заметны. И сегодня выделяется отсутствие баланса между сельским хозяйством и промышленным производством, сырьевая ориентация производства, централизация импорта и децентрализация экспорта, слабое развитие социальной и производственной инфраструктуры в качестве основных проблем и направлений деятельности городского управления.

Но ситуация продолжает меняться, и этим изменениям не видно конца. Формируется организационно-политическое отношение к этим изменениям в виде программ стабилизации.

Однако не понятно, должна ли искомая стабилизация (из программного документа Союза городов Северо-Запада России) обеспечить возврат к старым структурам, или она должна замыкаться на достижение иных результатов, например, на накопление ресурсов для следующего шага.

Явная недостаточность сил новых муниципалитетов в этих условиях приводит к образованию ряда Ассоциаций городов (как по территориальному, так и по экстерриториальному признакам) с целью выработки единого взгляда на приоритетные направления развития и пути выживания, их формулирования в виде законопроектов и последующего лоббирования в органах законодательной власти.

Однако при всей разумности многих муниципальных и межмуниципальных законодательных и других инициатив остается открытым вопрос о принципиальном понимании города и городского развития, на которые можно было бы опираться в выработке законов, и в создании Ассоциации городов, и в любых других начинаниях. Это понимание необходимо не для регламентации деятельности, а напротив, для её продуктивного, эвристического развёртывания по многим принципиально различным направлениям, что собственно задаёт осмысленность деятельности по законодательному обеспечению инициатив. Иначе говоря, должна быть дополнена типология активностей, в этом случае регламентирующая активность была бы уравновешена активностью продуцирующей. Здесь необходимо фокусироваться на понимании города и городского развития — его расширения относительно бытовавшего у нас представления и его развития относительно современной социокультурной ситуации в целом.

III. Подходы к пониманию города и социокультурного смысла «город»

Мы зафиксировали, что находимся в ситуации системного распада. Эта ситуация заключается в том, что разрушается целостность системы или сама система как целое (скажем, хозяйственно-экономические связи в стране, в ее регионах, в отраслях, вплоть до предприятий, в городах, областях), и всякий элемент системы за счёт утраты своего места и назначения относительно целого становится ненужным и бессмысленным. Вместе в тем, системный распад подразумевает и то, что разрушение хотя бы одного элемента или связи между элементами точно так же ведет к разрушению всей системы.

В теоретической механике пользуются понятием статистической определимости, относящееся к конструкциям с минимальным запасом устойчивости, которые разрушаются целиком при разрыве какой-то одной связи (убрав одну из трех ножек стола, мы лишаемся всего стола).

Вхождение в фазу системного распада означает достижение состояния «н» статической определимости и (системной определимости) всей социально-экономической конструкции — инфраструктуры. Выход из этой ситуации не может лежать в наращивании связей до состояния системной неопределяемости, так как это требует расширения контура системного целого (причём неизвестно, до какой степени — опыт воссоединения Германии показывает трудности в этом плане).

Столь же бессмысленна ориентация на выживание «отдельной ножки» системы и её употребление в качестве стола, так как за этим неотвратимо следует цивилизационный откат, а в последствии — ассимиляция отъединившихся элементов в качестве материала для другой организации.

Принципиальным выходом здесь представляется ориентация на запуск процессов нового типа, которые и создают замыкающую целостность. Городское развитие и есть такая идея или идея такого принципиально нового процесса, имеющего по своему смыслу региональную природу, или формирующегося в рамке регионального развития.

Смысл идеи городского развития как региональной оргуправленческой концепции состоит в том, что в нашей ситуации нет, не было, и не могло быть городов. И в этом смысле город является инновацией как в идеологическом плане, так и в практическом. Инновацией, выводящей из стадии системного распада, а не ориентированной на выживание в ней. Исходя из этого требуется и новое понимание города, зафиксированное в концепции города или городского развития.

Историческая ретроспектива показывает, что концептуализация города исторически изменчива и представляет собой один из слоёв городского развития. При этом субъект концептуализации (разработчик концепции) всегда внешний по отношению к городу и замкнут на макропроцессы, конституирующие подход к пониманию города.

Например, города Античной Греции были концептуализированы в процессе формирования рамки государственного управления, а практической, которая соответствовала этому, была колонизация Средиземноморья и Причерноморья, результатом чего стало создание «Ойкумены» — освоенной для жизни области — внутри неосвоенного мира. Городом задавался принцип и единица, модуль освоения мира.

