Главная ?> Повестка дня ?> Геоклимат ?> Влияние человека? ?> Кризис Киотских соглашений и проблема глобального потепления климата
Владислав Иноземцев

Кризис Киотских соглашений и проблема глобального потепления климата

Президент США Дж.Буш 13 марта 2001 г. объявил, что США выходят из договоренностей по сокращению вредных выбросов в атмосферу, достигнутых на международной встрече глав государств и правительств в японском городе Киото осенью 1997 г. Учитывая, что на Соединенные Штаты приходится в настоящее время большая, чем на любую другую страну, доля подобных выбросов и их отношение к Киотскому протоколу может разрушить все достигнутые в его рамках договоренности, многие экологические организации поспешили заявить, что решение Буша перечеркнет все достижения последних лет в противостоянии процессу глобальных климатических изменений. Озабоченные этим шагом американской администрации, как и многие люди во всем мире, мы тем не менее хотели бы попытаться без лишних эмоций оценить перспективы процесса движения к более экологически безопасному миру.

На пути к катастрофе?

Вторая половина ХХ в. ознаменовалась для стран Запада миром и процветанием, но не принесла благоденствия населению других регионов планеты и оказалась периодом, на протяжении которого впервые в истории экологические проблемы стали не менее актуальными, чем политические и экономические.

Современная социально-экономическая реальность, к сожалению, такова, что существуют десятки проблем, и в их числе, несомненно, экологические, актуальность которых совершенно по-разному воспринимается на постиндустриальном Западе и в странах третьего мира. Многие из этих проблем, угрожающих человечеству в планетарном масштабе, в значительной мере порождаются сегодня экономикой, политикой и социальными традициями самих развивающихся стран.

На протяжении последних десятилетий здесь в буквальном смысле слова истребляется лесной покров Земли. Если с 1850 г. на планете вырублено 7.7 млн км2 лесов (сохранившаяся их площадь оценивается в настоящее время в 40 млн км2 ), то около трети лесных площадей уничтожено лишь в трех странах — Бразилии, Китае и Индонезии, причем только за последние тридцать лет. Характерно, что ни в одном из этих государств заготовка леса не имеет существенного значения для национальной экономики: в Бразилии весь регион Амазонии обеспечивает не более 5% валового национального продукта; Китай, где вырубка лесов на 40% и более превышает значения, предельно допустимые для поддержания их самовоспроизводства, лишился трех четвертей лесных массивов за послевоенный период и в последние десятилетия ориентирован на развитие промышленности; Индонезия же, ставшая "мировым лидером" по темпам потери лесного покрова (1.4% общей площади ежегодно), также не получает от такой эксплуатации природных богатств ощутимых экономических выгод. В большинстве развивающихся стран не предпринимается никаких серьезных мер для исправления положения — напротив, до недавних пор правительство Бразилии выделяло субсидии колонистам, уничтожавшим леса в обживавшихся ими новых районах, считая это фактором ослабления социальной напряженности в больших городах.

Стремясь хоть как-то поправить свое критическое экономическое положение, страны третьего мира пренебрегают не только природоохранными мероприятиями как таковыми, но и элементарными принципами использования экосистем. Так, в Китае с 1957 по 1990 г. было утрачено почти 15% всех сельскохозяйственных угодий, а посевные площади в расчете на душу населения сократились вдвое. Начиная с 1970 г. в Африке, Америке и Азии площадь пустынь увеличилась на 120 млн га. Сегодня в странах Африки, расположенных к югу от Сахары, две трети (по другим данным — 80%) обрабатываемых площадей находятся в столь деградированном состоянии, что непригодны для сельского хозяйства. К тому же из-за того, что до 40% удобрений расходуется впустую, а орудия труда остаются примитивными, африканский крестьянин в среднем выращивает не более 600 кг зерновых в год, тогда как американский фермер — не менее 80 т.

Тяжкие условия жизни в развивающихся странах и низкий уровень культуры населения приводят к гуманитарным катастрофам, в том числе — к нарастающим эпидемиям инфекционных заболеваний, в частности СПИДа. Открывшаяся 25 июня 2001 г. в Нью-Йорке сессия Генеральной Ассамблеи ООН впервые в истории была посвящена именно этой проблеме. Если в конце 1997 г. количество ВИЧ-инфицированных составляло 30 млн человек во всем мире, то сегодня только в экваториальной и южной частях Африки их насчитывается 25 млн. Пять лет назад исследователи прогнозировали, что к 2000 г. в ряде африканских стран может быть инфицировано 8-10% населения; действительность превзошла эти тревожные прогнозы: сегодня в ЮАР, Замбии, Зимбабве и Намибии доля инфицированного взрослого населения превысила 20%, а в Ботсване составила 36%. Ожидаемая средняя продолжительность предстоящей жизни вернулась в этих странах на уровень начала 50-х годов.

