Новые церкви постиндустриального города

Приходится признать — когнитивный город остается слишком недоступным для нашего заземленного воображения. Слишком мало мы знаем о таком городе. Недостаточно его предчувствуем. Боимся о нем помыслить

Вспоминая одну из игр с церковью Миши Дубровского признаюсь, что лично меня постоянно тянуло начать мыслить о новых церквях когнитивного города, о религиозных местах прорыва в когнитивную эпоху, о локусах, наполненных новыми когито-сообществами знающими Бога, о мире, где cogito, ergo, sum гармонично сочетается с сredo, quia absurdum.

Но приходится признать — когнитивный город остается слишком недоступным для нашего заземленного воображения. Слишком мало мы знаем о таком городе. Недостаточно его предчувствуем. Боимся о нем помыслить. Цепляемся за старые представления о должном и полезном. Любим нафталиновые формы церковной атрибутики.

Но, даже вынужденно снизив планку, мы и в этом случае поставили перед собой достойную задачу, остановившись на более простой, но достижимой: обнаружить динамику церковных форм и евангельского служения в мегаполисе — городе как минимум уже сегодня постиндустриальном.

Для решения этой задачи следует выделить новые объекты и базовые тренды.

Объекты

Торговые moll'ы, Citi (деловые центры), е-соцсети. Это не просто новые крупные объекты мегаполиса, это по сути города-в-городах, полноценные города, стопроцентные города: ведь люди попадая туда, имеют там полный набор услуг и предложений современного динамичного полиса. Другими словами там есть все; а чего там нет, то это или не нужно, или в ближайшее время появится.

Рассмотрим в первую очередь грандиозные храмы Гермеса — moll'ы. Немало современных горожан ждущих того часа когда они с семьей, реже сами, чаще в компании друзей отправятся в мега-молл. Пять дней недели наполнены тревогами, заботами, будильником, холодильником, пробками, трудовой дисциплиной и не отпускающим стрессом. Два последних дня недели посвящены празднику пребывания в "другом городе" — городе головокружительного шопинга, кино, катка, ресторанчика, где на выбор любая стандартизированная кухня мира; городе, где в каждой точке бесплатный Wi-Fi (если где этого еще нет, то скоро появится), а все многочисленные бутики — выставки достижений иноземного народного хозяйства; городе, где можно просто фланировать, бродить и чудить в гораздо более чистом, безопасном и насыщенном событиями месте.

Есть немало в христианской среде тех, кто хочет в таких людей бросить камень, да потяжелей, мол, бездельники и тупые шоперы, лишенные даже зачатков духовности. Но на самом деле, новые города наполнены обычными людьми вашего, дорогие христиане,  круга, испытывающими простую и понятную жажду компактного, интересного и безопасного городского пространства, отчасти такого, какими были наши города еще до эпохи промышленной революции, такого — где все расположено в шаговой доступности, такого — где безопасно для всех и каждого.

Может кто не заметил, но людям нравятся города многоуровневые, охватные, простирающиеся во всех трех измерениях, а не лежащие в плоскости бесконечные неоглядные пространства. Уже сегодня многие используют эти новые урбанизированные пространства для деловой, а не только развлекательной активности и, в частности, используют объемное закрытое пространство и ресторанное многообразие в качестве офисного. В этом пространстве назначаются деловые встречи, там же, по окончании, без траты времени на переезды, решаются задачи домохозяйства (что там нужно быстро купить перед возвращением домой?!).

И теперь вопрос: эти новые "внутренние города" — острова урбанизированного океана — так и останутся своеобразными капищами язычества, магизма и агностицизма или туда придет христианство?! А значит, возникнут церкви! Что означает — появятся новые христиане! Этот же вопрос зададим в отношении Сити и социальных сетей.

Тренды

Они многочисленны и в частности:

• постоянно возрастающая потребность в многообразии, принципиальная избыточность предложения (не только в потреблении вещей, но главное идей и образовательных продуктов);
• перетаскивание все большего кол-ва ресурсов в виртуальную сеть (и главного ресурса — времени), общая мода на сети (всех видов во всех реальностях);
• масштабная программа по изменению городов: "умный город для умных вещей", "энергопроизводящий город", "креативный город";
• новая роль образования длиною в целую жизнь (LLL) с рядом лежащим и подпитывающим трендом роста продолжительности жизни;
• новые требования к местам ("третьему" месту, "местам памяти и силы", спальным районам, зонам рекреации);
• волна новых технологий, и кризис содержания образования, и повышающаяся мобильность (пространственная, квалификационная, социальная) и т.д.