Римский город концептуализировался в рамках создания империи — империализация Ойкумены, где город имел прежде всего военно-политическую функцию относительно имперского целого и рассматривался как лагерь центра.

Средневековый европейский город (кстати, все исторические типы городов в романо-германских языках имели и имеют свои различные наименования, различающие типы такого обобщённого объекта-принципа как «город»: полис, урбо, штадт, бург, сити и другие) понимался как юридический статус, обусловливавший набор льгот и особых повинностей в условиях тотального феодального владения. Эти льготы в первую очередь были нужны предпринимателям, деятельность которых требовала свободных площадок, свободных ресурсов и соответствующего этим ресурсам базового процесса какой-либо деятельности. Условием предпринимательства была концепция различных деятельностей, развёртывающихся и дифференцирующихся, создающих ситуации взаимодействия и возможности его обеспечения. Даже средневековые европейские университеты ничуть не были свободны от духа предпринимательства, так как школяры, учась, по сути дела, осуществляли некоторое предприятие (например, организовывали корпорации, договаривались с профессором о курсе лекций, которые он читал им, скажем, из окна своего дома, как это было в XI веке в Болонье — первом европейском университете).

Социальные, экономические и культурные условия, складывающиеся в европейском средневековом городе, формировали ситуацию «вынимания» людей из стационарного общества и соответствующих ему стационарных процессов, часто нарушая конституирующие это общество традиции. Но не будь христианства, обеспечивающего духовную и моральную сеть, стабилизировавшую социально-коммунальные, социально-политические и социально-экономические ситуации, средневековый город мог бы и не сложиться, не выжить и не развиться.

Условия европейского города породили совершенно иной, новый тип человека, уровень самоорганизации которого многократно перекрывал возможности человека догородского в темпе и многообразии самоопределения в ситуациях, требующих соответствующего интеллектуального обеспечения. Эвристические возможности города были поняты уже Медичи и Макиавелли (а, возможно, что и раньше), которые формировали городские условия культурно-политическими средствами под те или иные цели и ценностные ориентации. В этом смысле смысле итальянский Ренессанс был результатом муниципальной политики Флоренции, осуществленной Лоренцо Медичи, на что понадобилось около 300 лет городского развития.

Город Нового Времени складывается уже в условиях развитого муниципального управления, составляющего одну из ценностей западноевропейского образа жизни. Развитие муниципальной деятельности приводит к дифференциации и профессионализации отдельных её направлении, которые развиваются уже имманентно, т.е. вне контекста развития того или иного города и для которых город сам является площадкой для реализации профессиональной культуры в ходе решении поставленных муниципальных задач. Город используется как культурно-политическое средство — колониальные города Латинской Америки, Африки, Сибири. Он как набор различных возможностей жизни начинает фиксировать свое место в наборе городов, стремится занять такое место с соответствующей котировкой. Мир превращается в биржу городов.

Понимание этого — процесс неотъемлемый для современной муниципальной практики. Оно требует выявления скрытых возможностей изменения образа жизни как с точки зрения современных мировых тенденций, так и с точки зрения конкретных местных условий и ситуации развёртывания муниципальной деятельности. Город, городской образ жизни не является сегодня обязательным или единственно возможным направлением. Столь же очевидны в плане потенциала, скажем, дезурбанистические сетевые подходы, снимающие множество проблем, возникающих в слое функционирования городских систем, их поддержания и развёртывания. Эти подходы конкурируют с городским, и поэтому без понимания сути современного этапа городского развития вклады в инженерную инфраструктуру, городское хозяйство и пр. могут оказаться безрезультатными и тупиковыми. Отсутствие перспектив соответствующего социокультурного ранга закроет дорогу долгосрочным кредитам, и не только валютно-финансовым, но и интеллектуальным, и человеческим, и социальным.

Современный город есть форма или способ презентации определённых способов жизни.

В оргуправленческом контексте это означает, что город становится средством изменения образов жизни, городское пространство используется для демонстрации различных картин мира. Альтернативные явления формируют города, его атмосферу, дух и традицию. В этом отношении уже сложились стратегии движения в таком пространстве. К примеру, есть города, которые собирают, коллекционируют картины мира, явленные другими городами, становясь в какой-то степени выставками. Эта концентрация стимулирует развитие, и примерами здесь могут служить Париж в XIX веке и Нью-Йорк в XX в.