На нашей памяти ряд гуманитарных катастроф разразился исключительно по вине политиков. В Судане одной из важнейших причин чудовищного голода, поражавшего страну в 1989, 1994 и 1998 гг., была непрекращавшаяся гражданская война, унесшая в течение 15 лет более чем 1.5 млн человек. В Эфиопии, испытавшей в 90-е годы неоднократные засухи и голод, в течение долгих лет также шла междоусобица, потребовавшая от правительства содержания 300-тысячной армии, в то время как вымирали целые земледельческие районы. Наиболее впечатляющий пример из этого ряда — межэтнический конфликт в Руанде, стоивший жизни около 1.5 млн человек во второй половине 90-х годов. Более кровопролитной эпопеи мир не знал, пожалуй, со времен полпотовского правления в Камбодже.

По-видимому, нет особой необходимости подробно сравнивать эту ситуацию с положением дел в развитых странах. Достаточно отметить, что в США с 1990 по 1995 г. впервые в истории увеличилась площадь лесов, в странах ЕС все более активно развиваются методы сельского хозяйства, вообще не предусматривающие использования химических удобрений, количество ВИЧ-инфицированных на Западе незначительно (по состоянию на конец 1997 г. 268 тыс. человек, или 0.1% населения, в США и 194 тыс., или 0.55% населения, в 15 странах ЕС). Однако, помимо упомянутых процессов, локализованных в основном в пределах третьего мира, существует проблема, зачастую оцениваемая даже как более грозная — глобальное потепление климата.

Впервые серьезное внимание к ней было привлечено в конце 50-х годов, когда в США и странах Европы были начаты специальные исследования в этой области. Обобщая накопленные к настоящему времени результаты, можно отметить ряд твердо установленных фактов и тенденций. На протяжении последних 200 лет содержание углекислого газа (СО2 ) в атмосфере Земли стабильно нарастает: если в доиндустриальную эпоху оно не превышало 280 объемных частей на миллион (ppm), то сегодня достигает 370 ppm и имеет тенденцию к росту приблизительно на 1.5 ppm/год. Концентрация СО2 в атмосфере, измеряемая в лабораториях, расположенных в далеких от индустриальных центров районах, выросла на 13% с 1960 по 1995 г. Следствием этого процесса считают увеличение средней температуры поверхности Земли на 0.5°С за последние 100 лет. Согласно многим прогнозам, подобная тенденция способна сохраниться и в будущем; более того, специалисты сходятся в том, что темпы потепления могут нарастать. Так, если в 1996-1997 гг. большинство оценок повышения температуры земной поверхности к 2100 г. варьировало в пределах 1-3.5°С, то в последнее время считают, что она увеличится на 1.4-5.8°С, наиболее вероятно ее повышение на 2.5°С. При кажущейся несущественности этой величины речь идет тем не менее о радикальном изменении климатических условий, способном серьезно осложнить жизнь сотням миллионов людей. Средства массовой информации полны примерами климатических аномалий: в мае 1998 г. около 2500 человек скончались в Индии из-за небывалой за 50 лет жары; в июле 2000 г. почти пятая часть территории греческого острова Самос была выжжена пожаром, начавшимся из-за рекордно высокой температуры воздуха, и т.д. Между тем все это не идет ни в какое сравнение с теми последствиями, которые могут быть вызваны таянием арктических, антарктических и континентальных льдов и подъемом уровня океанических вод. При повышении к 2100 г. средней глобальной температуры на 5.8°С он может подняться на 88 см, а это значит, что будет затоплена большая часть территории таких стран, как Бангладеш и Нидерланды, вся дельта Нила, Мальдивские о-ва, а также значительная часть прибрежных районов Флориды и Луизианы.


Рисунок №1.
Средняя глобальная температура земной поверхности (1866-1998). (Источник: Goddard Institute for Space Studies. French H. Vanishing Borgers. Protecting the Planet in the Age of Globalization. N.Y.; L., 2000. P.93.)