Мир стремительно убегает от традиционных церквей не важно какой конфессии — ортодоксальной, католической, протестантской. Мир насильно ставит церкви в позицию сугубо оправдывающейся. Мир доволен, что церкви "плетутся в его хвосте". И эта проблема маргинальности не решается простой констатацией, что церковь "не от мира сего". Церковь все равно должна быть и инаковой и современной, пребывая и вечности и во времени, дабы заквашивать и осаливать.

Все церкви перестраиваются с разной скоростью, но все чрезвычайно опаздывают. И это уже сегодня. А завтрашний мир будет еще быстрей. Маргинализация церквей и неадекватность транслируемого ими образа жизни происходит не в силу отстранения церквей от мира по мысли самого мира, а в силу принципиального отставания церквей от изменений, генерируемых миром. Мир просто игнорирует церковь и этого оказывается вполне достаточно, чтобы миру оставаться вне церкви.

Кто этого не понимает, тому нужно вспомнить о двойной природе церкви. Церковь одномоментно присутствует и в вечности и в истории, т.е. находится вне времени и во времени. И ради исполнения своей миссии должна удерживать оба контура. Беда традиционных церквей, что они давно не определяют и даже уже не лежат в русле истории, а значит, они не творят историю. Они уступили историю. И Господь уже не господин истории, а культурный артефакт.

И чем меньше церкви попадают в формат истории, тем меньше они могут удержать и формат вечного. Потому что мы стоим на обеих ногах, и когда одна все время скользит, рано или поздно сместиться и другая.

Итак, протекает мимо церквей. И постепенно церкви начинают гордиться не живым, а мертвым, не современниками христианами, а святыми, не живыми проектами, а былой славой, не сегодняшними прихожанами, а мощами — останками святых мертвецов. Но Бог, Он "Бог живых, а не мертвых". Так нам сказано!

Решения

Слава Богу, задумались отдельные христиане о возвращении церкви в историю, о возращении истории в лоно церкви. Слава Богу, что эти христиане не верят в противоестественный инцестуальный союз церкви и государства лукаво названный придворными льстецами симфонией. Не верят в смешение того, что сам Господь развел: кесарево — кесарю, а Божие — Богу. Во славу Божью на Наро-Фоминском Соборе была сформулирована задача оправдания будущего, задача сугубо церковная, потому что если будущее не будет оправдано христианским этосом, оно окажется этически чуждым христианам. Вот это самое будущее и проглядываем в современном городе. И именно в этом будущем нет христиан и важнейшей формы соорганизации христианской жизни — Церкви.

Итак, никуда христианам не деться, им придется стремиться к многообразию церковных форм, к благовестию и душепопечению в виртуальной реальности, к строительству храмов в местах новой концентрации людей, товаров и идей. Поэтому церкви появятся там, где сосредоточена человеческая жизнь, где слышен пульс завтрашнего дня, где многолюдно и многосмысленно.

Христианам известен принцип "Церковь в шаговой доступности". Вопрос: в шаговой доступности от чего? — от дома, работы, обучения, мест проведения уик-энда?

Правильный ответ: от тех мест, где человек проводит большую часть времени, где он раскрывается как человек, где он готов или почти-что-готов к встрече с Богом. Для современного человека это не одно место, значит должно быть многообразно и предложение церквей, должна быть переосмыслена церковная жизнь и церковное богослужение.

Одним из решений может стать возвращение церкви в образование, которое церковь неразумно уступила государству (хотя, хотела этого церковь, не хотела — государство бы все равно эту функцию изъяло, такова природа Левиафана; весь ХХ век мы имели дело с национальным и тотальным государством, все и вся подминающим под себя).

Это конечно же не означает что нужно взять на баланс образовательную систему — это и невозможно, и глупо. Это означает — занять рефлексивную, нравственную, душеводительскую позицию по отношению к существующей и проявляющейся системе образования. Это означает найти такую точку сборки, находясь в которой можно восстановить управление процессом формирования онтологии и аксиологии. Не нужно управлять системой образования напрямую, но нужно править индивидуальным и одновременно массовым человеческим самоопределением.

Еще вчера это было невозможно. Сегодня — возможно. Завтра — будет поздно.

Но пока Левиафан устал и все контролировать уже не в состоянии. Вспомним путь Церкви, ведь она неоднократно бралась за образование, ради свершения заповеданного, ради возращения в историю. Это сделали каппадокийцы, сделали бенедиктинцы, сделали иезуиты. Пришло время и новых христиан.

Бог в помощь.