Кстати, известная программа Миттерана для Парижа, включающая девять проектов, была разработана с целью вернуть городу звание столицы мира за счёт создания Культурного Центра на плато Бобур им. Жоржа Помпиду, Международного Центра Коммуникаций, Парка Ла Вилетт и других. Это бросает вызов Нью-Йоркским социокультурным гетто: китайским и мексиканским кварталам, русским и пуэрто-риканским колониям, комплексу ООН (ЮНЕСКО и Париже, Лига Наций в Женеве) и т.д. Каждый город, притязающий па межрегиональный статус, заявляет свои притязания, предоставляя себя олимпиадам, выставкам EXPO, симпозиумам, международным организациям, банкам, фондам, школам и университетам и сохраняет суверенитет лишь в управлении городом и вправе принять решение по этим вопросам, и в конце концов именно эти решения, тип, традиция и направленность и есть подлинное лицо города.

На этом складывается типология городов, дающая возможность определить и найти (или создать) свое место — межрегиональное или региональное. Естественно, что предельным условием для осуществления подобных программ является жизненная активность города и его менталитет свободы. Очевидно также, что городское управление должно обеспечить баланс между активным отклонением и средовой нормой.

IV. Оргуправленческие выводы — принципы и требования к системам управления городским развитием

Отсюда (хотя реконструкцию можно и, видимо, должно разворачивать) выводятся и принципиальные требования к типу оргуправленческой деятельности, осуществляемой относительно «городов».

Можно выделить базовые для городского управления процессы, относительно которых работают системы городского управления:

а) процессы концентрации в контексте диверсификации и централизации, т.е. «кооперация городских центров», возникающие при понимании города как центра (у которого нет периферии, а только центр, который и есть содержание города), где понятие «город» и «центр» совмещаются по контуру (отсюда происходит представление о центре города и особое отношение к нему как к месту котировки многих презентаций — экспозиций — демонстраций, каждая из которых своего рода «центр»); концентрация скорее всего должна быть отнесена к классу оргуправленческих воздействий, т.е. к искуственно-естественным конструкциям, но в контексте города она приобретает естественно-искусственный статус, становясь объектом ОРУ воздействия;

б) процессы диверсификации, рассредоточения, распада систем деятельности в городе, относительно которых осуществляются организационные воздействия, формирующие условия для складывания-становления новых систем;

в) процессы реорганизации функциональных структур деятельности в городе, обеспечивающие возникающие в контексте городского развития изменения содержания деятельности;

г) процессы функционирования, относительно которых оргуправленческие службы решают задачу регулирования, возникающее опять-таки в контексте развития в связи с изменением ситуации в городе (большей частью здесь имеется в виду оргуправленческое регулирование — пересмотр планов, оргструктур, систем обеспечения и т.д., а не срочный ремонт системы водоснабжения или пожарную охрану, связанную с ней, что следует в целом отнести к функциям экспресс-реанимации);

д) чисто управленческим и постоянным для города процессом можно считать координацию деятельности различных элементов систем управления городом.

Само по себе выделение процессов городского развития является предметом деятельности систем управления города и экспонируется в городе паритетно с другими «экспозициями» (например, с деятельностью мафии, социальными альтернативными движениями). Экспонируется подход к управлению городом.

Формируется своего рода муниципальный оргуправленческий парк проектов, программ, координационных планов, целевых программ, комплексных программ, комплексных целевых программ, кабинетов, советов — всего арсенала оргуправленческой практики и способов его употребления, и, соответственно, межгородской социокультурный парк инициатив — предпринимательской, социальной, культурной, — приоритетов, ориентаций, рамок, свободных площадок и форм организации деятельности, парк инноваций.

Городское развитие, таким образом, входит в режим имитации, внутри которого и относительно которого осуществляется самоорганизация инициатив. Здесь сразу меняются системы котировок, поскольку осмысление экспозиции инициатив и рамок каждого экспоната становится пределом оргуправленческих и мировоззренческих возможностей данного города. Взаимодействие экспонента и перципиента становится поводом для составления или расторжения контракта рамок, для обмена жестами разных позиций, что и определяет целевые ориентации, границы действия или взаимодействия, в том числе и вне имитационного отношения в реальности.