Не возникает сомнения в том, что основную ответственность за выброс в атмосферу парниковых газов несут промышленно развитые страны, в особенности США. Сегодня здесь ежегодно вырабатывается 5.48 т СО2 на душу населения, в то время как в Германии — 2.77 т, в Великобритании — 2.41 т, а во Франции — 1.59 т. В целом с 1950 г. США выбросили в атмосферу 186.1 млрд т СО2 , тогда как страны ЕС — 127.8 млрд т, СССР (ныне Россия, страны СНГ и Балтии) — более 100 млрд т, а Китай — 57.6 млрд т. Весьма большие масштабы эмиссии СО2 в развитых странах продолжают расти: в 1994-1996 гг. прирост населения США, составлявший в абсолютном выражении (2.6 млн человек в год) менее 1/6 прироста населения Индии (17 млн в год), обеспечивал вдвое большую нагрузку на окружающую среду; при этом общий объем эмиссии СО2 в США вырос с 1991 по 2000 г. на 15%. В последнее время сторонники все более радикальных мер по защите природы не уставали напоминать, что США, обладая лишь 4% мирового населения, ответственны более чем за 25% выброса парниковых газов в атмосферу. Однако нельзя не заметить, что ныне ситуация меняется, и все более активную роль в загрязнении окружающей среды начинают играть развивающиеся страны. Если в 1970 г. на долю развивающихся стран Азии приходилось лишь 7% мировых выбросов СО2 , то в 1990-м — уже 22%, и, по прогнозам, эта доля к 2010 г. может достичь 30%. Необходимо иметь в виду, что более корректно соотносить объемы загрязнений не с населением той или иной страны, а с ее вкладом в мировое промышленное производство, и в этом случае цифры окажутся существенно отличными от приведенных выше. В середине 90-х годов США, на долю которых приходилось 27% мирового промышленного производства, выбрасывали 25% СО2 , для Германии эти показатели составляли соответственно 8 и 4%, Японии — 17 и 5%. Иная картина в развивающихся странах: Индонезия при доле в мировом производстве 0.7% выбрасывала 1% СО2 , для России эти показатели составляли 2 и 7%, для Китая — 2 и 13%. Более того, если объем мирового валового продукта вырос с 1950 по 2000 г. в 6.4 раза, то выбросы СО2 в атмосферу — всего в 3.75 раза. Но при этом объем эмиссии в Индии вырос в 10, а в Китае более чем в 30 раз.


Рисунок №2.
Реконструкция колебаний содержания CO2 и средней глобальной температуры земной поверхности (160 тыс. лет назад — 2100 г.). Стрелками отмечены точки на графике, в которых содержание CO2 составляло 280 ppm (1), что соответствовало началу индустриальной революции, и 353 ppm (2), отвечающее современному периоду, когда концентрация CO2 вследствие производственной деятельности человечества превысила предыдущий максимум. (Источник: Global Common Institute, London. Weizsдcker E.U. von. Earth Politics. Foreword by the President of the Club of Rome. L.; New Jersey, 1994. P.43.)

Таким образом, борьба за предотвращение глобального потепления стала к концу ХХ в. всеобщей заботой, и все государства планеты оказались, с одной стороны, причастны к этой проблеме, с другой — заинтересованы в ее разрешении. В результате всеобщие договоренности в данной области не могли не оказаться на повестке дня.

Что же произошло в Киото?

Международные конвенции по охране окружающей среды ведут свою историю с 20-х годов, и многие из них были достаточно эффективными. Заключенное в 1946 г. соглашение о запрете промысла китов сократило их вылов с 66 до 1.5 тыс. в год за последние 40 лет, международный договор об Антарктиде от 1959 г. и дополняющий его протокол от 1991 г. запретили разработку полезных ископаемых этого континента до 2040 г.; истребление слонов в Африке резко сократилось после того, как в 1990 г. был наложен запрет на коммерческую торговлю слоновой костью; наконец, за 13 лет, прошедшие с подписания Монреальского протокола о запрещении производства озоноразрушающих веществ, их выпуск в мире сократился в семь раз. Как следствие — значительно расширилась практика заключения договоров в области охраны окружающей среды: три четверти от их общего числа подписаны за последние 17 лет.

В подобной ситуации ожидание, что заключение всеобщего договора о сокращении вредных выбросов в атмосферу принесет заметные плоды, казалось вполне обоснованным. В 1992 г. на Всемирном совещании по проблемам окружающей среды в Рио-де-Жанейро принята рамочная конвенция об изменении климата, подписанная представителями 180 государств. Встреча в Киото в декабре 1997 г. продолжила процесс, начатый в Рио, и закончилась подписанием Киотского протокола.

Итак, что же произошло в Киото и каков был путь, приведший к этому соглашению? В конце 80-х годов ряд развивающихся стран выступил с инициативой, которую в определенном смысле слова можно сравнить с идеей так называемого нового мирового экономического порядка, выдвинутой развивающимися странами в 70-е годы и сводившейся в сущности к попытке шантажа западного мира со стороны поставщиков натурального сырья. В новых условиях призыв развивающихся стран (в первую очередь Индии) спекулировал на переживавшем подъем экологическом самосознании граждан западных стран и сводился к предложению установить для каждой страны лимит выбросов СО2 и других вредных газов соответственно ее доле в мировом народонаселении. Тем самым Индия получила бы возможность на международном уровне закрепить свое право увеличить объемы эмиссии подобных газов в 25 раз; реализация такой возможности привела бы к выбросу Индией в 1990 г. 17.5 млрд т парниковых газов, в то время как общемировой объем их ежегодной эмиссии не превышал 22 млрд т. Вряд ли такое предложение можно было назвать прогрессивным; единственным его позитивным последствием стала бы, по мнению развивающихся стран, торговля квотами на выбросы: те государства, у которых их объем был выше среднего, должны были либо сократить его, либо купить право на продолжение своей промышленной деятельности у стран, не добиравших до среднего показателя. Учитывая тот факт, что даже самые современные технологии позволяют устранять из отходов производства и выбрасываемых газов не более двух третей N2 O и трех четвертей СО2 и SО2 , развивающиеся страны рассчитывали получить право на беспрепятственное повышение своих (пока еще низких в расчете на душу населения) выбросов, а заодно и дотации от западных стран (которые вообще устранили бы в третьем мире любую мотивацию к осуществлению природоохранных мероприятий).


Рисунок №3.
Распределение вероятностей повышения глобальной температуры к 2090-2100 гг. по сравнению с 1990 г. Площадь под кривой равна единице. Пунктирными линиями отмечены наименьшее и наибольшее вероятные значения повышения температуры 1.4° и 5.8°С, согласно данным Межгосударственного совета по изменению климата. (Источник: Uncertainty Analysis of Global Climate Protection. The Economist, April 7-13th. 2001.)

Естественно, западные государства вряд ли могли согласиться с такой постановкой вопроса. Документ, подписанный в Рио, содержал призыв к индустриально развитым странам (но не обязывал их) сократить масштабы выбросов N2 O и СО2 к 2000 г. до уровня, ниже достигнутого в 1990-м, или по крайней мере до соответствующего ему. Была продекларирована приверженность принципу квот, но основную часть итогового документа составляли лишь общие заверения участников об их стремлении бороться за более безопасную среду обитания человека. Киотский протокол был призван конкретизировать эти абстрактные формулировки, и в определенной мере он достиг этой цели. Представители 55 государств, подписавшие его, согласились с тем, что выбросы в промышленно развитых странах шести основных вредных соединений — CO2 , CH4 , N2 O, HFCs, PFCs и SF6 — с 2008 по 2012 г. должны быть сокращены на 6-8% по отношению к уровню 1990 г. При этом в протоколе не было оговорено никаких ограничений для развивающихся стран, и, кроме того, для отдельных промышленно развитых государств устанавливались, мягко говоря, существенно разные ориентиры (Австралии разрешалось даже повысить эмиссию на 8%). Между тем подсчеты показывают, что даже в случае соблюдения подобных ограничений суммарные выбросы CO2 в 2012 г. могут превосходить уровень 1990 г. на 30% только за счет его эмиссии в развивающихся странах.

Киотский протокол не только был изначально недейственным, но и не имел реальных шансов стать подлинно международным договором. Еще до подписания протокола сенат США заявил, что не ратифицирует соглашение до тех пор, пока в нем не будут оговорены обязанности развивающихся стран. Ущерб, наносимый Соединенным Штатам этим актом, был настолько очевиден, что подписавший его вице-президент А.Гор даже не пытался вспоминать об этом своем "достижении" в ходе предвыборной кампании 2000 г. Мало кто сомневался, что повторится ситуация, возникшая в связи с Монреальским протоколом, гораздо более жестко обязывавшим сократить производство озоноразрушающих веществ: через пять лет после его подписания США полностью прекратили их выпуск, страны ЕС сократили их в 11 раз, в то время как Индонезия повысила производство на две трети, Китай — вдвое, а Индия — в три раза! Затраты же на сокращение в США эмиссии CO2 на 20% ниже уровня 1990 г. могут составить, по оценкам Комитета экономических советников при президенте, до 3.6 трлн долл., т.е. более 40% американского валового национального продукта.