Условием для городского развития становится активность, проявляющаяся в различных аспектах. Следовательно, можно сделать вывод, что городское управление в первую очередь призвано воздействовать на условия формирования инициатив, работать не столько напрямую на инициативный объект, а влиять на баланс между средой и инициативой, управляя процессом средообразования, а значит понимать то и другое в первую очередь как позиционные отношения и характеристики позиций, а не конкретных групп населения. Тогда новым типом управляющего воздействия становится влияние, а это выводит на политическую деятельность и на понимание городского управления как культурной политики. В той степени, в которой это осуществимо силами конкретных управленческих коллективов, становится возможным развитие городских отношений, при этом системы управления, естественно, не пребывают в вакууме, а находятся в условиях конкретной хозяйственной, социальной, экономической, политической, культурной ситуации. Понимание или видение будущей ситуации — некоторые ориентации, проектные установки, развёртывающиеся рядом процессы, — точно так же являются условиями деятельности городского управления, замыкающегося на макропроцессы.

Их выделение есть дело политики и экспертизы. Однако, можно пометить кое-что в качестве неких очевидностей, которые могут быть проигнорированы.

Так, очевидна необходимость нормализации городской жизни средними региональными критериями. Столь же очевидно вменены конкретные социально-экопомические и социально-политические программы — приватизация, конверсия, демократизация, стабилизация. Эти процессы должны быть согласованы с конкретной ситуацией в городе и регионе, а также с принципами управления городским развитием. Здесь не может быть типовых проектов, однако, могут быть конструктивы, служащие мыслительным материалом для обеспечения размышлений оргуправленца над конкретным проектом.

V. Подходы к выработке муниципальной политики

Выводятся из двух принципиально разных аспектов задания на разработку оргуправленческих конструктивов: из ориентации на процессы городского развития и из ориентации на самоорганизацию и саморазвитие городского управления. Можно предположить в качестве базовых процессы профессионализации и муниципализации.

Представляется предпочтительной стратегия стабилизации относительно городского контура, т.е. города в целом, и активация отдельных его элементов, развитием которых и определяется направление развития целого. Деятельность по смене развивающихся элементов составляет программу развития города. Это не означает, что одни сферы городской жизни нужно нормализовать, а другие — развивать, хотя и такое не исключается. Речь идет о стабилизации контура сферы и развития ядерных элементов — в первую очередь систем управления сферами.

Для обеспечения самоорганизации системы городского управления и формирования его позиции следует выделить: налоговую политику, земельную политику, жилищную политику, культурную политику, предпринимательскую политику, хозяйственную политику, социальную политику, образовательную политику.

Понятно, что выделение может быть произведено и иначе — как более категориально строго, так и более гибко по ситуации; само по такое выделение определяет необходимость формирования первоочередных приоритетов в каждом из выделенных аспектов.

Определение и декларация приоритетов (пакет политических деклараций, собранных в муниципальную декларацию) создает возможность взаимоопределения различных субъектов и способствует выработке стабилизирующих и реформирующих воздействий, в которых эти приоритеты сбалансированы.

Например, регламентация найма дешевого жилища требует определения целого ряда приоритетов внутри муниципальных политик — индексации доходов, кадастра земель, котировки стоимости жилья, социальной программы, культурной ориентации на имидж и пр.

До того, как достаточный круг приоритетов не определен, действие не может запускаться. Следовательно, необходима декларация намерений, инициирующая их обсуждение и выработку приоритетов, а далее выработка четкой позиции в рамке обеспечения гарантии, где субъектом гарантии может выступать муниципалитет, закладывающий в обсуждение свой имидж и репутацию. Не приоритеты следует декларировать, а предполагаемые действия, хотя, как правило, делается наоборот, что и заводит в тупик квазитеоретизирования и войны законов.

Для развертывания обсуждения (в рамках определяемых субъектом деклараций) возможно вбрасывание пакета намерений — схем с сопровождающим сценарием их обсуждения. Поскольку у субъекта декларации всегда есть и должен быть социальный носитель, то очевидна ответственность такого хода, а, следовательно, исключение возможности употребления декларативных «фальшпанелей». Субъект декларации заинтересован в самоидентификации, опережающей презентацию, чтобы не столкнуться с негативными последствиями своего жеста, основанного на неадекватной рефлексии и неадекватном понимании.

Единственное, что в данном случае отличает декларативный жест от действия, это приоритет рамки последующего обсуждения перед рамкой намерения, и в этом смысле подлинным намерением является обсуждение, но оно уже не намерение, а собственно политическое или оргуправленческое действие.

Источник: Формула развития. Сборник статей: 1987-2005. — Москва, Архитектура-С, 2005 г.