Реализм и лицемерие

К началу 2000 г. всего 18 стран (из 55 подписавших) ратифицировали Киотский протокол. Через три года после его подписания и за два года до нового всемирного саммита в Иоганнесбурге становится очевидным, что заключенное соглашение ошибочно и невыполнимо. Как мы отмечали в начале статьи, менее чем через два месяца после вступления в должность президент США Дж.Буш объявил о том, что Соединенные Штаты выходят из соглашения в одностороннем порядке.

Конечно, решение Буша было обусловлено целым рядом обстоятельств; далеко не последнюю роль сыграли и субъективные факторы. Между тем сейчас, когда первая эмоциональная реакция на этот демарш (мы еще вернемся к ней ниже) осталась в прошлом, настало время признать, что президент имел для такого шага более чем серьезные основания.

Главной причиной, безусловно, стала более реалистичная оценка экономических издержек, сопряженных для США с выполнением Киотского протокола. Согласно проведенным подсчетам, Соединенные Штаты, которые в конце 2000 г. продуцировали на 300 млн т, или на 16%, больше CO2 , чем предполагалось соглашением в Киото, должны были ежегодно затрачивать на достижение обозначенных в протоколе параметров около 3% своего валового национального продукта. При этом только с 2000 по 2004 г. цены на электроэнергию возросли бы не менее чем на 86%, что серьезно увеличило бы издержки в остальных секторах экономики. К тому же в начале 2001 г. хозяйственная конъюнктура в США была далеко не столь благоприятной, как во втором сроке пребывания Б.Клинтона в Белом доме; в конце марта на встрече с германским канцлером Г.Шредером в Вашингтоне Буш прямолинейно заявил: "Наша экономика замедлила свой рост… Идея ограничения выбросов CO2 не имеет экономического смысла для Америки" (Graff J. // Time. 2001. April 9. P.33). Несмотря на не вполне корректный тон подобных заявлений, они, повторим это еще раз, представляются достаточно обоснованными.

Гораздо более важным явилось то, что нараставший на протяжении долгого времени кризис Киотских соглашений и выход из них США существенно иначе расставили акценты в вопросах борьбы с глобальным потеплением. Обосновывая свое решение, президент Буш поручил Национальной академии наук США подготовить доклад, реалистично отражающий положение дел в данной сфере. Он был представлен публике 6 июня 2001 г. и произвел эффект разорвавшейся бомбы. По мнению авторов доклада, если суммировать его содержание в одной фразе, "мы не в состоянии уверенно связать последние климатические изменения с содержанием диоксида углерода или предсказать, каким будет климат в будущем" (Lindzen R.S. // The Wall Street Journal Europe. 2001. June 12. P.8).

В документе отмечается, во-первых, что строго документированные сведения о процессе глобального потепления относятся только к последним трем десятилетиям, и этого недостаточно для серьезных экстраполяций; что изменения климата представляются нормой, а не исключением, и их колебания за последние две тысячи лет были даже большими, чем, как считают эксперты, они могут стать в новом столетии; что, наконец, в настоящее время невозможно предсказать ход развития технологий — основного фактора, способного определить объем эмиссии вредных веществ к концу наступившего века.

Во-вторых, утверждается в докладе, рост температуры земной поверхности, произошедший за последние 100 лет, в большей мере относится к периоду до 1940 г., нежели к более позднему; углекислый газ — важнейший элемент функционирования биосферы, но лишь 5% общего объема в атмосфере обеспечивается промышленной деятельностью; сама же углекислота в гораздо меньшей степени способствует созданию пресловутого парникового эффекта, чем влажность воздуха, облачность и т.д. И наконец, некоторые исследователи пришли к выводу, что в нынешних условиях удвоение выбросов CO2 в мировом масштабе не способно привести к росту температуры более чем на 1°С. По сути дела было признано, что у мировой экономики сегодня еще есть достаточно времени, чтобы новые технологии, более эффективные с точки зрения использования ресурсов, заменили прежние вполне естественным путем.

Оценивая изложенное, можно прийти к выводу, что заявление Буша о выходе из Киотского протокола должно, скорее, приветствоваться как редкий случай политической искренности, четкой позиции, чем осуждаться как попытка заблокировать позитивный процесс, развивающийся ныне лишь в риторике и мечтах. Тем более примечательна реакция, вызванная в мире решением США. В первые же дни мировая пресса поспешила заявить, что американский президент лишь "отработал" те деньги, которые вложили в его предвыборную кампанию энергетические корпорации; последние, действительно, направили в кассу республиканцев в девять раз больше средств, чем пожертвовали демократам, однако общая сумма взносов составила менее 3 млн долл. (в 1996 г. частные пожертвования в фонд республиканской партии достигли 93.1 млн долл., а в 2000-м были еще большими).


Рисунок №4.
Выбросы углерода (тонн на 1 млн долл. валового национального продукта) некоторыми развитыми (цвет) и развивающимися странами. (Источник: ORNL BP Amaco World Watch Institute, State of the World. Report on Progress Toward a Sustainable Society. N.Y.; L., 2001.)

Многие мировые лидеры высказали глубокую озабоченность шагом Буша; особенно понятной она выглядела у Г.Шредера, чье правительство зависит от поддержки фракции "зеленых" в бундестаге; особенно лицемерной — у Й.Мори, чей рейтинг доверия в пораженной кризисом Японии находился ниже 10%-й отметки. Примечательно, что подобная реакция исходила от лидеров стран, которые так же, как и США, не только оказываются неспособными выполнить условия протокола (страны ЕС к 2012 г. не сократят, как предполагалось, выбросы CO2 на 8% по отношению к уровню 1990 г., а увеличат на 6%), но, что даже более интересно, за три последних года даже не попытались направить его в свои национальные парламенты для ратификации. Можно лишь представить себе, какую услугу оказал этим лидерам президент Дж.Буш, первый отказавшийся от красивых, но заведомо невыполнимых обещаний.

Имеет ли выход США из Киотских соглашений критическое значение для продолжения борьбы за экологическое оздоровление нашей планеты? Ведь еще сохраняется вероятность их ратификации остальными подписантами. Например, некоторые эксперты считают, что Япония ратифицирует протокол хотя бы потому, что не захочет забить последний гвоздь в гроб договора, носящего имя Киото. Следовательно, остается шанс на продолжение в 2002 г. переговоров по ограничению выброса парниковых газов. Этот мотив, возможно, и важен, но наверняка есть и более существенные факторы, которые воспрепятствуют ратификации пакта. Процесс же постепенного снижения уровня загрязнений идет и будет идти дальше потому, что, во-первых, он соответствует экономической целесообразности и, во-вторых, следование экологическому императиву становится элементом мироощущения все более широких кругов общества, прежде всего в странах западного мира.

Обратимся к недавней истории. США, как было показано выше, лидируют по производству вредных отходов. Однако это не означает, что они не добились на протяжении нескольких последних десятилетий очевидного прогресса. При выросшем в 2.5 раза валовом национальном продукте США используют сегодня меньше черных металлов, чем в 1960 г.; с 1980 по 1997 г. потребление нефти и газа в расчете на доллар валового национального продукта упало на 29%, несмотря на то, что за тот же период цены на нефть снизились в три раза; хотя цены на бензин в США оставались почти в три раза более низкими, чем в Европе, в 1973-1986 гг. потребление бензина средним новым американским автомобилем снизилось с 17.8 до 8.7 л на 100 км пробега. Физическая масса (в тоннах) американской экспортной продукции, оценивавшейся в 1 млн долл., с 1967 по 1988 г. снизилась на 43%, а в течение 90-х годов — еще в два раза. В целом потребности экономики стран-членов Организации экономического сотрудничества и развития в природных ресурсах, рассчитываемые на 100 долл. произведенного национального дохода, должны снизиться с 2000 по 2030 г. почти в 10 раз — с 300 до 31 кг. Крупные промышленные компании все чаще отказываются от использования редких и связанных с масштабным вмешательством в природу материалов. Создание корпорацией "Кодак" метода фотографирования без применения серебра резко сократило рынок этого металла; то же самое произошло, когда компания "Форд" объявила о появлении катализаторов на основе заменителя платины, а производители микросхем отказались от использования золотых контактов и проводников. Ограниченные объемом этой статьи, мы не будем приводить аналогичных примеров, касающихся ЕС, но они не менее впечатляющи. Таким образом, развитые страны вполне естественным образом, без всяких международных соглашений и конвенций, ограничивают неэффективное использование природных ресурсов и снижают нагрузку на окружающую среду.

При этом необходимо учитывать, что важнейшим фактором формирования экологичной хозяйственной системы является не столько ограничение использования какого-либо фактора производства или запрет на загрязнение атмосферы, сколько изобретение и применение новых технологий, ибо только они способны создать экономику, которая не будет более угрожать самому существованию биосферы. При рассмотрении ситуации в таком контексте нельзя не признать, что США и другие западные страны не антагонисты природоохранного процесса, а по сути единственная сила, способная вывести его из области демагогии в сферу конкретных мер по защите окружающей среды. Поэтому неудача Киотского договора является, на наш взгляд, не просто провалом некоей абстрактной договоренности, а поворотным моментом, показывающим, что соответствовавшая реалиям ХХ в. экологическая парадигма уходит вместе с минувшим столетием.

Становление новой экологической концепции

Осмысление подготовки и заключения Киотского соглашения, равно как и последовавшего фактического отказа от его соблюдения, приводит нас к двум основным выводам.

Первый касается самого характера проблемы, решению которой было посвящено соглашение в Киото, — проблемы глобального потепления климата. Выход США из Киотского протокола связан, на наш взгляд, не столько с неспособностью следовать духу и букве соглашения, сколько с тем, что такое следование не рассматривается сегодня как достаточно необходимое. Мнения экспертов об относительной надуманности самой проблемы представляются нам достаточно обоснованными. Для пояснения этой мысли обратимся к аналогии 30-летней давности.

В середине 70-х годов не было более популярной природоохранной темы для обсуждения, чем проблема исчерпаемости невозобновляемых природных ресурсов. Накануне энергетического кризиса 1973 г. считалось, что запасы нефти, газа, а также основных металлов на планете исчерпаются на протяжении ближайшего полувека. Однако этот прогноз не оправдался. Уже к 1987 г. запасы нефти, которые должны были сократиться до 500 млрд баррелей, "выросли" до 900 млрд; к тому времени (по сравнению с 1970 г.) запасы газа увеличились с 42.6 до 113.6 млрд м3 , меди — с 279 до 570 млн т, серебра — с 6.7 до 10.8, а золота — с 31.1 до 47.27 тыс. т. Оценивавшийся экспертами срок исчерпаемости разведанных запасов нефти и газа увеличился с 31 до 41 года, а газа — с 38 до 60 лет. При этом только на территории США к 2010 г. обнаруженные запасы нефти и газа, как предполагается, достигнут уровня, превосходящего уровень 1990 г. на 37% и 41% соответственно.

Мы полагаем, что сегодня проблема глобального потепления сродни вчерашней проблеме исчерпания природных ресурсов. Сама опасность потепления существует, однако необходимость экстраординарных мер по борьбе с нею совсем не так актуальна, как это обычно представляется. Безусловно, как в 70-е годы привлечение общественного внимания к самой возможности исчерпания природных богатств, так и в 90-е годы акцент на проблеме глобальных климатических изменений способен активизировать поиск альтернатив, однако именно этим и следует ныне ограничиться, не изображая ситуацию излишне драматичной.

Второй вывод связан с необходимостью выработки адекватной новому веку экологической парадигмы. Мы отнюдь не претендуем на решение столь масштабной задачи, однако хотим отметить несколько важных в этом контексте позиций, непосредственно вытекающих из опыта последних лет.

Во-первых, острота экологических проблем совершенно по-разному воспринимается сегодня на постиндустриальном Западе и в третьем мире, и следует отказаться от заблуждения, будто в развитых странах ситуация более драматична. Поэтому фундаментальным императивом любых природоохранных мероприятий должна быть их симметричность. Запад не должен идти на односторонние уступки третьему миру и терять свой экономический динамизм в попытках сократить выбросы углекислоты в то время, когда другие страны наращивают их. Мы не призываем отказаться от переговоров или выставить третьему миру ультиматумы, блокирующие их хозяйственный рост, однако должна наличествовать взаимная ответственность. Например, можно было бы рассмотреть вариант, при котором западные страны обязались бы стабилизировать выбросы, а развивающиеся государства — прекратить уничтожение тропических лесов, способных продуцировать кислород и поглощать углекислый газ. Так или иначе все природоохранные меры в мировом масштабе должны быть только взаимными, в противном случае их ждет неминуемая неудача. Пример Киотского протокола наглядно свидетельствует об этом.

Во-вторых, крах договоренностей в Киото наряду с успехом ряда иных природоохранных конвенций высвечивает весьма интересный аспект проблемы. Мы имеем в виду явную неготовность современного мирового сообщества к согласованным действиям по проблемам, не имеющим достаточно частного и ограниченного характера. В случае с конвенцией по Антарктике, договором о прекращении охоты на китов или Монреальским протоколом успехов удалось достичь по двум причинам: с одной стороны, эти задачи были относительно частными и не вступали в противоречие с фундаментальными параметрами экономического развития, с другой — мониторинг соблюдения соглашений был достаточно простым, а контроль эффективным. Пытаясь же ограничить выбросы углекислоты, договаривающиеся стороны не принимали во внимание интересов колоссального множества экономических субъектов и почему-то не отдавали себе отчета в том, что властью их наделили народы, имеющие отнюдь не только экологические интересы.

Сегодняшняя ситуация показывает, что экологическое сознание в обществе уже поднялось до того уровня, когда люди могут принести существенные экономические интересы в жертву экологическим задачам на локальном, касающемся каждого уровне и могут поступить так же, если ущемление их несущественных экономических интересов может оздоровить экологическую ситуацию на глобальном уровне, к каждому прямого отношения не имеющем. Предпочесть глобальные экологические цели существенным экономическим интересам пока еще не способно население ни одной страны мира. Из этого следует, что необходимо сохранить, по крайней мере на протяжении ближайших десятилетий, акцент на решении относительно частных проблем, поскольку именно они — уничтожение лесов, ухудшение качества почв, истребление животных, распространение эпидемий и т.д. — представляются сегодня наиболее опасными, и при этом для борьбы с ними уже созданы действенные и эффективные механизмы.

В-третьих, сама заложенная в основу Киотского протокола идея о возможности односторонних акций со стороны западного мира была порочной и потому, что даже в случае успеха таковые не изменили бы ситуации. Поясним эту мысль. Сегодня быстро развивающиеся регионы третьего мира — основные источники экологических проблем (так, например, предполагается, что Китай займет лидирующее место по выбросам CO2 и N2 O к 2020 г.). Единственное условие снижения их остроты — достижение этими странами более высокого уровня хозяйственного развития, которому присущи как более экологичные технологии, так и новый уровень самосознания населения. Однако в нынешних условиях большая часть товаров и услуг развивающихся государств потребляется в западных странах, от рыночной конъюнктуры в которых полностью зависит экономический рост в третьем мире.

Новая волна природоохранных мероприятий на Западе, сокращая доходы его населения, вызовет борьбу за снижение издержек в развивающихся странах, приведет к возрождению самых неэффективных с экологической точки зрения технологий и породит такую дополнительную нагрузку на среду обитания человечества в целом, что никакие усилия Европы и США не смогут компенсировать этого ущерба. Мы полагаем, что сегодня следует всемерно способствовать экономическому росту третьего мира, помогая ему технологическими трансфертами и финансовыми ресурсами, позволяющими улучшить природоохранную ситуацию, а также всеми силами сдерживать неконтролируемое развитие событий в наиболее отсталых регионах; именно на это с гораздо большей эффективностью можно направить средства, которые будут сэкономлены на Западе в условиях отказа от следования Киотскому протоколу.

В заключение хотелось бы отметить еще одно важное обстоятельство, на которое редко обращают должное внимание. В современной экономике национальные государства не играют той роли, которой по традиции еще наделяют их политики. Экология сегодня не противостоит экономике; улучшение ситуации в области охраны окружающей среды возможно только в случае, если таковое будет рассматриваться как экономическая проблема. Между тем основными субъектами хозяйственной жизни являются сегодня крупные корпорации, и компании, действующие в третьем мире, зависят от них намного больше, чем от правительств великих держав.

На наш взгляд, стремясь достичь реальных результатов, необходимо создать систему экономических преференций и санкций, применяемых к компаниям и странам, стремящимся к выполнению экологических программ или им препятствующим. Введение санкций против Бразилии до тех пор, пока не будет остановлена вырубка амазонских лесов, или режима наибольшего благоприятствования для продукции компании "Тойота", ставшей недавно лидером по разработке технологий, позволяющих резко снизить использование топливных ресурсов, — это гораздо более действенные меры, нежели призывы к странам снизить эмиссию вредных газов в атмосферу. Страны не выбрасывают отходы — их выбрасывают люди и промышленные компании, и без переноса главных акцентов на данный уровень успех в масштабной природоохранной деятельности невозможен.

Остается надеяться, что широкая дискуссия по всему кругу вопросов, которых мы коснулись в этой статье, будет способствовать формированию новой экологической концепции, адекватной потребностям нового века.

 

Источник: "Природа", №1, 2002 г.

Актуальная репликаО Русском АрхипелагеПоискКарта сайтаПроектыИзданияАвторыГлоссарийСобытия сайта
Developed by Yar Kravtsov Copyright © 2020 Русский архипелаг. Все права защищены.